Сергей Петрович получил от Сашки полный дневной рацион - вареный картофель, хлеб непонятного состава и льняной жмых. Жмых был твердый, как огнеупорный кирпич, Крайнев клал его в воду и потом разбивал железным болтом. Остальное с трудом доделывали зубы. Принес Сашка также ученическую тетрадь в клетку, карандаш, заржавленное лезвие безопасной бритвы и фонарь, который удалось ему стащить с маневрового паровоза. Фонарь светил тускло, но с его помощью можно было передвигаться.
Сначала Крайнев пытался нанести на бумагу все ходы и подземные помещения пропорционально их действительным размерам, вымеривая расстояние шагами. Но потом понял, что от него требуется не технический план. Важно было быстрее изучить этот лабиринт. Он, видимо, может быть использован как убежище для людей.
Целыми днями, а иногда и ночью (под землей время было трудно определить) Сергей Петрович шагал по подземному хозяйству, порой пробирался ползком и заносил в тетрадь расположение ходов. Кусок листового железа служил ему планшетом.
Это занятие помогало ему коротать время, он чувствовал, что приносит какую-то пользу. И все же его терзало беспокойство: пройдет неделя-другая, план будет составлен, а дальше? Теплилась надежда, что организация найдет ему применение, даст другое задание, но какое - ясно представить не мог. Показаться на поверхность нельзя. Правда, обросший, исхудавший, он был почти неузнаваем. Но рисковать бессмысленно. Бездельничать да еще обременять товарищей заботой о себе не хотелось.
Крайнев злился на себя: зачем вернулся? Надо было продолжать попытки перейти фронт. Но зрелые размышления подсказывали, что все это неминуемо кончилось бы его гибелью.
Листок за листком заполнялась тетрадь эскизами, постепенно расположение ходов укладывалось в голове Крайнева так же ясно и четко, как на бумаге. Обнаружил он и несколько больших помещений, служивших водоотстойниками и водосборниками.
Своей штаб-квартирой он избрал подземную насосную для откачки дренажных вод из-под насадок мартеновских печей. Насосная сообщалась длинным колодцем с поверхностью земли.
Много труда стоило Крайневу найти подземную лабораторию, о которой он рассказывал Вале. В конце концов ему удалось обнаружить в канале для стока воды от рельсобалочного стана замурованный лаз. Еще труднее было разбирать кирпичи, сложенные на цементном растворе. Вот за этой работой он понял, насколько ослабел. От физических усилий появлялась дрожь в ногах, лоб покрывался дробинками холодного пота.
Наконец с большим трудом кирпич был разобран. Крайнев пролез в проделанное отверстие, прошел подлинному ходу и попал в огромный зал. Здесь до сих пор стоял копер для испытания рельсов на удар, валялись изогнутые куски рельсов.
Сергей Петрович долго бродил по подземному залу. В одном углу лежал пожелтевший от времени обрывок газеты "Русское слово", в другом - коробка от папирос "Эх, отдай все!". Далеким прошлым пахнуло от этих клочков бумаги. Вспомнилось детство, шахта, где его отец прятался от белогвардейцев, вспомнилось, как навещал он отца, как нашел его, убитого контрразведчиками. Крайневу стало жутко в этом пустом зале, и он поспешил в насосную - это было уже обжитое место.
Во время очередного путешествия по подземному хозяйству Сергей Петрович попал в канал, проложенный близко к поверхности и перекрытый толстыми чугунными плитами. Кое-где плиты были неплотно пригнаны, в щели между ними проникали дневной свет и звуки. В одном месте он ясно услышал голос гитлеровца и затаил дыхание. В отдаленной части канала послышался грохот. От неожиданности он прижался к стене. Минуту спустя снова раздался грохот - немцы что-то выгружали прямо на плиты.
"Заняли помещение под склад", - догадался Крайнев и особым крестиком пометил на плане это место.
Здание, под которым он находился, принадлежало сортопрокатному цеху. Здесь на чугунных плитах раньше укладывалась готовая продукция. Крайнев посмотрел в щель. Плита тяжелая, одному не поднять. "Жаль, - подумал он. - Если здесь складывают продукты, то можно обеспечить ими товарищей, а если боеприпасы - устроить фейерверк".
Он долго стоял и вслушивался в разговор гитлеровцев, но так ничего и не понял. "Придется сказать Саше - пусть разведает", - решил он и, боясь, что его могут услышать снаружи, осторожно, на цыпочках двинулся обратно.
6
Про Сердюка на базаре говорили: "Купец первой гильдии". И базарные власти относились к нему с уважением: "Мужик хваткий, этот, видать, на широкую ногу дело поставит: от природы нэпман. С часовой мастерской не вышло - быстро на ремонтную перестроился. При советской власти ему разворота не было".
Свою торговую точку Сердюк устроил довольно основательно. В затишке, у стены сгоревшего магазина, прибил вывеску "Скупка и продажа вещей домашнего обихода", уложил на кирпичах небольшую бетонную плиту, на которой, как на полке, выкладывал свои товары: керосинки, кастрюли, лампы, самодельные фитили и главным образом коптилки пыринского изготовления. Коптилки пользовались большим спросом - сделаны тщательно, керосина требуют мало. Устроил он и навес над головой, но его быстро разобрали на растопку. Торговля шла бойко, и Сердюк посмеивался: "На хозрасчете живем".
Многие завидовали Сердюку. Мебель приходилось везти обратно, носильные вещи отдавать за бесценок, а "немецкий свет", как прозвали коптилки, расхватывали мгновенно - без него не проживешь. Даже из окрестных деревень приезжали за ними.
В воскресные дни на толчке было тесно от народа и не потому, что прибавлялось продающих и покупающих. Сюда сходились пошептаться о новостях и просто побыть на людях. Толчок стал единственным местом, где допускалось скопление людей.
Сердюк прекрасно понимал, что гораздо безопаснее не привлекать к себе внимание, но попробуй быть незаметным, если у тебя могучие плечи, хороший рост и упрямое лицо, которому никак не придать смиренного выражения. Волей-неволей пришлось изображать из себя удачливого предпринимателя, а к людям такого типа немецкое командование относилось благожелательно, как к "носителям культуры".
Сегодня, несмотря на выходной день и поземку, Сердюк, притащивший на базар целый мешок всякого скарба, застал у своего прилавка очередь, выстроившуюся в ожидании "немецкого света". Люди выругали его за опоздание, словно он был завмагом, промешкавшим с открытием магазина, и сразу разобрали почти половину коптилок.
Как только покупатели разошлись, из толпы появилась Мария Гревцова и стала выбирать коптилку.
- Все первый сорт, барышня, вполне заменяют электричество, даже лучше, - громко сказал Сердюк и, склонившись над полкой, тихо спросил: - Ну как?
- Не думала я, что у нас так много родственников.
Подошла старушка с отечным лицом, в рваном платке, в старой, заплата на заплате шубенке, поставила на полку примус без горелки и одной ножки.
Сердюк взглянул на него и поморщился.
- Да уж сколько-нибудь дай, родимый, хоть на стакан кукурузы, - взмолилась старушка. - Деда моего замучали, сама, видишь, пухлая.
- Вот, возьми.
- Спаси тя Христос. Дай бог наших дождаться.
- Проторгуетесь так, Андрей Васильевич, - едва улыбнулась Гревцова и, проводив взглядом осчастливленную старушку, прошептала: - В одиннадцать облава. Уходите.
- У меня документы в порядке.
- Все равно. Всякие могут быть неожиданности. Полицаев навезли из области, неделю будут прочесывать город и днем и ночью.
Вернувшись в мастерскую, Сердюк узнал от Пырина, что приходил какой-то голубоглазый застенчивый парень, принес замок связной и попросил сделать к нему ключ. Договорились, что за ключом придет завтра.
Это посещение несколько озадачило Сердюка. До сих пор связная никому не давала его явки. "Хотя дала же она явку радисту", - тут же возразил себе Андрей Васильевич.
Назавтра он не пошел на базар, чтобы не пропустить посетителя, но ждать пришлось довольно долго - парень появился после полудня. Пырин провел его в жилую часть дома к Сердюку и вернулся к себе.
Вошедший стал во фронт, отдал честь по всем правилам и выпалил:
- Захар Иваненко в ваше распоряжение прибыл.
Сердюк придал своему лицу выражение недоумения.
- Что-то у меня такого знакомого не было.
- Не было, так будет, - добродушно улыбаясь, ответил парень. - Здравствуйте, Андрей Васильевич.
- Здравствуйте, - неопределенным тоном протянул Сердюк, пожимая натруженную, покрытую мозолями руку. "Наверное, сапер", - решил он.
- Мне поручено передать вам оружие и задание. - Иваненко непринужденно уселся на стул.
- Постой, постой, - перебил его Сердюк. - Не понимаю. Какое оружие, какое задание?
- От Юлии Тихоновны…
- Не знаю никакой Юлии Тихоновны.
Иваненко растерялся, веки его дрогнули.
- Вы Андрей Васильевич Сердюк? - переспросил он шепотом.
- Я.
Парень мгновенно успокоился.
- Тогда разрешите начать по порядку, а то мы так долго не договоримся. Юлия Тихоновна натолкнулась на нашу группу…
- Подожди. Что ты буровишь? Какая Юлия Тихоновна и на какую группу?
- Да дайте досказать! - осердился Иваненко. - У Юлии Тихоновны тут явочная квартира есть на окраине, оставленная нашими до отхода. Оружие на той квартире спрятано. Пистолеты "ТТ" и гранаты-"лимонки". Ну мы до той квартиры и добрались. Пятеро нас из окруженцев. Пробирались к фронту, перейти хотели, но одного подстрелили, и он, умирая, адресок нам дал.
Сердюк поднялся, открыл дверь, позвал Пырина.
- Алексей Иванович, позовите полицая, а я этого молодчика постерегу. Красноармеец он.
Иваненко, побледнев, выхватил из кармана пистолет.
- Стой, сволочи! Предать хотите!
Пырин попятился. Сердюк добродушно усмехнулся.
- Рассказывай дальше.
- Погоди с рассказом. А ну-ка, паспорта ваши. Посмотрю, что за птицы. Юлия Тихоновна говорила, что Сердюк - человек умный.
Сердюк достал паспорт. Иваненко внимательно просмотрел его от корки до корки и вернул. Проверил паспорт Пырина, пожал плечами.
- Выходит, к своим попал…
"Хваткий мужик", - подумал Сердюк и решил продолжить разговор.
- Как фамилия того, кто адрес дал?
- Не знаю. Звали Степаном, - неохотно ответил Иваненко. - А вы чего полицаем пугаете?
- Ну, ладно, ладно, - смягчился Сердюк. - Давай дальше. Откуда Степан о квартире знал?
- Его оставляли партизанить, но в последний день на фронт взяли. Адрес он в памяти сберег.
Сердюк стал подробно расспрашивать Иваненко: где работал, где служил, как попал в окружение.
- Ранен, говоришь? Покажи.
- Да что я, в гестапо на допросе, что ли?
- А откуда ты знаешь, как в гестапо допрашивают?
- Кто не знает. Все слыхали.
Иваненко сбросил потрепанное пальто, пиджак, расстегнул выцветшую клетчатую рубашку и обнажил плечо. Вдоль ключицы краснел свежий шрам.
- Паспорт твой, - потребовал Андрей Васильевич.
Пренебрежительно посмотрев на Сердюка, Иваненко стал не спеша одеваться.
- Паспорт, говорю.
- Какой у бойца паспорт? Есть один документ. Доставать не хочется - спрятан далеко.
- Доставай.
Парень отпорол перочинным ножом подкладку пальто, бережно вынул свернутые листки, развернул на ладони и протянул Сердюку. Андрей Васильевич увидел партийный билет без обложки.
- Захар Карпович Иваненко, - вслух прочитал Сердюк. - Какую получал зарплату?
Иваненко назвал суммы - они сходились с суммами членских взносов.
- Кто билет вручал?
- Лично секретарь горкома Проскурин.
- Рассказывай дальше.
Присев на стул, Иваненко прежде всего стал прятать партийный билет. Входная дверь в мастерскую хлопнула - он вздрогнул всем телом.
Пырин вышел принимать посетителя. Минут через пять дверь хлопнула снова - очевидно, посетитель ушел.
- Так вот. Добрались мы кое-как до этой квартиры, пароль назвали, - продолжал Иваненко.
- Какой?
- "Не продается здесь кровельное железо?"
- Ответ?
- "Нет. Только обручное". Ну и зажили. А связаться больше ни с кем не можем. Хозяин только квартиру свою знает да пароль - и больше ничего: может, не уполномочен. А вчера вечером Юлия Тихоновна пришла. Хозяин нас в комнате запер, чтобы ее не видели. Она о нас расспросила, потом меня одного вызвала, допросила не хуже вашего, документы проверила и передала, что прийти к вам не может, потому что в городе ее ищут и приметы хорошо знают. Она и внешность свою изменила. То ходила в сером пальто, платке, с кошелочкой, очки в железной оправе…
- А ты откуда знаешь, как ходила? - резко спросил Сердюк.
- Сама рассказала. Говорит, Сердюк обязательно о моей внешности спросит. Напутаешь - он тебя сразу стукнет.
Прогноз возможных событий был дан довольно точно. Андрей Васильевич усмехнулся.
- Так какое она передала задание?
- Собрать воедино все партизанские группы, вооружить их и уничтожить на аэродроме самолеты.
Сердюк насторожился: связная никогда не называла подпольщиков партизанами. Однако так могло преломиться в сознании парня. А вот насчет объединения сил немного странно. Это что-то новое в тактике подпольной борьбы в Донбассе. Впрочем, когда стоял вопрос о взрыве электростанции, связная советовала объединить силы нескольких групп.
Поразмыслив, Андрей Васильевич сказал:
- Это очень сложная операция.
- Нет, не очень, - успокоительно произнес Иваненко. - Дело решит внезапность нападения. Подожжем самолеты, цистерны с горючим - и айда!
- По освещенной степи?
Иваненко замялся.
- М-да… Об этом я не подумал. Что ж, самолеты забросаем гранатами, а цистерны прострелим и струи подожжем, - быстро нашелся он. - Огонь сначала будет слабенький. Пока усилится - успеем уйти.
У Сердюка загорелись глаза. Вот это операция. Пылает аэродром… Как поднимется дух населения!
- Сколько оружия? - спросил он.
- Сотня пистолетов и столько же гранат. Хватит на всех?
Как ни непосредственно было сказано это, Сердюк насторожился снова:
- Надо подумать - хватит или нет.
Иваненко, казалось, удовлетворился уклончивым ответом.
- Командовать сами будете или назначите кого из нас? Все мы бойцы кадровые, обстрелянные.
- Сам, - сказал Сердюк, но тотчас передумал. - Нет, пожалуй, ты. Я рядовым. Заходи послезавтра - обмозгуем. А завтра на квартиру мой хлопец придет. Оружие просмотрит.
- Да мы сами в оружии разбираемся.
- Лишний глаз - не помеха. У меня слесарь-оружейник есть. Молодой, но опытный. А как же мы столько людей вооружим?
- Это не хитро, - после короткой паузы ответил Иваненко. - Пусть народ уходит из города с утра будто по селам на менку. К вечеру они за чертой города останутся, а потом в балке соберутся. Оружие мы перенесем туда заранее и закопаем.
- Да ты, оказывается, стратег, - пошутил Сердюк.
- Э, война всему научит.
Иваненко сообщил номер дома на Боковой улице и дружески распрощался.
7
Ожидая прихода Павла Прасолова, посланного осмотреть оружие, Сердюк нетерпеливо мерил шагами свое обиталище - небольшую комнату, уставленную старомодной мебелью, с киотом в углу. Предусмотрительно отправленная к соседям хозяйка дома, родная тетка, вот-вот могла прийти, а Павла все не было.
"Прилип, что ли, там?" - сердился Андрей Васильевич, зная о любви парня к оружию.
У Павла действительно была страсть к револьверам. В раннем детстве он не расставался с игрушечным пистолетом, стрелявшим пробкой, позже появился пугач, затем на смену ему пришли негодные револьверы разных систем, которые выменивал у мальчишек своего поселка, целыми днями шнырявших в поисках добычи на заводских складах металлического лома. Он терпеливо возился со своим арсеналом, хранившимся в заброшенном курятнике, безуспешно пытаясь то исправить смятый барабан, то выпрямить искривленный ствол, из которого, как говорил, посмеиваясь, его брат Петр, можно было, целясь в дверь, попасть в крышу.
Уже вечерело, когда появился Павел. Лицо его казалось озабоченным.
- Ну, как оружие? - спросил его Сердюк.
- Сто штук "ТТ" новеньких, один в один. Все осмотрел. Жаль, бабахнуть нельзя было.
- Где прячут оружие?
- В погребе. У них он хорошо замаскирован. На люке, что в погреб ведет, буфет стоит тяжелющий. Насилу вчетвером с места сдвинули.
- И ты ничего с собой не принес?
- Не дали. Я было отложил два "ТТ" и две "лимонки", завернул в тряпочку (тряпочку специально с собой захватил), да забрали, окаянные. "Мы, говорят, по счету приняли - по счету и сдадим. Дело военное. А тебя где-нибудь с этим сверточком поймают - и к ногтю".
- Правильно рассудили. Значит, так ничего и не взял?
- Ей-богу!
- Ой, врешь, Паша! На тебя не похоже. Чтобы ты ничего не стащил из оружия - быть не может.
Павел потупил глаза, покаянно произнес:
- Что я - пистолета не заработал, Андрей Васильевич?
- Куда дел?
- Под крыльцом во дворе спрятал. "ТТ" и "лимонку".
- Неси, - потребовал Сердюк.
Павел неохотно вышел и принес два свертка. Сердюк внимательно осмотрел пистолет, вынул капсюль из гранаты, положил на стол.
Павел не сводил с пистолета зачарованных глаз.
- Оружие как оружие, - заключил Сердюк. - А что тебя беспокоит?
- Обстановка в доме странная. Ничто ни к чему не подходит. Видно, с разных квартир натаскана. А какой подпольщик будет этим заниматься?
- А еще? - Сердюк чувствовал: недоговаривает что-то Павел.
- Ребята больно уж сытые. По-моему, такими из окружения не выходят. Все по-солдатски остриженные, волосы короткие, словно сегодня из парикмахерской. Где бы это они могли? Если в армии стригли, то уже обрасти должны. А?
В пальцах Сердюка заерзала папироса. Он смял ее и швырнул в угол. Потом снял со стола капсюль, взвесил его на ладони, бросил в пылающие угли и отбежал в сторону, увлекая за собой Павла.
Павел сжался, ожидая, что капсюль взорвется, но прошла минута, другая - было тихо. Сердюк, прикрыв лицо руками, заглянул в открытую печь. Раскаленный капсюль спокойно лежал на углях и уже начинал плавиться.
- "Липа"? - спросил Павел.
Сердюк кивнул головой. Он был бледен, глаза неподвижно уставились на деревянную кадушку, в которой томился куст олеандра.
- Выходит, выследили нас, Андрей Васильевич?
- Выследили, Паша.
- Доработались… - процедил Павел и, взяв со стола пистолет, сунул его за пояс брюк.
Давно, очень давно Сердюк не испытывал такой растерянности. Перед его глазами прошла вереница людей - Теплова, Петр Прасолов, Мария Гревцова, Саша. Кто выслежен? Может быть, их уже схватили, может быть, Теплову (почему-то он подумал именно о ней) терзают сейчас в гестапо. И во всем виноват он. Значит, плохо соблюдал конспирацию, не оправдал доверия партии.
В изнеможении от этих дум он опустился на стул. "Нет, сегодня не возьмут, - подсказывал ему здравый смысл. - У них другой план - захватить всех. Это ясно. Иначе меня схватили бы первым. Значит, есть время для размышления, для действий".
- Еще поработаем, - тихо, как бы про себя сказал он. - Слушай, Паша. Передай Тепловой приказ от моего имени: немедленно уйти к Крайневу.
- Через линию фронта?
- Она знает куда.
- А я?
- Ты тоже с ней.