- И все-таки, старший лейтенант, ему не следовало бы забывать и о своих секретарских обязанностях, - остался при своем мнении Ивановский.
Алексей, поняв, что гроза миновала, а это касалось прежде всего Володи Митрофанова, перевел разговор на другое:
- Когда батальон пойдет в рейд?
- Через два дня.
- Возьмите с собой. Я попрошу начальника…
- И не думай, - отрезал майор. - У тебя своя задача, у нас своя. Не буду брать ответственность еще и за твою жизнь. Даже если Пресняков и разрешит…
На том и закончили.
7.
Остаток дня Степанов провел с саперами. Они составляли отдельную боевую группу, подчинявшуюся Ивановскому только в оперативном плане. Командовал ею майор Москвин. Он имел выход на прямую на штаб дивизии, короче, обладал определенной самостоятельностью.
- Видишь, Леш, как Славку отметили душманы? - говорил Лозинский, показывая пробитый тремя пулями бронежилет Москвина. - Чудом живой остался… Спасло то, что бежал, прошли вскользь. А так - точно бы в позвоночник…
- Да брось ты, - лениво отмахнулся Вячеслав Алексеевич, что-то мастеривший на столике у палатки. - Мелочи…
Москвин был зампотехом инженерно-саперного батальона. В Союзе его должность казалась одной из самых мирных, здесь стала самой боевой, особенно когда возглавил группу, ведущую подрывы троп и перевалов. Майор, крупный, атлетически сложенный мужчина, считался в дивизии заядлым охотником и рыбаком. Вырос он у Балтийского моря. Мог часами находиться в холодной воде и с ним как с пловцом мало нашлось бы желающих соперничать. Кандидат в мастера по нескольким видам спорта… Одним словом - "лось" - так между собой называли сослуживцы офицера за недюженные силу и выносливость.
- Хочешь с нами в рейд? - Москвин отложил самодельный прицел, над которым трудился до прихода Степанова и Лозинского.
Неторопливым движением вынул из кармана пачку сигарет, закурил и стал медленно покручивать между пальцами догоравшую спичку. Затем, машинально пригладив светлые волосы на голове, где уже обозначилась лысина, проговорил:
- Возьму, конечно, отчего ж не взягь? Жаль, что не прилетел раньше. Последний раз, несколько дней назад… Вот тогда было интересно…
Группа Москвина во взаимодействии с батальоном Ивановского работала под Джелалабадом уже второй месяц. Рвали на границе с Пакистаном горные тропы и перевалы. Саперы и "курки" (так называли солдат, служивших в обычных парашютно-десантных ротах) ВМЕСТЕ карабкались по скалам, помимо полной боевой тащили на себе еще ящики с тpoтилом. Зачастую шли к намеченному перевалу или тропе под обстрелом. Вскрикнет, бывало, раненый… Выронит ящик со взрывчаткой. И покатится тот на самое дно уделья, разлетаясь под ударами о камни на мелкие куски и щепки. Хорошо, что сам солдат не сорвался с "козьей" тропы. Этого не допустит товарищ. Он тут как тут - прикроет, оттащит в сторону, перевяжет… И снова вперед, к вершине…
Иногда - проще. Вертолетчики отыщут площадку, высадят десант. А дальше - все равно своим ходом. Зной, жажда, нехватка кислорода… Легкие словно рвутся на части. А тут еще стреляют, и не просто стреляют…
Оседлают десантники перевал или тропу. Саперы сделают шурфы, заложат мощные заряды. В это время "курки", прикрывающие их работу, уже ведут бой. Рванут перевал, обрушат в пропасть метров семьдесят "козьей" тропы - и обратно, к вертолетной площадке или вниз к машинам - бронегруппе…
А душманы лупят из пещер, укрытий. Но попробуй, достань их… Афганцы большие мастера укладывать камни. Только залег - через несколько минут такой стенкой обложится - никакая пуля не возьмет. Особенно, если засел в пещере. Оставит себе маленькую бойницу. Сунет в нее ствол, прицельно выстрелит, а затем заложит отверстие камнем и спокойненько пережидает…
Была у Москвина одна особенность - вел альбом результатов своей боевой работы. Отходил всегда последним, сфотографировав взорванную тропу или перевал. На него давно охотились душманы. Знали в лицо. Только неуязвим для их пуль был "шурави-кафир", да и не обращал на них никакого внимания. Зато сам отправил к аллаху из своего злого "акаэса" немало. Вот в последнем рейде душманы и подкараулили отчаюгу.
