* * *
На наблюдательной вышке между Хеллау и границей находились Курт Улиг и Петер Блок. Улиг был в приподнятом настроении: впервые он выступал в роли старшего поста. С автоматом на груди он просматривал в бинокль местность. Слева, по ту сторону границы, на поле работали крестьяне, а наверху, на холме, за которым шла дорога в долину, стояли две девушки в цветастых летних платьях и кому-то махали.
- Сегодня довольно тихо, - прошептал Блок. Из-за холма послышался рокот автомобильного двигателя. Улиг снова поднес бинокль к глазам. Ничего особенного. Крестьяне продолжали работать. Опушки леса у часовни и у Росберга оставались безлюдными.
Звуки рояля, доносившиеся из Хеллау, стали более громкими. Кто-то с увлечением играл модную песенку. Блок начал тихонько напевать: "Весь Париж мечтает о любви…" Играли в одном из первых домов на окраине деревни. Через некоторое время раздались бравурные звуки быстрого фокстрота. Потом музыка прекратилась.
- Неплохо, - прокомментировал Петер Блок. - Наблюдение за местностью под музыку! Мог бы поиграть еще…
Улиг улыбнулся. Кто не знал об увлечении Петера танцевальной музыкой! Он каждую свободную минуту проводил у приемника. Стоило больших трудов убедить Петера не слушать передачи западных радиостанций…
Звуки рояля полились снова. Теперь музыкант дал волю своей фантазии. А через какое-то время зазвучала старинная народная песня "Ты, моя тихая долина…"
Вскоре песня стихла.
- Жаль. Дай мне на минутку бинокль, - попросил Петер.
Девушки в цветастых платьях расположились на траве на краю дороги. Они что-то обсуждали. Вдруг Петер увидел, как из леса вышел человек в сером плаще и пошел по полю вдоль дороги. На мгновение остановился около девушек, обменялся с ними несколькими словами, затем провел рукой по волосам и исчез за холмом. Вскоре пограничники услышали удаляющийся рокот автомобильного двигателя.
- Сколько времени провел он в лесу? - спросил Улиг.
- Трудно сказать. Гулял, наверное! Погода-то вон какая! А что?
- Да так. Занеси его на всякий случай в журнал наблюдений.
* * *
Рэке ехал на велосипеде во Франкенроде по круто спускающейся дороге. В Хеллау надо было обсудить кое-какие дела с бургомистром. У первых домов во Франкенроде ему встретился председатель сельскохозяйственного кооператива Мехтлер. Рэке притормозил.
- Здравствуй, председатель! Что нового? Как работают наши ребята?
- Спасибо, Вальтер. Работа кипит! Если погода удержится, в три-четыре дня все закончим.
- Как чувствует себя Форг?
- Как и всегда, трудолюбив. Правда, ерунды в голове, еще много. Со старыми корнями всегда больше работы. Но все относятся к нему хорошо.
Мехтлер пошел дальше, но на полпути обернулся.
- Вот еще что, Вальтер. Чуть было не забыл. Прейслер вчера сказал мне, что в деревне поговаривают об удивительных вещах. У вас стало одним меньше. Ходят слухи, будто Болау разбил стекло в часовне и поэтому его перевели, а дело замяли. Правда это? Вот и все. Будь здоров!
Рэке слушал, насупив брови, "Надо сказать людям правду, тогда слухи прекратятся", - решил он.
Фридрих сидел у себя в кабинете за стопкой документов.
- Вовремя тебя принесло. Поможешь мне! - встретил он лейтенанта. Но Рэке было не до шуток.
- Рад, что и тебя застал, Карл, - обратился он к Эбенеру, сидевшему тут же.
- Опять где-нибудь пожар? - спросил Фридрих и предложил Рэке сесть.
- Да еще какой! - Рэке рассказал все, что услышал от Мехтлера. Пока он говорил, Эбенер подошел к столу и подал ему несколько записок.
Рэке начал читать записки. В них говорилось о том, о чем он узнал от Мехтлера, а в одной даже было названо имя Болау.
- Откуда они у тебя?
