Тишина. Изредка чуть слышно прошелестит в листве ветер, и опять тихо. Не может быть в такой тишине никакой угрозы, часового поставили просто так, чтобы не нарушить устав… Павлик клюнул носом разок, другой, потом, выпустив из рук автомат, тоже захрапел. Когда солнце стало переваливать за полдень, бойцы стали просыпаться, и только часовой безмятежно храпел под деревом, пуская слюну. Отдохнувшие бойцы просыпались весело, позевывая, почесываясь, разминая затекшие тела.
- Часовоой! - заорал рыжеватый парень над самым ухом Павлика. Тот вскочил, осовело повел глазами, схватил автомат.
- Все царство небесное проспишь! Проснулся и Жилбек, сел на траве, огляделся.
- Эй, джигиты, а где мои сапоги?
Все переглянулись.
- Какие сапоги, товарищ лейтенант?
- Мои сапоги, мои! - повторил Жилбек, оглядываясь. - Я их поставил просушить вот на этот пенек, на солнышко.
- Наверное, в кустах где-нибудь валяются, - неуверенно предположил Павлик.
- Куда смотрел, часовой?
- Да он храпел без задних ног, чего ему смотреть! Слава богу, что самого с потрохами не утащили.
- Разиня!
- Бросьте, ребята… Ну, подумаешь, задремал малость, - оправдывался Смирнов. - Столько суток глаз не смыкал, заснешь, пожалуй!
- Ну так где же мои сапоги?..
- Сейчас… может быть, найду, - продолжал оправдываться Павлик, обшаривая ближайшие кусты.
- Брось ты по кустам лазить! Я их поставил вот здесь на пенек, не могли же они улететь.
- Значит, кто-то к ним ноги приделал.
Смех смехом, а сапоги пропали. Значит, теперь один человек остался разутым - это раз. А во-вторых, и что, пожалуй, еще важнее, сапоги унес кто-то чужой. Теперь надо держать ухо особенно востро. Сапоги были разбиты, давно просили "каши", и все же кто-то позарился на них…
А может быть, это партизаны подали знак?
На ветвях дерева, под которым сидел Павлик, развевалась солдатская портянка с бурыми следами ступней.
- Чья портянка? - спросил Жилбек.
- Моя, - ответил Павлик, - повесил сушить, а что? Голова садовая! На посту стоишь и опознавательный знак повесил на дерево, чтобы фрицы за версту видели! Не в том беда, что сапоги пропали, а в том, что их мог взять вражеский лазутчик. Теперь мы снова должны делать марш-бросок, шпарить без передышки!
Жилбеку так и хотелось дать подзатыльник засоне, но вид у парня был такой понурый, что все решили на первый раз простить.
Встали, обулись, пошли. Опять впереди шел младший лейтенант, бородатый, косматый, гимнастерка без рукава, и вдобавок еще босой. Но как бы то ни было, несмотря на свой несуразный вид, Жилбек оставался командиром, и все ему подчинялись по-прежнему. И он, в свою очередь, чувствовал ответственность за вверенных ему людей. Сейчас перед группой стояла задача - пройти на Могилевщину и во что бы то ни стало перейти линию фронта.
Весь день Павлик не отрывал глаз от земли. Когда к вечеру стали на привал, он подошел к Жилбеку.
- Товарищ лейтенант, возьмите мои сапоги. И начал разуваться.
- Ладно, браток, не старайся, - успокоил его Жилбек. - Не все ли равно, ты будешь босой идти или я. Как-нибудь потом раздобудем. Хорошо, что ушли от беды.
После короткого привала снова двинулись в путь и всю ночь шли по широкой просеке. Потом наткнулись на хуторок, темный, безлюдный. Ни одно окно не светилось. На огороде нарыли картошки, набрали старых, твердых, будто в резиновой кожуре, огурцов. По хуторку можно было судить о том, что вблизи есть какое-то крупное селение.
На рассвете залегли в кустарнике, решив дождаться ночи, чтобы не рисковать, не напороться на немцев.
