- Да черт бы вас побрал, вертолет… быстрее…
Первыми протянули магазины Терентьев и Ларченко. Степанов тут же затолкал патроны в подсумок.
- Чего пялешься? - зло рыкнул на Батурина. - Что ты мне один суешь? Давай два!..
Вырвав буквально из рук Батурина магазины, сунул их в карманы куртки. Схватив автомат, пулей вылетел из палатки и помчался на аэродром.
3.
Он успел в самый последний момент. Впрыгнув в грузовую кабину вертолета, налетел на командира взвода разведчиков.
- Куда вы?.. Нельзя, - молодой лейтенант попытался загородить дорогу Алексею.
- С вами! Начальник штаба знает…
- У нас мест нет… Все иллюминаторы заняты…
- Потеснимся, лейтенант, - и Степанов, пройдя в конец кабины, тронул за плечо примостившегося у окошка солдата:
- Подвинься, друг!..
Командир взвода отступил перед напором Алексея - время не ждало. Уже раскручивались винты, и короткие тени от них все быстрее и быстрее мелькали по бортам кабины.
Машина набрала высоту. Впервые Степанов видел город сверху. Быстро, с профессиональной точностью сориентировавшись, определил, где крепость, резиденция. Справа в нескольких местах горело. Кажется, там был хлебозавод или еще что.
Вертолет шел вдоль какой-то улицы. У самого перекрестка она была перерезана завалом. Бочки, мешки, всякая рухлядь…
Лейтенант показал знаками: "Пора". Сам первый открыл иллюминатор. За ним последовали все разведчики. В кабину ворвались свист и грохот, ветер ударил в лица, выдавил слезу. Солдат, находившийся рядом со Степановым, сунулся было к окошку.
- Стой, сначала я! - прокричал ему на ухо Алексей и выставил ствол в иллюминатор.
Краем глаза успел увидеть недовольное лицо разведчика, но тут же о нем забыл. После первых очередей от завала шарахнулись в стороны серые фигурки. Прицелиться было очень трудно. Бил короткими очередями, но магазин опустел, казалось, мгновенно. Отсоединив его, бросил в салон.
"Это вам за Алешку… Подожди, куда же ты?.. Нет, гад, я тебя и у… и у дувала достану. На… Получай. Гад. Пес поганый! Со-ба-ка!.. На!.." - проносились мысли какими-то несвязными обрывками.
Следующий магазин кончился так же быстро и внезапно. Оглушенный грохотом винтов и треском очередей, офицер не услышал, как вхолостую щелкнул курок. Когда автомат смолк, подумал, что заело. Не сразу понял: кончились патроны.
Вертолет стал набирать высоту. Сделав круг, завис над следующей улицей. Здесь все повторилось в точности. Только стрелял уже не Степанов, а разведчик. Уступив ему место у иллюминатора, Алексей увидел примерно в метре левее от себя в борту две дырочки, словно пробитые снаружи большим гвоздем.
"Зачем они? - подумал с недоумением. - Кто их сделал?"
Что это пулевые пробоины, догадался потом. Значит, били с земли и по ним. А сверху это было незаметно.
Обстреляв несколько завалов, вернулись на аэродром. Еще не остановились винты, а все разведчики, возбужденные, горячие, стояли уже на бетонке. Как после парашютных прыжков, когда чувство опасности и окрыляет, и сближает, заставляя забыть обиды, размолвки, личные неприязни, - предлагали друг другу сигареты, говорили о чем-то скорее лишь для того, чтобы только выговориться…
Уже никто и не помнил, что Алексей появился в этом необычном экипаже полчаса назад. Он за такое короткое время стал для них своим.
- Спасибо тебе, - Степанов легко стукнул по плечу разведчика, уступившего место у иллюминатора. - Мне было очень надо. Спасибо…
Лейтенанту просто молча пожал руку. Тот что-то хотел сказать, но Алексей уже направился в лагерь.
Все так же нестерпимо ярко светило солнце. Бетонные плиты аэродрома высохли, посветлели, и лишь стыки между ними еще были темными от сырости. Дойдя до конца взлетки, Степанов свернул к палаткам автороты, разведчиков, тылов. Возбуждение быстро улеглось. На смену ему пришли безысходность и тоска. Не хотелось ни во что вeрить. Нельзя было представить: Алешки Медведя, русоволосого красавца, больше нет и никогда не будет. Степанов, любуясь его стройной, высокой и ладной фигурой, всегда думал, что друг проживет лет до ста. А то и больше. Не помнил он, чтобы Медведь когда-нибудь болел простудой. 0 таких говорят: "Кровь с молоком". Задорный, душа-парень, Медведь был везде своим.
