Володя как близкий друг, не ожидая приглашения, сел подле Веры, налил себе вина, сделал бутерброд Барсу, бросил ему, крикнул: "На место, Барс!" - и, подняв бокал, весело произнес:
- Ну, выпьем за молодых людей, что равносильно за любовь, если не в настоящем, так потом. Без этого не обойдется.
Заметив, как покраснели Лора и Птаха, он шутливо добавил:
- Э-э, дети мои, с вами можно пить за настоящее.
- Вы невозможны, Володя! - притворно рассердилась Вера. - Пейте лучше за луну!
- Это из той же оперы, - сказал Володя и лихим жестом заправского пьяницы опрокинул в рот бокал, потом причмокнул губами и зажмурился от удовольствия.
6
После обеда, когда Лора прощалась, Полковский сказал:
- Юрий Васильевич, проводите, пожалуйста, Лору и договоритесь, какую конструкцию стрелы надо выбрать.
- Хорошо, - сказал Птаха, и на мгновение в его глазах блеснуло что-то похожее на восторг.
Девушка и юноша вышли из дома вместе. Когда Даша закрыла за ними дверь, Полковский в раздумье произнес:
- Кажется, у меня снова будет полноценный штурман.
- А мне кажется, что в нашем доме появятся еще два преданных сердца, - серьезно сказал Володя и тотчас же шутливо обратился к Вите: - Ну, студент (он называл его студентом), как у тебя дела? Цирк твой в порядке? - и, не слушая ответ мальчика, утверждавшего, что жучки, стрекозы и пауки это не звери, он с таинственным видом вышел в переднюю, где остался его плащ, и вернулся, держа руки за спиной.
- Сегодня, господа хорошие, я буду угощать. Сегодня мой день.
Его таинственный вид, многозначительные ужимки подзадорили Веру и Андрея.
- Володя, не томите, что такое? - спросила Вера.
Володя крикнул няню; и когда она, испуганная, пришла на его крик, он с торжественной миной произнес:
- Если вы хотите хоть на минуту побывать в раю - мигом на стол апельсины и яблоки.
- Фу ты, батюшка, напугал, - отмахнулась няня.
Полковского разбирало любопытство, он никогда не мог предугадать очередного чудачества Володи.
- В чем дело, Володя? - спросил он.
- Вы знаете, что такое "Аврора"?
- Да-а, - протянул Андрей.
- Ну, что это?
- Судно.
- А точнее?
- Большое океанское пассажирское судно.
- А кто на нем первый штурман?
- Ты! - в один голос воскликнули Вера и Андрей. Оба встали и обняли его.
- Стойте, стойте! - отстранился Володя. - А что у меня позади?
- Шампанское, - всплеснула руками Вера.
- Нет, она таки догадливая дамочка, - сказал Володя, ставя на стол две запотевшие бутылки шампанского.
Няня Даша принесла вазу с очищенными апельсинами и яблоками и повернулась, чтобы уйти. Володя уцепился за ее фартук.
- Стойте, няня Даша!
Налив ей стакан шампанского, он сказал:
- Выпейте за первого штурмана "Авроры".
Зажмурившись, няня выпила, закусила апельсином, поднесенным ей Полковским, и, отмахиваясь и смеясь, сказала:
- Ох, уморите старуху, грех, грех.
- Постойте, няня, а что вы сделали? - спросил Володя.
Озадаченное, немного испуганное лицо няни, собиравшей со стола плоские тарелки, вызвало новую вспышку веселья.
Володя поднял палец и торжественно сказал, смотря на потолок:
- Вы две минуты пребывали в раю.
Потом он наполнил бокалы Веры, Андрея и, выторговав разрешение, чуть-чуть налил "студенту" и Ире.
После полушутливого, полуцеремонного тоста Вера окунула губы в искристую пенящуюся влагу и с наслаждением выпила бокал до дна.
Потом, наморщив лоб, спросила:
- Почему оно такое холодное?
- Только что со льда, - ответил Володя.
- Как, вы с ведром пришли? - воскликнула Вера.
- Нет.
- А где же лед?
