***
Ноябрь 1942 г. Где-то, в прифронтовой полосе…
…Пехотный майор бежал к штабу полка по деревенской улице вдоль покосившегося забора, затем, достигнув нужного дома, перепрыгнул через изгородь, и перешел на шаг, одергивая на ходу гимнастерку…
Перед входом в избу стоял часовой, метрах в пяти от него, под деревом, сидят два солдата-разведчика. Рядом с ними валявшимся на земле скомканным парашютом стояли усталых два разведчика и, молч,а курили самокрутку, одну на двоих…
Майор бросил заинтересованный взгляд в сторону разведчиков, и остановился напротив часового:
- Это что за трофей?
- Разведчики парашютиста выловили, товарищ майор… Сейчас его там допрашивают… - Кивнул пожилой солдат в сторону избы.
Майор поправил пилотку и решительно открыл дверь:
- Ясно!.. …Он даже не успел войти толком в сени, как сразу же отступил в сторону, уступая дорогу. Мимо него под конвоем вывели наружу немецкого солдата, в десантной куртке и камуфлированных серых бриджах поверх брюк…
Солдат поднял голову, столкнулся взглядом с майором, и тот увидел в его глазах - беспросветную тоску и безысходность…
Не задерживаясь более ни на секунду, майор вошел в дом…
Это была довольно просторная комната в деревенской избе-"пятистенке"… Часы-ходики на стене, икона в углу, нехитрая, деревянная мебель из струганных досок… Самая обычная русская изба, каких много… …В комнате были командир полка и еще четыре офицера.
Заметив вошедшего майора, комполка спросил:
- Видел? Разведчики вечером с дерева сняли… Видно, ветром снесло…
- Уже допрашивали, товарищ полковник? - Спросил майор.
- Допрос ничего не дал… Твердит, что задачи не знает… Мол, должны были уточнить на месте, после приземления…
- А сколько их?
- Рота, майор! Рота!.. - Проговорил полковник и отошел от стола к окну. - А это уже серьезно!.. Такими силами можно очень много бед натворить!..
Он вернулся к разложенной на столе карте, посмотрел на нее и задумчиво проговорил:
- Немец говорит, что после приземления они должны совершить марш-бросок километров 30 или даже больше, чтобы уйти с точки приземления… Но вот вопрос - куда? В какую сторону? И где и по какой цели они собираются ударить?.. Вот, что майор. - Полковник посмотрел на офицера, а затем очертил карандашом круг на карте. - Тебе, своим батальоном, поручается весь этот район! Следы они наверняка должны оставить…
- Есть, товарищ полковник!
- Действуй!..
***
В тот же вечер, но несколькими часами позже…
…Два немецких солдата-десантника что-то устанавливали под рельсу…
Закончив свое дело, один солдат стал аккуратно разравнивать руками землю, а второй стал отходить железнодорожной насыпи, разматывает по пути тонкий кабель… Еще через минуту оба немца, словно тени, отбежали от рельсов и исчезли в ночи… …А всего метрах в трехстах, на опушке леса, немецкие десантники уже разворачивали минометные расчеты…
Пулеметчики устанавливали коробки на пулеметы, заряжали ленты. Были слышны звуки передернутых затворов…
И тут же, цепь немецких автоматчиков, укрывшись под ветвям деревьев, изготавливалась к стрельбе.