- Одну нашел сам, остальные принесли Фобиш, Манегольд и Восольский.
Рэке нервно заходил по комнате.
- Проклятие! Что же происходит? Вот уже несколько месяцев одно происшествие за другим. Неужели вы никого не подозреваете?
Эбенер пожал плечами:
- А что поделаешь? Эти бумажонки печатают на машинке, а в деревне их не меньше тридцати. Да и к тому же мы не знаем, где их печатают. И это еще не все. В воскресенье утром Хинцман опять с паперти делал всякие намеки. Он, правда, не называл имен, но дал понять, что кое-что знает. Между прочим, он впервые за долгое время отговаривал крестьян выходить на работу. И хотя сейчас самая горячая пора, на поле почти никого не было.
- Может быть, он имеет прямое отношение к происходящему?
Фридрих задумался, покачал головой.
- Нет. Я его слишком давно знаю. Он честный человек. Писать анонимки он не станет. Меня он уже избегает. Кстати, Восольский у него часто бывает?
- Не знаю. Так или иначе, мы должны больше думать о Хинцмане. Завоевать его - значит привлечь на нашу Сторону полдеревни.
- Знаю. Но почему пастор избегает меня, вас, а с Восольским ведет задушевные беседы?
- Ты подозреваешь, что учитель ведет двойную игру?
- Утверждать это я не могу, но на заставе Восольский чувствует себя как дома. Он член группы содействия пограничникам. Он всегда выступает за нас. Хинцман, конечно, обо всем знает.
- На прошлой неделе учителя видели в городе в обществе Зимера, - заметил Эбенер.
Рэке был поражен.
- Зимер?! Что у них общего?
- Кто знает, что это значит! Во всяком случае, за Восольским надо последить.
Рэке в знак согласия кивнул. Вдруг он вспомнил, как когда-то Восольский разглагольствовал о "католическом уголке". Это не вязалось с его отношением к пастору. А теперь еще этот Зимер…
Было решено провести в деревнях собрания жителей. Рэке, вернувшись на заставу, рассказал Бергену о последних событиях.
- В любом случае мы обязаны пролить свет на случай с Болау. Кроме того, необходимо усилить контроль в населенных пунктах и серьезно отнестись к словам Тео. Во всем этом деле, по-видимому, участвуют опасные люди, и мы не должны упускать из виду ни одной мелочи.
- Согласен. Пойдем просмотрим журналы наблюдений. Может быть, почерпнем что-нибудь из них…
* * *
Гостиная старого охотничьего домика была полна народу, когда Берген открыл собрание. Сюда пришли все члены кооператива, Зепп Броднер и даже плотник Фальман. На лицах у многих была язвительная усмешка.
- Уважаемые жители Франкенроде, уважаемые товарищи! - начал Берген. - Мы собрались здесь, чтобы поговорить о деле, которое, вероятно, беспокоит многих. Вы знаете, о чем идет речь. Когда полгода назад мы собрались здесь вот так же, как сегодня, я обещал вам, что приму решительные меры, если виновником окажется один из моих подчиненных. Тогда же я заявил, что мы не потерпим надругательства над религиозными чувствами верующих. Сейчас я снова повторяю это. Уже несколько дней, не могу сказать точно сколько, ходят упорно распускаемые кем-то слухи, что злоумышленником был пограничник, которого мы якобы перевели подальше отсюда, чтобы покрыть его. Из всех жителей только председатель кооператива пришел к нам и прямо спросил нас об этом. - По рядам пронесся шум. Берген продолжал: - Да, это был пограничник. Бывший пограничник!
- Значит, это не слухи! - крикнул кто-то.
- Минуточку терпения, я еще не кончил. Я сказал, он был пограничником! Как только нам стала известна вся правда, мы сразу же уволили его из немецкой пограничной полиции. Вскоре он предстанет перед судом и ответит за свои преступления.
Бергену пришлось остановиться: голос его потонул в шуме. Выждав, пока сидящие в зале успокоились, он заговорил снова:
- Каждый из вас знает, что ни одно преступление не остается незамеченным! Солдат, вставший на путь преступления, оказался морально опустившимся человеком. Он не достоин носить форму пограничника, и поэтому мы без сожаления расстались с ним. А теперь давайте обсудим, как нам улучшить нашу работу.