"Был"… - поймал себя на слове Алексей. - Говорю уже сам в прошедшем времени, а ведь совсем не верю. А может, все-таки на убит… Вдруг что-то напутали…"
Бросив автомат на матрас и расстегнув куртку, Алексей пошел к соседней палатке политотдела в тайной надежде еще раз уточнить - а вдруг…
Он вошел в тот самый момент, когда заместитель начальника политотдела торопливо и деловито разливал из фляжки по солдатским эмалированным кружкам водку.
- Помянем Лёшу, - быстро взглянув на Степанова и тут жe одним махом выпив спиртное, проговорил майор.
Гусев, Орловский и Кожанов, державшие в руках кружки, последовали его примеру.
На Алексея никто не обратил внимания. Хотя видно было, что все смущены и торопятся. Точь-в-точь, как мальчишки, застигнутые за совершением не-благовидного поступка кем-то из взрослых, стараются быстрее все спрятать, за-кончить, сделать вид, будто ничего не случилось. Так а они…
Степанов мрачно уставился на стол с лежащей на нем опустевшей фляжкой. Его по-прежнему старались не замечать. Повернувшись, вышел из палатки и остановился около сгрудившихся и смотревших вдаль "комендачей".
В городе по-прежнему стреляли. Взлетали один за другим вертолеты. Десантники на виду у всего лагеря высаживались на горе, где находился телецентр. Когда возникла угроза его захвата, командир дивизии принял это решение. Телецентр в ясную погоду был хорошо виден невооруженным глазом. Крошечные фигурки десантников сыпанулись из зависших над горой вертолетов и тут жe исчезли.
- Залегли, - прокомментировал кто-то из солдат, наблюдавших рядом за высадкой. - Ну, теперь держись…
- Алешка, - окликнул сзади прапорщик Кожанов.
- Ну? - повернулся к нему Степанов.
- ТЫ сегодня ночью едешь в боевое охранение?
- А что?
- Давай вместе. Подскочим ночью к кишлаку, врежем пару очередей. Афганцы ответят. Ну, мы тогда им и покажем… А в штабе скажем, нас афганцы первые обстреляли… Идет?
- Слушай, однако ж… Олег… - Степанов старался казаться спокойным, хотя в груди у него все кипело. - Мне мои офицерские погоны еще не жмут. Может, там и есть бандиты. Да наверняка их в кишлаке немало. А сколько ни в чем не виновных людей? И так по всем им, без разбора? А потом ты знаешь, кто убил Алешку Медведя? Знаешь? Сегодня убили Медведя, а завтра кого? Тебя? Меня? Батурина? Ведь за тех, кого мы по ошибке уложим, думаешь, мстить не будут?
- А-а! Что с тобой говорить! - махнул рукой Koжанов. - Или ты очень сильно идейный, или просто дурак.
Олег такие слова мог позволить себе - они со Степановым были ровесниками и находились в добрых отношениях. А в Афганистане все становится куда более проще.
"Недоросль, Нафаня", - в шутку называл иногда Алексей Кожанова. Тот не обижался. Ему было все нипочем. На голову выше Степанова, рано начавший лысеть, Олег в то же время оставался мальчишкой и забиякой. Любил побалагурить, в шутку позадираться - ему все сходило с рук. Но в эти минуты Степанов не мог простить Кожанову и всем тем, кто был с ним вместе в палатке, тризны, невольным свидетелем которой он стал. Офицер еще не представлял Медведя убитым. А эти уже выпили за его упокой. Быстро же они…
В палатке никого не было. Мартынов и Седов уехали с Медведем и Ласкиным. Вернутся уже без Алешки. В том, что они живы, Степанов не сомневался - сведения точные: погибли только Медведь и еще один десантник. Не из штаба. Что ж, приедут, расскажут…
Терентьев, Батурин и остальные солдаты тоже где-то пропали. Степанову никого не хотелось видеть в эти минуты и в то же время он подсознательно желал, чтобы кто-нибудь пришел. Было невыносимо одиноко.
Прилег и задумался. Затем, вспомнив об автомате, ощупью нашел его и не глядя сунул под матрас в изголовье. Так он делал и ночью. Это был своего рода тактический ход. Всегда оружие враг ищет у спящего под головой. Подобное не раз видел в фильмах. Ну и пусть ищет и найдет. Но пистолет, он-то под боком, у бедра. Его можно нащупать самым незаметным движением руки, а там - дело техники. В ближнем бою пистолет незаменим.
