- Не буду называть себя. Догадайтесь сами, - шутливо предложил шофер.
Алексей рассматривал человека за рулем. Серый костюм, свежая, расстегнутая на две пуговицы, серая шелковая сорочка. Черные тусклые волосы мелким каракулем, посеребренные лишь на висках. Темное от загара лицо, чистая улыбка. От улыбки возле глаз собираются лучики, и лицо добреет.
Уловив на себе изучающий взгляд, человек за рулем рассмеялся.
- Хорошую задал загадку?
- Мне разгадать вас трудно, не за что зацепиться. Одно ясно: вы не шофер, хотя отлично ведете машину. Наверное, вы руководящий товарищ, имеющий какое-то отношение к строительству.
Человек за рулем снова засмеялся. Он, по-видимому, любил пошутить.
- Вы в городе были? Понравился вам Новинск? - спросил он после минутного молчания - он выводил машину на дорогу, к зданиям вокзального района.
- Нет, - не задумываясь, ответил Ковшов с некоторым раздражением. - Не понравился. Разве это город? Несколько тысяч одинаковых деревянных домов, вытянутых в шеренги. Ничто не радует глаз, все, по существу, придется ломать, если строить настоящий город. Зря его расхваливали в газетах, ваш Новинск.
Замечания Ковшова заметно не понравились его спутнику.
- Слишком резко, я бы сказал - тенденциозно разделались вы с Новинском. Предубеждение, пожалуй, понятное: вы приехали из Москвы и сравниваете с ней. Я полагаю, мнение о нашем городе у вас скоро изменится. Вы, например, не видели действующих заводов - они сделают честь любым предприятиям в мире - кстати и нефтеперегонного, к которому вам придется тянуть нефтепровод. Вы не видели строящихся заводов. Не видели ни театра, ни Дворца пионеров. Новинск расхвалили справедливо. Города вырастают столетиями - нашему Новинску нет и десяти годиков, он подросток. Вы, молодой человек, избалованы, вам и в голову не приходит сопоставить: что было - и что есть теперь. Разве можно не оценить размаха, с каким строился и будет дальше строиться город после войны? Мы с вами минут пятнадцать едем по диаметру будущего города. Вам неизвестно, что всего несколько лет назад на этих местах нанайцы ставили ловушки на соболей. Эту огромную ровную площадку вырвали у тайги, а ее загнали на тот берег. Вам надо бы посмотреть проект будущего Новинска. Разве прежние градостроители знали заранее, что у них получится?
- Слишком усиленно защищаете Новинск. Вы что, архитектор или заведующий горкомхозом?
- Поживете - узнаете. Я вам еще припомню злое слово о Новинске.
- Не страшно. У вас ничего не выйдет: я собираюсь в обратный путь, на запад.
Машина остановилась около четырехэтажного широкого кирпичного дома управления.
- Я схожу, а вы следуйте дальше по диаметру вашего города. И больше мы, наверное, не увидимся. Спасибо, что подвезли. Прощайте,
Незнакомец рассмеялся.
- Прощайте... прощайте...
Но он тоже вышел из машины и пошел вслед за Алексеем. Тот задержался.
- Вы к нам?
Незнакомец кивнул головой и спросил серьезно, почти сердито:
- Насчет обратного рейса вы к чему сказали? Пошутили или есть такое распоряжение?
- Никакого распоряжения! По собственной инициативе буду изо всех сил добиваться отправки меня на запад. Три дня живу здесь - и три дня у меня уши горят от моего постыдного благополучия.
Они остановились у подъезда.
- Теперь вы мой враг, - сказал незнакомец мрачновато. - Человек, охаявший Новинск и удирающий с Дальнего Востока, мой личный враг.
Алексея осенило.
- Я догадался: вы - Залкинд, секретарь новинского горкома? Мне Беридзе рассказывал про вас. Его вы тоже однажды объявили своим личным врагом.
Лицо Залкинда просветлело:
- Рассказывал про меня Беридзе? Значит, не забыл. Ну, с ним я больше не враждую: он вернулся. А вам - беспощадный враг. Между прочим, учтите, со вчерашнего дня я не только секретарь новинского горкома, но и парторг строительства.