Все ушли к вертолетной площадке, а майор остался. Никто не сомневался: сейчас догонит. Не впервой. Что с ним сделается, чертом двужильным?!.
Однако офицер задержался дольше обычного. Заело пленку в фотоаппарате. Пока сменял кассету, фотографировал, группа уже ушла далеко.
Обернулся Москвин и даже у него, бесстрашного вояки, появился неприятный холодок в груди. Позади были душманы. Прячась за камнями, приближались в зловещем молчании. Рванулся влево и чуть не напоролся на бородатого детину, крест-накрест опоясанного лентой с патронами, скрывавшегося за массивным валуном. Вскинув автомат, свалил афганца короткой очередью. Слева грохнуло несколько выстрелов. Пули прошли над головой шурави.
- Суки, в плен… Живьем…
Мгновенно оценил ситуацию. Сзади и слева душманы. Впереди взорванная им же самим тропа. Справа… Справа крутой заснеженный склон.
- A вот вам, сволочи!.. - развернулся и, не целясь, от бедра выпустил веером все пули из магазина.
Кто-то истошно заорал, но Москвин уже этого не слышал. Он катился по заснеженному склону вниз, в ущелье, до крови раздирая руки, лицо, но не выпуская ни оружия, ни фотоаппарата. Перед глазами мелькало бело-сине-серое, изредка засвечивавшееся солнечными вспышками. Сзади беспорядочно гремела стрельба.
Метров через сто удалось остановить падение. Вскочил на ноги и тут же застрял по пояс в снегу. Сзади что-то вскользь сильно ударило по бронежилету, опрокинув офицера вновь. Душманы, не ожидавшие такой дерзости от "шурави-кафира", сначала оторопели, а потом начали яростно бить вдогон. А Москвин рывками пробивался в снегу по ущелью. Его запрашивали по радио открытым текстом: "Слава, где ты? Обозначь себя ракетой…" Он же только хрипло отвечал: "Сейчас я… сейчас".
- Боялся, улетят без меня, - признался потом Степанову Вячеслав Алексеевич. - Разумом понимаю: такого никогда не будет, а вот здесь, в душе, что-то подленькое затрепыхалось…
- А дальше, дальше-то как? - спросил Алексей.
- Да все просто. Километра три пер в снегу, как трактор. Душманы палят со всех сторон, но мне не до них. Вон одни дырки в бронежилете остались. Ирония судьбы: сам oxoтник… И вдруг оказаться в роли добычи… По всем правилам загоняли, сволочи… В конце-концов добежал-таки до площадки. Вскочил в вертолет - ни слова не могу сказать. Только рукой махнул: "Отрыв колес…"
- Любишь ты фраернуться, Слав, - уколол Лозинский майора. - Нужны эти фотографии… Угодил бы душманам в лапы, они б не только последние волосы повыдергивали на кумполе, но и кое-что другое…
- Помолчал бы ты, Санька? А то скажу грубость. Нарываешья… Что ты понимаешь? Может, я диссертацию писать буду… Как вернусь…
Oн вернется. Напишет и защитит диссертацию. С ним Степанов встретится через пять лет в военно-инженерной академии имени Куйбышева. Без труда узнает того прежнего Славку, о котором под Джелалабадом ходили легенды. Москвин, как в поговорке, и в самом деле - и в огне не горел, и в воде не тонул…
В последний день февраля восьмидесятого бронегруппа шла на выручку парашютно-десантному батальону, дравшемуся в окружении. Во время переправы через горный поток в один из водометов "бэтээр-дэ" попал какой-то предмет. Бронетранспортер стал неуправляем. Его прибило к камням, торчащим над водопадом. Экипаж удалось благополучно эвакуировать. Теперь надо было спасать машину, загруженную такой необходимой в рейде взрывчаткой. С берега взяли на буксир БТРД, стали его тянуть. Но случилось непредвиденное. Не выдержал трос - лопнул. Машину завертело бурным потоком, как щепку, и бросило с высоты нескольких метров на дно водопада. Что оставалось десантникам? Даже если бы в составе группы оказался водолаз, то и он бы ничего не сделал. В стремительном потоке мог получить серьезную баротравму легких.