Последние слова Бергена потонули в аплодисментах. Начальник заставы сел. Теперь уже никто не верил слухам. Старый Форг вскочил со своего места и заговорил:
- Правильно, господин Берген, правильно! Я верю вам! Если бы ваш солдат не потушил тогда пожар в нашем доме, лежать бы нам с женой на кладбище. С тех пор я стал уважать вас, пограничников. А тем, кто наговаривает на вас невесть что из-за одной паршивой овцы, должно быть стыдно!
Старый Форг закашлялся. Подавив кашель, он хриплым голосом продолжал:
- Раз уж мы собрались здесь, давайте покончим с недомолвками. - Повернувшись к Фальману, он спросил: - Вот ты, Пауль, помнишь, как ты мне говорил: "Пограничники заодно с браконьерами. Ворон ворону глаза не выклюет"?
Все повернулись в сторону Фальмана и с напряжением смотрели на него. Вид у Пауля был растерянный. Видно, в этот момент он готов был сквозь землю провалиться.
- Это же было… это… листовка в деревне… я не то думал… - попытался он возразить.
- Ах, ты не то думал! Послушай, Пауль, ты не обижайся на меня. Пойми, так нужно. Для всех нас. Сейчас речь не о тебе. Скажи честно: что у пограничников общего с браконьерами?
Фальман сидел, не поднимая глаз.
- Что тут говорить… Бог свидетель, не думал я, что так получится. Откуда мне было знать, что это преднамеренная ложь!
- Вот вам, пожалуйста. Да что, у нас у всех глаза ослепли? Разве раньше бывало такое, чтобы полиция с людьми говорила, да еще извинялась, если в чем была не права? Неужели все мы забыли старого Баумана, расстрелянного эсэсовцами на горе под липой? Я сказал все!
С этими словами Форг сел. Поднялся Мехтлер.
- Я хочу упрекнуть и тебя, Вальтер, и всех. Не обижайся, что я так говорю, но виноваты все вместе. Почему мы ждем, пока сплетники не разнесут свою брехню по всем домам? Мы должны вовремя останавливать таких болтунов!
"Он прав, тысячу раз прав", - подумал Рэке.
* * *
Барбара Френцель прогуливалась по деревне. Она была в легком летнем платье, на ногах - белые лодочки, гибкая, опоясанная золотистым жгутиком. Зеленые продолговатые глаза ее заставляли вспомнить о Востоке. С ними неожиданно контрастировали светлые волосы, свободно падавшие на плечи.
Дойдя до последних домов, она остановилась, посмотрела на часы, отбросила волосы назад и пошла дальше. Но на мосту, у подножия горы, возвышающейся около Хеллау, левый каблук неожиданно скользнул по камню и отломился. Она сняла туфлю, осмотрела ее и поморщилась: каблук почти совсем оторвался от подошвы. С досады Барбара оторвала его совсем. Осторожно ступая, она подошла к перилам моста и стала беспомощно оглядываться. Вдруг на лице ее появилась улыбка: она увидела того, кто, как ей показалось, мог помочь ей, - пограничника, ехавшего на велосипеде в ее сторону.
Фриц Кан, а это был он, еще издали заметил девушку, размахивавшую туфлей. Он затормозил и остановился около нее.
- Ах, извините, пожалуйста, у меня несчастье, - произнесла она, приветливо улыбнувшись. - Мои туфли не приспособлены для ходьбы по камням. Вы не поможете мне?
Фриц не мог скрыть удивления: это была та самая девушка, которую он видел у Вальтера. Дежурный не преувеличивал: она действительно прелестна! Глаза Фрица лукаво сощурились.
- Какое счастье! - произнес он восторженно.
- Почему счастье? Вы смеетесь надо мной?
- Не каждый день приходится помогать такой красивой девушке!
Барбара громко рассмеялась.
- Ну и уморили вы меня! Вы, пограничники, кажетесь мне настоящими донжуанами.