Вечером Ковшов написал рапорт Батманову. На двух страницах инженер настойчиво доказывал, что должен безотлагательно вернуться на запад. Вручив бумагу секретарю начальника строительства, Алексей приготовился ждать ответа.
Комнаты общежития выходили в коридор. Комната Алексея оказалась самой крайней. Комендант распахнул перед ним дверь.
Железная кровать с тощим матрацем, плоской подушкой и серым солдатским одеялом. Больничного типа тумбочка. Маленький стол, два стула. На стене - портрет Димитрова, на столе - кабинетная черная лампа, изогнутая вопросительным знаком. На окне - полуспущенная штора из синей светомаскировочной бумаги.
Зашли в комнату вдвоем, и стало тесно. Комендант с сомнением посмотрел на Алексея и удивился его словам:
- Роскошно... Больше мне ничего не надо.
Новый жилец с полотенцем прошел по коридору, тускло освещенному единственной лампочкой. Открыл крайнюю дверь: увидел большую кухню - грязную и неудобную, какие часто встречаются в коммунальных квартирах. В широком тамбуре нашел умывальник - два железных корыта - одно над другим. Из верхнего торчали вниз соски. Стараясь не громыхать, Ковшов умылся.
Не все жильцы спали. С шумом распахнулась входная дверь, вошла девушка в кожаной куртке и сапогах. Она не очень-то соблюдала тишину и, отпирая свою комнату, напевала: "Спят курганы темные..."
- Тише! Люди спят кругом, а не курганы, - сказал Алексей.
- Ой! Я вас не заметила. Вы новый истопник?
- Новый жилец, заинтересованный, чтобы здесь было тихо ночью.
Она подошла к нему, приглядываясь с любопытством.
- Значит это для вас готовили утром комнату? Комендант сказал - для нового главного инженера или его заместителя. Вы и есть?
- Признаюсь.
- Я ругала коменданта. Вам дали холодильник вместо комнаты. Сейчас - и то прохладно, а каково будет зимой? В ней только овощи хранить, живой человек не выдержит. Вы отказывайтесь, пусть дают другую.
Ковшова обрадовало нарушение его тягостного одиночества, он с удовольствием слушал болтовню девушки. Она на минуту забежала к себе и вернулась без кожаной куртки, в легкой шелковой кофте. Поправляя волосы, она закинула голые по локоть полные руки за голову и опять принялась уговаривать его.
- Сейчас освободится много жилой площади. Говорят, новый начальник строительства решил всех нас разогнать. Управление почти целиком упаковалось и собирается уезжать со старым начальником.
- Вы не умеете потише разговаривать? - спросил Алексей.
- Зачем потише? У нас привыкли не стесняться. Часов в шесть утра убедитесь сами: никто не будет говорить "потише". Вон напротив живет Гречкин, начальник планового отдела. У него четверо детей, и они никогда не орут поодиночке - обязательно хором. Но не это самое страшное. Самое страшное - Лизочка, супруга Гречкина. Она маленькая, худенькая, но у вас всегда будет звенеть в ушах от ее крика.
Девушка заочно познакомила Ковшова с жильцами. Не спросив разрешения, вошла в комнату инженера, оглядела ее критически и осталась недовольна.
- Сыро. Вымыто плохо, смотрите, какие потеки у плинтусов. Обстановка случайная, хлам. Матраца, считайте, нет, вместо него положили лист папиросной бумаги. На нем спать нельзя, заболят бока.
- Можно спать, вполне, - решил Ковшов. - Тем более, мне не придется особенно-то нежиться в постели.
Девушка закончила осмотр комнаты и перевела взгляд на инженера, глаза у нее были большие и ласковые.
- Вы, наверное, холостяк и привыкли жить впопыхах да в сухомятку?
- Я женат, правда недавно.
Она изумленно посмотрела на него и заливисто рассмеялась.
- Молодую оставили дома? Мило!
