- Все, - перевернул тот последнюю страницу. - И чернила не просохли. Слушайте концовку. "…Всюду вспыхивали желтые пятна орудийных выстрелов, и в наших боевых порядках горящие танки взвихряли столбы черного дыма… Это походило на трудно обозримое морское сражение… По радио мы получали категорические приказы дивизии - атаковать, но боеприпасов становилось все меньше. Под конец мы стреляли только осколочными снарядами… На большом расстоянии трудно было определить типы танков, и из-за смешения боевых порядков часто случалось, что мы обстреливали своих… Постоянные повороты затрудняли возможность ориентироваться по сторонам света. Нам помогал только цвет трассы танка оберста… Это была дикая мешанина…"
- Журнал надо переправить в корпус, - встал Бережнов. - Интереснейший документ!.. А почему полевых кухонь до сих пор нет? Кочергин, позаботься об этом: экипажи голодные. А мы с Орликом покуда подумаем о завтрашнем дне с учетом твоего перевода. Да, порадовал ты нас, спасибо! - крепко пожал он руку лейтенанту.
Побродив по обезлюдевшему, темному поселку, Кочергин не обнаружил действовавших полевых кухонь. Если они и встречались, то остывшие и с дочиста выскобленными котлами. Злой, тяжело переступая заплетающимися ногами, он вернулся к автобусу, сменил танкистом из дежурного экипажа вконец продрогшего и осоловевшего Мишу и, стараясь не потревожить Бережнова и Орлика на нижних полках, с трудом взобрался на второй этаж. Не успел заснуть, а его тут же начали расталкивать.
Ничего не соображая, Кочергин хлопал глазами: слепящий свет бил в окна.
- Извини! - увидел он перед собой Козелкова. - Откуда свалился?
- Э! Откуда. Почитай, с неба - едва там не оказался. А вообще-то из столицы нашей - Черноморова! Там чуток вздремнул. Сейчас храпану во все носовые завертки, пока не хватились.
- Что на Мышкове делал?.. Штаб корпуса разведывал?
- Не штаб - медсанбат. Раненых на трофейном автобусе туда возил. Разве Софье Григорьевне откажешь? К тому же мне генерал броневичок давно обещал. Поначалу-то в корпусе их целая сотня была! Так я сержанта, механика-водителя, взял и не зря - на броневичке возвращался!
- А трофейный автобус, что ж, там оставил? - сел он рядом с Козелковым на нижнюю койку.
- Оставил. На него броневичок выменял.
По обе стороны стола было пусто: очевидно, досыпал Кочергин в одиночестве.
- Кстати, Иван, нет ли у тебя перекусить чего? Который день щека щеку ест! А на твоем животе после визита в штаб корпуса поди блох давить можно.
- Вот! - вытянул тот из кармана шинели большой ломоть серого хлеба, переломил и протянул половину Кочергину. - Запить хошь?
- А чем богат?
- Да вот баклага, - тряхнул Козелков немецкой флягой, обтянутой серым сукном, - угощайся. Вчера у немца в танке позаимствовал. Не стесняйся, пробуй!
- Что здесь - спирт, коньяк, ром? - тряс булькающую флягу Кочергин, все более удивляясь выражению лица разведчика и подозревая подвох.
- Кофе с молоком! - покатился тот со смеху. - Не кофе, эрзац скорее всего… Я тоже поначалу обрадовался. Ан дрянь в общем оказалось - так, хлебово…
- Рад за тебя. Значит, снова с "бобиком"? - прошамкал набитым ртом Кочергин.
- Какое там! Чуть не пропали мы с ним. Не пойму, как нас немцы не переехали. "Бобик" они издалека обстреляли и сожгли, а кухни потом опрокинули и все раздавили…
- Как… раздавили?! - привстал Кочергин.
- Очень даже просто. Полуторки, что их буксировали, за "бобиком" шли. Светало уже. Гляжу - откуда ни возьмись навстречу танковая колонна. Большая, танков двадцать, не меньше. Смекаю: немцы! Норовят западнее Верхне-Кумского к Мышкове пробиться. Э-э-э! Не уйдем, поздно! Дал команду водителям разъезжаться в разные стороны. Как только мой сержант развернулся - бац! Полуось переднего моста полетела! Выскочили и бегом! Только заметил - водители полуторок и кто с ними был тоже машины бросили и в разные стороны…
- А что ж танки? - Он запрокинул флягу, выливая в рот остатки холодного кофе.
