- В проекте предусмотрена электрификация всего транспорта. Паровозы с территории завода уберем, хватит им коптить небо. Только электровозы будут. А в первую очередь нам приказано начать строительство нового города на другом берегу реки, подальше от газа, дыма и пыли. - И Ротов, увлекшись, стал рассказывать, каким будет новый город, его площади, проспекты, парки, дома для рабочих.
Директор и парторг стояли возле умытого дождем окна и смотрели на завод. Расходиться не хотелось. Густой россыпью огней горел завод, наполняя комнату своим ровным, неумолчным, как грохот прибоя, шумом.
- Махина, - сказал Гаевой и невольно вспомнил, что это слово вырвалось у него в самолете, когда в день приезда в Металлоград пролетал над заводом.
Ротов кивнул головой. Перед его глазами встала голая степь и крохотная деревушка на том месте, где сейчас широко разлилась запруженная река. Казалось, так недавно это было. "А разве давно? - спросил он себя. - Всего каких-то тринадцать лет". Он чуть отодвинулся от подоконника и увидел в стекле свое отражение. "Здорово подался за это время", - подумал не без грусти и взглянул на Гаевого.
- А ты не стареешь, Гриша. По-моему, даже моложе стал и уж, конечно, горячее, чем был в молодости.
Гаевой положил руку на плечо Ротова.
- Э, дружище, стареть нельзя. Хочется не только строить коммунизм, но и построить его.
ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
1
Гитлеровские полчища откатывались на запад. Все меньше эшелонов проходило к линии фронта, но количество идущих в обратном направлении росло непомерно. Вскоре они уже двигались непрерывной линией на расстоянии сотни метров друг от друга. И чудилось, будто это ползут огромные извивающиеся гадины, которым нет ни начала, ни конца. Гитлеровцы везли все, что еще можно было вывезти: пшеницу и металлический лом, музейные ценности и скот. Все шло вперемежку, без всякой системы. Тянулись товарные вагоны с людьми, угоняемыми в Германию. Сквозь решетки люков смотрели изможденные лица. Это были страшные составы. Доносились стоны и плач, люди просили воды. Порой из вагонов вырывались наружу песни - те песни, что сложил в черные дни оккупации народ, проклиная палачей.
Гитлеровские солдаты были окончательно измочалены в боях и только тем и занимались, что беспорядочно бродили по улицам да рыскали по домам. Казалось, они поставили целью не оставить жителям ни грамма продуктов, ни одного предмета домашнего обихода. Все нужно было этим вандалам, и они грабили все, вплоть до последнего ведра и корыта. Город заполнился отребьем всех национальностей, которое нацистам удалось поставить под ружье.
Сердюк со дня на день с тревогой ожидал приказа немецкого командования об угоне мужчин в Германию. Очень беспокоила его и судьба заводского склада боеприпасов и оружия. Гитлеровцы могли в любой день вывезти его, и тогда рухнул бы план захвата и спасения завода.
Крепко врезались в память Сердюка слова, сказанные ему в штабе партизанского движения: "Учтите, ваш завод имеет крупное значение для восстановления транспорта, его продукция, особенно рельсы и рельсовые скрепления, нужна в первую очередь. Без транспорта мы не решим задачи восстановления Юга".
В подземной лаборатории рельсобалочного цеха жило уже сто сорок семь рабочих завода и участников городских подпольных групп. Петр Прасолов и руководители групп отобрали самых проверенных и выдержанных и провели их сюда.
Командиром отряда был назначен Гудович. Он немедля приступил к делу. Сформировал взводы и отделения, подобрал командиров из числа служивших в армии. На бетонной стене зала вычертил древесным углем план завода и, пользуясь им как наглядным пособием, проводил занятия по тактике. Теперь уже люди знали, какие участки будут оборонять, спорили, обсуждали расположение сил, выискивали наилучшие пункты обороны. Дисциплину Гудович поставил на военную ногу. Это было тем более необходимо, что рабочие изнывали от безделья и многие хотели подняться "на-гора", посмотреть, что делается в городе, проведать свои семьи. Сердюк не мог не учитывать этого естественного желания и прикомандировал к Гудовичу Николая в качестве связного. Парень был доволен этим назначением. Ему нравилось, пробравшись из города в подземный зал, рассказывать все, что он видел, и успокаивать встревоженных мужей, отцов, братьев, передавая им приветы от членов их семей. На обязанности Николая лежала и читка сводки, один экземпляр которой он получал специально для "подземцев". Кто дал эту кличку людям, было неизвестно, но она привилась.
Постепенно в подземном зале сложилась своя, особая жизнь. Из добытых досок сделали нары, низкие, шаткие, но люди уже не спали на бетонном полу; появилось несколько фонарей, тускло горевших по стенам; назначались дежурные, следившие за чистотой, кипятившие пахнувшую мазутом воду из пруда, часовые, наблюдавшие за тем, чтобы не проник сюда кто-либо из посторонних и чтобы не было самовольных отлучек.
Несколько раз по ночам группа смельчаков под командой Николая пробиралась по каналам к складу продуктов, который обнаружил еще Крайнев. Они поднимали специально приготовленным домкратом тяжелую чугунную плиту, проникали в склад и таскали оттуда консервы и мешки с сухарями. Один раз ребятам повезло: натолкнулись на ящики с табаком. Табак был дрянной, пахнул прогнившей морской травой, но "подземцы" курили его запоем, и тогда в помещении тускнели фонари, превращаясь в слабо светящиеся точки, как при самом густом тумане. И здесь, как всегда, когда собирается много людей, нашелся балагур и весельчак - кондуктор товарных поездов Бескаравайный, умевший вовремя подбодрить, беззлобно высмеять то ли удачной пословицей, то ли острой фразой, то ли побасенкой, малодостоверной, но всегда занятной. Прозвали его Семафором. И не столько за большой рост и тощее телосложение, сколько за известный всему поселку рассказ о том, как он отмечал день своего поступления на транспорт. Доставал из кладовой железный сундук, с которым ездил всю жизнь, укладывал туда четвертинку водки и еду, усаживался на кровать и, взявшись рукой за спинку, как за поручень тамбура, зажмурив глаза, воображал, что едет. Потом открывал сундучок, выпивал стопку водки, закусывал и снова "охал", мурлыча под нос старинную ямщицкую песню, давно всеми забытую. Рассказывали, что однажды среди ночи он разбудил жену и приказал ей потушить лампадку.
- 3 глузду зъихав, - рассердилась женщина.
- Тушы, кажу! - крикнул Бескаравайный. - Вогонь червоный. Як видкрыю очи - все мени здаеться, що поизд биля семафору стоить. Впечатлиння немае.
Большое оживление в подземном зале вызвало появление обер-мастера мартеновского цеха Опанасенко. О его судьбе до сих пор ничего не было известно. Знали только, что дом его сгорел дотла вместе с находившимися в нем гитлеровцами, и многие считали, что хозяин тоже погиб.
На Опанасенко натолкнулся Сашка во время очередной вылазки на базар. Здесь удавалось подслушивать самые интересные разговоры, узнавать, что творилось в деревнях. Сердюк, всегда тщательно анализировавший Сашкины информации, давно уже сделал вывод: панические слухи в народе не распространялись даже в самое тяжелое время отхода наших войск. А сейчас, в дни наступления Красной Армии, ее части, по слухам, были гораздо ближе, чем в действительности.
Опанасенко встретил Сашку как сына, отвел его в сторону и начал расспрашивать о городских новостях, но Сашка прежде всего осведомился о его дочери.
Вот уже более полутора лет, с того самого дня, когда на месте дома Опанасенко Саша увидел дымящееся пепелище, он терялся в догадках о судьбе Светланы. Он не верил, что она погибла, не хотел этому верить. И странно: пока Светлана работала в созданной им молодежной подпольной группе переписчицей листовок, он почти не замечал эту тонкую, светленькую, как былинка, выросшую без солнца, девочку. А когда она загадочно исчезла, нет-нет и взгрустнет его мальчишеское сердце, сожмется. Саша не раз сожалел о том, что обращался с ней с напускной строгостью. Теперь ему казалось, что он давно любит Светлану и что это по гроб жизни. Он и к другим девчонкам перестал относиться насмешливо, больше не называл их бабьем и не давал обидных прозвищ, на которые был великим мастером.
Старик рассказал, что Светлана жила с ним и женой в отдаленном селе у бабушки - ей удалось спастись от угона в Германию. Когда девушки, запертые в вагонах, услышали ночью над эшелоном гул советских самолетов, они, предпочитая смерть рабству, по совету Светланы стали выбрасывать сквозь решетку вагона пучки зажженной соломы, давая ориентир для бомбежки. Эшелон действительно стали бомбить. Повредили путь, и поезд остановился. Воспользовавшись паникой, девушки вышибли чугунной печкой доски в стенке вагона, пооткрывали двери еще в нескольких вагонах и разбежались по степи. С большим трудом Светлана добралась до бабушки. Теперь ему пришлось уйти из села, потому что там стали угонять всех мужчин в Германию. Но и здесь небезопасно - могут схватить за старые грехи.
Сашка назначил Опанасенко ночью свидание в каменоломне, переговорил с Сердюком и привел обер-мастера в подземный зал.
Очень деятельный и хозяйственный по натуре, Ипполит Евстигнеевич, отоспавшись, принялся за ремонт нар. Затем ночью откуда-то притащил распиленную на части лестницу, сколотил ее, внимательно обследовал стены и потолок зала, решив расширить вентиляционное отверстие. Сделать это так и не удалось, но "подземцы", оценив хозяйственные наклонности Опанасенко, единодушно избрали его старшиной.
Узнав, что из сел угоняют мужчин, Сердюк понял, что надо быть готовым к приему большого числа людей.
2
В водосборнике на скамьях, составленных буквой "П", сидели Валя, братья Прасоловы, Сашка, Николай, Гудович, Бескаравайный, Опанасенко, мастер доменного цеха Лопухов и старший горновой Баринов. Сердюк восседал на ящике. Чадно коптила свеча, бросая зыбкую тень на стену, тускло освещая разложенный на столе план завода.
- Посоветоваться с вами хочу, товарищи, - деловито сказал Сердюк и прошелся взглядом по лицам. - Я вальцовщик, прокатчик, доменный и мартеновский цехи знаю только снаружи. Вот мне и хочется уточнить с вами как и где лучше расположить наши силы, чтобы спасти хотя бы основные цехи. Что будут рвать фашисты? Они постараются свалить доменные печи, трубы мартеновского цеха и обрушить колонны зданий. Если взять за исходный рубеж заводскую стену, то мы их натиска не удержим. Прорвутся - и наши бойцы останутся неприкрытыми. Так?
- Верно, - важно изрек Сашка, необычайно польщенный тем, что участвует в таком важном совещании.
Опанасенко молча кивнул головой. Видел он Сердюка впервые, но привык считать его сильным, смелым, волевым человеком. И теперь ему показалось, что именно таким, каков Сердюк в жизни, он себе и представлял его.
- Значит, надо расположить людей так, чтобы они были неуязвимы, - продолжал Сердюк. - Кто знает, сколько нам придется продержаться? А что, если наши задержатся? Гитлеровцы могут стянуть значительные силы. Вот, смотрите, план завода. Посредине главное шоссе пошло, - он энергично провел ногтем по заштрихованной полосе, - эти кружки с правой стороны - доменный цех. За ним электростанция и аглофабрика. Налево - мартен протянулся. Квадратики рядом - прокатные цехи. Тут контрольные ворота, - Сердюк показал на прорез в заводской степе, у которого заканчивалось шоссе, - а наискосок от них перед доменным - заводоуправление. Какие точки для обороны наметили бы вы?
- У мартена стоит перевернутый вверх дном ковш с отбитой кромкой, как у Царь-колокола, - сказала Валя. - Залезем мы туда с Сашей и будем держать под обстрелом все колонны разливочного пролета - ни к одной снаружи не подойдешь.
- Хто куды, хлопцы, а я зализу в топку паровоза, шо блыз депа без тендеру стоить, - заявил Бескаравайный, давно облюбовавший эту точку. - Меня з цього доту ни кулей, ни гарматой не выженешь.
- Что ж, неплохо, но это для двух-трех человек. - Сердюк склонился над листом бумаги, на котором Теплова очень приблизительно набросала план завода. - Где ваш ковш, Валя?
Теплова ткнула карандашом в маленький кружочек возле прямоугольника с надписью "мартен".
- В крановых кабинах на литейном пролете можно будет засесть, - предложил Опанасенко. - Весь пролет как на ладони, ни к одной колонне и изнутри цеха не подступиться…
- Ну и перестреляют вас в кабинах, как граков в гнездах, - не дав ему договорить, вставил непререкаемо-авторитетным тоном Вавилов.
- Нет, с ихних автоматов не перестреляют, - возразил Опанасенко. - Ребята кабины изнутри кирпичом выложат и будут сидеть, как в блиндаже. К ним туда и не доберешься: лестница-то одна, ее всегда можно под огнем держать.
- А в шлаковиках? - подсказала Валя и сама порадовалась своей находчивости.
- Можно. Тоже хорошо. Стенка толстая, бойницу сделай - и чеши оттуда, - одобрил Опанасенко.
Сердюк передал Тепловой план, и она нанесла на нем несколько квадратиков, обозначавших печи.
- Уцелевшие шлаковики помните? - спросил Сердюк. Во взгляде его сквозило пытливое взимание.
Опанасенко назвал несколько: на пятой - правый газовый, на четвертой - левый воздушный, на третьей - все четыре.
- А в конторах, лабораториях тоже можно засесть, Андрей Васильевич? - поинтересовался Николай. У него воинственно горели глаза: наконец-то предвидится настоящее дело!
- В зданиях в последнюю очередь, в зависимости от того, сколько у нас будет людей.
- В кауперах засядем под самым куполом, - тихо, как бы размышляя, произнес молчавший до сих пор Лопухов. - Там люки есть на все стороны, как бойницы. Кожух железный, внутри кирпичная кладка - разве что с пушки пробьешь.
- Высоковато, - процедил Сердюк, вскинув голову кверху, будто измеряя это расстояние, - метров двадцать.
- Зато обстрел какой! Всесторонний!
- А про газопровод забыли? - оживился Вавилов, довольный тем, что и ему удается внести в общее дело свою лепту. - Они по всему заводу идут в разных направлениях и невысоко - метров десять от земли.
- А стрелять оттуда как? Через стенку? - спросил Опанасенко, но мгновенно смолк, увидев, что Сердюк заинтересовался предложением.
Валя чертила газопроводы. Они шли вдоль мартеновского цеха, вдоль доменного, пересекали заводскую территорию против входных ворот и расходились по всему заводу.
Сердюк взглянул на Петра Прасолова.
- Дрели достанешь?
- В механическом цехе есть штук пятнадцать.
- Надо изъять немедленно, и как только захватим завод, посадим в газопроводе ребят, пусть сверлят отверстия. Это идея. Весь завод под обстрелом держать можно, и трудно разобрать, откуда стреляют. Займется этим Гудович.
Сердюк снова склонился над планом.
- А вы знаете, товарищи, хорошо выходит! - восхищенно произнес он. - Главное, ребята передвигаться смогут. Где немцы будут скапливаться - туда и они. Только газопровода не жалеть, дырок побольше сделать. Наши придут - заварят.
Постепенно план разукрасился крестиками.
- Гранат бы, - размечтался Сашка. - С этого газопровода прямо гитлеровцам по башке.
- Рисковый ты парень, Саша. Ну и погиб бы сам от осколков. Газопровод не такой уж толстый, - осадил его Лопухов.
- И еще одно, - продолжал Сердюк. - Людей тоже спасти нужно от угона в Германию. Вон Опанасенко знает: в селах уже начали забирать поголовно всех мужчин. Людей придет порядочно… Затешется какой-нибудь провокатор, стукнет гитлеровцам - всех нас газом передушат.
- Народ надо в одном месте собирать и, как нас, - никуда. Вот и все, - решительно заявил Лопухов. - Попался шпион - сиди и не вылазь.
- А где ты найдешь такое место? - спросил Вавилов.
- Есть такое помещение, - зазвенел голос Вали. - Тоннель от доменного до мартена. Им никогда не пользовались, о нем никто не знает.
- Верно, есть, - смутился совсем забывший о тоннеле Вавилов. - Двести метров в длину, шесть в ширину. Да там полтыщи человек можно разместить! Но только как их провести? Под землей хода к нему нет.
Со скамьи встал Опанасенко, уверенно сказал:
- Нет - так будет, мил человек. У нас народ рабочий. Скажи - прокопаем тут же. Дренажик там есть, но поганенький, разве только собака пролезет. Мы по нему и пойдем копать. С направления не собьемся.
- Возьмитесь вы за это дело, Евстигнеич, - попросил Сердюк, - но только с жаром. В любую ночь могут начать прибывать люди.
- Я сразу понял, что работенка по мне. Что там наверху - ночь или день? Запутался в этих потемках…
Сердюк посмотрел на часы.
- Вечер.
- Вот и хорошо. Сейчас на-гора вылезем, в мартене инструмент заберем. Он там же, в шлаковике третьей печи? - спросил обер-мастер Сашку.
- Там же.
- Тогда я пошел землеустройством заниматься.
3
Ветер с востока все чаще и чаще приносил звуки канонады. С крыш высоких домов по ночам можно было видеть орудийные вспышки - яркими зарницами освещали они горизонт.
Разноязычная орда воинов "третьей империи" хлынула из города. Улицы опустели, даже полицаи попадались редко. Только солдаты гарнизона расхаживали по мостовой, и то лишь днем. Ночью они отсиживались в подворотнях домов, в пустых зданиях, боясь нападения партизан, но все равно то здесь, то там с наступлением утра жители обнаруживали трупы гитлеровцев.
В одну ночь смельчаки ликвидировали в разных концах города три патруля - девять солдат. Комендант не мог найти виновных, но не оставил это без последствий. Семьи, жившие в домах, против которых валялись трупы гитлеровцев, были повешены на деревьях.
Такое дерево увидел Саша. Мелкие ветви широко разросшегося тополя были обрублены, чтобы листья не заслоняли казненных. К стволу выше всех был привязан проволокой пожилой рабочий с простреленной головой. Чуть пониже висела седая женщина с вымазанными тестом руками - ее схватили, очевидно, в тот момент, когда она замешивала хлеб. На одной ветке, слегка раскачиваясь от порывов ветра и поворачиваясь в разные стороны, висели девочка лет тринадцати с белыми бантами в тощих косичках и ее брат, худенький мальчонка с перекошенным синим лицом. А еще ниже был подвешен за ноги голенький грудной ребенок.
Сашка бросился бежать прочь от этого места, но, почувствовав, что у него закружилась голова и он вот-вот упадет, прислонился к забору и долго стоял, ухватившись за доски. Огромный твердый ком застрял в горле, мешал дышать. Бешенство душило его. Он с силой сжал доски забора и не удержался, навзрыд заплакал. Какая-то женщина вышла из дома, посмотрела на него, снова вернулась в дом и принесла кружку холодной воды. Саша едва разнял затекшие пальцы и выпил воду, с трудом делая глотки.
- Родные? - участливо спросила женщина.
- Родные, - машинально ответил Сашка и побрел прочь.
Две ночи после этого все патрули благополучно возвращались в казармы. Но вот не вернулись три гитлеровца, а затем шесть. Их не обнаружили нигде ни живых, ни мертвых, - солдаты исчезли бесследно.
Как и предполагал Сердюк, гитлеровцы усилили охрану военных складов на территории завода. Их обнесли колючей проволокой, утроили число часовых. На ночь вдоль заграждений привязывали сторожевых собак. Все пробоины в стенах складов были заделаны, железные ворота отремонтированы, и ночью около них стояло отделение автоматчиков.