Но не из таких, кто теряется в сложных ситуациях, был Москвин.
- Натянуть через речку несущий трос… Вяжите плот… - скомандовал он.
Когда приказ выполнили, Вячеслав Алексеевич подозвал лейтенанта Мельникова и объяснил задачу.
- Согласен, Витя?
- Да.
- Ну и отлично, поехали, - заулыбался майop и тут же на глазах изумленных десантников полностью разделся, аккуратно сложил на камень форму. Словно дело было не в феврале, а в середине июля. И не у этой стремительной горной реки, а где-нибудь на тихом песчаном пляже. Надел на себя сапер лишь ремень с притороченным к нему охотничьим ножом в чехле - предметом зависти многих подчиненных.
Привязавшись к плоту, офицеры по несущему тросу добрались до того места, где затонул БТРД. Прощупали дно шестом. Определили точное местонахождение машины.
Горный поток ревел, бурлил, бросал шаткое сооружение из стороны в сторону. Возможность устоять на нем казалась призрачной. Лейтенант должен был удерживать не только плот, но и упертый в дно длинный шест, по которому, нырнув в воду, Москвин мог добраться до машины.
Когда майор бросился в ледяной поток, каждого, кто наблюдал за ним с берега, пробрала дрожь. Даже летом в горной реке не высидишь и нескольких секунд. А в феврале, когда еще не только на вершинах гор, но и внизу кое-где лежит снег, о таком "купании" и подумать страшно…
Под водой Москвин почувствовал, что его голову сдавило крепким ледяным обручем, стало тесно в груди, тело обожгло нестерпимым холодом. Казалось, еще секунда и померкнет сознание. Но майор выдержал. По шесту добрался до дна, осмотрел машину. Та лежала на боку…
Вынырнул, отдышался:
- Давай трос!
- Да отдохните вы, Вячеслав Алексеевич!
- Некогда, Витя, некогда… - и офицер опять ушел под воду. На этот раз уже с тросом. Теперь, разведав обстановку, работал быстро и расчетливо. Завел трос за гусеничную цепь, вынырнул. Минутная передышка - и все сначала. Шесть тросов зацепил за гусеницы бронетранспортера - для пущей надежности. Не всегда с первого раза удавалось выполнить операцию, но Москвин был упрям и настойчив. Коуши тросов выводил наружу и крепил к несущему.
Вернулся на берег. Взял еще один трос. Его надо было срастить с теми шестью, зацепленными за гусеницы.
- Я пойду один. Ты, Витя, останешься, - распорядился майор.
Когда плот был уже на середине, потоком его вдруг бросило на камни. Крепления не выдержали… Москвин оказался под водой. В довершение захлестнуло страховочным фалом. Но и здесь не спасовал десантник. Выхватив нож, обрезал веревку. Вынырнул. Пронесло по перекатам. Умело группируясь, избежал серьезных травм. Изо всех сил боролся с горный потоком. И побеждал. Берег приближался…
Офицеры и солдаты, затаив дыхание наблюдавшие за майором, уже облегченно вздохнули. В этой ситуации они не могли ничем помочь сослуживцу.
Но радоваться было рано. Течением впадающей реки сапера снова бросило на стремнину… И опять нечеловеческие усилия, борьба не на жизнь, а на смерть - впереди был водопад…
Москвин, пошатываясь, вышел на берег. В руке блеснуло лезвие намертво зажатого ножа.
- Судорога свела… - послышался чей-то сочувственный вздох.
- Судорога?.. - обернулся майор.
Он легко разжал кисть, и выпавший нож звякнул о каменую крошку.
- Подарок это, - пояснил, - бросать было жалко.
После в батальоне многие говорили, что Москвин, обрезав страховочный фал, успел под водой вложить свой тесак в ножны. С ними никто не спорил: настоящее мужество всегда рождает большие и маленькие легенды…
- Хватит, товарищ майор, теперь моя очередь, - заупрямился лейтенант Мельников.
Не слушая его возражений, Москвин проговорил:
- Вяжите новый плот. Поплыву я.