Фриц поставил велосипед около дерева. Барбара посмотрела Фрицу в глаза и протянула ему руку,
- Вы согласились помочь мне, а я вам даже не представилась. Барбара Френцель.
- Вы из Берлина, а здесь гостите у учителя, так ведь?
- Откуда вы знаете?
- Пограничник все должен знать. Я тоже берлинец.
- Что вы говорите?
- Неужели вы думаете, что можно обманывать такую красивую девушку?
Она погрозила ему пальцем.
- Говорить комплименты вы умеете, - сказала она, игриво надув губки. - Однако вы невежливы.
- Невежлив? Ах, извините… Меня зовут Фриц… Фриц Кан.
- Очень приятно. А теперь докажите мне, что вы умеете не только говорить комплименты, но и чинить туфли.
Фриц взял у нее туфлю.
- Сейчас все будет в порядке. Говорят, один из моих предков приходился родственником Гансу Саксу.
Фриц отыскал в велосипедной сумке несколько гвоздиков, поднял с земли небольшой камень, потом положил туфлю на перила моста и начал прибивать каблук. Барбара подошла к Фрицу и наклонила голову. Ее мягкие волосы упали на лоб и щекотали Фрицу щеку. Он поднял голову и растерянно посмотрел на нее. Барбара не отвела взгляда. Ее зеленые глаза были совсем близко. Они светились каким-то необъяснимым, загадочным блеском. "Взять да и обнять ее сейчас… и поцеловать…" - подумал вдруг Фриц.
- Если вы будете смотреть на меня, ударите себя по пальцу.
- Извините, я… - Фриц покраснел и снова занялся туфлей.
"Как странно прозвучали ее слова! Осел! - выругал он себя. - Совсем растерялся". - Фриц поспешно вогнал в каблук последний гвоздь.
- Вот, пожалуйста. Готово.
- Только здесь вот один немного вылез. - Она показала на выступавший кончик гвоздя.
- Да, верно. - Он еще раз ударил по гвоздю. - Пожалуйста, фрейлейн Френцель.
Барбара взяла у Фрица туфлю и потрогала каблук. Он сидел крепко.
- Спасибо, Фриц. Теперь я дойду до дома. - Она оперлась на его плечо. - Можно?
Он кивнул. Барбара, стоя на одной ноге, попыталась надеть другую туфлю. Вдруг она потеряла равновесие. Фриц совсем близко увидел ее губы. Девушка не успела опомниться, как он крепко обнял ее.
Какое-то мгновение Барбара не сопротивлялась. Потом вдруг отпрянула от него.
- Как вы смеете?! - Ее глаза сузились. - Оставьте меня!
Барбара быстро зашагала прочь. Обернувшись, помахала Фрицу рукой и крикнула;
- До свидания!
- Подождите, я должен сказать вам что-то!
Она рассмеялась.
- Мне пора домой. Может быть, мы еще увидимся. - И она тут же исчезла в кустарнике.
Фриц как завороженный долго смотрел ей вслед. Только сейчас он вспомнил, что ехал к Ганни. Ганни? Он попытался думать о ней, но зеленые глаза и белокурые волосы упорно не выходили у него из головы. Фриц взял велосипед и повел его рядом с собой.
В конце деревни он встретил Ганни. Они сели на траву в тени деревьев. Ганни стала рассказывать Фрицу о работе. Скоро она заметила, что Фриц не слушает ее и думает о чем-то своем. Ганни хотела спросить его, что с ним происходит, но не успела: Фриц опередил ее.
- Пойдем. Пора возвращаться. Мне скоро опять идти в наряд.
Фрица мучила совесть. А вдруг это любовь? Чепуха! Хорошенькая девушка, и больше ничего. И все же он продолжал видеть ее глаза.
Вечером Фриц долго не мог заснуть. Но и сон не принес ему облегчения. Фрицу снилось, что он снова встретился с Ганни. Когда она поцеловала его, он увидел вдруг, что глаза у нее зеленые, а волосы золотистые, как у Барбары. Он попытался удержать Ганни возле себя, но руки не повиновались ему. Потом Ганни расплылась, исчезла. Откуда-то издалека он услышал: "До свидания!"