- В карманах. Ведь плащ мой непромокаемый.
- Вы сумасшедший, Володя! - засмеялась Вера.
Настроения Володи были всегда неожиданны и непостижимы для Андрея и Веры. Вот и сейчас он вдруг погрузился в глубокую задумчивость. Его пальцы бессознательно сжимали апельсин, и сок капал на скатерть и манжеты.
- Что случилось, Володя? - испугался Андрей.
- Да, у меня блестящая идея, - Володя швырнул в тарелку выжатый апельсин. И лицо его уже было восторженным.
- Вы невозможный, Володя, - засмеялась Вера, устало прикрывая веки. - Я думала, что вы в обморок упадете.
- Давай соревноваться с "Авророй", Андрей, а?
Глаза его весело и вызывающе блестели. Андрея душил смех, но он сдерживался, боясь обидеть друга. Губы его дрожали.
- Ты еще ни разу не был на палубе "Авроры", - произнес Андрей, - а уже соревноваться.
- Через два месяца "Аврора" возьмет первенство. Или я не Володя!
7
Мысль, так неожиданно высказанная Володей, получила самое строгое оформление; и через три дня между экипажами судов "Евпатория" и "Аврора" был заключен социалистический договор. Володя торжествовал и всех уверял, что на Черном море восходит новая звезда - "Аврора".
- Хвастунишка, хвастунишка, - дразнила его Вера.
- Хвастунишка, хвастунишка, - тихо, чтобы мать не слышала, повторяла Иринка.
Володя поймал ее в коридоре, прижал к стене и спросил, напустив на себя грозный вид:
- Ты кого это?
- Витьку, Витьку, - нашлась Иринка, потом хохотала до слез.
Полковский говорил, что от души желает успеха авроровцам.
Во вторник "Аврора" назначалась в рейс.
Вера и Андрей решили устроить вечер у себя на даче в ознаменование назначения Володи на "Аврору" и ухода его в море. Полковский объяснял друзьям, что поводом к вечеру послужило заключение социалистического договора, присуждение "Евпатории" первой премии, завоеванной экипажем в социалистическом соревновании черноморских моряков.
- Может быть, это в последний раз, - с улыбкой добавлял Андрей. - Володя сказал, что отнимет первенство.
Веским основанием для устройства вечера служило также удачное разрешение конструкции стрелы, чертеж которой Лора передала Птахе без всякого посредничества.
Словом, поводов нашлось много. Вера пригласила всех друзей и знакомых Полковского и своих; Лоре и Птахе были посланы отдельные приглашения.
Полковский условился, что до вечера субботы он будет работать в городе над лоцией, а затем поедет в Аркадию и там будет писать лоцию, купаться и отдыхать, пока судно не выйдет из ремонта.
В пятницу перебрались на дачу. Грузовая машина с вещами, няней Дашей и, детьми выехала рано утром. Вслед за ней Мезенцев прислал свой легковой ЗИС, наполненный продуктами и винами.
В субботу поздно ночью Полковский приехал вместе с Мезенцевым, Володей и Петром Акимовичем. Остальных гостей ждали завтра к обеду.
Воскресное утро было чудесным: глубокое синее небо, бирюзовое спокойное море, три рыбачьих паруса, белеющих на горизонте, и чуть-чуть солоноватый воздух. Жара еще не распалила землю.
Утром мужчины побрились, надели белые кители и фуражки и собрались на пляж. Жена Мезенцева, полная женщина, страдающая одышкой, не захотела купаться и, увлеченная приготовлениями к вечеру, с рассвета хлопотала на кухне вместе с няней Дашей и Верой.
- Верочка, а вы пойдите с детьми, - уговаривала она Веру.
Для приличия Вера отказывалась, хотя ей очень хотелось купаться.
Мезенцева настояла; и Вера, надев легкое шифоновое платье без рукавов и с большим декольте и туфли ни босу ногу, взяла детей и пошла впереди мужчин.
На их даче, сейчас же за верандой, начинались длинные клумбы цветов, а вдоль ограды тянулся густой кустарник. У калитки стояло огромное шелковичное дерево. Первой жертвой его коварства стал Володя: шелковица упала ему на плечо, и на белом кителе расплылось темное пятно. Володя стал проклинать день своего рождения, утверждая, что среди неудачников он слывет самым несчастным.
Как только спустились с горы, открылся пляж, заполненный сотнями людей в пестрых купальниках, розовыми зонтиками, под которыми иногда прятались от солнца.
Как всегда, при виде купающейся толпы Вере захотелось уплыть далеко, далеко в море. Она взяла руку мужа и сказала:
- Андрюша, будешь учить плавать?
- Конечно, - ответил Андрей, слегка иронически поглядев на жену. - Сегодня ты уже научишься.
- Не смейся, вот увидишь.
Она уже три года училась плавать и никак не могла научиться.
- Эврика! - вдруг крикнул Володя, опередивший всех. - Сюда, сюда!
Вера и мужчины осторожно обходили разморенные солнцем тела людей, томно лежащих на песке раскинув руки или пряча лица в изгибе локтя.
Володя уже поджидал их в одних трусах, готовый прыгнуть в море с мыса, где скала нависала над песком и образовывала грот.
- Как хорошо здесь! - воскликнула Вера и вошла в грот.
Через минуту она вернулась в купальнике. Петр Акимович невольно взглянул на ее стройные ноги, смуглую от загара шею, смутился и опустил глаза, чтобы больше не смотреть.
Вера с шутливой повелительностью приказала мужчинам ждать, пока она искупает детей.
- Скорей же, Верочка, - торопил ее Володя, которому не терпелось окунуться в воду, заплыть далеко, далеко, вон к тем еле виднеющимся парусникам.
Когда минут через пятнадцать Вера вернулась, она сказала:
- Скорей, вода чудесная! А вы, Володя, посидите с детьми: вам можно доверить.
- Конечно, - грустно улыбнулся он, - я идеальная нянька. - И лег на песок вместе с детьми.
Опираясь на руку мужа, Вера погружалась в воду, потом безбоязненно легла на спину. Теплая вода окутала ее волосы, ноги, все тело; только лицо оставалось над морем. От физического наслаждения и ослепительного солнца она закрыла глаза и вообразила, что она где-то одна, не то в облаках не то на луне, что сильные руки мужа, поддерживающие ее, - это крылья, а легкая волна, поднимающая тело, - это парение в воздухе. Ей было легко, невыразимо хорошо.
Она открыла глаза и увидела лицо мужа.
- Андрюша, - улыбнулась она и снова закрыла глаза, погружаясь в это блаженное состояние.
Полковский, стоя в воде по грудь, бережно держал жену, смотрел на ее лицо, потемневшие от воды волосы и думал, что в ней заключена его жизнь.
Ему казалось, что он мог бы простоять так целую вечность.
Вера хотела подняться и нечаянно окунула лицо в воду, фыркнула и уцепилась за его шею.
Он поднял ее на руки и пошел в глубь моря. Она доверчиво, как ребенок, прижалась к его груди; с ним ей ничто не казалось страшным.
- Теперь будем плавать.
- В другой раз, Андрюша. Мне так хорошо!
Вдруг налетел легкий ветерок, повеяло холодом. Андрей взглянул на небо, на котором две тучи мчались друг другу навстречу, и озабоченно сказал:
- Вернемся.
Вскоре ветер поднял бумагу и песок, а небо быстро затягивалось тучами; барашки стали чаще набегать на берег. Пестрая толпа пришла в движение. Пляж быстро пустел.
Длинная цепочка людей в белом, голубом, красном торопливо тянулась на гору, а у трамвайной остановки возле парка и трехэтажной водолечебницы с парадными, как у фешенебельной гостиницы, уже теснились толпы народа.
Полковский с Иринкой на руках шел впереди, а Вера, с еще влажными на затылке волосами, крепко держала за руку Витю и еле поспевала за Андреем, который изредка останавливался, поджидая ее. Петр Акимович замыкал шествие и смотрел на затылок Веры, на ее потемневшие волосы; и выражение доброты и покоя разливалось по его лицу. Он не замечал ни ветра, ни тревоги, охватившей природу и людей.