И он вновь отправился в опасное путешествие. На этот раз все обошлось без приключений. Срастил тросы. Бронетранспортер вытащили, и колонна пошла дальше, туда, где уже несколько часов гремел бой… Где третий батальон 317-го парашютно-десантного полка в полном окружении дрался с мятежниками…
Москвина представят к двум орденам - такое в начале "афганской эпопеи" случалось исключительно редко. Но получит он только один. И тот найдется лишь через год в штабе армии. Останется выяснять его судьбу, будучи уже зачисленным слушателем в академию. За счет собственного отпуска… Степанов, только что получивший медаль "За боевые заслуги", после построения столкнется лицом к лицу с Москвиным. Он застыдится своей награды. Таким, как Славка, надо давать Героев. А он уже год не может найти Красную Звезду.
- Леша, молодец, поздравляю!.. Заслужил… Дай же я обниму тебя, - искренне будет поздравлять майор.
И Степанову станет легче. Достанет свои чеки, купят они у прапорщика в тылах бутылку водки и вспомнят тот рейд и тех ребят…
8.
Наутро перебазировались поближе к кишлаку. Теперь стояли рядом с афганским батальоном. Ивановский, критически осмотрев местность, обратил внимание на бродячих собак. Их было очень много. Приказал произвести отстрел.
- Поменьше заразы будет, - пояснил.
Тут же назначили патруль, который и занялся не очень приятным делом. Выкопали яму. Прапорщик из пистолета отстреливал собак, солдаты стаскивали их в одно место. Мера эта была вынужденной. Днем жарило, как в душегубке, а многие собаки, тощие, облезшие, с гноящимися глазами и язвами на шкуре, дрожали в лихорадке, отрешенно лежали в разных концах лагеря, не обращая никакого внимания на людей. Идешь, бывало, вдоль арыка. Глядь - поперек валяется дохлый пес. Вонь, мухи… А ты до этого метров за сто вниз по течению помыл руки… Конечно, ту воду не пили, хотя в критических ситуациях случалось и такое…
Степанов разговаривал с мальчишкой-дуканщиком, предлагавшем красочные эротические игральные карты, когда его по сердцу резанул жалобный щенячий визг. Выглянул из-за дувала. Увидел мчавшегося на трех лапах кутенка и стрелявшего в него из пистолета начальника патруля.
- Что ж ты делаешь? - крикнул Алексей. - Да зачем уж и такого-то?
- Товарищ старший лейтенант, с шести выстрелов попал только в ногу… Теперь уже добить надо. Мучиться будет… Хотел сначала пожалеть…
- Эх, ты…
- А вы попробуйте сами, - обиделся прапорщик.
- Нет, стреляй уж, коль оказали доверие. У меня не получится, - Степанов, сдвинув на бок кобуру с пистолетом и поправив на плече ремень автомата, неторопливым шагом направился к палатке Ивановского.
По пути встретил нескольких солдат, раздетах до пояса и без сапог.
- Что это они, как на курорте? - спросил Лозинского.
- По личному разрешению генерала Плотника. Такой чести удостоил только десантников нашего батальона.
- За какие заслуги, Сань?
- Э-э, тут история была. Плотник со своими прилетел в Асадабад. А тут на городок ночью напали душманы. Он связался с нашим батальоном. Ивановский и послал мою роту на помощь. Мчимся на "бээмдэшках", а генерал вошел со мной в связь и торопит: "Командир, давай быстрее… Где ты?.. Скоро?.. Не прерывай связи… Как тебя зовут? Саша?! Александр, Саня, поторапливайтесь!.." Подлетели к резиденции, доложил, оставил охрану, а сам со взводным на двух машинах до рассвета шарахался по Асадабаду, гоняя душманов. Поэтому Плотник и зауважал нас…
- А если скорпион, змея?
В ответ Лозинский только махнул рукой.
- Раздевайся и ты, - посоветовал, - чего паришься? Видишь, как солнце с самого утра вызверилось?