Спать договорились поочередно. Жилбек осторожно вышел на опушку и увидел вдали дымок. Он ползком выбрался на пригорок и увидел в бинокль деревню. Там шла, на первый взгляд, обычная мирная жизнь. Проковыляла женщина с ведром… Мальчишка гнал по улице корову… Потом из домика на краю деревни выбежала группа людей. Жилбек впился взглядом - кто такие? Одеты в военную форму, в руках карабины или автоматы. Скорее всего - немцы. Они бросились к какому-то деревянному строению. Что там у них? Склад боеприпасов, обмундирования? Обогнув строение, вооруженные люди спустились в овраг и скрылись.
Жилбек вернулся к своим.
- Надо двигаться, друзья. Я видел немцев.
- Но ведь мы ночью пришли сюда, нас никто не заметил!..
- Могли заметить на хуторе, когда мы картошку рыли. Они сейчас начнут прочесывать лес.
По глубокой лощине, прячась в кустарнике, отряд стал пробираться в глубину леса. Шли весь день. К вечеру, уже в сумерках, совсем рядом неожиданно прогремел выстрел. Шедший рядом с Жилбеком рыжеватый парень упал замертво.
- Ложись, засада! - крикнул Жилбек. И когда легли, тихо приказал: - Не стрелять, ползком за мной!
Враг замаскировался, устроил засаду, отвечать на его выстрелы - значит только обнаружить себя.
Удалось уйти и на этот раз. Теперь их осталось четверо. В лесной чащобе, когда миновала опасность, бойцы остановились, молча сняли пилотки, постояли, прощаясь еще с одним товарищем. И растворились в ночном мраке…
Они ничего не знали. Не знали, где сейчас наши войска, не ведали, каково положение на фронте. Как живут в тылу… Сколько километров пройдено ими за эти дни, недели, и всюду немцы и немцы. Жилбек закрывал глаза, и сердце его сжималось от боли, от отчаяния. Сколько же будет длиться проклятая неизвестность?!
Словно легкую былинку ветром, забросила судьба их в район Климовичей, Могилевской области.
- Наша эемля началась! - с каждым днем все больше радовался Павлик. - Скоро моя деревня будет, вот уж там отдохнем!
Каждый день надо было где-то доставать еду, на одних кореньях да на щавеле долго не протянешь. Обычно сам Жилбек выходил с биноклем на разведку, подолгу следил за деревней научившись по еле заметным признакам узнавать есть ли в деревне фрицы. Затем советовался с товарищами, и тогда кто-нибудь из бойцов шел к жителям раздобыть съестного.
Полдень. И опять на пути деревня. Чуткие ноздри изголодавшихся, истомившихся путников далеко улавливают запах жилья. Опять Жилбек выходит на разведку. Пристально осматривает каждый домик, каждый дворик. В деревне, по его мнению, фашистов нет. Можно сделать вылазку.
- Почему вы решили, что нет? - усомнился Павлик, начавший осторожничать в своих краях.
- Глаз наметан. А если есть, прихватим одного фрица, черт бы его побрал, - мрачно проговорил Жилбек, глядя на свои босые израненные ступни.
Фашистов в деревне на самом деле не оказалось, и бойцы сумели раздобыть две буханки хлеба и кусок свиного сала.
- Давайте-ка обойдем вот тот холмик и за ним в кустах подзаправимся, - решил младший лейтенант.
Только расположились, только разрезали первую буханку на скупые солдатские ломти, как послышался чей-то говор по другую сторону холма.
Пришлось залечь. Кто там шел, сколько человек- неизвестно, но бежать в лес уже было поздно. Оставалось лежать не шевелясь, не дыша.
На тропинке, петляющей по склону холма, показались двое. Судя по одежде, это были местные жители, мужчины лет под тридцать. Они шли с какими-то котомками за плечами и беспечно болтали.
И вдруг из-за кустов раздалось:
- Подойдите сюда!
Двое остановились. Из-за кустов показалось дуло автомата.
- Подойдите ближе!
- Да у нас ничего нет… Чего ты пристал, - осмелел один из них.
Из кустов показалась голова Павлика, а потом и дуло его автомата.
