Накануне циклона воздух был недвижим, точно вода в заросшем ряской пруду. Тропа замысловато петляла. Перед глазами мелькали сбитые задники сапог Орлика. Снег похрустывал звонко, отрывисто. Пощипывало ноздри. Думая о своем, Кочергин поймал себя на том, что, ступив на бровку, не сразу заметил гул, не только сзади, в заречье, но и справа, где-то за Верхне-Кумским, хотя, казалось, щека чувствовала легкое сотрясение воздуха.
"Ха! Уж не замечаю шума войны, как в городах не замечают уличного шума…" - смотрел он в сторону близкого поселка.
Сумерки понемногу заполняли балку. За бровкой незаметно повернули к танкам. После встречного боя с ротой Хагена Бережнов, получив радиограмму Карапетяна, опередившую сообщение Кочергина, приказал Орлику подтянуть машины поближе к поселку. Венчая нечеткие силуэты машин, в башнях маячили командиры. Завидев Бережнова, они оставили танки и, скользя на бегу, быстро обступили подполковника. Выслушав его, также поспешно снова заняли свои места. Орлик, последний оставшийся в строю командир роты, махнув на прощание рукой, тоже скрылся в люке тридцатьчетверки. Сверкнув выхлопами и низко гуднув мотором, она, лязгая гусеницами, тихонько двинулась. За ней, поблескивая траками, расходясь и выстраиваясь в боевой порядок, последовали остальные машины.
- Вам, Кочергин… десять минут! - взглянул Бережнов на наручные часы. - Найдите комполка сибиряков подполковника Диасамидзе и обеспечьте взаимодействие стрелковых подразделений с танками. Ясно?.. Что стоите?
Лейтенант не скрыл своего разочарования. Он настроился быть поближе к батарее эрэсов, чтобы посмотреть залпы реактивных снарядов. Видеть "катюши" в бою ему не приходилось. Такая исключительная возможность вроде бы наконец представилась. А тут на тебе!
- И искать не надо! - уже раздраженно добавил Бережнов. - Вот лейтенант бежит - помначштаба по разведке из стрелкового полка. С ним и действуйте. Сигнал к атаке - пушечный выстрел.
- Есть обеспечить взаимодействие с пехотой! - устремился он навстречу лейтенанту.
- Лукьянчук! - представился сибиряк с немного горбоносым лицом типичного украинца, прозрачными, грустными и одновременно твердо смотревшими глазами. - Начинаем? К нам правее, танкист! - поправил он Кочергина, повернувшего к броневичку.
- Як машине, подъедем! - ответил тот и, не замедляя бег, представился, пожав руку Лукьянчуку. - Дорогу показывай!
- К "катюшам", товарищ помначштаба? - задержался у дверцы Шелунцов. - Говорят, они вроде молнии. Все сжигают, как есть!
- Нет, Гаврилыч, не повезло нам! - занял Кочергин свое место. - Разве что издали увидим. Ты на крыле, Лукьянчук!
Провожаемые любопытными взглядами солдат, лейтенанты, обегая разбросанные по склону многочисленные стрелковые ячейки, быстро достигли КП. Он был неглубок, сооружен наспех, накрыт поверх земляных брустверов плащ-палатками, натянутыми на штыках от самозарядок. Других средств перекрытия в степи не оказалось, к тому же задерживаться здесь Диасамидзе явно не собирался. В низком, полутемном помещении над фитилем в снарядной гильзе уже бился желто-красный мотылек, распространяя удушливый запах солярной копоти. Метались резкие тени. Здесь были замполит полка, капитан Судоргин, и связисты. Комполка и начальник штаба находились в подразделениях с другой стороны Верхне-Кумского.
Выслушав Кочергина, Судоргин, невысокий, коренастый человек лет сорока, с крупными чертами невозмутимого квадратного лица и бритой наголо головой, зачем-то снял и, повертев в руках, снова аккуратно надел кубанку. Затем он, как показалось, с сожалением, отодвинул котелок с еще парящим концентратом и, вздохнув, приказал радисту дать ему "Первого". Замполит известил Диасамидзе о скором начале большого самодеятельного концерта, который откроется хоровым исполнением "Катюши".
