Несколько дней квартирант избегал встреч с хозяином.
Денис Моисеевич первым зашел в Сергееву боковушку. Он был одет по-праздничному: в длинную расшитую косоворотку, в галифе, в новых скрипучих сапогах. Зашел он, как всегда, без стука, подчеркивая этим свое единоличное право на все, что выстроено его руками за дощатым забором.
- Вот вы заступились за мово мальчонку, - начал он, раздумывая вслух. - Оно с вашей стороны вроде и благородно получилось. Да только по причине нашей излишней жалости к детям сами опосля страдаем... Откуда всякие дармоеды в городах пошли? - спросил он и тут же сам ответил: - От слабохарактерности нашей. За что я, к примеру, свово Яшку наказал? За неуважение к отцовскому слову. Сказано: полная бочка воды должна быть - лопни, а наноси. Есть норма: килограмм рыбы наловить - умри, а выполни. Как оно все пойти могло, если бы мы в войну всяк по себе с немцем воевали?
- А детство, детство? - пробовал усовестить кузнеца Сергей. - Вы же калечите душу ребенка! Ему многое просто непонятно, что вы от него хотите. За глоток водки для вас сидит, как прикованный, на мосту... На жаре!.. Потом в чад гоните, на террикон...
Кузнец несогласно мотал головой, сводил в одну лохматую гряду ощетинившиеся, как рыбьи плавники, брови.
- У нас был командир батареи. Если, говорит, солдат не нагружен по завязку, сам себе дело найдет... А озорство до хорошего не доводит. Вырастет - дудочки зеленые напялит, гриву, как у попа, заведет.
Чем больше спорил Сергей, тем отчетливее убеждался в непоколебимости Дениса Моисеевичу. Хуже того, хозяин тщился житейскими примерами, грубо выхваченными им из памяти, доказать, что ошибается именно Сергей.
Молодому педагогу вскоре наскучила перепалка с кузнецом. Он даже подумывал: а не подыскать ли другую квартиру? Но борьба за мальчика, который все больше ему нравился, и тайная надежда каким-то образом повлиять на Дениса Моисеевича удерживали его от ухода из дома кузнеца.
Перед началом занятий в школе Сергей перезнакомился почти со всеми жителями поселка. Однажды он спустился из любопытства в шахту. Его пригласили в поселковый клуб прочесть лекцию. Это последнее событие изумило Дениса Моисеевича, который едва ли не в первый раз появился тогда в клубе.
- Складно вы говорили, Сергей Мартынович, - похвалил он квартиранта, назвав его по отчеству. - А так, промежду нами говоря, вы сами-то верите, что через двадцать лет вся наша жизнь переменится?
Сергей заметил в глубоко упрятанных глазах кузнеца насмешку.
- Если говорю, значит, верю... Убежден! - спокойно заявил педагог.
- И я убежден, - поспешил хозяин. - Только как его строить, коммунизм этот?
- Известно как: больше техники, больше материальных благ. А самое главное - в людях. Человек иной нужен, чтобы владеть материальным и духовным богатством при коммунизме.
Сергей чувствовал неловкость оттого, что ему приходится повторять свои мысли, высказанные в клубе и понятые, судя по аплодисментам, всеми.
Денис Моисеевич понял намек. Мотнув головой, он с ожесточением возразил:
- Ошибаетесь, молодежь!.. Не в этом главное. Человек-то сразу переменится - ты только дай ему пожить как следовает... Мы в тридцатом с родителем своим чуть заслышали про коммуну - и корову, и двух лошадей, и кур даже свели в артельный двор. И землю пахали скопом, и за стол садились рядышком, даже рубахи одинаковые шили, а коммунизма все-таки не вышло!
Кузнец встал из-за стола. Воспоминания о двух лошадях и корове взволновали его. Лицо зарделось, взмокло.
- Не это главное! - рычал, вышагивая по комнате, Денис Моисеевич. - Семья - вот где корень! Если сначала в каждой семье построить коммунизм, тогда только сложи - и всеобщая коммуна получится... Взять, например, меня. Как я приноравливаюсь ко времени? Есть нехватка продуктов у шахтеров - засеваю картошкой да баклажанами приусадебный участок... Вижу, что у государства кое до чего руки не доходят - выбираю уголек возле террикона и в общий баланс пускаю... Выходит полный расчет в доме, по потребности. Вот так. Или же взять, с другой стороны, насчет мяса и прочее. Мне и в магазин-то ходить незачем: своя живность имеется...