- Погоди! Бежим. Кричу: "Падай, заметят!" Упали. Я ремень расстегнул, кобуру - под себя. Снова кричу: "Да не лежи ты как я! Закинься иначе". Тут - бац! И от нашего "бобика" куски в стороны. Смотрю, горит!.. Патроны в дисках трещат… Танки ближе, ближе. Веришь, вся колонна промеж нас прошла! "Газики" расшвыряли, исковеркали. Все, что в кухнях было, по земле размазали. А нас не тронули. За убитых все ж сочли!.. Вы-ы-ых! Не проведи другой раз! И сейчас сквозь прищур в упор вижу нижние катки. Ползут себе по тракам! - зябко передернул плечами Козелков. - Капец, думал… Околеванец! Но даже уши не отдавили!
- Вот незадача! Насидимся теперь несолоно хлебавши!..
- О чем печешься! - притворно возмутился разведчик. - А что я жив, перед тобой - так этого тебе мало?
- Если учесть флягу и хлеб, - рассмеялся Кочергин, - более чем достаточно! Посмотрю, что сам завтра запоешь! Пехом вернулись?
- Бегом трюхали! Вишь, мокрый как мышь, хоть выжимай!
- Э-эх, зачем будил! За трое суток разок соснул! - широко, со вкусом зевнул Кочергин.
- Тоже вопрос!.. Я на твоей гретой койке хоть сотню минуток урву. А ты пулей дуй к Бережнову. Хватится, обоим не сдобровать!
- Пожалуй! Дрыхни, истребитель "бобиков"! Выходит, третий у тебя на совести?
* * *
Уменьшаясь, быстро размывались очертания стен Верхне-Кумского. В них уже затерялся спичечный коробок автобуса, оброненный войной где-то в центре плоской чаши степного простора, бурлящего то уходящей, то приближавшейся пушечной пальбой. Редкие гряды перистых облаков, чем-то напомнивших экзотические крылья фламинго, быстро затягивались дымкой, застилавшей вспаханный гусеницами снег. Дальше, к Аксаю, дымка эта сливалась с большими плешинами черной и голой выжженной земли. Впереди, из мутной ее пелены, там и сям вспучивались исковерканные, обгоревшие остовы танков, самоходок, орудий, бронетранспортеров, грузовиков Густо несло гарью, железной окалиной, сладковатым, тошнотворным смрадом тления. Объезжая нагромождения покореженной, обгоревшей стали, броневичок поворачивал в сторону балки Лискина, откуда накануне утром, после восстановления гитлеровцами переправ, появились первые колонны немецких танков. Бригады саперов спешно оборудовали КП на высоте 102,1 в двух километрах от Аксая, напротив поселка Водянский. Он чадил разрушенными домами на другом берегу реки. Кочергин поспел вовремя - танки сводной роты Орлика скрылись за высотой 147,7, немного выше переправы. Почти тотчас в гул заречной перестрелки вплелись частые удары танковых пушек на этом берегу.
- Кочергин! - встретил Бережнов лейтенанта, бегущего от броневичка к КП. - Прямо по кабелю, на энпэ! Там капитан, комбат-один. Докладывайте по полевому, что с Орликом. Он по рации не отвечает!
Держась змеившегося черного шнура, лейтенант устремился вниз. Достигнув НП, присел между капитаном, смотревшим в бинокль в сторону реки, и старшим сержантом из взвода Козелкова и включился в наблюдение. Они решительно ничего не видели за плотной пеленой осевшего на воду тумана, который сверху клочьями рвал ветер, обдувавший высотку. Ближе снег то и дело полосовали снаряды вражеских танковых пушек, бивших из-за реки. Перелеты позволяли предположить, что машины Орлика стоят прямо, внизу. Пунктиры пулеметных очередей из стрелковых ячеек, вразброс вырытых впереди, на крутом склоне к реке, врезались в стену тумана. Капитан приказал прекратить бесполезный огонь. Запищал зуммер. Взяв трубку и крутнув ручку телефона, Кочергин услышал далекий, заглушаемый треском разрядов голос Бережнова. Нет, ничего определенного Кочергин сообщить не мог. Подполковник приказал направить к танкам старшего сержанта. Непроницаемая мгла у реки то и дело взрывалась шквалами пушечного огня, но с НП не было видно даже вспышек выстрелов.
