- Чего психуешь, Рустик? - поинтересовался невозмутимый командир отделения Витька Семенов (Солидный Сэм).
- Да заколебал он уже совсем, этот Чжан Ёувэн! - грохнул лбом о крышку стола Рустам, - "Воодушевились - зааплодировали"! "Развивать критику и самокритику"! Самокретины, билят…
- Ну возьми, да переделай учебник, чтоб интересно было, делов-то… - бросил кто-то вскользь, не подозревая, какого джинна выпускает он из бутылки.
Мгновение спустя Рустам подобрал ручку, решительно раскрыл тетрадь для черновых прописей и черные глаза его полыхнули пламенем вдохновения. Увлеченно свесив язык набок, он принялся что-то стремительно черкать в тетради, прерываясь только для того, чтобы яростно поскрести стриженый затылок. Через полчаса он подал голос:
- Мужики! Как по-китайски будет "джаляб"?
- Оба-на! - все разом повернулись в его сторону, - А тебе зачем?! (Смысл этого узбекского слова давно был всем известен: взаимопроникновение культур, так сказать…)
- Надо! - коротко бросил Рустам, не отрываясь от своего занятия.
- Ну-ка, покажь, чего ты тут наваял! - обступили все стол Рустама. И - тут же замерзшие стекла задрожали от залпа жеребячьего ржания, а тетрадь чуть не разорвали на части, таща в разные стороны.
Перед курсантами был самый настоящий комикс - искусство, практически неизвестное в СССР тех времен, и оттого особенно привлекательное. На первом рисунке была изображена встреча двух знаменитых фольклорных персонажей: Ходжи Насретдина верхом на ишаке и Чжана Ёувэна на тракторе. Тут же в воздухе плавали иероглифы, излагающие содержание суть их беседы:
- Ни хао! (Здравствуй)
- Хао! (Здравствуй)
- Ни ши шуй? (Ты кто?)
- Во ши Ходжа Насретдин, ни нэ? (Я-Ходжа Насретдин, а ты?)
- Во ши Чжан Ёувэн.
- А куда ты направляешься, Чжан?
- Я отгоняю этот сломанный трактор в ремонт, в город Пекин.
- А я собрался посетить Париж.
- А зачем?
- Я слышал, там есть много красивых джаляб!
- Ай-йя, Ходжа Насретдин! Я тоже хочу в Париж!
- Хоп майли (ладно), пошли вместе!
Дальнейшие рисунки красочно живописали похождения этих двух славных героев в дивном городе мушкетеров и шансонеток. Успех творения Рустама был просто оглушительным. Он был счастлив - не каждому автору доведется при жизни познать признание читателей. Но, как всегда бывает, не обошлось и без критиков.
- А чего это у тебя иероглиф "женщина" такой раскоряченный? - брюзгливо поинтересовался Витька Сэм, большой педант по части каллиграфии.
- Это специально так, - пояснил Рустам, - Это иероглиф изобразительно-смысловой категории, означает "джаляб". Только как он будет звучать по-китайски, я еще не придумал…
Нет, все же оцените, каков творческий подход! Есть иероглиф "женщина", по китайски - "Ню". Это иероглиф изобразительной категории: при известной доли фантазии в нем можно увидеть и ручки, и ножки, и даже талию:
А есть, например, иероглиф "крыша", он тоже относится к изобразительной категории:
Если же эти два иероглифа соединить в один, получится иероглиф "Ань". Что означает "мир, спокойствие" и является уже иероглифом изобразительно-смысловой категории. Логично: женщина под крышей - вот тебе и мир. Или, если соединить тот же иероглиф "женщина" с иероглифом "Цзы": (ребенок), то получится иероглиф "Хао": (хорошо) - это тоже иероглиф изобразительно-смысловой категории: что может быть лучше, чем женщина с ребенком?
Даже удивительно, насколько стремительно охватила эта эпидемия самиздата четвертую группу. Моментально были определены формат, концепция и периодичность нового издания. Название журнала также родилось стихийно, и было принято единогласно, так как, по решению редколлегии, главными его героями должны были стать члены так задолбавшего их всех самоотверженного кооператива, который тут же подвергся переименованию. Тут же были распределены должности обозревателей, художественного редактора, корректора ну, и всех остальных, положенных по штату. За исключением должности главного редактора, ибо Рустам из природной скромности от столь высокой должности отказался, а остальные здраво рассудили, что в случае чего "крайней задницей" тоже быть ни к чему. Поэтому ограничились должностью ответственного секретаря - по очереди, на каждый номер.
Первый номер журнала вышел уже через три дня и включал в себя уже известные читателю похождения Ходжи Насретдина с Чжан Ёувэном в Париже. Кроме того, на страницах журнала заведующий свинофермой товарищ Цзао Любин докладывал председателю кооператива о том, что его подшефные хряки приняли на себя повышенные соцобязательсва и включились в соцсоревнование по сверхплановому увеличению свинячьего поголовья кооператива. Репортаж со свинофермы был красочно проиллюстрирован. Новости спорта включали в себя репортажи с соревнований на первенство кооператива по кунфу и лянге.
И пусть, кто хочет, обвиняет редакцию журнала в безвкусии, дешевом хохмачестве и нездоровой тяге к половым извращениям - все обстояло с точностью до наоборот: и здоровая ирония здесь была, и здоровый юмор, а более всего - неистребимая тоска по элементарному здравому смыслу, оформленная в такую вот дивную издевку.
И журнал начал жить! И приобрел бешеную популярность сначала в китайских группах, а потом его оценили и "европейцы". Появились подражания. "Англичане" начали выпуск многосерийного романа "Похождения матерого шпиона Джонни Уокера". "Немцы" издали роскошный комикс "Невероятые приключения ПДБ на БМД на ЦЕ ТВД". Диссидентская же деятельность "французов" ограничилась сочинением русско-французской песни, исполняемой на мотив "Марсельезы":
"Пришла зима, настало ле-это,
Le jour de gloire est arrive!
Спасибо партии за э-это,
L'etendard sanglant est leve!"
- ну и дальше в том же духе.
В общем, пусть нынешние диссиденты на пенсии особенно не пыжатся на своих Брайтонах - и без них народное творчество жило и не хирело.
Неизвестно, сколько бы просуществовал этот патриарх диверсантского самиздата, славный "Хэцзошэ хуабао". Возможно, просто тихо заглох бы с наступлением весны: в эту пору духовная энергия курсантов перенацеливается в другом направлении. Но - случилось так, что волею судьбы вся стопка из пяти изданных журналов попалась на глаза двум неразлучным преподам военного перевода, майорам Куркову и Оверчуку. Вот чего, спрашивается, они в классе языка после занятий забыли - своей преподавательской у них нет, что ли? Наверное, решили хлопнуть по стопарю без лишних свидетелей. Ну и - обнаружили у Сэма в столе весь тираж, каковой и был сей же секунд ими арестован. Нет, разумеется, не для того, чтобы докладывать об этом кому-то, вы что, не такие они люди. Но когда преподу попадает в руки ТАКОЕ творение учеников - да какой же нормальный препод с таким сувениром расстанется! Это же - на всю жизнь память и доказательство своих незаурядных педагогических успехов! Ну, естественно, командир китайской группы об аресте тиража был проинформирован. И было ему высказано отеческое напутствие в приватной беседе с преподавателями: несмотря на то, что они, преподаватели, несказанно рады таким успехам курсантов во внеклассном изучении языка, впредь настоятельно рекомендуется не искать приключений на свою задницу и выпуск журнала прекратить. Тем дело и закончилось. Ну, а невольно пострадал в результате всего этого один лишь невезун Рустам.
Дело было так. Две недели спустя Рустам сидел, никого не трогал, на лекции по военной истории. И так получилось, что собираясь на занятия, он впопыхах перепутал тетради: вместо конспекта лекций по истории он сунул в сумку ту самую тетрадь черновых прописей, на страницах которой и родился незабвенный "Хэцзошэ хуабао" - обложки у тетрадей были одинаковые. Ну, что. Такое дело. Не бежать же обратно в казарму с занятия - ладно, авось пронесет…
Рустам перелистывал страницы с похождениями удалых Ходжи Насретдина и Чжана Ёувэна и ностальгически вздыхал. Эх, хороший журнал был все-таки…
- Та-ак, товарищ Садыков! - раздался вдруг над ним брюзгливый голос преподавателя военной истории полковника Салангина, - Теперь понятно, почему вы так плохо военную историю знаете!
Это было жуткой несправедливостью! Военную историю Рустам знал и любил. Более того, он даже был нештатным экскурсоводом в знаменитом музее ВДВ, а это далеко не каждому доверяли. Но - что тут скажешь? Как в том анекдоте: попал в дерьмо - так не чирикай.
- Вот, я думаю, вашему командиру с этим интересно будет ознакомиться! - злорадно продолжал Салангин, - Уж он, я думаю, правильные выводы-то сделает!
Разумеется, Бздынь правильные выводы сделал.
- А курсант Садыков вообще уже нюх потерял! - гневно объявил ротный на субботнем подведении итогов недели, - Полковник Салангин задал летучку по военной истории, так товарищ Садыков ему на листочке болт ишачий нарисовал! Да еще и стишок какой-то китайский накорябал - на, полковник! Оцени, какой я дерзкий мужик! С-садыков!! Что ты мне еще завтра преподнесешь, вьюнош ты мой бледный со взором горящим?! У меня уже вся жжопа в шрамах от ваших фокусов! Р-рогов!! Три наряда… Не, ни хера - пять нарядов от меня этому орёлику наманганскому! Через день - под р-р-ремень, чтоб задница у него к этой тумбочке приросла! Все - свободны все, великий народ!
Прошагав безумной походкой в канцелярию, капитан хлопнул дверью так, что от косяка отлетел кусок штукатурки. И - спустя минуту из-за двери полились отчаянные рыдания старенькой гармони: "…Эй, баргузин, пошевеливай ва-ал! Молодцу плыть недале-ечко!".
Курсанты прошмыгивали мимо дверей канцелярии бесшумным индейским шагом: ротный сбрасывал стресс, и тревожить эго в эти минуты было - ну просто западло…
Тайна монастырского подземелья
Что интересует туристов, приезжающих в Рязань? Как правило, немногое: Рязанский кремль на берегу речки Трубеж, да дом Есенина в селе Константиново. А между прочим, есть в Рязани совершенно уникальная вещь - единственный в мире музей истории воздушно-десантных войск.
Странно, но почему-то знают о нем немногие. Во всяком случае, музей Мыши в скромном городе Мышкине и то более знаменит. А находится сей музей истории ВДВ на той же улице Каляева, и располагается в том же здании, где помещаются штаб и учебные классы училища.
До революции это было здание Рязанской духовной семинарии. И по легендам, ходившим среди курсантов, существовал подземный ход, соединявший церковь, семинарию и Рязанский кремль. Для чего этот самый ход понадобился смиренным священнослужителям - никто особенно не задумывался, но в достоверности легенды никто не сомневался. Хотя бы потому, что строить в те времена умели. Уж сколько лет прошло с тех пор, а здание практически не требовало ремонта (в отличие от новых корпусов). На совесть было сработано, чего уж там. И если вдуматься, чего стоило тем давним мастерам, отстроившим такое капитальное сооружение, прокопать заодно и подземный ход? Ну так, на всякий случай - чтоб было. Да любой нормальный игумен так бы поступил.