- Это еще подсчитать надо, во что обходится ваша живность государству! - протестовал Сергей. - И весь этот ваш домашний коммунизм...
Сергей хватал бумагу и карандаш, покрывал чистый тетрадочный лист цифрами:
- Вот ваш кабан: хлеба печеного в сутки три килограмма, пятьсот граммов муки, молочком поите, чтоб сало было мягче. А куры? А корова?
Уязвленный и озадаченный доводами Сергея, хозяин квартиры иногда задумывался, еще реже соглашался.
Единственным результатом таких перепалок пока было то, что Денис Моисеевич стал реже наказывать Яшку. И супруга его сменила драный ватник на новенькую фуфайку. Но и в этом виделась победа.
Чтобы облегчить судьбу Яшки, квартирант сам наполнял водой бочку в саду. Для взрослого человека это не представляло особого труда, тем более что Сергей пользовался душем редко, предпочитая поутру и перед сном освежаться в речушке.
Просыпаясь, квартирант часто замечал на подоконнике тарелку свежих слив. Или гроздь винограда. В комнату учителя Яшке заходить не полагалось. Но он все же переступал заветный порог. Всякий раз мальчик сообщал что-нибудь невеселое, ошеломляющее. Он был по-отцовски невосприимчив к радостям.
- Не верьте тятьке... Никакой коммунизм ему не нужен. В поселке его жлобом зовут. У него все от жадности. В кузнице колхозной работает ради земли и сада - тыщи за картошку да за яблоки с шахтеров дерет... И мамку погубил от жадности. Она первой звеньевой в колхозе считалась, а тятька, когда шахту здесь строить начали, запретил мамке в поле ходить. Говорит: уголь выгодней у террикона выбирать. Он и дом поближе к террикону поставил, хоть и воздух чадный здесь. Мамка поначалу не шла за углем - бил! Ой как бил!
Заслышав шорох в коридоре, мальчик метался по комнате, словно пойманная в клетку птица. Тоскливо было глядеть на него в эти минуты.
- У меня ведь старший брат есть, Шурик, - как-то заявил Яшка. - В армии служит. Третий год в гости не заявляется. Боится. Тятьку все в поселке не любят. Если что - он и украсть может. Мамку-то он украл!.. Она за него замуж не хотела идти, силком, говорят, уволок.
Как-то Яшка пришел с речки пустой, без удочки. Он молча достал из-за пазухи рубль:
- Спасибо, Сергей Мартынович, что выручили. Теперь я богатый. Небось побольше, чем у тятьки, денег у меня...
Он вытряхнул ворох смятых ассигнаций.
- Сейчас же отнеси назад! - строго потребовал Сергей. - Слышишь? Даже думать не смей об этих деньгах. Помни, что мать тоже знает, где кубышка с деньгами, но не трогает. Прибьет тебя отец, как котенка!
- Отец, отец! - с презрением произнес мальчик. - Ладно уж, если вы не велите, назад отнесу... - И вдруг он просиял, заговорив весело, озорно: - А может, мне зажечь курятник?
Глаза его по-прежнему оставались неулыбчивыми. Яшка не всегда перебарывал в себе желание отомстить нелюбимому отцу.
В последнее воскресенье августа кузнец, выгодно продавший на базаре бычка, купил двух поросят. Хозяин допоздна возился в сарае, переделывая и без того прочные засовы. Поросята попались резвые: они носились по просторному сараю, разбрасывая острыми копытцами солому, беспокойно повизгивали и тыкались пятачками всюду, ища выхода на свободу. Кузнец пробовал их кормить хлебом с руки, но животные горделиво отвергали его заботы.
- Яшка! - на радостях заявил кузнец, позвав сына. - Вот этот кабанчик с черным пятнышком под лопаткой - твой. Выкормишь - на лето путевку в пионерский лагерь куплю...
Утром Сергея пробудили горестные причитания, пересыпанные отчаянной руганью.
- Эй, сосед, сосед! - голосил Денис Моисеевич. - Обворовали нас... Дочиста обобрали!..
Во дворе уже собралось несколько человек. Соседи, созванные кузнецом в свидетели, позевывая и ежась от утренней прохлады, скучающе глядели в опустевший свинарник. Сергей заметил, что люди вовсе не сочувствуют беде кузнеца. Переговариваясь о чем-то своем, люди молча наблюдали, как кузнец ворошит кучу картофельной ботвы, надеясь отыскать под нею пропавших поросят. И только супруга Дениса Моисеевича беззвучно плакала, то ли по обязанности, то ли в ожидании расправы за недосмотр.
