* * *
В просторном помещении правления колхоза сидели командиры, среди которых Кочергину поначалу бросился в глаза комбриг Карапетян. На сдвинутых столах лежали карты. Потом он разглядел давешнего высокого, сухощавого и горбоносого полковника, грудь которого украшала юбилейная медаль. Это на него у аппарелей обратил общее внимание генерал Новиков.
Бережнов представил своих командиров. Они чувствовали себя связанными в обществе многих начальников, и полковник обаятельно улыбнулся.
- Садитесь поближе, товарищи! - с легким латышским акцентом пригласил он, сделав широкий жест большой рукой с длинными пальцами. - Вот сюда.
Некоторое время все усаживались.
- Не будем задерживаться, - начал полковник. - Итак, ваш доклад, товарищ Бережнов!
- Взвод тэ тридцать четыре из первой роты лейтенанта Бородкина (на втором танке командиром пойдет разведчик полка лейтенант Козелков), два тэ-семьдесят лейтенанта Орлика и штабная бронемашина лейтенанта Кочергина (он знает язык) последуют по дороге на Ильмень-Чирский по-над Доном. Затем, за два километра до поселка, повернут на юг, в сторону Верхне-Кумского, но пройдут не далее фермы колхоза имени Восьмого марта. Проверив ферму, спустятся к Дону, пройдут до устья реки Аксай-Есауловский и, если потребуют обстоятельства, поднимутся немного по ее правому берегу до Генераловского.
Бережнов умолк, вопросительно посмотрев на полковника. Тот дал знак продолжать. Все, кроме Бородкина, независимой позой подчеркивавшего свою осведомленность, напряженно вслушивались в каждое слово, негромко произносимое Бережновым.
- Таким образом, - снова заговорил тот, - в результате марша, общей протяженностью около ста километров, будет обследован ближайший район Придонья в нижнем междуречье Аксая-Есауловского и Мышковы. Я кончил… Да, маршрут разведки разработан мною совместно со штабом бригады.
- Разрешите, товарищ полковник? - встал капитан, сидевший рядом с Карапетяном.
- Сидите, сидите, - кивнул ему полковник, - разрешаю немного отступить от устава. Только вот некоторые, я вижу, собираются закурить? Это потом, потерпите! Я вас слушаю, товарищ Беленький.
- Кто это? - кивнув в сторону капитана, спросил Козелкова Кочергин.
- Он-то? Из корпусной разведки, видать. А может, откуда повыше.
- Сколько времени займет выполнение вашего плана, товарищ подполковник? - садясь, спросил немного полноватый и лысеющий, несмотря на молодость, капитан.
- Примерно десять часов, с двадцати двух ноль-ноль до восьми ноль-ноль, - ответил Бережнов, - а если принять во внимание ожидаемые встречи с противником, то соответственно несколько больше.
- Пожалуй, маршрут можно немного сократить, - резюмировал полковник. - Он возьмет больше времени, чем запланировано. А оно и так велико. Район разведки придется ограничить балкой Киберова, - показал он на карту.
"Вот будет командировочка!" - было написано на лицах предварительно не осведомленных участников оперативного совещания.
- Остается напомнить инструкцию командиру разведки. На случай встречи с противником, - уточнил капитан.
- Да, - спохватился полковник, - тут не все знают, кто будет командовать танковой группой, товарищ Бережнов.
- Утвержден лейтенант Бородкин. Заместителем - лейтенант Орлик.
Бородкин, показав тщательный пробор в густых русых волосах, сделал движение подняться, но, вспомнив разрешение сидеть, остался на месте. Полковник внимательно посмотрел на лейтенанта, и глаза его еще больше потеплели. Сказав, что знание командиром инструкции им проверено, он добавил:
- Не горячитесь, товарищ Бородкин, старайтесь без шума! Но, в случае чего, немцу спуска не давайте! Я вижу, вы человек твердый, решительный. И главное, - поднял он руку, - если нащупаете немца, доставьте нам хорошего "языка". Подчеркиваю, это должен быть офицер, и в чине не ниже гауптмана, - сказал он с нажимом. - Готовьтесь тщательно, задание очень ответственное. Результаты разведки ждет не только командир корпуса… Времени в вашем распоряжении немного, скоро последует приказ на выход…
Танкисты зашевелились, поднимаясь со стульев и лавок.