Инженеру не понравился поворот в разговоре, он сразу потерял интерес к болтовне девушки. Она заметила эту перемену и ушла, пожелав спокойной ночи.
Спать не хотелось. Алексей приник лбом к холодному стеклу. На улице было светло, как днем. Фосфорный неживой свет луны заливал барачного типа постройки и великое множество пней, оставшихся как следы тайги, оттесненной с площадки. Правее, за последним бараком, блестел величавый Адун. Где-то неумолкаемо выла и визжала циркульная пила, иногда она плакала, как женщина.
Тоскливые мысли вновь толкнулись в голову. Днем пришло письмецо от брата. Митенька, восемнадцатилетний паренек, писал из военной школы, что учится бить немца и скоро пойдет на фронт. В этих нескольких фразах прозвучал для Алексея горький укор.
Одиночество Ковшова нарушил Беридзе. Алексей вскочил, смущение и радость отразились на его лице: размолвка с товарищем тяготила его, он чувствовал себя виноватым.
- Пришел ругать тебя и бить, - сказал Беридзе и, подойдя к товарищу, неловко, сбоку обнял его.
Главному инженеру тоже не понравилась комната Ковшова.
- Я слышал, стены покрываются льдом. И мрачная она какая-то. Тоску нагоняет. Ты перебирайся ко мне, у меня тепло, и хозяйка заботливая.
- Спасибо. Я буду пока жить здесь, меня комната устраивает.
- Ты и в самом деле решил добиваться возвращения в Москву? - в упор спросил Беридзе.
- Да, - коротко ответил Алексей. Он понял, зачем пришел к нему Беридзе. - Тебе Батманов сказал? Отпускает он меня или нет?
- Батманов ничего не говорил о тебе. Ты успел к нему обратиться?
- Вчера я подал ему рапорт.
- Эх, зря! - сказал Беридзе с досадой. Он явно расстроился и начал расхаживать по комнате: три шага вперед, три шага назад. - Ты, Алексей, человек взрослый, у тебя своя голова на плечах, но по-дружески скажу тебе: напрасно затеял волынку. Ты еще не включился в работу, вот и мечешься. Вздор. Надо подавить в себе это настроение.
Ковшов сидел на низкой кровати, склонив голову. Беридзе едва удержался, чтобы не подойти и не погладить его по русым волосам.
- Неудобно перед Батмановым, голубчик. Ему трудно сейчас: организационный хаос, люди в разброде. Мы приехали вместе с ним и теперь - главная его опора. И вдруг рапорт: "Прощайте!" Смахивает на удар в спину.
- Слишком красиво изображаешь, Георгий Давыдович. Начальнику не придут в голову такие тонкости. Я для него маленький человек, он вполне без меня обойдется.
- Понятное дело, обойдется. Но согласится ли обойтись - не знаю. Во всяком случае, он не отнесется к твоему рапорту равнодушно. Ты и меня ставишь в неудобное положение - я за тебя ручался. Предвижу неприятности.
Постучав, в комнату зашел Залкинд. На нем было легкое летнее пальто. Он внимательно огляделся.
- Помирились? - спросил парторг у Беридзе, присаживаясь на кровать, рядом с Алексеем. - Напрасно. Что до меня, я не собираюсь с ним мириться.
- Слышал? Он успел подать письменный рапорт начальнику строительства, - сказал Беридзе.
- Тем хуже для него. - Залкинд положил руку на плечо Алексея. - Вам потом самому станет неудобно, вы пожалеете об этом рапорте.
- Почему? - раздраженно спросил Алексей. - Я не путевку прошу на курорт.
Залкинд подпер голову обеими руками.
- Некоторые люди у нас здесь рассуждают так. Мол, на карту войны поставлено все, страна напрягается до предела, на учете каждый человек и каждый патрон. Между тем, на Дальнем Востоке бездействуют крупные вооруженные силы. Надо немедленно снять их отсюда и бросить на запад. Дальневосточные дивизии хорошо обучены и оснащены - они помогут остановить фашистов. Если японцы воспользуются этим и оттяпают у нас Дальний Восток - не беда, обойдемся без Дальнего Востока. Нам де города, села и земли ближней России милее и дороже неуютных дальневосточных пространств. Как вы расцениваете этакое рассуждение?