Сергей решил было по зову мятущегося кузнеца идти вслед за ним к реке. Но Яшка тронул учителя за рукав:
- Это я выпустил поросят ночью...
Наступило первое сентября. Яшка пришел в школу в новеньком костюме. Задолго купленный при каком-то случае на вырост, костюм так слежался в сундуке, что казался пережеванным. В этой обновке мальчик выглядел сиротой по сравнению со своими сверстниками из шестого "Б", которые щеголяли в новых форменных костюмчиках и фуражках с лакированными козырьками. Но Яшка не скрывал своего счастья:
- Кончились каникулы! Теперь за мною, кроме уроков, только два пудика угля. Чепуха!..
Предзимние короткие дни мелькали один за другим, словно кадры захватывающего кинофильма. Педсоветы, кружковая работа в группе продленного дня, встречи с родителями... Сергей возвращался домой уже затемно, когда в хозяйской половине спали. Лишь в сарайчике, освещенном переносной лампой, глухо позвякивал металл. Денис Моисеевич дома обрабатывал заготовленные днем в кузнице поковки. Если бы не ожесточение и недобрый азарт, который овладевал кузнецом во время этих ночных бдений, трудом кузнеца можно было бы любоваться. До чего хороши сработанные Денисом Моисеевичем совки, тяпки, лопаты, замки!.. Пока в поселке не был открыт скобяной магазин, кузнец снабжал этими изделиями всю округу. И после открытия посудо-хозяйственной лавки заказчики не позабыли дороги к мастеровому, докучали ему неизбывными заботами по мелочам.
Сергей научился, не заглядывая в сарайчик, определять: один возится там кузнец или с мальчиком. Наедине со своей работой кузнец был спокоен, весел, мурлыкал какую-то песенку на манер: "Ехал на ярмарку ухарь-купец..." При Яшке он часто ярился, кидал в сына грязные слова, недовольный тем, что Яшка без интереса относится к его ремеслу. После памятной стычки с квартирантом и нескольких неприятных объяснений кузнец не решался задерживать мальчика допоздна.
Если после проверки тетрадей Сергея не тянуло ко сну, он выходил во двор и садился на низкий порожек полураскрытой двери сарая. Денис Моисеевич, преисполненный уважения к себе, словно бы не замечал его присутствия. Закончив клепать или обтачивать, кузнец осматривал вещь со всех сторон, чмокал от удовольствия, пробовал на звон и лишь потом небрежно кидал к ногам Сергея:
- Ну, сколько поставишь? - ревниво допытывался мастеровой, добавляя заносчиво: - Свой дневник заведу для оценок!..
Учитель брал в руки ковшик или оконный шпингалет. Обработанные поверхности в полутьме сарая сверкали серебряным блеском, а сам кузнец, победно ворковавший над кучей овеществленного железа, казался обладателем несметных сокровищ.
"Сколько тебе поставить за все это, неугомонный колдун, человечище со ржавчиной в душе? - думал Сергей. - Пятерку или единицу? На средний балл ты сам, Денис Моисеевич, не согласишься... Научился жить!.."
Правильно решить эту задачу учителю мешало и то, что кузнец сбывал свою продукцию почти по государственной цене. Но копейки своей зато никогда не уступал!
Иной раз казалось, что кузнец, насладившийся досыта серебряным блеском послушного ему металла, громово захохочет и по-простецки душевно, как, может быть, случалось среди однополчан, заявит: "Да это же я пошутил, братцы!.. Я вам не жлоб какой-нибудь, перед деньгами на колени становиться!.."
Но что-то мешало Денису Моисеевичу сказать такие слова.
Однажды Сергей застал хозяина за выполнением необычной работы. Денис Моисеевич проткнул стальным пробойцем старую двадцатикопеечную монету и принялся легонько обстукивать ее по внешнему ободку. В грубых иссеченных окалиной руках кузнеца хрупкая монета поначалу сжалась, будто комочек теста, потом стала раздаваться вширь и вскоре превратилась в сверкающее нежным блеском обручальное колечко.
- Заказ чей-то? - со смешанным чувством недовольства и восхищения спросил учитель.
Кузнец, осклабившись широкой белозубой улыбкой, хитровато заметил:
- На базаре два дурака: один продает, другой покупает.