- Надеюсь, всем вам, товарищи командиры, не следует напоминать об ответственности за сохранение военной тайны? - заметил полковник.
- Да, Пошкус, - вспомнил случайно услышанную фамилию Кочергин, - верно, начальник штаба корпуса?
Иван неуверенно кивнул.
- Ну, ни пуха ни пера! - пожал Пошкус руку каждому. - Вы, товарищ Бережнов, задержитесь. А вы, товарищи, свободны!
Лейтенанты откозыряли и повернулись к выходу.
- Подождите у машины, - бросил им вслед Бережнов.
* * *
Когда убранные фитили лампы изредко выбрасывали красноватые язычки пламени, кружевные накидки с широкой, резного дерева, постели, скомканные и в поспешности небрежно брошенные на табурет, вспыхивали гигантским букетом каких-то непонятных, сказочных цветов. Потрескивала рядом рубленая, бревенчатая стена, да сверчок за печью изредка пел свои трели. Кочергин жадно вслушивался в мягкий бормоток Насти, а она, обдавая его лицо жарким своим дыханием, бессвязно выплескивала накопившееся, будто торопясь сбросить ношу, давящую, непосильную, которую и донести-то, не уронив, не чаяла. Сбивчиво рассказывала то о пришедшей "летось" из-под Вязьмы похоронке на мужа, которого и полюбить-то не успела: свадьба была осенью сорокового, а у него уже повестка, попрощались тут же; то об одиночестве, особенно остро ощутимом на шумных бабьих посиделках в долгие зимние вечера, то о привольном их казачьем крае, о Коланской - большой станице на Среднем Дону, где она родилась и откуда ее сосватали в Немки. Даже прозвище к ней пристало - Коланочка. Потом заговорила о Немковском лесе, породившем целые созвездия солдатских могил. Горестно и удивленно.
- Лес наш, добрый Немковский лес. Пощадил он тебя, Егор! - певучим голосом продолжала она. - Нет такого боле в Обданье! Ягод там летом, травы гарны на полянах! - тянула его Настя, обжигая телом.
- У-ух! Страшные эти поляны, Настя… Сколько людей там скошено, как та трава…
- Боюсь я! И ты головушку сложишь. Жалковала тебя, как долго нет, все в окошко смотрю, не идешь ли, - всхлипнув, внезапно смочила ему щеку обильными слезами. Торопливо прижала голову, поцеловала.
- Ждала, значит? Да успокойся ты! Ну чего?.. А поначалу пряталась.
- Эх, Егор, Егор! Не ведаешь ты бабьей души. Я сразу тебя приметила. И капитана твоего поэтому переселила.
- Зачем "переселила"?
- Да чтоб вольготнее мне с тобой было, Егорушка! - жадно впилась она в его губы, больно придавив затылок полными сильными руками. - Где капитан-то твой? Хозяйка гутарит, не видать его чтой-то давно.
- Нет его больше, Настенька, похоронили утром Женю, - почувствовав внезапную резь в глазах, отстранился он.
- А-ах! - вздрогнула она всем телом. - Как сичас его вижу! Маленький такой, ладный… В комбинезончике-то бежит, издаля точно пацаненок… Веселый всегда, щирый!.. Добрый, видать, был…
- Молчи, Настя, молчи! Не трави душу! Так хорошо с тобой все забыл - немцев, войну, смерть!..
От резкого стука задребезжало стекло. Кочергин вырвался, вскочил.
- Опять в лес? - снова охватила его Настя. - Не пущу! Нет, не пущу! Боязно мне. Своего потеряла, теперь ты!..
Стук повторился. Резко ее отстранив, он соскочил с постели, рванулся к окну.
- Иду! - крикнул, хватая одежду.
Настя кинулась к лампе, подкрутила фитили.
- Куда в рубахе, босая! Холодно в сенцах, простудишься, - взял он ее за покатые, крепкие плечи. - Я скоро! Ну иди, иди в избу, - поцеловал Настю.
Дверь в сенцы захлопнулась. Мокрую от ее слез руку Кочергина прихватила кованая щеколда внешней двери. Он тихонько закрыл ее за собой.