Откуда такие предосторожности? Палатка, где жил Степанов с товарищами, стояла на самом краю штаба. И хоть метрах в двухстах начиналось расположение артиллеристов, это еще ничего не значило. "На войне как на войне" - старая известная латинская поговорка для военного человека говорила о многом. Притом ходили слухи, что афганцы когда-то за одну ночь вырезали ни одну тысячу англичан. Конечно, у десантников надежное охранение. Но душманы у себя дома. А на родине все помогает. И своя пусть даже в конец раскисшая от дождей земля, и своя пусть даже самая темная и ненастная ночь…
В углу палатки стоял приемник, снятый с походной машины. На какую-нибудь радиостанцию в Союзе настроиться было непросто, а вот на различные "голоса" - пожалуйста. Подсоединив провод к клемме аккумулятора, Алексей покрутил эбонитовую ручку. Плеснулась азиатская музыка, кто-то заунывно тянул непонятные слова непонятной песни. Затем зачастил захлебывающийся от восторга голос диктора. Тоже не поймешь, на каком языке. И вдруг отчетливая русская речь. Говорила женщина:
"Над аэродромом в Кабуле постоянно барражируют советские военно-транспортные самолеты. Одни прибывают с новым пополнением, другие увозят солдатские гробы. Повстанцы сегодня захватили хлебозавод в афганской столице, телецентр. Бои идут по всему городу. Советские войска несут огромные потери. Восстание охватило многие провинции. Советскому правительству все труднее и труднее объяснять матерям убитых в Афганистане солдат, что их сыновья "погибли при исполнении служебных обязанностей". Эта сухая казенная фраза уже не удовлетворяет родных и близких…"
"Собаки, сволочи", - скрипнув зубами, Алексей сорвал с клеммы аккумулятора провод. Приемник смолк. "Какие самолеты, какое новое пополнение, какие гробы? Убит Медведь и еще один солдат - сам видел у оперативного дежурного сводку…
Вертолеты уже не взлетали. Аэродром затих. Стрельба в Кабуле тоже стала реже.
Завтра прилетит самолет со свежими газетами. Степанов в "Правде" прочитает маленькую официальную заметку, где будет заявлено, что ни одно советское подразделение не принимает участия в боевых действиях. Взбешенный, Алексей изорвет в мелкие куски газету и будет ругаться самой последней площадной бранью - в этот день он увидит Медведя в неструганном тесном гробу с полузакрытыми глазами. Закрыть их так никто и не решится…
4.
С проверки боевого охранения Степанов вернулся за полночь. Выезд прошел без происшествий, не считая маленького нюанса. На пути к левофланговой роте БТРД был обстрелян своим же часовым. Алексей не знал, что в нескольких сотнях метров от позиций в арыке выставлен секретный пост. Машина уже миновала его, когда часовой вдруг спохватился и дал очередь в корму. Пули горохом ударили по броне, никому не причинив вреда.
- Разворачивай, - приказал механику-водителю офицер, - подъедем к нему. Не может свой "бэтээр-дэ" отличить, что ли…
Зажав правый рычаг до упора, солдат крутанул машину на месте.
- Только потихоньку… Остановись… помигай фарой, а то он с испугу и в лоб нам засветит, - командовал Степанов.
Часовой понял свою оплошность. Сначала нерешительно выглянул из арыка, затем, оскальзываясь в грязи, вылез на дорогу. Взяв автомат наизготовку, медленно подошел к машине, стараясь держаться у самого края пространства, вырванного из тьмы светом фар.
- Иди, иди…. не бойся, - выглянул в откинутый люк Алексей.
- Пароль! - крикнул часовой, ни на миг не опуская автомат.
- Так спрашивай, что, совсем уже…
- Пять! - спохватился десантник.
- Одиннадцать…
На каждую ночь в лагере назначался цифровой пароль. Число было не более двадцати. В эту ночь паролем служила цифра "шестнадцать". В сумме шестнадцать - запрос и отзыв.
- Ты что это, друг, проспал?
- Дать бы ему в лоб… - вмешался механик-водитель. - Влупил по своим. Хорошо, что мы на "бронике".
- Да ладно, - прервал "водилу" офицер. - Бывает всякое. Спасибо, все обошлось.
- Виноват, - ответил часовой и, опустив голову, отвернул ее чуть вправо, в сторону от света.
"Ну, пацан, точный пацан", - подумал о солдате Степанов.