- А если один из них не дурак вовсе? - хмуро уточнил учитель. И, не дождавшись ответа, сказал: - Между прочим, это нехозяйственно - из денег колечки клепать.
Кузнец сделал вид, что не понял намека. Свернув козью ножку и затянувшись самосадом, он завистливо напомнил:
- Замоскворецкие купцы топили ассигнациями...
- Хотите потягаться с купцами? - настраивался на спор учитель.
Кузнец изучающе посмотрел в лицо собеседнику:
- С купцами мне слабо, да и, может, глупо это. А вот посоревноваться с теми, кто честным трудом да собственным горбом копейку добывает, не отказался бы.
Он подбросил над узеньким верстаком, обтянутым жестью, бывшую двадцатикопеечную монету, превращенную в рублевую вещь.
Сергей обронил тяжелые слова, о чем почти сразу пожалел:
- А вдруг вы, Денис Моисеевич, снова станете бедным... Ну, скажем, как в сорок пятом, когда вернулись из армии с одним вещмешком?..
Кузнец вздрогнул:
- О реформе что-нито слыхали?
- Нет! - успокоил его учитель. - Это я так просто... Деньги-то могут украсть... Или сгорят ненароком.
Кузнец сердито зашевелил ершистыми плавниками бровей и швырнул окурок вслед за кольцом за верстак:
- Это все Яшка, стервец. Ну, я его!..
Вопреки увещеваниям учителя, кузнец, потеряв всякую бдительность, тут же пошел в курятник и долго копался там, присвечивая себе зажигалкой. Несколько дней он избегал встреч с Сергеем, как с человеком, посвященным в семейную тайну.
Несчастье обрушилось внезапно. Придя из школы, учитель застал кузнеца в неистовстве. Расшвыривая тряпье, хозяин метался по горнице. Сергей на столе увидел записку. Непривычно для Яшкиного почерка в рядок выстроились решительные слова: "Денис Моисеевич! Не ищи нас. Мы с маманей уехали к Сашке. Насовсем".
- Вы пробовали разыскать их? - воскликнул Сергей.
- Да ищу же вот!.. - ожесточенно бросил через плечо кузнец. Вся его фигура была сейчас обмякшей, жалкой, словно у этого богатыря отняли не деньги, а часть скелета.
"Зачем Яшка унес кубышку со сбережениями отца? - недоумевал Сергей. - Может, бегство с матерью показалось мальчонке недостаточной местью?"
Отчаянные поиски кузнеца были прерваны стуком в окно. Кузнеца вызывали в поселковый Совет. Вернулся он повеселевшим, выпрямившимся. Смущенно заталкивая на свои места чемоданы, Денис Моисеевич заявил:
- Магарыч с меня полагается. Сергей Мартынович... Полное наличие всей суммы... Яшка на интернат мои денежки хотел пожертвовать, но поскольку несовершенные года у него... Одним словом, придется вас, Сережа, в свидетели звать. За мной бутылка коньяку... Только и делов.
Сергей осторожно посоветовал хозяину:
- А может, вы того... не возьмете деньги обратно?
- Как то есть "не возьмете"? - насторожился Денис Моисеевич.
- Может, это к лучшему все? - не унимался Сергей. - Не получилось у вас домашнего рая на рублях... Сыновья отказались, жена ушла... Да и я в советчики к вам не нанимался. Может, как по-иному попробуете жить? Если так, то я уж съездил бы поговорить с вашими.
Он обвел взглядом разворошенное, захламленное жилье и опять съежился. Могучие руки его, обхватившие никелированную спинку кровати, конвульсивно сжимались и разжимались, будто кузнец пытался удержать руками что-то важное для него, ускользающее.
- Ну, это ты брось! - враждебно и вместе с тем пугливо пророкотал он Сергею. - Все, как хотят, живут, а я по-иному? Не хочу... не умею...
Он даже сделал шаг к порогу, чтобы выйти, но, словно засомневавшись или поняв, что идти дальше некуда, вернулся и сел на кушетку напротив Сергея. Они молча глядели друг на друга - чужие, враждебные. Сергей понимал, что Денис Моисеевич действительно не может сейчас жить иначе. Глазами кузнец просил каких-то необычных слов, совета. Сергей не меньше самого кузнеца мучался оттого, что нужных слов не находилось...
КОРОБЕЙНИКИ
ПОВЕСТЬ