- С бабой вяжешься! - встретил его озябший и заметно рассерженный Бородкин. - Бережнов приказал ждать выхода готовым, а ты?.. На танки посматривай! - крикнул он, взбираясь на свою тридцатьчетверку. - Рации у тебя нет, связь визуальная! Случись что, на рожон не лезь, а мы про тебя, по возможности, не забудем. Заводи, ребята!
- Кто у тебя, лейтенант, командиром в третьей машине? - крикнул Кочергин.
- Разуй глаза! Перед тобой "восьмая". Зенкевича для счастья взял, - ответил тот, спускаясь вниз.
Танки заурчали, выбросили струи выхлопов. Было ветрено, дым срывало в сторону. Топтавшийся возле часовой закинул автомат за спину и взялся было за выхлопные трубы "восьмой", руки погреть.
- Уйди с дороги, дурья башка! - поднял крышку смотрового люка Шелунцов. - Перееду!
Головная тридцатьчетверка, повернув на дорогу в лес, пошла вниз к речушке. Следом поползли другие две. Орлик, замыкавший колонну, нетерпеливо выглядывал из-за крышки люка своей семидесятки. Шелунцов тоже тронул "бобик", стоявший посредине. Кочергин вдруг почему-то вспомнил авторское кредо популярного в его студенческие годы романа Ремарка и впервые внутренне не согласился с ним, представив незыблемость военной информации, передаваемой по мужской линии из поколения в поколение.
"Нет, солдатами мы рождаемся. Солдатами! Необученными вот только… И каждое поколение учится по-новому, если война не научит. А дороже, чем ее учеба, никакая другая не стоит!"
Днище броневичка покачивалось и вздрагивало под ногами, и он, прикрывая лицо руками от обжигающего встречного ветра, то и дело инстинктивно хватался за кромки люка, чтобы сохранить равновесие. Занятый своими мыслями, вокруг поначалу ничего не замечал.
Теперь, во времена необъявляемых, внезапных тотальных войн, при современном оружии, как никогда раньше, опасна массовая психологическая неподготовленность к войне. Она, пожалуй, обошлась дороже всех других неподготовленностей. В сознании вдруг возник зримый образ князя Андрея, в ночь на Бородинское сражение страстно высказавшего перепуганному его волнением Пьеру свое ненавистное отношение к врагу. "Враг, разоряющий мой дом, убивающий и детей моих, и отца, - помнится, говорил тогда князь Андрей, - унижающий и оскорбляющий меня на попранной им родной моей земле, должен уничтожаться без всякой пощады, и он, князь Андрей, будь его власть, не брал бы пленных!.." И сколько товарищей Кочергина по оружию, да и он сам, думают теперь точно так же. Но прошло уже полтора года войны, и враг в глубине России, на Волге! Да, родиться солдатом мало. Надо еще научиться воевать и наперед всего - ненавидеть врага!
Подойдя к речушке, Бородкин повернул вниз по ее течению и через километр, снова развернувшись от леса к дороге на Ермохинский, прибавил газу. Шелунцов, не высказывая удивления по поводу этих замысловатых маневров, молча вел свой "бобик".
"Бывалый солдат! - с теплотой вспомнил знакомое выражение Кочергин. - И в избу не зашел, в "бобике" зубами стучал, хоть Бородкин не мог его за мной не посылать. И как выкрутился?" - подивился он деликатности Шелунцова.
- Подарок-то Ибрагимову успел смастерить? - крикнул вниз.
- Муштук-то? Аккурат управился, только вот майора в лесу разве сыщешь!