- Когда наш номер? Да сразу за хором по сигналу коробочки. Да, так точно, гуртом, Миша! До скорого. Удачи нам всем!
При этом ласковом "Миша" Кочергин, удивленный каким-то уж очень неофициальным задушевным тоном обращения замполита к командиру полка, оглянулся на Лукьянчука. Тот, чуть улыбнувшись, шепнул, что комполка нет и тридцати, поэтому замполит, с которым он накоротке еще с формирования полка в Спасске, держится как старший, немного покровительственно и часто называет подполковника по имени. Тем более сейчас, для маскировки.
- Вообще-то они тезки, - добавил общительный Лукьянчук, - оба Михаилы Степановичи.
Опускаясь в башенку, Кочергин оглянулся и не удержался от вопроса к стоявшему внизу Лукьянчуку:
- Смотрю, у вас здесь ого-го! И стрелковые роты, и пулеметные, и батареи пэтэо, и пэтээр, и минометчики! И все это хозяйство на одном замполите?
- А что? У нас замкомполка по строевой нет. Замполит и за него. Он гарный артиллерист. Боевые награды имеет…
* * *
Залп эрэсов издали действительно чем-то походил на мощный разряд молний. Но еще больше напомнил Кочергину огненные лозы карающего меча с гравюры Доре, изображающей изгнание из рая Адама и Евы.
"И свистит, как меч, рассекающий воздух…"
Среди кричавших "ура!" солдат броневичок влетел в поселок и встал у перегородившего ему дорогу крестатого танка. Его мотор мерно постукивал, мелкие язычки пламени, вырываясь из-под верхних катков, змеились но гусенице, плясали над радиатором, вокруг башни с распахнутыми люками. Подле стоял еще один такой же танк, за ним еще… Оставив броневичок, Кочергин чуть не наступил на сапог, из которого торчала белая головка лучевой кости. То и дело отворачиваясь, лейтенант переступал через растерзанные трупы, обходя пышущие жаром танки, как вдруг увидел Козелкова. Пошли рядом. К ним присоединилось несколько командиров машин, среди которых был Зенкевич. Вскоре их догнал Вулых. Его голову стягивала марлевая повязка, сверкавшая в темноте. Козелков, расточая подробности, увлеченно рассказывал, как блестяще удался его маневр с тридцатьчетверкой.
- Ну балабол! Без боя, что ль, поселок заняли? - оборвал его наконец Вулых.
- Без единого выстрела, елки-корень, не считая боекомплекта, что ты, лейтенант, сжег…
- Может, и так, Зенкевич, видишь, что творится? - показал жестом вокруг Кочергин: - Пожалуй, прав был Орлик насчет "катюш". К тому же с южной стороны поселка у них в основном почему-то только танки. А вся оборона обращена на север, в ту сторону, к Мышкове.
- А почему так, штаб? - присоединяясь, подал голос Орлик. - До чего ж тонко подметил! - поддел он Кочергина. - Растолкуй-ка народу, в чем тут загвоздка. Оборона там, а танки… тут? Ну-ка!
Пытаясь подавить раздражение и обдумывая ответ, Кочергин осмотрелся. Все шли плотной группой по окраине. У некоторых в руках были пистолеты. Перестрелка, то затихая, то вспыхивая вновь, слышалась в разных частях поселка.
- Что же, попробуем, товарищ командир танков полка! - в тон язвительному Орлику начал Кочергин. - Прежде всего гитлеровцы, с середины дня во всяком случае, отбивались в Кумском в фактическом окружении. Так долго им помог продержаться в поселке многократный перевес сил. Так?..
- Так-то так, но почему все-таки фрицы строили оборону с севера, а танки у них здесь? Объясни! - настаивал Орлик.
- Эко диво! - заокал Козелков. - Отсюда их огнеметчики жали!
- Верно, но есть и еще причина, - перебил Кочергин. - Немцы накапливали танки в Кумском, чтобы ударить во фланг частям корпуса, наступавшим на поселок с севера, и затем, если удастся, прорваться к Мышкове. Но Асланов им помешал. Утром сам видел…
- Ну, штаб!.. Утром, говоришь, видел? Вторые очки, видать, надел! - ехидно поддел Орлик и засмеялся.