"Рота Орлика - в засаде, где-то у самой воды, - предположил лейтенант. - Сейчас проверим!"
Старший сержант перескочил бруствер НП и, пригибаясь, большими прыжками быстро достиг стрелковых ячеек. В бинокль было видно, как он, извиваясь, ловко ползет уже между черных полос, прочерченных снарядами немцев. Затем скрылся из виду. Время тянулось нестерпимо. Бережнов звонил уже дважды. Кочергин по обыкновению постукивал по стеклу наручных часов, когда тот позвонил в третий раз. Для этого был непосредственный повод: прорезав купол тумана, вверх поднимались черные султаны дыма. Два, затем еще один и еще два. Пять! Пальба внизу снова сплавилась в слитный рев. Казалось, все многообразие военных событий, замкнутых в степном пространстве междуречья Аксая и Мышковы, сошлось здесь, в фокусе пушечной дуэли у реки. Отдаленного погромыхивания за высотой, по ту сторону Аксая, и за спиной, позади Верхне-Кумского, словно и не стало. Кочергин уже не надеялся на возвращение старшего сержанта, когда тот свалился прямо на него и, тяжело дыша, откинулся спиной на земляной валик. Несколько мгновений разведчик сидел неподвижно, бессильно опустив руки. Кочергин подумал, не ранен ли он. Шинель на груди была порвана, рукава на локтях протерлись насквозь, там и тут виднелись пятна крови.
- Ну, чьи танки горят? Говори же! - тормошил его лейтенант.
- Наши целы! - с усилием выдавил разведчик, подняв мокрое красное лицо. - Немцы горят. - Он вытер лоб рукавом шинели. - Лед сплошной: назад едва выбрался. А туда кубарем!
"Ясное дело! - хорошо представил себе картину Кочергин. - Южный склон крут, и снег на нем днем подтаивает, а ночью замерзает коркой. Наст! Сегодня солнца нет, вот и катайся. Не соврали, стало быть, немцы насчет обледенелых-то склонов…"
- Склизко, обессилел там, - оправдываясь, добавил старший сержант. - Танки вдоль склона полого спускались, наст продавили, а напрямик он целехонек, и не влезть. Потому долго я…
- Наши немцев жгут! - прокричал Кочергин в трубку. - Целы, целы танки Орлика, товарищ подполковник. А? Где стоят? Почему нет ни одного поражения? - Он быстро скосил глаза на разведчика. - Карьер там! Песчаный карьер, - все поняв, снова кричал Кочергин в трубку. - Орлик в засаде стоит, только пушки сверху, над отвалами, старший сержант сам видел! Дорога к переправе по тому берегу у Орлика вся на виду. Мышь не проскочит, пока он там!
- Почаще докладывай! Почаще! Слышишь? - дребезжал голос комполка.
Теперь время летело. Поглядывая на часы, лейтенант то и дело звонил подполковнику. Но тот и сам видел все новые султаны дымов у реки. Мало-помалу его беспокойство обострялось.
- Почему Орлик по радио молчит? - кричала трубка. - Обнаружить себя не хочет? Тогда кабель к нему! Спроси связиста, хватит у него провода? Пусть старший сержант из карьера докладывает!
Солдат потряс пустой рамой катушки.
- Нечем дальше связь тянуть, нечем!
Кочергин снова крутил ручку телефона, когда внизу почти одновременно взвихрились ревущие факелы, и, перешибив шквальный гром пушечного огня, гулко прокатились взрывы. Хвосты тяжелого смоляного дыма, увитые ярким рыжим пламенем, торчали из купола тумана, оседая и поднимаясь вновь.
- Кто взорвался? - кричал в трубку лейтенант. - Немцы скорее всего! Но провода нет, снова ползти надо. Что, опять его послать?
В глазах разведчика мелькнул испуг. Сидел, огорченно разглядывая продранные рукава своей шинели. Похоже, боялся больше за нее.
- Разрешите самому, товарищ подполковник? - неожиданно для себя выкрикнул Кочергин. - Я непосредственно с Орликом свяжусь и все подробно доложу. Мне сподручнее будет!
Бережнов молчал. Кочергину показалось, что нарушилась связь.
- Товарищ подполковник, вы меня слышите?..