За Ермохинским показалась Мышкова, густо заросшая по берегам. У моста Бородкин притормозил и, низко нагнувшись к часовым, что-то сказал. Один из солдат козырнул. Машины прогромыхали по новому настилу моста, восстановленного саперами. Перед разведчиками разверзлась ночная степь. Фарфоровая белизна снегов чуть светилась как бы своим собственным светом. Только он, казалось, позволял ночью так далеко видеть степные валы, прорезанные шрамами балок. Змеившаяся меж ними дорога, едва заметная под снегом, влекла в неведомое. На ней не было следов жизни. Водитель Бородкина прибавлял и прибавлял скорость. Интервалы между машинами увеличивались, и комья снега из-под гусениц тридцатьчетверки Зенкевича все чаще стучали по броне "бобика". Шелунцов жал на газ. Ветерок заметно сильнее жег щеки, и Кочергин уже не раз растирал их до боли. Командиры, высунувшись из открытых люков и вглядываясь вперед, заняты были тем же. Вскоре путь пересекла другая дорога, ведущая к Дону, на мост к Нижне-Чирской. Ее почти зализало снегом: на том берегу был враг. Впереди слабо обозначились черточки домов Ильмень-Чирского. Головная тридцатьчетверка повернула на юг. Дальше на сотни километров вглубь лежала немая степь. В ней затерялась мертвая артерия железной дороги Сталинград - Тихорецк, которую корпус пересек 20 ноября. Внешнее кольцо разрубило ее в ста километрах южнее гремящего и пылающего Сталинградского "котла", где-то у еще безвестных городка и станции Котельниково. Из снега торчали кусты чернобыльного бурьяна. Кочергину почудилось, что чем дальше, тем они становятся гуще и выше, как лес. Глаза слипались. Мучительно хотелось спать.
- Опять лес, ребята, чтоб ему сгинуть! - высунувшись по пояс из башни, ругнулся Бородкин, когда Шелунцов, обогнув стучавшие на холостом ходу танки, поставил броневичок справа от головной тридцатьчетверки. Кочергин сбросил дремоту.
Козелков уже торчал в башне рядом с командиром разведки. Орлик, недоумевая по поводу остановки колонны, выехал из нее на своей семидесятке и встал с другой стороны танка Бородкина. Все прислушивались. Нет, ничего, кроме скрипа стволов, постукивания и шороха ближайших веток на пронизывающем, выбивающем слезу восточном ветерке. Повернувшись назад, Бородкин негромко подал команду. Моторы один за другим заглушили. Стал слышен шорох поземки. Больше ни звука!
Только, спускаясь к Дону, пересекли большак на Котельниково, как все вокруг быстро изменилось. Кончилась безликая степь. Зализанные снегом, заросшие заиндевелым красноталом и татарником балочки сменились пологими складками местности, поросшими ольшаником и березкой. Деревья группами сбегали вниз. Впереди они стояли плотной стеной. Ее неровный зубчатый гребень чуть заметно рисовался на беззвездном небе. Надев очки, Кочергин до рези в глазах вглядывался в темень.
- Черта здесь без автоматчиков сделаешь! - негромко заговорил Козелков. - Выставись вот так напоказ, и крышка!
- Зря беспокоишься, Иван. В Спецпоселке ничего толком не знают. Ну, сказали, была там прошлой ночью немецкая разведка… Из Ромашкинского вроде бы, с Дону. И все! - заметил он в ответ.
Бородкин молчал. Остальные тоже.
- А мы вроде б большой хутор или станицу с запада обошли. Пригорелой сажей и жильем тянет. Слышите? - подал голос командир разведки.
Никто не ответил.
- Померещилось, Костя, тебе! - запоздало откликнулся Орлик.
- Мне? Мы сибиряки, охотники родовитые. Нюх волчий!
- Давай-ка, командир, я на "бобике" пошарю, разведаю. У него на малом газу мотор почти неслышен, - предложил Кочергин.
- Куда тебе! Ты здесь штаб, а его беречь надо, - хмыкнул Орлик.
- Довольно подъелдыкивать! - повысил голос Бородкин. - Прав Кочергин. На броневичке поначалу поселок пощупать, это идея! А танки с двух сторон его подстрахуют. Дело!
- Так я осторожно, - оживился Кочергин. - Случись что, Шелунцов меня из "Дегтярева" прикроет.
- Эка придумал! А "бобик" что? Мишень? - фыркнул Орлик.
Нотки бывалого фронтовика, поучающего дилетанта, явственно прозвучали в его голосе.
- Любишь трепаться! Твое предложение?