Смех подхватили. Кочергин побагровел.
- От эрэсов надо поглубже зарываться. А у них здесь окопы неполного профиля и без укрытий с накатами. Видать, задерживаться долго не собирались! - нарочито громко сказал Вулых, не разделивший общего оживления.
- Точно! Через четыре дня им свидание с Паулюсом назначено. Торопились! - вспомнил Хагена Кочергин, благодарно посмотрев на Вулыха.
- Что - через четыре дня?
- В Сталинграде?!
- Из "котла" вылезти надеются?
- Пленные показали?
- То, что они хотят, известно, - недовольно повысил голос Орлик, - однако коротка хотелка! На этом, помначштаба, кончай-ка свой тактический разбор!
"Сам его навязал, а теперь рад поучить!.. До замкомполка по строевой еще не дорос! Наберись терпения! Будешь им - тогда и учи!" - кипел Кочергин.
- А ловко немца мы турнули! Сидел, сидел, раз - нет его! - воскликнул Зенкевич, видя, что Кочергин жадно вдохнул воздух, чтобы выпалить еще что-то. - Наши-то, наши так и валят!
В плотных сумерках еще можно было разглядеть щетинистую гусеницу большой колонны, которая, извиваясь, вползала в Верхне-Кумский. Сплошной массой двигались солдаты, автомашины, артиллерия стрелкового полка Диасамидзе. А правее, в низине, стояли танки. Их было не менее двадцати.
- А это бесспорно немцы! - настраивал бинокль Кочергин. - Близко от колонны - километра не будет. Видят ее и молчат!
- Нашим не до них! А немцам, видно, стрелять нечем - боеприпасы тю-тю! Коротка-а хотелка! - снова захохотал Орлик.
- Стесняешься попросить? - ткнул ему бинокль Кочергин. Взгляни-ка! Коллеги Хагена скучают без дела! Пожалел бы их!
Посмотреть хотелось всем. Бинокль переходил из рук в руки.
- Да-а! Пожечь бы их счас!.. - мечтательно протянул Вулых. - Но можно и завтра. Пораньше…
Тут все увидели неподалеку, на улице поселка, несколько немецких автомашин, среди которых выделялся большой автобус.
- А ведь не иначе штабные, растуды их!.. - вырвалось у Кочергина. - А ну, ребята, бегом!
Козелков попробовал повести автобус, но для этого требовалось подать его назад. Пока он ругался, ища "скорость", Кочергин поспешил в просторный салон, окна которого были плотно зашторены. Найдя выключатель, огляделся. Прежде всего в глаза бросилась беспорядочная груда красочных иллюстрированных журналов. На обложках эффектные фотографии различных уголков мира с бравыми гитлеровскими вояками на первом плане… Колонны советских военнопленных. Немецкие танкисты на привале в березовом лесочке. Вот во всю обложку - черная от африканского солнца физиономия Роммеля… Каир… Бомбежки советских городов… Немецкие города, чистенькие, нарядные… Щеголеватые эсэсовцы в семейном кругу. Цветы, много цветов… Гитлер… Опять он… Принимает парад, пьет кофе, жестикулирует над картой в группе генералов… Вот он с Муссолини, с Антонеску, принимает Квислинга… Все это - вперемежку с другими журналами и просто фотографиями голых и полуодетых плоскогрудых девиц. Затем аккуратной стопкой - целый тираж портретов Гитлера с его воззванием на обороте, обращенным к окруженным в Сталинграде, в нем фюрер высокопарно поздравлял солдат с вызволением из "котла" и благодарил за мужество. Множество пустых и полупустых бутылок говорило о том, что здесь только что было очень весело. Взломав багажный отсек, лейтенант увидел, что он набит чемоданами. Оставив их без внимания, быстро выдвинул ящики большого стола. В одном обнаружил папку с приказами и стал было их листать, как вдруг заметил на столе, на самом виду, толстую раскрытую книгу. Она оказалась журналом боевых действий 11-го танкового полка. Вылетев из медленно пятившегося автобуса, Кочергин бросился искать Бережнова. Найти его оказалось нетрудно - подполковник и Орлик обходили расположение танков. Увидев журнал и приказы, подполковник хотел было послать за Софьей Григорьевной, но Кочергин попросил разрешения перевести текст. Не очень точно и быстро, но достаточно подробно. Бережнов согласился, и они втроем уселись за стол штабного автобуса, который Миша успел вывести из балки и поставить возле стены двухэтажного дома. Потом взял ППШ Кочергина и вышел подежурить у входа.