Да, было по-летнему жарко. Еще по небу ходили грозовые тучи, обещавшие к обеду освежающий ливень. Скоро они исчезнут до следующего года. А пока еще терпимо. Журчала мутная вода в арыке на краю пшеничного поля, все вокруг зеленело свежо и ярко. Вдали у самой пакистанской границы блестела на солнце извилистая река Кунар… Голубое небо подпирали заснеженные вершины. Если бы не эти богом забытый кишлак и высокие чужие горы, трудно было бы поверить, что здесь идет война. Но о ней напоминало все кругом - и крупнокалиберный пулемет на крыше глинобитного дома, и взорванная, сгоревшая машина на краю дороги, и словно вымершие окрестности. Из кишлака ушло большинство жителей. Поэтому странно было видеть открытый дукан и черноволосого мальчишку, сидящего у двери и предлагающего свой товар, на который никто не обращал внимания.
У палатки Ивановского Степанов стал свидетелем такой сцены. Майор никак не мог понять причину визита к нему двух афганских солдат. Позвали переводчика. Афганцы принесли с собой кислое молоко в обшарпанном сосуде, лепешки, зелень…
- Что это они? - изумился Ивановский.
Переводчик пояснил:
- Их командир в знак дружбы посылает вам завтрак. Здесь так заведено. До этого в ущелье стояла пехота, так наш комбат принимал угощение афганского коллеги.
Лицо Ивановского нервно передернулось:
- Поблагодари. И пусть идут к себе.
Не успели афганские солдаты отойти на десяток метров, как майор подозвал проходившего мимо десантника:
- Ефрейтор, принесите лопату и закопайте вот это, - офицер брезгливо показал на подношение.
"Они же слышат, - подумал Степанов, - а если кто знает русский язык? В конце-концов, могут увидеть… Неудобно… Так вот прямолинейно, в лоб…"
- У меня красивая жена и здоровые дети, - как бы прочитав мысли старшего лейтенанта, проговорил Ивановский, - мне дорого и свое здоровье, и их. Да и не нуждаюсь в подачках. Лучше бы воевали, как следует…
Степанов промолчал, хотя в душе одобрил слова замкомандира полка. Крут, горд, неприступен. Но молодец. Марку высоко держит.
К обеду и в самом деле пошел ливень. Но он скоро прекратился, и вновь засияло солнце. Была суббота. Туманов предложил Степанову позагорать. Растянулись на солдатском одеяле у арыка. Лениво болтали о прежней жизни, о политике, о душманах. Олег, неистощимый выдумщик, поэт и художник, рассказывал очередную историю:
- Приходим в кишлак. Ни души. И вдруг на стене дома картина. Черти, нарисовали искусно. Леонид Ильич держит на цепи Колю Боброва. А тот, стоя на четвереньках, со штампом на ляжке "КГБ", яростно лает на душмана - этакого красавца: тот в чалме, весь в патронных лентах, с бородой… А у Коли между ног вот такие… - Туманов поднял за горловину лежавшую на краю одеяла фляжку с чаем, тряхнул ее так, что внутри булькнуло.
Оба засмеялись.
- Я и говорю, - продолжал Эдуардыч, - ребята, давайте краску. Быстренько замазал лица, загрунтовал и нарисовал дядюшку Сэма и Гульбеддика Хекматиара. Как будто так оно и было. И поехали. Через несколько дней проезжали мимо. Завернули. Снова Леонид Ильич и Коля. "Ладно, - говорю, - краска еще осталась?" И опять нарисовал ту же картину. Только с некоторыми более откровенными деталями. Все со смеху умерли. И ты знаешь? - Туманов, поджарившись на солнце, перевернулся с одного бока на другой. - Опять попадаем в этот кишлак. Но странное дело - ни рисунка, ни стенки…"
- Обидились, наверное.
- Да уж, видно, не без того…
Помолчали.
- А то вот, Леш, еще такой случай, - вспомнил замполит, согнав с лица улыбку. - Нашли пещеру. В ней душманское хозяйство. И знаешь, там оказалась сумка погибшего доктора лейтенанта Зайцева. Такое зло взяло… Предлагаю Москвину: "Рванем, Слав, это логово…"
"Хорошо, - говорит, - но надо сделать с умом. Слышал про "адскую машину"? "Еще бы!" "Сейчас мы ее и соорудим…"
- Дай фляжку, - прервал рассказ Туманов.
Он сделал несколько глотков, затем вытянул из потертой пачки "Охотничьих" сигарету: