- Фальконе и не жаловался на мастерскую.
- Не сомневаюсь. Притом у него есть удобнейшие службы, достаточное отопление, которое не так уж и дёшево обходится в северном климате. Государыня императрица не выразила никакого неудовольствия по поводу привезённой Фальконе без разрешения на то мадемуазель Колло, а теперь, хотя и без особой охоты, готова поддержать сына мастера. Что из этого не соответствует действительности?
- Я ничего не говорю, ваше сиятельство.
- Вам и нечего сказать, господин Дидро. Что же касается аудиенции у императрицы, слышали ли вы о чём-нибудь подобном в Версале?
- Но французский король и русская императрица...
- Вы хотите сказать, совсем иное дело, и будете правы. Но это не значит, что императрица имеет множество свободного времени, которое может себе позволить тратить на обсуждение художественных предметов. Достаточно, что её императорское величество апробировала идею - всё остальное дело исполнителей.
- Но когда эти, как вы выражаетесь, исполнители...
- ...не могут понять ваятеля, не правда ли? В этом нет ничего злонамеренного в отношении вашего друга. Господин Бецкой действительно пожилой человек. У него могут быть устаревшие вкусы и представления, которые, могу вас в этом уверить, не совпадают со вкусами и суждениями императрицы.
- Но тогда почему именно он?
- Этот вопрос относится к очень сложной и тонкой материи придворной политики. Но у вас сейчас открываются великолепные возможности приехать в Петербург по личному приглашению императрицы и напрямую помочь вашему другу, если в этом есть необходимость. Вы, как никто другой, сумеете отстоять идеи и интересы Фальконе. Я уж не говорю о том, какие приготовления делаются в Петербурге к вашему приезду. Прежде всего в отношении Смольного института, о программах которого вы так обстоятельно толковали с её императорским величеством в вашей переписке.
- Ради меня? Я оказываюсь в крайне глупом положении!
- Ни в коей мере. Государыня хотела сделать вам сюрприз и услышать ваше живое мнение о её интереснейших начинаниях. Если бы вы знали, как очаровательны эти юные существа, воспитанные по методе французских философов! Вы увидите в натуре новую породу людей, живых, непосредственных в выражении своих чувств, европейски образованных и притом знакомых со всеми видами искусства. Смолянки, как их называют в Петербурге, превосходно рисуют, пишут красками, поют, танцуют и участвуют в театральных представлениях и балетах. На их спектакли съезжается весь высший свет, а мог бы собираться и весь Петербург, если бы не ограниченное помещение.
- Вы поражаете меня, ваше сиятельство. Вы утверждаете, что все мои неясные мечтания скорее предположения, чем окончательные советы...
- ...претворились в жизнь. Да, это именно так, мой дорогой друг. И только вам судить, какие коррективы надо внести в реализованную систему. Государыня написала мне в последнем письме, что волнуется как пепиньерка в ожидании вашего суда.
- Это значит, я просто не в праве не поехать?
- Я думаю. И не будем откладывать нашего отъезда. Вам ни о чём не придётся заботиться со сборами. Назовите день - только и всего. Остальное будет сделано моими людьми, и уверяю вас, далёкое, как вам представляется, путешествие на берега Невы превратится для вас в настоящую сказку, о краткости которой вы ещё будете жалеть.
- Ваше сиятельство, я полностью в вашем распоряжении и да здравствует Северная Пальмира и её владычица!
- Наконец-то!
* * *
Д.Г. Левицкий, А.С. Строганов, слуга
- К вам граф Строганов Александр Сергеевич, Дмитрий Григорьевич. Примете ли? Сказал, коли заняты сейчас, он в другое время заедет.
- С ума сошёл, Антипыч! Зови, тотчас зови! Да нет, сам навстречу гостю дорогому пойду, авось простит, что весь в красках перемазанный. Милости просим, граф, милости просим.
- Не оторвал ли от дела вас, Дмитрий Григорьевич? Пишете, поди. Какой портрет славный! Девочки как живые, того гляди, заговорят.
- Питомицы это Смольного института, ваше сиятельство. Тороплюсь по заказу господина президента.
- К приезду господина Дидерота. Знаю, Дмитрий Григорьевич, всё знаю. А одна из девиц мне не только что знакома - племянницей приходится.
- Быть не может! Которая же?
- Чернявенькая, которую вы с цветочком изобразили. Федосьюшка Ржевская. Я специально господина Бецкого просил, чтобы её на портрете представить.
- Вот оно что! А я по фамилии думал, не родственница ли Алексея Андреевича Ржевского?
В Москве с ним познакомился, а теперь с приятностию узнал, что он президентом Медицинской коллегии назначен.
- Свойственница скорее. А о Федосьюшке я вам прелюбопытную историю расскажу. В Москве вы, чай, дом её родительский не раз видели - Ржевских-то?
- Ржевских, говорите? Не того ли Ржевского, сказывали, знатного морского офицера, что в бытность мою в Москве скончался, у Большого Вознесенья жил?
- Он самый и есть - морского флота капитан 1 ранга и женат был на дочке самого адмирала Наума Сенявина Федосье Наумовне. Как супруг скончался, так она родовое-то гнездо и продала генералу Василию Ивановичу Суворову. Деньги между детьми поделила. У неё дочь Марья за Платоном Мусиным-Пушкиным, а сын Степан Матвеевич на моей кузине, Софье Николаевне Строгановой, женат. Внучку, что вы теперь пишете, супруги в честь бабки назвали. Оно и по внешности Федосьюшка в Сенявиных скорее пошла. Умница не по летам. Никому слова не спустит, на всё ответит.
- Я уж и то приметил, пока писал, она меня и то вопросами засыпала.
- На французском лучше, чем на русском говорит. Разбитная такая. Ни секунды на месте не постоит.
- Да уж, княжна Евстасья Михайловна не в пример спокойнее. Над каждым ответом подумает. Сказывала мне, батюшка у неё большой человек, имение у них преогромное будто.
- И так можно сказать. Князь Михайла Михайлович Давыдов консулом в Польше состоит. Государыня его депутатом Комиссии по составлению нового Уложения видеть пожелала. Будет время, может, и денег подкопит, княжеской короне блеск придать. Как-никак от кахетинского царя Александра I род свой ведут, со времён государя Алексея Михайловича в царской службе.
- Хороши, ничего не скажешь, наши монастырки. Так её императорскому величеству и доложу. А это что за холст у вас к стене обернут?
- Тоже в работе, ваше сиятельство. Только когда я один пишу, другие меня отвлекают. Я их всегда отворачиваю.
- А поглядеть можно?
- Отчего же. Антипыч, поди помоги девиц повернуть.
- Тоже девиц?
- Тоже смолянок, ваше сиятельство.
- Тем интереснее. Мне будет что подробнее рассказать, а то её императорское величество опасается, успеют ли портреты к сроку. Сама государыня о портретах не думала, да Иван Иванович Бецкой настоял, что с портретами авантажней институт смотреться будет. О, да тут у вас целая композиция! Из спектакля, как я понимаю.
- Из спектакля, ваше сиятельство.
- Нетрудно угадать - из "Капризов любви". Вы оперы-то самой, Дмитрий Григорьевич, не видели?
- Не довелось.
- Жаль. А того обиднее, не видали вы мадемуазель Хрущевой в опере "Семира и Азор". Она там под безобразной маской так Азора сыграла, что король шведский Густав III расчувствовался и ей бриллиантовое сердечко прислал. А уж ничего не скажешь, театрал завзятый - чего только на своём веку не повидал. Она и тут чудо как хороша. Дал же Бог девочке талант все мужские роли с таким успехом представлять!
- Да и по характеру на мальчишку скорее походит.
- Вы заметили? Подосадовать только можно, что при таких талантах девичьей красотой её Бог обидел. Это уж вы её, Дмитрий Григорьевич, смазливенькой сделали.
- Я не старался, ваше сиятельство, никого приукрасить, да и зачем? Каждый красоту по-своему понимает, а душевные достоинства всех одинаково прельщают. Их-то портретисту выискать и надобно.
- На какой же сцене вы их писали, Дмитрий Григорьевич?
- В институте же и писал. Постоянной сцены у них и правда нет, зато есть кулисы задвижные. Эти с садовым представлением. А за малой выдвижной кулисой, что холмик у их ног изображает, плошка горит, как на спектакле, чтобы лица подсветить. Хитрости никакой нет.
- Для вас, как погляжу, Дмитрий Григорьевич, хитрости ни в чём нет. Хороши девицы, чудо как хороши. А что ж, Катеньку Нелидову ещё не начинали?
- Так и ждал, что вы о ней спросите.
- Почему же?
- Господин Бецкой что ни день смотреть на неё приходит, меня торопит, да ещё, чтоб я не испортил, проверяет.
- Господина президента понять можно, он на госпожу Нелидову великие надежды возлагает. Такую Сербину самой капризной французской публике показать не стыдно. И то удивительно, что раз от раза Екатерина Ивановна лучше играет. Такое только с настоящими актёрами случается. Надеюсь, господин Дидерот в её лице оценит русские таланты.
- Сейчас-сейчас, ваше сиятельство, будет вам и Нелидова. Я уж её и лаком прикрыл - лишь бы пыль не села. Осторожней, Антипыч, покрывало снимай, выше, выше держи. Вот теперь извольте взглянуть, ваше сиятельство.
- Боже мой, Левицкий, вы превзошли самого себя! Вы слышали строки, которые ходят в Петербурге о Сербине? Нет? Они должны были быть написаны по поводу вашего портрета:
Как ты, Нелидова, Сербину представляла,
Ты маску Талии самой в лице являла,
Приятность с действием и с чувствиями взоры,
Пандольфу делая то ласки, то укоры,
Пленила пением и мысли, и сердца.
Игра твоя жива, естественна, пристойна;
Ты к зрителям в сердца и к славе путь нашла;
Не лестной славы, ты, Нелидова, достойна,
Иль паче всякую хвалу ты превзошла!
- Благодарю вас, ваше сиятельство, за доброту и снисходительность.
- Ты подозреваешь меня в лести? Напрасно. Я так разволновался, что даже позволил перейти себе на ты. Извините, Дмитрий Григорьевич. Мне пришла сейчас в голову, кажется, счастливая мысль: вы должны написать портрет самого Дидро. Никто, кроме вас, не сумеет так уловить все смены настроений, которыми известен знаменитый философ. Вы должны ему понравиться за натуральность ваших портретов, поверьте мне!
* * *
Великий князь Павел Петрович, Г.Н. Теплов
- Григорий Николаевич, я хотел иметь с вами конфиденцию, но вы так спешили закончить свои объяснения, что остаётся сделать вывод: сегодня вам недосуг.
- О, нет, ваше высочество, моя поспешность была вызвана исключительно безразличием вашего высочества к излагаемому предмету, и я не мог взять на себя ответственность дольше занимать ваше внимание.
- Тем лучше. Тогда задержитесь.
- Почту за честь, ваше высочество.
- Полноте, оставьте эти надоевшие церемонии. Лучше скажите, что вы думаете о невесте, о которой так хлопочет для меня императрица? Вы знаете что-либо о ней?
- Скорее о герцогстве, откуда принцесса происходит.
- Насколько знаю, оно ничтожно мало, не играет никакой роли в политической жизни Европы. Так вот почему императрица именно на нём остановила свой выбор? Я не вижу здесь никакого политического расчёта. И вы, и Никита Иванович постоянно уверяли меня, что брак монарха - это всегда существенное подспорье в решении внешнеполитических проблем. Какие же секреты кроются в этой Богом забытой немецкой земле, где-то, как вы говорили, обок Франкфурта-на-Майне? Оборонные рубежи? Сплетение политических и военных нитей, а может быть, полезные ископаемые? Что же, наконец?
- Боюсь, что вы раскрыли все карты герцогства Гессен-Дармштадтского, ваше высочество. К нарисованной вами картине я смогу прибавить разве что рассказ о богатых лесах, прекрасных видах и ухоженных парках.
- Но я же не актёр, чтобы делать постановку балета в поэтической аллее! Зачем это всё императрице? Зачем, я вас спрашиваю?
- Ваше высочество, откуда мне знать высокие соображения вашей родительницы, хотя...
- Что - хотя? Да договаривайте же, Тёплое! Вы знаете, я не терплю недомолвок!
- Ваше высочество, происхождение принцессы Вильгельмины безупречно в смысле её высоких предков... Может быть, оно не достигает того высокого уровня, который нужен был бы наследнику российского престола. Но, возможно, её императорское величество пренебрегла подобными условностями. Россия великая держава, и ей нет надобности искать поддержки на стороне. К тому же принцесса из Дармштадта будет бесконечно счастлива браком с российским великим князем. И - до конца жизни сохранит признательность за выпавшую на её долю судьбу...
- Иными словами, русской императрице.
- А разве это не будет соответствовать действительности, ваше высочество? И супруг будет постоянно чувствовать её благодарные чувства к правящей императрице.
- К императрице - не к супругу.
- Со временем и к супругу, по всей вероятности, когда супруг обретёт всю полноту самодержавной власти.
- Наследство от императрицы?
- Вам не кажется это естественным в отношении принцессы Гессен-Дармштадтской, ваше высочество? К тому же весь двор говорит о восторгах её величества по поводу достоинств невестки - её скромности, непринуждённой весёлости, отсутствии тщеславия, непритязательности в нарядах и украшениях. Не знаю, насколько это соответствует действительности, но будто бы императрица однажды назвала принцессу героиней сказки о Золушке, а себя доброй феей, которая подарила Золушке всю полноту счастья.
- Хватит! Кажется, очередная интрига родительницы мне понятна.
- И всё же разрешите, я докончу рассказ о нелепых слухах. Недаром говорят, что в ворохе жёлтых листьев всегда может найтись зелёный.
- Если бы вы знали, Григорий Николаевич, как мне невыносима эта паутина, которую так любит ткать моя мать!
- Но, ваше высочество, если вы так воспринимаете придворную жизнь, вам тем более необходимы, пусть даже пустые, слухи, чтобы паутину разорвать.
- Разрывать, хотите вы сказать, каждый божий день, с утра до вечера!
- Едва ли не главный талант правителей, ваше высочество - и вы знаете тому множество примеров - терпение и выдержка. Так вот, слухи повторяют слова императрицы, что в лице принцессы Вильгельмины с её открытостью и простосердечием она будет иметь лучшего информатора о делах малого двора, чем граф Никита Панин или ваш покорный слуга.
- Час от часу не легче! И вы думаете, что принцесса...
- Ваше высочество, всё возможно, но мне кажется, каждая женщина из множества возможных вариантов выберет тот, который позволяет сохранить ей независимость. Послушность принцессы может превратиться в свою противоположность, когда она станет великой княгиней. Всё зависит от амбиций принцессы, а то, что она сразу же почувствует самую горячую привязанность к своему супругу, не подлежит сомнению: ведь это с ним и благодаря ему она может рассчитывать ощутить на своих плечах тяжесть императорской мантии.
- Только это...
- Поймите меня правильно, ваше высочество. Я не говорю, что чувством благодарности будет исчерпано отношение принцессы к вам, но одним из краеугольных камней её поведения при дворе это чувство несомненно станет. Во время благополучного правления вашей родительницы. Как то свойственно немецким принцессам, принцесса Вильгельмина вполне может пожелать быть во всём послушной и... любимой дочерью императрицы.
- В отличие от меня!
- Дальше всё зависит от ума и истинных чувствований принцессы. Будем надеяться...
- ...что императрица обманется в своих ожиданиях.
* * *
Е.И. Нелидова, Н.Г. Алексеева
В убиральную комнату постучал танцмейстер: "Демуазель, поторопитесь убираться на балет!" - Шаги стихли: "А они так накоротке?" - "Кто, Катишь?" - "Её императорское величество и граф. Ведь такие разговоры, будто гневается государыня..." - "На Орловых? Может статься. Но тут граф уезжал в Архипелаг, на войну". - "А с тобой говорил, Таша? Тебе что сказал?" - "Ни словечка. За мной фрейлина Анна Степановна Протасова приезжала. Она же всё время около была. Граф так только - взглядом скользнул. Даже на поклон не ответил. Я до полу присела, а как голову подняла, он уж с кем-то разговаривал". - "А как же костюм твой для комедии? Ты ведь так надеялась". - "О костюме Анна Степановна сказала, мол, всё, что потребуется, она устроит". - "Почему она, Таша?" - "Говорят, Орловым родственница. Будто они её во дворец государыне рекомендовали. С тех пор она от императрицы ни на шаг". - "Близкая ли?" - "Не знаю, Катишь. От рождения её помню, а разговоров никаких. Будто лишнее слово сказать боится".
"Демуазель! На выход! Готовы?" - "Конечно, готовы". - "Вот не судите строго моих маленьких волшебниц, ландграфиня. Сам господин Дидро обещал заняться репертуаром их театра. Нельзя же допустить, чтоб они играли в этих фривольных пьесах. Девочки из родовитых семей". - "О, конечно, ваше величество. Но как вы успеваете заниматься всем, даже воспитанием будущего поколения? Вы удивительная монархиня, ваше величество, и как же я счастлив, что моя дочь имеет возможность слушать ваши наставления, следовать вашему примеру. Насколько я могу понять, наши молодые согласились с нашим выбором". - "И мы не будем откладывать свадьбы, ландграфиня".
Вчера ввечеру цесаревича спросила, как принцесса ему показалась. Целых три - есть из чего выбирать. Да и ландграфиня Каролина ещё собой хороша. Пожал плечами: государыня, я в неловком положении. Почему же? Раз вы их выбрали, тем более в супруги наследнику, значит, хороши. А ты-то сам что думаешь? Опять плечами пожал: в бальной зале бы не заметил... У Павла Петровича, кажется, вкус иной.
Ехали в колясках открытых в Царское Село, он навстречу на рысях. Коня хорошо осадил. Спешился. Всем поклон положенный отдал и к Вильгельмине. Раскраснелся весь. Чуть что не похорошел.
В Царском бал и спектакль моих смолянок. Позвала из свиты ландграфини Давида Гримма, чтобы поблизости устроился. Спросила, любит ли театр. В рассуждения пустился, а как на сцену Катишь Нелидова впорхнула, руками развёл: "Божественно! Таких и на настоящем театре не увидишь!" Велела всем смолянкам на балу остаться, с гостями потанцевать. Ландграфине так и сказала: мои дочери - вон их сколько у меня, одна другой лучше.
В убиральных комнатах у девочек шёпоты, смех. "Катишь, ты была бесподобна!" - "Спасибо тебе, Таша, ты так добра!" - "Нет, правда, Катишь, истинная правда. Вон сколько тебе "браво" кричали. И когда в доме графа Алексея Григорьевича Орлова граф меня к императрице подвёл, так и сказал обо мне: "Мила, а всё не Катенька Нелидова". - "Полно тебе!" - "Правда-правда! А государыня весело так на графа посмотрела и говорит: значит, замес у теста похуже получился. Себя, граф, и вини".