И все это делалось, молча, сосредоточенно, быстро. И в полной, зловещей тишине…
***
Ноябрь 1942 г. На фронт…
…Военный эшелон под перестук колес несся среди лесов и полей среднерусской равнины… Натужно, едва ли не из последних сил, бешено крутились большие диски колес старенького паровоза, который седовласый и такой же старый машинист погонял к фронту. Пассажирами этого поезда были новое пополнение, стрелковый полк, созданный из добровольцев. Потому-то и трудились, как заведенные, помощник машиниста и кочегар, поблескивая в отсветах пламени мокрыми от пота молодыми мускулистыми телами, подбрасывая в топку котла черный антрацит лопату за лопатой - фронт, потрепанные пехотные дивизии, как воздух, как глоток воды в пустыне, ждали пополнения. Потому-то несся паровоз под всеми парами, рассекая своей клиновидной мордой предвечерние октябрьские сумерки…
Но был в этом эшелоне один, совершенно особенный, "женский" вагон…
На фронт ехал самый первый, только-только закончивший свое обучение, взвод девушек-снайперов…
Вот уж действительно кого ждали на фронте дивизионные и полковые командиры! Вот на кого возлагали они свои надежды… …В приоткрытую наполовину дверь "теплушки" внутри вагона врывались тугие порывы пока еще теплого осеннего ветерка, и он шевелил ленивые язычки пламени в печке-"буржуйке", стоявшей почти посредине вагона…
Вдоль деревянных стенок вагона стояли двухъярусные лежаки, которые были наполовину заняты - молоденькие девчонки, каждая, занимались своими нехитрыми делами. Кто-то, в который уже раз перечитывал письма, развернув их потертые "треугольнички", кто-то, окунувшись в свои мысли, смотрел на пролетающие в дверном проеме пейзажи, а кто-то и вовсе дремал…
И лишь небольшая группка подружек сгрудилась вокруг печки, нетерпеливо поглядывая на пузатый чайник, который все никак не хотел закипать…
В дальнем углу вагона, в "командирском месте", где стояла пирамида с двумя десятками новеньких снайперских винтовок с оптическими прицелами, и всего одна двухъярусная деревянная кровать, на жестких тюфяках сидели лейтенант Сизова и ее заместитель, старшина Морозова, и вели неспешный разговор, изредка поглядывая на своих подчиненных… …- Как же у тебя жизнь-то сложилась, Мила? А то я за всеми заботами за полгода так и не удосужилась спросить… - Спросила старшина. - Замуж-то выйти успела?
- Нет, Зоя Павловна, не успела… - Лейтенант уселась поудобнее, и, расстегнув кармашек гимнастерки, достала "треугольник" письма.
- А как же твой лейтенантик-то? - Удивилась Морозова, и посмотрела на письмо, которое теребила в руках Людмила, и словно не решалась его открыть. - Как его? Сергей, кажется? Николаев? Он него письмо-то?
- От него… Сережка… - Лейтенант мечтательно поднимает глаза.
- Чего не читаешь, раз от него?
- Да я это письмо уже наизусть выучила!.. - Она повертела "треугольник" в пальцах, и вновь спрятала его в карман гимнастерки. - Капитан он уже, Зоя Павловна, командир батальона…
- Ого! Растет, как на дрожжах! Того гляди, через год уже и полковником станет!.. Так, а чего ж ты, Милка? Любовь же у вас, кажется, была!..
- Да она и есть, любовь! Никуда не делась… - Как-то нервно ответила Людмила, и стала оглядываться по сторонам, словно не знала чем себя занять. - Только… Некогда нам было… Армия наша целый год в боях была!.. Отступления, отступления… Мы даже не знали, что служим в соседних дивизиях!.. Какая уж тут любовь?.. Бои, бои… Потом я целый месяц в медсанбате провалялась пока нога после осколка зажила… Вернулась, и опять в "поиски"… А потом, когда к Сережке в полк перевелась, так мы всего-то месяц и послужили вместе… А потом меня вот на эти наши курсы отправили, девчонок учить…
- Не сложилась, значит, жизнь семейная… Пишет хоть?..
- Писал… Раньше. - Ответила Мила грустно. - А за последних два месяца ни одного письма нет!.. Не знаю, что и думать…
- Так ты, поэтому вся не своя последнее время? - Проговорила с пониманием Морозова. - Дура девка! Война кругом! Да мало ли что могло быть? Почта не сработала, часть перебросили на другое место… А у тебя все мозги набекрень…
- Это я сама, Зоя Павловна, во всем виновата. - Ответила лейтенант. - Мы поссорились перед моим отъездом в "Школ"… Он писал мне, а я не отвечала. А как письма перестали приходить, так я поняла, насколько он мне дорог…
- Да-а!.. Ты действительно, дура, Людмила… - Проговорила старшина. - Он же воюет там! Как же так можно-то, а? Не зря люди говорят: "Что имеем - не храним, потерявши - плачем!.."…
- Ничего, Зоя Павловна, сложится еще! - Она села, взяла в свои ладони ладонь старшины, и весело посмотрела ей прямо в глаза. - Вы знаете, куда нас направили, Зоя Павловна?
- В стрелковый полк… - Морозова удивленно посмотрела на лейтенанта.
- Правильно! - Улыбнулась мечтательно Сизова и вскочила с топчана. - Только это мой полк, понимаете?! Полк, в котором я целый месяц перед "Школой" провоевала, понимаете?! В котором и Сережка мой воюет!
- Вот, значит как… - Глаза старшины Морозовой затянулись в эту минуту какой-то странной пеленой.
Она тоже поднялась с тюфяка, подошла к оружейной пирамиде, и вынула из нее свою винтовку. Нервно передернув затвор, заглянула внутрь, потом взяла из пирамиды несколько обойм, и так же нервно стала теребить их пальцами. Потом с каким-то странным выражением лица посмотрела на Сизову:
- Ну, правильно все, Милка… Все правильно… Война войной, а жизнь продолжается… - И с этими словами старшина зарядила свое грозное оружие и со щелчком дослала патрон в патронник. - Это вам, молодым, и любить друг друга, и детишек рожать положено… Это правильно, что ты за любовью едешь, дочка… Так и должно быть…
- А вы-то? Вы-то зачем едете, Зоя Павловна? - Лейтенант вплотную подошла к старшине и загула ей в глаза. - Вам же уже…
- А я, Милка, отомстить еду!.. За мужа своего погибшего, за то, что дочку мою, соплюшку еще совсем, эти фрицы проклятые воевать заставили!..
Морозова-старшая отвернулась от Людмилы, пытаясь спрятать от нее предательскую слезу, и заговорила зло, отчеканивая каждое слово. И слова эти падали, словно пудовые гири:
- Я теперь этих гадов очень крепко "любить" буду! Каждым выстрелом своим!..
Сизова с пониманием посмотрела на своего бывшего тренера, и перевела взгляд на стайку девчонок, сгрудившихся около печки в ожидании кипятка:
- А Капа-то наша какова! - Проговорила она вполголоса пытаясь отвлечь старшину от мрачных мыслей. - Кто чем занимается, а сибирячка-охотница - делом!
- Она молодчина! - Улыбнулась вымученное старшина Морозова. - Обстоятельная, серьезная… Почти, как ты до войны, когда ко мне тренироваться ходила… …Капитолина Яровая действительно занималась полезным занятием - она, уже в сотый раз, наверное, протирала мягкой фланелевой тряпочкой окуляр прицела своей винтовки, ее металлические части. Девушка даже что-то неслышно нашептывала своей винтовке, как живой, и любовно гладила ее деревянные части.
Но иногда, время от времени, эта сибирячка бросала заинтересованные взгляды на Зарину Рахимову, которая очень сосредоточенно рисовала в своем маленьком альбоме. На Машу Морозову, которая отставила в сторону свои сапоги и теперь рассматривала свои стертые ноги, и, водимо решала, что делать с мозолями.
Но больше, все-таки, прислушивалась к тому, как вяло "спорили" между собой Леся Мартынюк и Ольга Рублева, и едва заметно улыбалась.
- Вот скажи-ка мне, подруга, зачем ты гимнастерку-то ушиваешь? - Леся, со своим кипучим и живым, словно ртуть, характером всегда старалась "докопаться до самой сути".
- Чтобы красиво было! - Ответила флегматично Ольга, и продолжила "колдовать" с иголкой над своей новенькой гимнастеркой, накладывая стежок за стежком.
- А зачем? Ты что на войне перед кем-то красоваться собралась? - Леся с пренебрежением хмыкнула. - Тоже мне еще! Королева погорелого театра выискалась!
- Настоящая женщина, Оля, всегда должна красиво выглядеть! - Ответила Ольга назидательным тоном, не прекращая своего занятия. - Даже на войне!
- А зачем? Чтобы тебя, такою "красивую" немцу жальче убивать было? - В голосе одесситки появились злые нотки, а глаза стали колючими. - Или думаешь, что пожалеет тебя немчура, и вместо тебя в кого-нибудь другого из нас выстрелит?
- Дура ты, Леська! Провинция!
- Хороша провинция - Одесса! Это тебе не какая-то там Жмеринка! Это большой к твоему сведению город, Оленька! Конечно, не такой большой, как твоя Москва, но зато у нас люди веселые и добрые! - Леся всегда была готова доказывать всем и вся, что ее Одесса - самое лучшее место на земле. - Не то что "вы"! Наряжается она! На бал собралась!