- Тихо! Вам подраться осталось! Командую я! Точка! - Голова Бородкина скрылась в башне. Зашуршала "километровка". - Здесь, на карте, вдоль Дона вот речушка, - раздалось из люка. - Мы у нее стоим. Она, верно, под снегом. Дальше берег обрывистый, а над ним, восточнее, Ромашкинский и есть. Если там немец, он под огнем большак за поселком держит. Надо его с тыла проверить, с этой вот стороны, где стоим.
Снова зашуршала карта. Бородкин торопливо ее складывал.
- Поезжай, Кочергин, - едва показавшись, заспешил он. - За тобой в двухстах метрах семидесятки пойдут. Орлик выручит, если что. Зайдешь в поселок с середины, - махнул он рукой, - Орлик следом, с этого конца, а я на тридцатьчетверках с противоположной стороны. Поднимусь вдоль обрыва. Начинаю я по твоей, помначштаба, ракете, если раньше немца не всполошишь. Фашистов от леса отсечем, чтобы как в Немках не получилось, и они наши.
При слове "Немки" план Бородкина сразу четко обрисовался. Он намерен имитировать танковый охват. В темноте, в обстановке внезапности нападения, легкие танки вполне сойдут за средние. При этом командир надеется не дать противнику укрыться в лесу…
- Кабы сослепу на что не напороться, - включился Козелков. - Я, не зная броду, уже совался в воду! Помните Карповку? Она да Ляпичев у меня во где сидят! Без колес остался, а мог и без головы!
- Поглядим, - ответил Бородкин решительно, - чем немец богат и чем "гостей" встретить горазд! Крой, Кочергин! Впрочем, погоди, сначала я. А ты с Орликом постой еще десяток минут.
Командир замолк, будто на секунду в чем-то усомнившись, как накануне Мотаев.
- Ты, Коля, - повернулся он к Орлику, - держись потише, к помначштаба близко не подходи. Ракета будет или стрельбу услышишь, тогда его выручай. Понял? Давай, Иван, в свою машину!
Танки снова зарокотали моторами. Махнув на прощание рукой, Бородкин не спешил закрыть крышку люка. Три машины медленно поползли вверх, вдоль основания обрыва, к поселку. Подминая молодые деревца и ломая ветки, они удалялись, растворяясь в ночной тьме. Пофыркивание моторов и негромкий лязг металла на короткое время покрыли шум зимнего леса, отдавшись холодком в спине. Скоро пропали и светлячки выхлопов. Но Кочергин неотрывно, до боли в глазах вглядывался туда, где исчезли танки, недоумевая, почему их не засекли и не обстреляли немцы, если они действительно так близко. "Ночью разведчиков врасплох не застанешь, - начал сомневаться лейтенант и немного размякать, - они не какой-то заштатный гарнизон. Нет здесь немцев скорее всего".
Семидесятки Орлика тем временем успели развернуться. Водители выключили моторы. Все замерло. Кочергин с нетерпением смотрел на часы. Светящиеся стрелки на циферблате, казалось, застыли. Три минуты, пять, восемь, десять… Пора.
- Ну пока, Коля! Поехали! - наклонился Кочергин к Шелунцову.
- Счастливо! - ответил Орлик. - Ты хоть допер, помначштаба, что тебе командир отвел?.. Э-эх! Утка ты подсадная, вот что! А может - мотыль… Но я по следу "бобика" пойду, не волнуйся!
Кочергин свирепо на него оглянулся. Да, он тоже что-то почувствовал, но тут же пресек, подумав, что ведь сам напросился… Броневичок, покачиваясь, преодолевал целину, крадучись, взбирался вверх по балке. Деревья редели и, действительно вскоре показались темные срубы изб, стоявшие далеко друг от друга. Низко наклонившись, он дотянулся до плеча водителя. Броневичок остановился.
- Жди здесь, Гаврилыч, и никуда! Слышь? Посмотрю только, как проехать, и вернусь.
- Стоит ли, товарищ помначштаба? - раздалось снизу. - Нам бы задами, поближе к лейтенанту Бородкину пробраться. А вы покудова из бронемашины посмотрите: нет ли чего в поселке.
- Разговорчики, Шелунцов! Много отсюда увидишь! Приготовься меня из пулемета прикрыть. Повтори!
- Есть прикрыть из "Дегтярева", - вяло ответил тот, открывая дверцу.