Грязный, виноватый, часовой больше вызывал сочувствие, чем неприязнь. Сколько им, беднягам, доставалось в этом Афганистане. Уже два месяца, как батальон не выходил из боевого охранения. Службу несли круглосуточно. Ночью две третьих на позициях, одна отдыхает. Как на войне. А что такое сидеть часами в окопе - в грязи, в холоде, в сырости… Степанов видел, как отдыхали десантники, свободные от службы. Лежат в палатке в покат на брезенте, расстеленном прямо на земле. В "десантуре", лишь сняв сапоги. И грязные, истертые в мозоли ноги обращены в сторону "полариса". Раскаленный до красна, он грозно рычит, клокочет, того и гляди, что вот-вот взорвется. Говорят, такие случаи бывали. А палатки, те загорались от них не раз.
"Поларис" - чисто армейское изобретение. Рассказывали, придумали их танкисты еще в Союзе. Это такая длинная труба, устроенная на приваренной металлической подставке. Где-то в метре от земли в ней просверлены дырки. У основания приделан патрубок для заливки соляра. Верхний конец "полариса" выходит в отверстие в крыше палатки. Торчит, как ракета на стартовой позиции. Отсюда шутники и окрестили изобретение весьма своеобразно.
Система приводилась в действие очень просто. В патрубок заливался соляр почти до самых отверстий. Затем в одну из дырок просовывалась бумага или тряпка и поджигалась. Соляр начинал гореть. Вскоре труба раскалялась. Все было бы ничего. Но от частых нагреваний и охлаждений трубы деформировались, порой даже уrpoжающе… Была еще одна особенность, связанная с серьезной опасностью. Это если кто-то из солдат спутает соляр с бензином или авиационным керосином. Тут уж последствия могли быть самыми непредсказуемыми. У самоходчиков дневальный залил в "поларис" воду. Горящий соляр выплеснулся, занялась палатка. По счастливой случайности никто не пострадал. Но палатка сгорела дотла. Подойти к ней было невозможно, так как начали стрелять в магазинах патроны. Хорошо еще, что гранаты хранились без запалов. Не взорвались.
"Поларисы" привезли в Афганистан сразу, в день ввода войск. Обычных печек не хватало, да и топить их там было нечем. Остряки шутили: "Голос Америки" уже передал, что какой-то красный полковник (имелся в виду зампотылу дивизии - фамилия него была Красный) заказал в Афганистан пятьдесят "поларисов"…
Короче, глядя на солдат, несших службу в боевом охранении, Алексей всегда пытался сравнить их с ровесниками в Союзе, теми, кто по словам неизвестного поэта, продолжал "нежиться и греться у пахнущих духами чьи-то рук". В принципе, и десантники сами недавно были далеко не ангелами на "гражданке". Но поди ж ты, как людей меняет боевая обстановка. Сейчас перед этими ребятами надо было снимать шапки. Таких солдат, как у нас, нет ни в одной армии. В этом Степанов убеждался в Афганистане ежедневно, ежечасно. По росту своего времени оказались в трудную минуту эти простые советские ребята.
- Ты что, один на посту? - спросил часового Алексей.
Тот оживился, начал рассказывать:
- Напарник мой животом мается. "Свистит" через каждые десять минут. Глядеть на него страшно. Сидит уже, штаны не застегивает. Я и говорю: "Иди к взводному. Пусть он тебя заменит. Перележишь, все пройдет. Чаю попьешь. А то какая это служба." Он сначала не соглашался, а потом пошел. А вас я увидел, хотел сразу вылезть из канавы, но поскользнулся. Пока выбрался, уже проехали. Сам не пойму, как это я дал очередь… Что теперь мне будет? Извините меня… День сегодня такой… Стрельба, вертолеты один за другим, мало ли, думаю, что…
- Ну ладно, - успокоил часового Степанов, - все обошлось, ничего тебе не будет. Я сам все объясню ротному. Конечно, не дело бросать пост без приказа командира. Но ведь и связи у тебя нет с ротой… Черт с ней, с этой очередью, забудем, но смотри мне… Это хорошо, что "ЗиЛ" или "шестьдесят шестая" по такой грязи не смогли пройти и послали "бэтээр-дэ", а то наломал бы ты дров…
- Да по ним я бы и не стрелял, - то ли схитрил, то ли сказал в самом деле правду часовой, - я же знал, что "бронику" мои пули до лампочки…
- Посмотрите вы на него - разговорился. Иди в свою канаву. Да ступеньку сделай, чтобы легче было вовремя выскочить к дороге… Подожди, кто это бежит там?..
Степанов направил фару на дорогу и увидел спешащих к посту командира взвода и трех десантников. Разбирались недолго. Настрожили, дали в помощь часовому еще одного солдата и, взобравшись на броню, поехали к опорному пункту. Дальше все было без происшествий. О случившемся Степанов не стал докладывать в штабе. Пожалел ротного. Зачем ему лишние неприятности?..