Вдруг ветер утих и воздух застыл. Трава, деревья и кустарники, казалось, насторожились, готовясь к чему-то. Упали первые капли дождя. Но Полковский и его гости уже достигли дачи.
- Теперь мы в безопасности, - вздохнула Веря, открывая калитку и ступая под свод шелковичного дерева, листья которого оцепенели.
На террасе в плетеном кресле сидел Птаха и читал "Огонек". Увидев хозяев, он с радостью пошел им навстречу. Глаза его кого-то искали и, не находя, постепенно тускнели, а лицо принимало выражение разочарованности.
- Лора приехала? - спросил Полковский, опуская Иринку на землю.
- Нет. А разве…
Птаха с беспокойством посмотрел на опустевшую полянку и дорогу, расстилавшуюся за дачей.
На террасе уж был накрыт длинный стол человек на двенадцать, приготовлены вина и закуски.
Снова налетел холодный порыв ветра, всколыхнув листья и траву; и когда он утих, упали первые капли дождя, потом они стали падать чаще, чаще; и вскоре все покрылось пеленой, загудело, зашумело. Стало темно.
- Ну, это до утра, - проворчал Мезенцев.
Вера с грустью посмотрела на стол и подумала, что никто уже не приедет, что вечер, к которому она так много готовилась и которого так ждала, сорвется.
- Не огорчайся, родная, - угадав ее мысли, сказал Полковский. - Ведь мы с тобой.
Она посмотрела на мужа, и подумала, что ей собственно больше никто не нужен, и улыбнулась:
- Я не огорчаюсь.
Стало совсем холодно, дождь забирался и на веранду. Стол перенесли в комнату, закрыли окна и, хотя было всего три часа дня, зажгли свет.
Обед долго не начинался, все ждали: может быть, еще кто-нибудь придет.
Два или три раза стучали, и Вера вскакивала встречать, а Птаха вздрагивал и напряженно ждал.
- Ну, теперь уж никто не придет, - сказала Вера, глядя в мокрое окно, по которому барабанил дождь, застилая все кругом серой пеленой.
- Да, да, Вера Ивановна, - улыбаясь и покачивая головой, согласился Петр Акимович.
Володя иронически посмотрел на него, потом сказал:
- А может: нет, нет?
Петр Акимович поморщился, перестал улыбаться; и лицо его выражало одну мысль: "Чего ты хочешь? Оставь меня". Но он ничего не говорил, боясь шуток Володи.
Пока ждали гостей, Петр Акимович сообщил, что он прочитал "Монахиню" Дидро и стал пересказывать содержание. Говорил он вяло, длинно и краснел.
- Не скучно, Вера Ивановна? - конфузясь, спросил он.
- Очень весело, плакать хочется, - ответил Володя.
Петр Акимович умолк и сердито посмотрел на него. Нос его стал острее.
А Володя спрашивал себя, неужели и он станет таким же глупым, когда влюбится.
Птаха молчал и посматривал то на Володю, то на дверь; потом вдруг говорил, что ему душно в комнате, и выходил на террасу.
Мезенцев положил конец томлению, сказав, что надо обедать.
Когда валили первые бокалы вина, чокнулись и стали есть, - все повеселели. Кто-то со стороны террасы опять постучал.
- Наверное, торт принесли, - сказала Вера и пошла открывать.
Это была Лора. Она промокла до нитки. Птаха вскочил, потом сел, он мигом преобразился; и пока Вера в другой комнате переодевала Лору, он ерзал на стуле и что-то говорил о море. Видно было, что он счастлив. Когда женщины вернулись, Лора была в белом Верином платье, которое пришлось ей впору.
Мезенцев пил и ел много, с удовольствием и позволял жене непрерывно подкладывать к себе в тарелку то салату, то икры, то крабов.
А Петр Акимович, наоборот, ел мало и молчал. Настроение у него было испорчено.
О непришедших гостях стали уже забывать.
После обеда Лора играла на гитаре и пела, а Мезенцев, расстегнув китель, развалился в соломенном кресле и после каждого спетого романса говорил:
- А я не знал, какие у меня в пароходстве таланты! Ай да Лора! За душу хватает!
Птаха пристально смотрел на Лору; и когда их взгляды встречались, Лора опускала глаза. Потом Володя завел патефон и танцевал с Верой, легко, весело, шаржируя танго из "Петера".
Птаха, наконец, осмелился пригласить Лору; и когда она, покраснев, согласилась, он смутился и минуты две простоял, не улавливая такта, потом повел ее осторожно. Лицо его сияло.
Все устали и снова сели за стол. За окном уже было совсем темно и по-прежнему шумел дождь. Дети спали. Няня Даша принесла кофе, ром, торты. Хвалили вино и восточные пряности, потом мирно говорили о театре, гастролях Марины Козолуповой; а Мезенцев, Полковский и Володя рассуждали о лоции, которую писал Полковский, о будущем соревновании двух судов. Птаха теперь уже не испытывал никакой робости и когда говорил, то смело смотрел в глаза Лоре.
Оттого что за окном было темно и дождь стучал по крыше, а над столом ярко светилась лампа и на никелированном кофейнике и на бутылках с вином сверкали белые блики, в комнате казалось очень уютно, хорошо, радостно.
8
Петр Акимович сидел молча, насупившись, и даже обычное в присутствии Веры выражение робости исчезло. Он был обижен, сердит на Володю; его раздражали шутки и смех.
Вера участливо спросила:
- Что с вами, Петр Акимович?
- Ничего.
Вера зачем-то вышла в кладовую и вернулась через несколько минут с мокрым лицом, продрогшая.
- Фу, какой противный дождь, - вздрогнув, сказала она.
Володя ответил, что так ей кажется, а вот колхознику в колхозе "Новая Заря" кажется, наоборот, что дождь распрекрасный: будет урожай.
Вера смеялась, а Петр Акимович слушал, опустив голову, и раздражение его возрастало. В его глазах блеснул злой огонек, нос стал совсем хищным. Он недобро поглядывал на Володю.
Петр Акимович давно дружил с Володей. Раз во время ремонта судна он даже спас его от крупной неприятности. Но в последнее время, с тех пор как Володя стал подшучивать над его робостью в присутствии Веры, он минутами ненавидел приятеля.
- Володя, вам всегда нравится то, что не нравится мне, - сказала Вера.
Петр Акимович вдруг поднял голову и, зло взглянув на Володю, сказал:
- Он прав. Разные индивидуумы. В мире не бывает двух одинаковых точек зрения.
Полковский и Мезенцев умолкли и стали прислушиваться. Птаха, сидевший уже рядом с Лорой, прервал беседу и тоже стал слушать.
Володя насторожился, стал серьезным, почувствовав что-то нехорошее в тоне Петра Акимовича.
- Во-первых, я этого не говорил, - медленно произнес он, соображая к чему это клонит Петр Акимович, - а во-вторых, ты не прав. Если бы не было общих воззрений, не было бы понятий о человечности, благородстве, добре…
- А их и нет! Фашисты, например, жестокость возводят в культ, в достоинство, - торопливо ответил Петр Акимович.
Володя уже потерял спокойствие, начал горячиться и жестикулировать:
- Обычаи фашистов не критерий для цивилизованных людей! - сказал он, размахивая рукой, как будто что-то отметая.
- Оставьте, оставьте эту тему, - встревоженно сказала Вера, почувствовав что-то недоброе во всем этом споре.
- Нет, Верочка, зачем? Интересно! - возбужденно сказал Володя, вызывающе глядя на Петра Акимовича, сидевшего напротив него.
Няня Даша принесла чай с лимоном, поставила вишневое варенье, любимое варенье Мезенцева; и он, казалось, забыл о спорящих.
Полковскому неприятно было, что Володя так резок, зол.
Петр Акимович был еще больше возбужден, чем Володя. На его побледневшем лице ярче выделялись красные пятна. А в груди что-то подхлестывало говорить наперекор всему, даже тому, что сам думал и чувствовал; какое-то злое чувство толкнуло его сказать:
- Ты просто непроходимо глуп.