- Рассуждение гнусное! Я бы с такими рассуждателями не стеснялся.
- Правильно и патриотично! - одобрил Залкинд. - Каждый камень и каждая пусть захудалая речка - все дорого родине. Будь мы просто потомки Ермака и Пояркова, и то не имели бы права отдавать ни одной песчинки Дальнего Востока. Кстати, тут каждая песчинка золотая. А мы не только потомки Ермака, мы - наследники Ленина, советские люди, мы дали этому краю новую жизнь.
- Спрашивается: при чем здесь инженер Ковшов? - спросил Алексей.
- Инженер Ковшов, патриотично осудив антипатриотические высказывания, на деле согласен отдать японцам весь Дальний Восток. Ему дорога одна Москва.
Алексей поднял брови.
- Может быть, я уже отдал японцам Дальний Восток?
Залкинд оставил его замечание без внимания.
- Незачем говорить о роли тыла в войне, - продолжал он. - Все мы знаем: устойчивость и работоспособность тыла значат столько же, сколько и сама армия. Что такое тыл? Заводы, колхозы, разные строительства, сотни и тысячи больших и малых учреждений государства, перестроенных на военный лад...
- Очень интересно, - улыбнулся Алексей. - Правда, немного похоже на очередную статью из местной газеты. Вы полагаете, мне не ясны столь популярные истины?
- Вы огорчили меня и Беридзе нежеланием понимать некоторые популярные истины. Нефтепровод наш участвует в войне в той же мере, как завод боеприпасов или танковая дивизия. Строительство нефтепровода имеет прямое отношение к вооруженным силам Дальнего Востока. Вы возмущаетесь людьми, предлагающими снять армию с дальневосточных границ. Почему же на деле вы поддерживаете их, отрицая необходимость нефтепровода для войны?
Ковшов встал, протиснулся между столом и кроватью и сел у столика в углу, напротив Беридзе. Тот молча играл перочинным ножом с целым набором инструментов - от консервного ножа до шила.
- Ничего не отрицаю. Просто вижу, что невозможно построить его так быстро. Следовательно, ему не придется участвовать в войне.
Залкинд взял из рук Беридзе перочинный нож и стал внимательно открывать предмет за предметом.
- Ваши слова ничего не весят. Вы не имеете представления об общем плане войны, не знаете ни ее ресурсов, ни сроков. Конечно, мы тоже знаем не все. Все знают только наши большие руководители в Москве. Они и решают. Перед ними стоял вопрос о нефтепроводе, один из миллиона вопросов. Грубский доказывал: построить за год нельзя. В Москве с ним не согласились. Нефтепровод нужен для войны, отказаться от него невозможно. Отсюда решение: выполнить стройку за год. Это равно приказу - стоять насмерть и сделать невозможное. Отсюда смена руководства на строительстве... Теперь оно в надежных руках. Вам не приходилось в свое время читать очерк в "Правде" про Батманова и Беридзе: "О людях, которые умеют делать невозможное"?
- Не помню, - сказал Алексей.
- Был такой очерк в свое время, - с гордостью подтвердил парторг. - Меня очень обрадовало решение Совнаркома о форсировании строительства. В этом я увидел еще одно проявление нашей силы. Подумайте: если нефтепровод, отстоящий от фронта на несколько тысяч километров, нужен и занимает в войне определенное место, хотя и поспеет только через год, то какая мудрость предвидения заложена в общем плане войны с фашистами!
- Я все понимаю, признаю, со всем согласен! - воскликнул Алексей, вскакивая. - Но вы-то можете меня понять или нет? Я хочу на фронт, туда, где сейчас труднее всего! Нас учили с детства, и на школьной скамье, и в комсомоле: не прятаться от трудностей, быть там, где опаснее всего.