- С богом! Давай, Кочергин! - наконец отозвалась трубка. - Передай, чтоб не рисковал зря… И готовился отходить. Если наши за Аксаем продвинутся и переправы подорвут, тогда мы свою задачу выполнили… На севере и западе тихо. Чуешь? - надрывался Бережнов. - Передай приказ на отход!
Он не желал, не мог слышать ничего больше, кроме боя у переправы. Кладя трубку и крутя отбой, Кочергин лихорадочно обдумывал маршрут спуска к Орлику. Черных полос впереди стало больше. Уже и снега не видно. Некоторые перелеты достали расположения батальона. Но раненых вроде бы там не было.
"Бронебойные! У них вся сила разрыва - вперед!
В землю, стало быть. Но все же густо кладут, проберись-ка там!"
Торопясь, лейтенант перемахнул бруствер. Когда полз по склону, исполосованному снарядами, над головой нудно, по-комариному, загудело. Туман еще более уплотнился, и вверху ничего нельзя было разглядеть.
"Что такое? Вот дьявол! - не сразу сообразил Кочергин. - Немцы самолет выслали!.. Погода куда нелетная, а рискнули. Хорошо б он за высотку зацепился. Крылышком! Выходит, фашисты никак не поймут, почему их стрельба не дает результатов".
Как палец в прорези, из тумана показался и тут же исчез конец крыла с желтой полоской. "Костыль", как прозвали солдаты "Юнкерс-87", улетал и снова возвращался.
- На тебе, выкуси! - злорадно кричал Кочергин. - Увидишь ты танки, как же!
Будто вняв его крику, "костыль" исчез. Гудение оборвалось. Тут же толчки воздуха в уши, которые он сразу не заметил, напомнили о непрекращавшемся заречном бое. Отсюда он был ближе. К тому же танки Орлика молчали. Однако недоумевать было рано - визг снарядов тут же плотно прижал лейтенанта к земле. За спиной звук тупо обрывался чавкающими разрывами, щедро, как с совковой лопаты, обсыпавшими его снежно-земляным крошевом. Прорезая туман, впереди совсем рядом мелькали желтые блицы. Пальба больно давила на барабанные перепонки. Карьер был тут, подле, и Кочергину показалось, что он различает темные корпуса танков. Он пополз быстрее и вдруг головой вперед заскользил вниз: начался обледенелый склон. Если бы не горный опыт, быть ему со сломанной шеей. Но лейтенант, повернувшись, ударами подкованных каблуков пробил плотный наст и затормозил. Теперь танки угадывались по блеску дульного пламени. Но встречное пламя выстрелов немецких танков, рассекаемое дульными тормозами, било в глаза. Обстановка сразу прояснилась. Тридцатьчетверки стояли в линию у подножия склона, закрытые со стороны Аксая отвалами песчаного карьера, а в каком-нибудь полукилометре, прямо перед ними, на левом берегу реки был спуск к переправе. Туман плотно висел в нескольких метрах над водой, местами касаясь седыми прядями ее мутного зеркала. Осторожно спустившись в карьер, лейтенант оказался вне опасности. Сюда немецкие снаряды не доставали: они втыкались в песчаные валы впереди или проходили выше. Немецкие танкисты видели пламя выстрелов пушек тридцатьчетверок, но не постигали их неуязвимости. Попадая под плотный прицельный огонь, их машины метались, подставляя борта. Отсюда ни один снаряд не пропал даром. По другую сторону реки горело уже одиннадцать танков! Вдвое больше было подбито… Лейтенант разглядел и силуэты тяжелых гусеничных бронетранспортеров. Но их было немного. По-видимому, гитлеровцы уже не рисковали здесь мотопехотой. Река служила Орлику отличным прикрытием. Подобраться к его танкам было почти невозможно. Когда Кочергин, задыхаясь от пороховой гари и кислой горечи тротила, спустился наконец в карьер, оглушающий звон слился с булькающим воем рикошетирующего снаряда. Разрыва лейтенант не услышал. Не поняв сразу происходящего, он увидел, как одна из тридцатьчетверок неожиданно круто развернулась и, набирая скорость, пошла прямо на него. Затем вдруг изменила курс и, все более накреняясь, устремилась вверх - вдоль склона.
Часто вполне конкретные мысли бывают семантически неоднозначны. У Кочергина мелькнуло вроде: "Психанул кто-то, не выдержал!" На башне мелькнула цифра 2109. "Лубенок!" Тут же снаряд угодил в моторную часть танка. Машина резко замедлила ход и, оставив чернильный шлейф лившегося вниз плотного дыма, отсеклась туманной мглой.