Фриц испуганно вскочил. Кто-то из товарищей тряс его за плечо.
- Эй, Фриц! Что с тобой? Ты не заболел?
- Что? Почему?
- Ты так кричишь, что невозможно уснуть. Всех разбудил.
- Извини, мне что-то приснилось.
- Ладно, спи. Спокойной ночи!
* * *
- Товарищ младший лейтенант, солдат Гресе прибыл для прохождения службы!
Русые волосы, светлые глаза Гресе, его диалект сразу выдавали в нем уроженца Ватерканта. Берген встал, окинул взглядом рослого, мускулистого парня и приветливо протянул ему руку.
- Садитесь, пожалуйста. Где ваши вещи?
- В караульном помещении, товарищ младший лейтенант.
Все необходимые формальности были выполнены. Берген принял документы Гресе, потом открыл портсигар и протянул солдату:
- Курите.
- Спасибо, товарищ младший лейтенант. Я не курю. Мой отец…
- Что, не терпит? - Берген засмеялся.
- Он всегда говорит: "Если я хоть раз увижу у тебя во рту эту отраву, спущу штаны". А рука у него твердая.
Откровенность солдата пришлась Бергену по душе.
- Он и сам не курит?
- В том-то и дело, что курит! Трубку изо рта не выпускает. Но я не имею права ссылаться на это. Отец считает, что дети родителям не указ.
- Дети! Вы уже, кажется, выросли из Детских штанишек.
- Так у нас заведено в Ватерканте. Мой дед - старый рыбак. Ему уже семьдесят, а он еще ходит в море. Для него мой отец тоже мальчик. А меня он сосунком считает. Тут уж ничего не поделаешь, обычай такой.
- Кем работает ваш отец?
- Радистом на одной посудине.
- Интересная профессия!
- Он еще и радиолюбитель. Когда дома, всегда что-нибудь мастерит.
Через полчаса Берген знал уже почти все, что его интересовало.
- Хороню, товарищ Гресе. Теперь идите представьтесь ротному фельдфебелю. Он определит вас. Получите постель и все необходимое. Через два часа придете ко мне. Я представлю вас вашему начальнику и расскажу о службе, которую вам предстоит нести. Не забудьте, в семнадцать часов построение!
Лейтенант Рэке ехал в Хеллау. Он чувствовал себя явно не в своей тарелке. После собрания во Франкенроде в парторганизации заставы разгорелся горячий спор. Многие считали, что противнику была дана большая свобода действий, что связь пограничников с жителями должна стать еще крепче, что пограничники должны действовать целеустремленнее и умнее. Много суровых слов было сказано и по поводу бегства Мюнх.
Зашел разговор и о пасторе Хинцмане. После некоторых колебаний и горячих "за" и "против" было решено поговорить с пастором. Выбор пал на Рэке.
Он знал, что эта задача не из легких. Как поведет себя пастор? Рэке должен был действовать очень тактично: одно необдуманное слово могло все испортить.
Рэке приказал водителю остановить мотоцикл возле ратуши. Выйдя из коляски, он стал, не торопясь, подниматься наверх, к дому пастора. Подойдя к тяжелой дубовой двери, остановился, затем решительно дернул за кованую железную ручку колокольчика. Дверь открылась. Экономка пастора с удивлением посмотрела на офицера.
Рэке приветливо поздоровался с ней и спросил:
- Господин пастор дома?
- Нет. Ушел с полчаса назад.
- Жаль. Я хотел поговорить с ним. Не скажете, когда он вернется? Или, может быть, вы знаете, куда он ушел?
- Наверно, в часовню. В это время господин пастор бывает там на молитве. Может, передать ему что от вас?
- Нет, спасибо. Я зайду в часовню. Если не найду его, приду еще раз. - И, чтобы не возбудить у пожилой женщины подозрений, добавил: - Господин пастор, надеюсь, не рассердится, если я нарушу его уединение? - Конечно нет, он добрый человек.
- Ну, хорошо. До свидания.