- А разве вас не учили, кроме того... дисциплине? В конце концов, нужно или нет подчиняться старшим товарищам? - жестко спросил Залкинд. - Разве не учили тому, что нельзя себя выделять из общего? Если не учили, тогда и на фронте вы будете рассуждать: "Это не участвует в войне, а это участвует, это важное, это мне подойдет а это не подойдет". Или мы для вас не старшие товарищи? Мне Беридзе говорил, будто фронт опалил вас. Честно признаться - незаметно. Советую хорошенько обдумать то, что мы вам говорим...
Залкинд вернул Беридзе нож и поднялся. Встал и главный инженер. Алексей прислонился спиной к стене, чтобы дать им пройти. Проходя, Залкинд нажал на него плечом и засмеялся:
- Приперли парня к стенке в прямом и переносном смысле!
- Чего вы хотите от меня, старшие товарищи? - спросил Алексей.
- Чего мы хотим от него, Георгий Давыдович? Скажи ему.
- Мы хотим, голубчик, чтобы ты перестал думать об отъезде. Я ведь очень рассчитываю на твою помощь, пора влезать в работу по уши. И еще соображение. Твой отъезд плохо повлияет на управленцев. И без того неспокойно. С Батмановым я улажу: возьму у него рапорт, и тебе не придется с ним объясняться...
Алексей внимательно посмотрел на поздних гостей:
- Не надо брать рапорт, я не боюсь объяснений. Сам, если надо, поговорю с начальником строительства.
- Это полезно, - усмехнулся Залкинд, видимо представив себе предстоящий разговор, и, ткнув Алексея пальцем в живот, вышел. Минуту постояв, за ним последовал Беридзе.
Под жалобный визг и стоны маятниковой пилы Алексей начал укладываться на своей жесткой постели.
Глава четвертая
Все хотят уехать
В солнечный, чистый и свежий день, какими богат Дальний Восток осенью, Беридзе и Ковшов первый раз пролетели в самолете над трассой. Она проходила по правому берегу реки, лишь в отдельных местах немного отступая от нее.
Сверху Адун еще больше ошеломлял своим широким разливом. Сплошной водный поток, открывавшийся взгляду на земле, распадался, если смотреть на него сверху: река двоилась, троилась и множилась в несметном числе заливов, протоков и рукавов. Они блестели, мерцали, искрились под солнцем.
По обе стороны реки, на сколько мог видеть глаз, простиралась тайга - величайшее нагромождение растительности. В ее безграничных дебрях суровые северяне - лиственница и голубица - жили в теснейшем соседстве с нежными детьми юга - бархатным деревом и виноградом, и хозяин тропических джунглей - тигр охотился за северным оленем.
Можно было подумать, что нога человека еще не ступала в этих диких местах. Но вот внезапно открылось первое селение с аккуратной линией домиков и свежей желтизной нив. Вскоре селения - обжитые и веселые с виду приюты людей у реки - стали проноситься под крылом самолета все чаще.
Трасса дважды пересекала Адун - под Новинском и у небольшого города Ольгохта, тоже стоящего на реке. Чуть ниже этого места река и трасса расставались: Адун величаво уходил вправо, трасса поворачивала налево, на север. Она приближалась к морю, тянулась побережьем до мыса Чонгр. Здесь - в самом узком месте - нефтепровод должен был пересечь бурный двенадцатикилометровый Джагдинский пролив и на мысе Гибельном выбраться на остров Тайсин. Нефтепромыслы находились в северной оконечности острова, в районе города Кончелан - к нему и должны были строители проложить нефтепровод.
Георгий Давыдович остался доволен осмотром. Несколько лет назад он исходил берега Адуна с изыскательской партией - и теперь, с высоты птичьего полета, узнавал знакомые места. У него рождались какие-то мысли, он еще не высказывал их, но многозначительно грозился двинуться в наступление на Грубского.
Выбравшись из самолета, севшего на маленьком аэродроме за березовой рощицей, неподалеку от управления, главный инженер кинулся в кабинет и, что называется с ходу, погрузился в синие глубины чертежей, бормоча под нос стихи Маяковского - он любил их и помнил во множестве:
Но оказывается:
Прежде, чем начать петься,
Долго ходят, размозолев от брожения...