Пригнувшись, он перебегал от танка к танку, ища машину Орлика. Ошалев от грохота, полуослепший, он наконец вытащил пистолет и стал колотить рукояткой по башне ближайшей машины. Наверху приподнялся люк, показались черные ребра шлемофона, блеснули глаза, зашевелились зубы. Но Кочергин ничего не слышал.
- Где лейтенант Орлик? Его машина? - надрывался он.
Танкист открыл люк, высунулся из башни и свободной рукой махнул в сторону второй от края тридцатьчетверки…
* * *
Организовав совместно с командирами стрелкового полка караульную службу, Кочергин и Орлик направились к штабному автобусу. Когда подошли, из двери дома блеснул свет и с крылечка спустилась Софья Григорьевна.
- Эх, пожить бы в таком! - вздохнул Кочергин.
- Да, он крепкий, меньше других пострадал, - согласилась она. - Кузьминский приказал раненых сюда снести. В гости заходите!
- Ну мы в их числе оказаться не торопимся… Однако позвольте, разве есть еще раненые? У меня сегодня день без потерь!
- Представьте, есть! Из третьего батальона двое и один убитый. Немцы, оказывается, попрятались кое-где.
- Ясно. Значит, нечисто их побрили! Хорошо вот так, дуром, из экипажей никто не пострадал. У меня башенным стрелком наш начхим. Каждый стал неоценим, если он… не совсем уж шушваль, каким мой Лубенок объявился! - оглянулся Орлик в дверях автобуса.
- Дверь, дверь побыстрее прикрывайте! - раздался голос Бережнова. - Свет отсель далеко видать!
В прокуренном автобусе за столом расположились Козелков и узкоплечий, костлявый военврач 2-го ранга Кузьминский. Кочергин видел его раньше только мельком. Пили чай из термоса. Напротив, рядом с Бережновым, согнувшись и мрачно свесив цыганский чуб над полной кружкой, сидел капитан Рязанцев, которого Кочергин не встречал с самого Ляпичева.
- Гость у нас, посланец из-за реки! - кивнул в его сторону подполковник. - Героев на тот берег вербует… К гитлеровцам валят подкрепления, а наших за Аксаем подкрепить нечем.
- За рекой? А здесь, товарищ комполка? Теперь корпус, пожалуй, будет собираться в кулак, иначе шиш повоюешь! - авторитетно заметил Орлик.
- Так вот, Рязанцев! У Карапетяна ты, говоришь, был, наши дела тебе известны. Так что… пей-ка ты чай! Вот тебе сахар, - сказал Бережнов и стукнул по столу большим куском рафинада. - Последний отдаю!
- А вот и еще угощеньице! - бросила на стол связку баранок Софья Григорьевна. - Давно не пробовали?
Все уставились на окаменевшие баранки.
- Чудеса! - хрустнув баранкой, смачно прихлебнул из кружки Рязанцев, двигая большим кадыком. - Где вы, товарищ… военврач их раздобыли?
Его не поправили. Военврач так военврач.
- Мы таких вопросов Софье Григорьевне давно не задаем, - подбросил Кочергин.
- Ладно, насмешник… - отмахнулась она. - Организуйте-ка лучше чай. Из термоса все не напьемся!
- Во-во, по этой части Кочергин спец! Я как-то поинтересовался, где он поднаторел чай заваривать. Оказалось, у классика вычитал, - сказал Козелков, подсаживаясь поближе.
- В романе "Яма", - прихватил рукавицей горячий чайник Кочергин. - Заварки вот маловато! У Куприна в ней недостатка не было.
Рязанцев, глядевший по-прежнему хмуро, окинул смеявшихся недобрым взглядом. Сдвинув шлем на затылок, вытер потный лоб тыльной стороной черного запястья, положив новый мазок. Молча сверкнул белками. Поставив чайник на печку, Кочергин щедро подбросил древесных обломков. Пламя загудело.
- А что Куприн? - оборвала смех молодых Софья Григорьевна. - Может быть, вы, Юра, наизусть что помните?
- Он стихов не писал, - уклонился Кочергин, - а прозу немногие запоминают. Для этого Сорелем надо быть.
- Кем, кем? - заинтересовался Бережнов.