- Город твой, может и большой, подруга, а ты - "деревня"! - Улыбнулась Ольга и проговорила менторским тоном. - Девушка всегда должна быть во "всеоружии"…
- Конечно, должна! - Согласилась Леся. - Если все ее достоинство, так это то, что она столичная штучка, и "папина дочка"!
Ольга отложила гимнастерки в сторону и мечтательно потянулась:
- Знаешь, какие к отцу в гости люди приходили?.. Дипломаты, академики, генералы… И как бы я выглядела, если бы к ним в халате выходила?.. А ты говоришь!..
- А отец твой кто, принцесса? Небось в Наркомате каком-то работает! - Съязвила Леся. - То-то я смотрю, ты как пава у нас! И ручки замарать боишься, и ногтики свои все время чистишь!.. Привыкла за папиной спиной сидеть и все на дармовщинку получать! И платья крепдешиновые, и туфельки модные, и женихов самых лучших!.. Не нашим, "провинциальным" женихам чета… Твои-то небось сплошь сынки генеральские, да? А наши-то попроще будут - наши женихи моряки торгового флота! Или рыбаки… Сплошь рыбой провоняли! А твои-то, небось, все в одеколонах ходят!
- Папа мой, Леся, профессор МГУ…
- Ага! - Простоватая Леся победоносно подняла пальчик, и посмотрела на Капу. - А я что говорила! "Белая косточка советской интеллигенции"!!! Слышь-ка, Капитолина?! Профессор у нее папа! Не нашим чета! Вот у тебя, к примеру, кто отец?
- Егерем он был… - Ответила Капа, и, поднявшись, пошла к оружейной пирамиде, чтобы вернуть в нее свою "обласканную" винтовку. - Всю жизнь в тайге провел… Пока его там же росомаха насмерть не задрала…
- Вот! А у тебя, Зара? - Ольга посмотрела на Зарину Рахимову. - Хлопкороб, неверное… И братья, и дяди… У вас же все хлопкоробы…
Та ответила, не отрываясь от своего занятия, продолжая что-то рисовать в своем альбомчике:
- Пичакчи. - Проговорила Зарина еле слышно.
- Кто? - Переспросила Леся.
- Пичакчи… Это мастер-ножевщик. Ножи делает национальные. Пичак, называется. Красивые и острые как бритва.
Капа одобрительно кивает головой:
- Класс! Вот это дело… Я ножи люблю. На охоте без них никуда…
- Вот!!! - Еще больше обрадовалась Леся, получая подтверждения своим словам, и взглянула на Машу Морозову. - А у тебя, Машунь?
Морозова младшая в этот момент как раз полила натертости на своих маленьких ступнях йодом из небольшого пузырька, и тихо ойкнула:
- И-и-и-ай-й!!! - Она смешно наморщила носик на своем миловидном личике, и посмотрела на Ольгу. - Военный он у меня, офицер-пограничник!.. На фронте он! Воюет сейчас где-то… Вот как доберемся до места, сразу его искать начну! Папка… Соскучилась за ним - ужас как!..
- Вот так, девочки! - Леся уже разошлась в этом споре не на шутку. - А мой папка - простой одесский рыбак! Сколько себя помню в море за кефалью ходил! У нас весь дом этой вяленой кефалью пропах! За три версты унюхать можно было! Это вам не духи с одеколонами столичные… И "женихи" у меня были простыми, сплошь рыбаки - это вам не генеральские "папины сыночки", которые тяжелее ложки ничего не поднимали! Эти, если обнимут, то аж дух из легких вон!
Леся опять, но теперь уже с издевкой посмотрела на Ольгу:
- Вот ты, принцесса, когда замуж за кого из них пойдешь, уверена, что он тебя возьмет на руки, да и не уронит через три шага? Нет? - Она победоносно посмотрела на "столичную штучку". - А мой жених меня хоть через всю Одессу на руках пронесет! У нас парни крепкие, на вашим, столичным чета!
- Ну и что с того? - Ответила флегматично Оля.
- А то, что это ты нам должна завидовать!
- Чего это вдруг? - Теперь уже разозлилась и москвичка, вскочила на ноги и выпятила в сторону Леси грудь. - Чего вам завидовать-то?
- А того, что мы под солнцем, на свежем воздухе выросли - мы настоящие! А ты в своей удушливой Москве - ты как тот тепличный помидор, который с виду красивый, а попробуешь, так ни запаха, на вкуса! Так что вся твоя красота, подруга - это ерунда! Фальшивка это! Все у тебя ненастоящее!
- А ну-ка хватит! - Рявкнула вдруг Капа, и хлопнула своей широкой ладонью по деревянному ящику, на который к этому времени Морозова-младшая поставила алюминиевые кружки для чая, а Зарина Рахимова, отложив в сторону рисование, стала нарезать скромные "хлебные пайки" и раскладывать на них кусковой сахар. - Чего как две собаки сцепились? Вы бы лучше свою злость не друг на дружку тратили, а приберегли бы для немчуры проклятой!
И Леся, и Ольга, которые к этому времени уже стояли друг напротив друга с решительным видом, словно натолкнулись на невидимую стену. Слова их подруги-сибирячки стали тем ушатом холодной воды, которым разливают сцепившихся в схватке сторожевых псов. …Сизова и Морозова переглянулись, молча, и улыбнулись на этот "командирский окрик" Капитолины, понимая друг друга без слов, и старшина проговорила громко:
- Кто-то из красноармейцем позаботится принести своим командирам чай, или мы с лейтенантом так и будем смотреть на ваше пиршество, так и не глотнув кипяточку?
- Я сейчас! Сейчас, товарищ старшина! - Засуетилась у печки-"буржуйки" Маша Морозова, наливая в кружки крутой кипяток из чайника. - Уже несу!
Она положила на две кружки "хлебные пайки" крупными кусками сахара, схватила их в обе ладони и понесла в "командирский уголок".
- Вот, товарищ лейтенант, товарищ старшина! - Проговорила она, как-то странно съежившись. - Чай готов!..
Лейтенант уже была готова взять свою кружку, но Морозова-старшая незаметно придержала ее за руку и посмотрела на Машу:
- Чего мнешься, красноармеец? - Спросила она. - Что, горячо в ладони?
Маша только очень быстро закивала головой в ответ, а на ее глазах проступили две слезинки.
- А чего ж ты, дуреха, горячие кружки с кипятком в руки хватаешь?
- Так чай же…
- Ча-ай! - Усмехнулась старшина и взяла свою кружку за ручку. - Учишь вас, учишь… А вы какими были, такими и остались!..
Она строго посмотрела на дочь:
- Запомни раз и навсегда, красноармеец! Снайпер, так же как и скрипач, всегда и везде должен беречь свои пальцы! И думать головой, а не тем местом, на котором штаны держаться!.. Снайпер - это штучный боец, который "и один в поле воин"! А поэтому, во всей армии только снайперу не отдают приказы - снайперу ставят задачу! А приказ к действию он отдает себе сам! Стрелять или не стрелять, хватать голыми руками горячие кружки или поберечь их для боя! Ясно?!!
- Так точно, товарищ старшина! - Маша встала по стойке "Смирно!"
- Тогда свободна! Раз ясно… И сапоги надень! Нечего здесь по вагону босиком шлепать - не в бане!
Девушка вернулась к своим подругам, а Сизова удивленно посмотрела на старшину:
- Круто вы, Зоя Павловна, с дочкой-то!
- Не круто, Мила - нормально! - Морозова-старшая посмотрела прямо в глаза лейтенанта. - Дочки-матери в тылу остались!.. А здесь есть командир и его подчиненные!.. Привыкнет думать, может и живой останется…
А у печки, тем временем, продолжался разговор.
И Леся и Ольга уже успели "выпустить пар", и теперь, похрустывая сухариками, и запивая их крепким чаем они сидели рядом.
На нижних нарах еще видны были шевеления и слышны приглушенные голоса. А Леся, допив свой чай, откинулась назад, прислонившись спиной к стене, и стала с хрустом жевать морковку…
- Оль? А ты в Москве, в зоопарке была? Говорят, в Москве он огромный.
- Была. -Флегматично ответила Ольга.
- А в "Третьяковке"?
- Тоже была.