- Подойди, раз тебе командир приказывает! - сурово посоветовал Павлик. - Да не бойтесь, мужички, не бойтесь: поговорим и дальше пойдете.
Те послушно подошли.
- Куда держите путь? Откуда сами?
- Из Могилева мы… От немцев бежали. Тоже вот, как вы, сначала в окружение попали, а потом в плен…
- Вроде вас, - добавил второй с облегчением.
- Ну мы еще пока в плен не попадали, - разочаровал их Жилбек. - И не собираемся.
- А ну-ка, снимите мешки! - добавил Павлик. Мужики нехотя положили мешки на землю, медленно начали их развязывать.
- Думаете, у нас тут мина спрятана, что ли?.. Или золото, - пробубнил один.
Павлик тряхнул развязанный мешок за угол, и на траву выпали новенькие солдатские ботинки.
- О! Кто ищет, тот всегда найдет, - засмеялся Павлик, подавая ботинки младшему лейтенанту.
- Мы прихватили их, чтобы на жратву поменять, - объяснил хозяин ботинок.
- А куда идете сейчас?
- Да в свою деревню хотели…
- Значит, были красноармейцами, а теперь по деревням. Что же с армией будет, если каждый к себе на печку побежит?
Мужики стояли, переминаясь с ноги на ногу. Во втором мешке оказалась почти новая гимнастерка. Павлик и ее подал Жилбеку.
- Вот что, братва, - заговорил Жилбек, взяв гимнастерку и перебросив ее через плечо. - Вы можете идти в свою деревню. Я не в состоянии вас удержать. Брать вас с собой - только лишние хлопоты, все равно ночью сбежите. Мне до своего аула далеко, и бежать я туда не собираюсь. Я буду воевать. Линия фронта уже близко. Я командир, мне нужна обувь. Поэтому я забираю ботинки, прошу не обижаться.
- Не сердитесь, мужики, - весело посоветовал Павлик, видя, что теперь Жилбек обут и, следовательно, его, Павлика, провинность забудется. - Война есть война. А в деревне у вас будет жинка под боком.
- Да нет, чего уж там, не обижаемся… Понимаем сами… Чего уж, бери, носи на здоровье… Дай бог, чтобы все живыми остались. Да чтобы немца поскорее прогнали.
Жилбек подумал, что эти двое, возможно, неплохие люди просто они сломлены пленом, невзгодами, в армии прослужили мало, к дисциплине, видать, не привыкли.
- Подождите, товарищи, - остановил их младший лейтенант. - Вы можете выполнить маленькую просьбу? - Давай говори…
- Если сможем, так чего же не выполнить, - поддержал второй, соглашаясь на все, лишь бы этот черный косматый командир не приказал следовать за ними.
- В Павлодаре у меня жена. Если перейдете фронт, прошу вас послать ей записку. Я ваше положение понимаю. И вы должны понять мое положение.
- Перешлем, передадим! - сразу согласились оба. Жилбек быстренько написал записку по-казахски, свернул солдатским треугольником и написал адрес.
- Ну, прощайте. Не обижайтесь, что пришлось поделиться.
Мужики ушли.
Наступил октябрь, прижали холода, а фронта все не было и не было. По утрам на земле серебрился густой иней, лужицы схватывались мутным ледком, без костра уже невозможно было спать. А костер мог привлечь внимание врага. Деревни попадались все реже, продукты стало добывать все трудней. Об одежде и говорить не приходилось.
Сядут бойцы где-нибудь под деревом, прижмутся потесней друг к дружке, уткнутся головой в колени, чтобы хоть чуть-чуть согреться дыханием, - и снова в путь…
В который раз уже определял по карте Жилбек очередное место, куда они должны были добраться. Сегодня он прикинул, что километрах в семидесяти должны начаться Клетнянские леса. Для утомленных людей - это добрых трое суток перехода.
- А что нас ждет в тех лесах? - сомневались бойцы. - Что тут лес, что там, один черт!.. Там тоже серый волк не выдаст нам ни пайка, ни каши.
- Нет, все-таки давайте пойдем туда, - поддержал Жилбека Павлик Смирнов. - Эти места я знаю. Не может быть, чтобы мы там своих не встретили.
Днем шли понемногу, больше отдыхали. А ночью, когда звенел мороз, двигались спорым шагом. Чувствовалось знобящее дыхание зимы, вот-вот ляжет снег, засвищет пурга.
На рассвете Павлик заметил чьи-то большие следы, медведя или человека. Низко пригнувшись к земле, все пошли по следу.
- Нет, это не зверь, - первым определил Жилбек. - Тут прошел человек. И совсем недавно. Мне кажется, он курил: запах табака слышу.
- В валенках прошел. Кованые немецкие сапоги дают другой след.
Оборванные люди, толкая друг друга плечами, сталкиваясь головами, пошли по следу. След терялся там, где не было изморози, а потом снова появлялся.
И вдруг раздался окрик:
- Стой!
Только сейчас четверо заметили стоявшего в стороне человека с винтовкой.
- Ложись! - успел скомандовать Жилбек. Человек не стрелял. Так же требовательно он спросил:
- Кто такие?
- А ты кто такой? - выкрикнул в ответ Жилбек. Рядом с часовым выросли еще несколько вооруженных людей.
- Отвечайте!
- Такие же, как вы, - осторожно сказал Жилбек с казахским акцентом.
Он был ошеломлен, когда из встречной группы послышался голос казаха:
- Эй, жолдас, объясни толком!
- Мы- советские… - обрадовано проговорил Жилбек, поднимаясь с земли. - Выходим из окружения, товарищи, здравствуйте!
Так группа Жилбека встретилась с партизанами. Радости не было конца.
Через полчаса их вызвал в свою землянку командир партизанского отряда Тимофей Михайлович Коротченко.
II
Декабрь первого года войны…
Небольшие группы партизан по разным дорогам, теряя в стычках с фашистами боевых друзей, голодая и замерзая в пути, идут по Брянским и Могилевским лесам, собираются в Клетнянском лесу.
Стоит лютый мороз, свищет ветер, стонут и гнутся вековые деревья, с треском падают голые, промороженные ветви. Ветер взметает снег, обнажая темные плешины смерзшейся листвы, заметает сугробами и без того едва приметные партизанские жилища.
В крайней землянке сидят десять человек. Они только что вернулись с улицы, где расчистили вход в землянку и обозначили совершенно заметенную дорогу до ближайшей деревни Задня. Разогревшись от работы, они садятся вплотную друг к дружке, поближе к печурке. Клонит в сон, но партизаны крепятся - скоро должна быть передача из Москвы и горячая затируха.
Повар Петька, бывший конюх, высокий и неуклюжий, укрывшись за снежным бруствером, никак не может разжечь костер, несмотря на то что делать ему это не впервой. Ветер то и дело заметает крохотное пламя, сырые дрова трещат, чадят и гаснут. Петька злится, пинает головешки, снова присаживается разжигать. Злится он еще и потому, что не придется послушать последние известия из Москвы. Недоволен он и товарищами- сбились в землянке, обедать - так сразу все, валом, а как помочь повару- никого!
Пламя понемногу разгорается. Петька таращит на него зеленоватые глаза и боится дышать- а вдруг погаснет. А рядом свистит бешеный ветер, на который сейчас Петька не обращает внимания. Пламя все выше и выше лижет черное днище котла, и Петька понемногу успокаивается, греет озябшие руки, трет шершавые ладони.
В землянке сумрачно, коптилка мутно-желтым пламенем едва разгоняет мрак, свет не доходит до углов, и кажется, что вместо стен сразу начинается черная преисподняя. Молчит рация, молчат партизаны. Возле рации сидят Василий Зарецкий и Абдыгали Толегенов, прозванный в отряде Батырханом - богатырем. Они толкуют насчет рации - почему не работает? Самое время слушать Москву. Антенну только что повесили, неужели опять оборвало? А может быть, питание село?
Жилбек, лежа в углу, слушает их негромкий озабоченный разговор и думает о Жамал. В такие вот дни, без дела, в холодной землянке становится особенно тоскливо, одолевают мрачные мысли. Как узнать, добралась ли жена до Павлодара? Смогли отослать письмецо те мужики, которые встретились тогда у холма?
И никаких надежд получить весточку. Далеко от Клетнянских лесов до родного Иртыша. А кругом враг, препятствие поважнее трех тысяч километров.
Ближе к свету, на нарах, застланных сеном, лежит сам Коротченко, огромный, грузный. Сегодня и он в тяжелом раздумье смотрит в одну точку, как будто перебирает в памяти свое прошлое. Есть что вспомнить бывшему командиру полка. Двадцать лет он прослужил в Красной Армии, окончил военную академию, дрался с финнами на "линии Маннергейма", не раз смотрел смерти в глаза. Под Могилевом, прикрывая отход своих частей, попал в окружение, но все-таки сумел прорвать вражеское кольцо и с остатками полка - с сотней бойцов - ушел в лес из когтей смерти.
Никто не шелохнулся, когда Петька, удовлетворенно кряхтя, внес в землянку дымящийся котел с жидкой затирухой. Поставил котел посредине, огляделся и, видя, что на него мало кто обратил внимание, вскипел:
- Какого черта носы повесили, не видите, кто пришел? Встать!
- Чего орешь, бешеный, что ли? - вскинул голову автоматчик Алимбай Тлеулин.
- Баланду сварил, будто горы свернул, разошелся, - проворчал другой партизан.
Петькин крик вывел всех из сонного оцепенения, но люди были настолько утомлены и сердиты, что вместо благодарности начали ни за что ни про что осуждать повара.
Тимофей Михайлович встал.
- Злиться попусту нечего, - проговорил он, - злость надо для врага приберечь. Петька, чем ты недоволен? Хочешь сказать, что мы дармоеды?
- Да я всем доволен, Тимофей Михайлович. Только вот каждый раз, как Москва говорит, у меня костер гаснет. Сидишь там как проклятый! А вы тут слушаете!
- Наслушались вот так, - проведя пальцем по шее, ехидно сказал Алимбай. - Теперь ты тоже садись слушай. Вся Москва для тебя!
- Не сердись, Петька, в рации что-то не ладится. Возимся, возимся - ничего не выходит.
Петька подмигнул неизвестно кому, давая понять, что не сердится, а просто так покуражился, и объявил:
- Сегодня затируха без сала. И всего по одной поварешке. Прошу затянуть ремень потуже. Подходи, народ, разевай пошире рот!
Поели, горячая похлебка немного развеселила.
- Буран влияет, дурной становишься, - оправдываясь сказал Алимбай. - Теперь можно и покурить, - довольно проворковал Абдыгали-Батырхан, маленького роста, курносый и широколицый джигит.
Не успел он сделать самокрутку, как послышался зычный голос Коротченко:
- Батырхан! Собери сюда всех командиров.
Батырхан поглубже нахлобучил шапку, запахнул шинель и выбежал из землянки.
- Жора, подсаживайся ко мне поближе, - сказал Тимофей Михайлович Жилбеку.
Партизаны звали Жилбека на русский манер - Жорой.
Командир отряда, попыхивая трубкой, начал ходить по землянке из угла в угол. Он подумал о том, кого взять с собой на опасную, рискованную вылазку. Есть ли у него в отряде проверенные, стойкие бойцы, на которых можно положиться, как на самого себя?
Вот Павлик Смирнов. Автоматчик, разведчик, при случае может подвести мину, как настоящий сапер. Мастер на все руки, хотя в армии совсем недавно. Хороший разведчик, неплохо знает здешние места.
А вот Алимбай Тлеулин. Окончил среднюю школу у себя на родине, в Казахстане. Прослужил в армии два года, втянулся в армейскую жизнь, знает, что такое дисциплина, находчив, пошли его на любое задание. - выполнит. А Батырхан - хоть в огонь и в воду по приказу командира! Чабан, вырос на степном раздолье, а в лесу ориентируется без всякого компаса, как в родной степи.
Немало и других верных ребят хорошо узнал бывший командир полка за эти месяцы.
Батырхан собрал командиров из других землянок. Они внесли с собой дыхание стужи, и коптилка стала еле видна в густом морозном паре. Коротченко начал совещание без всяких вступлений.