- Здесь неинтересно… - перелистывал страницы лейтенант. - Здесь тоже…
- Давай, давай, не тяни! - поторопил Бережнов.
Кочергин полистал журнал, читая фрагменты про себя.
- Вот: "…С помощью силовой разведки, проведенной за несколько дней до начала наступления…" Верно, о нашей разведке боем пишут! "…и хорошо поставленной агентурной разведки русские не могли не составить ясного представления о наших намерениях…"
А вот и двенадцатое декабря! "Почти не испытывая противодействия врага, достигли рубежа шесть километров северо-восточнее Верхне-Яблочного. Часть сил обеспечила стык с двадцать третьей танковой дивизией в районе Тилякова… В обороне русских пробита брешь шириной в тридцать километров…" Дальше пишут о наших якобы колоссальных потерях, но тут же отмечают, что основная цель - захват переправ на Аксае - не достигнута! Ссылаются на обледенелые скаты холмов. Это старый прием! А вот второй день наступления, тринадцатое декабря: "…Переправили через Аксай передовые подразделения. Танк оберста Гюнерсдорфа обрушил переправу. Тягачи его не вытянули. Через сутки строили новую, рядом". Мы с Козелковым слышали! "Решили атаковать Верхне-Кумский теми силами, которые успеют переправиться…" Заспешили, из графика вышли!.. Так, пятнадцатое декабря! Пишут об обстреле нашей артиллерией переправ через Аксай… "Создали плацдарм на правом берегу Аксая глубиной десять километров. Присутствие русских везде…" Теряются в догадках, где наши главные силы: между Рычковским и Доном или правее, против их двадцать третьей дивизии? Да, плохо у них армейская разведка работает! - усмехнулся Кочергин. - Пишут о какой-то там нашей третьей танковой армии. "…Контратака взвода вражеских танков с высоты семьдесят девять и девять два километра северо-западнее Заливского…"
- Так это ж Ибрагимов! - оживился Бережнов. - Теперь интереснее пойдет.
- "…Атака батальонов гауптманов Унрейна и Ремлингера…" Помните, Хаген говорил, это мотопехотные части по ту сторону Аксая? "…на Водянский захлебнулась из-за неожиданно сильного вражеского огня. Ремлингер перешел к обороне и в течение дня подвергся сильным атакам".
- Всыпали, значит, мы им за Аксаем… Признаются!.. - засмеявшись, закашлялся от табачного дыма Бережнов.
- Силен наш генерал! - откинулся назад Орлик, напряженно слушавший перевод. - Вокруг пальца немца обвел! Ну дальше, Юра, дальше давай!..
"Ишь ты - Юра! - удивленно поднял глаза Кочергин. - Посмотрим, надолго ли!"
- "…Утром Водянский взять не удалось, - продолжал он. - Две пехотные дивизии русских, отброшенные от Котельникова, при поддержке частей третьей танковой армии нанесли удар по поселку…"
Бережнов и Орлик грохнули одновременно.
- Ну, Мюнхгаузены! - вытер платком слезу подполковник. - Борзописцы! Если бы у нас еще и танковая армия была, мы Берлин бы взяли! - снова зашелся в смехе Бережнов.
Смеялся и Орлик, и Кочергин.
- Порадуй нас, Кочергин, еще чем-нибудь в этом роде, - наконец успокоился подполковник.
- "…Чтобы вновь получить свободу рук, Гюнерсдорф решил атаковать сразу оба поселка на левом берегу Аксая: Заливский и Водянский. Он отклонил предложение командира дивизии генерала Рауса поддержать танками атаку Ремлингера…" Во как у них: "отклонил!.." "…мотивируя это яростными атаками врага на Верхне-Кумский… Ремлингер вновь был контратакован русскими и, так же как и утром, не взял Водянский… С большими потерями для русских удержаны ранее занятые нами населенные пункты".
- Стало быть, Верхне-Кумский и Восьмое Марта, - уточнил лейтенант. - "…Оберет все время находился на передовой линии, лично вел роты в бой… Противник был очень и очень силен, имел хороший боевой порядок и соблюдал маскировку… Из семи танковых рот Гюнерсдорф пять, находившихся в Верхне-Кумском, направил против приближающегося с севера врага".
- Это верно, наша пятьдесят девятая бригада с ее танковым полком имеется в виду, - поднял голову Кочергин.
- "…Проблемой стал вопрос об автомашинах, не вернувшихся с Аксая… По-видимому, русские на какое-то время перекрыли пути между переправами и Верхне-Кумским, так как в развернувшемся танковом сражении позиции противника очень быстро менялись, а возможность поддержки была крайне ограниченной…"
- Постой, Кочергин! Это надо учесть. Спасибо немцам за совет… - что-то обдумывая, с расстановкой заговорил Бережнов. - Знаешь что, Орлик? Завтра, да какое там завтра, сейчас мы с тобой позаботимся, чтобы тот совет даром не пропал. Много там еще?
- Нет. Сейчас я.
"…Верхне-Кумский подвергался сильному обстрелу танков, минометов, пулеметов…"
- Отдельный стрелковый включился, - предположил Орлик.
- "…Точных данных о противнике нет. Особенно сильный огонь велся с севера и северо-востока… Оберет Гюнерсдорф оставил две роты в поселке, а главным силам полка вновь приказал прорваться сквозь вражеское кольцо и нанести удар с фланга… Четырех рот для этого оказалось недостаточно, враг не был захвачен врасплох и с дальних дистанций открыл огонь. Большинство наших танков не могли отвечать на таком расстоянии. Мы могли рассчитывать на поражение Тэ тридцать четыре только с дистанции тысяча метров и ближе, поэтому в первой фазе боя успешно действовали лишь тяжелые танки четвертой роты и позднее - восьмой… Фронт, перекашиваясь, медленно продвигался на северо-запад, достигнув ширины восемнадцати километров…"
- Ошибка! - поправил Бережнов. - Фронт больше, километров тридцать будет с учетом полосы их наступления по ту сторону железной дороги…
- "Дальнейшему его удлинению помешала балка Киберева, - продолжал переводить Кочергин, - находившаяся на левом фланге полосы наших действий… В начале, при потерях с обеих сторон, удалось оттеснить врага, однако русские действовали по строгой системе, в которой проявили себя мастерами. Чуть не за каждым русским танком на прицепе катилась противотанковая пушка, прислуга которой была на броне… В трудные для русских минуты боя пушки отцеплялись, и под прикрытием их огня танки отходили назад, перестраивались для новой атаки и начинали обходный маневр с другого фланга… Эта "игра" была отлично отрепетирована! Как цель противотанковые пушки были слишком малы и при хорошей маскировке почти незаметны, а по сравнению с танками стреляли более метко… Как только мы сближались с русскими танками на расстояние, с которого могли вести прицельный огонь, наши танки неизменно оказывались перед позициями противотанковой артиллерии… Весь горизонт на север и восток был заполнен русскими танками и позициями артиллерии…"
- "Весь горизонт!" Сколько ни совались к Мышкове, не вышло, стало быть, ничего, - хмыкнул Орлик.
- А почему? - повернулся к нему Бережнов. - Помнишь, в Саратове, когда к тридцатьчетверкам крюки для сорокапяток варили, смеялся кое-кто… Доморощенную-де тактику выдумываем! Танкам маневр стесним!
- А что ж могли и пресечь! - поддержал Орлик. - А как пригодилось? Немцы-то впервые на эту тактику нарвались!..
- Н-да-а!.. Много там еще, Кочергин?