Поисками этого хода периодически занимались многие курсанты, и любознательный Рустам не был исключением. Как и всякого нормального человека его возраста, Рустама не могли не волновать тайны древних подземелий. А одним из самых горьких воспоминаний юности остался день, когда отец не отпустил его летом вместе со старшим братом-археологом на раскопки древнего Хорезма: мол, это для городских бездельников баловство. Оно понятно, летний день зимнюю неделю кормит, и дел в крестьянском хозяйстве для молодого парня выше крыши - а все равно, горевал Рустам в те дни безмерно…
И вот, став курсантом и прознав про такое дело, Рустам немедленно загорелся идеей поиска этого самого хода. Неделю он ходил, как ушибленный, натужно размышляя: где бы он, будучи строителем, расположил вход? Вариантов было много, но первым делом стоило внимательно осмотреть подвалы. Один из подвалов располагался в торцевой части казармы - его использовали под лыжный склад роты. При первом же посещении склада Рустам сразу заметил, что кирпичная кладка одной из стен неоднородная - среди темного старого кирпича отчетливо светлел кирпичный прямоугольник явно более позднего происхождения. Простукивание стены подтвердило догадку: за свежим кирпичом - пустота.
Все. С этого момента Рустам потерял всякий покой и бульдожьей хваткой вцепился в однокурсника Женьку Богомолова (по прозвищу Вольф), назначенному каптером лыжного склада.
- Жень, ну давай посмотрим!
- Да чего там смотреть - нету там ни фига, - упирался неромантичный Вольф.
- А ты откуда знаешь?
- Оттуда. От верблюда. Не доставай, Рустик - нельзя. Залеты тебе нужны, что ли? - Неромантичный, но весьма практичный Вольф не собирался искать приключений на свою задницу: быть каптером, иметь в своем распоряжении шикарный загашник - и рисковать этим ради какой-то неясной авантюры? Нема дурных.
- Да кто узнает-то, блин!
- Не, ну ты вообще думаешь? Начнем стенку ломать - в момент сбегутся.
- Во-первых, никто ничего не услышит: стены во какие толстые. Во-вторых, я не ломать буду, а аккуратно разберу все эти кирпичи. И обратно все заделаю, как было. Кто узнает?
- Да нету там ничего!
- А вдруг есть? Вдруг - клад?
- Откуда?! Ты чо, Рустик?
- Да ты сам подумай: революция, то, се… В церквях же до фига драгоценностей всяких было, так? Был бы ты попом - что, не зашхерил бы их в такое время? Или - оружие старое может быть, кольчуги всякие - раньше ведь в монастырях всегда осаду держали…
- Уф-ф, заколебал ты уже совсем, Рустик. Нету там ни фига, понял? Не-ту, и все. Так что - отвали.
- Блин, забздел - так и скажи!
- Кто забздел?! - мигом вскипел Вольф, - Да я - хоть прям щас!
- Не, сейчас не надо. Фонари надо взять, инструмент… Вообще подготовиться. Давай - в субботу, во время ПХД. Скажем, что порядок там надо наводить - никто и искать не будет.
- Ладно, давай. Кладоискатель Сильвер…
***
К проникновению в таинственное подземелье подготовились обстоятельно и продуманно. Помимо фонарей с запасными батарейками и лампочками прихватили по паре свечей, а спички на всякий случай запаяли в полиэтилен. Помня о несчастной судьбе заблудившихся в подземельях, кладоискатели раздобыли бухту прочного шпагата (нить Ариадны!) и, на всякий случай, запаслись куском мела - ставить отметки на стенах. А еще Вольф прихватил пару респираторов: вспомнил жуткую историю о том, как умерли исследователи египетских пирамид. Мистики завопили тогда, что это сработало проклятье древних жрецов, направленное против осквернителей фараоновых усыпальниц. А бедолаги-ученые просто надышались пылью, смешанной с навозом летучих мышей, живших в пирамидах…
Ну - и десяток окаменелых пайковых армейских сухарей, да по фляге воды на брата: идешь на час - запасайся на день, идешь на день - запасайся на неделю. Компас, блокнот, карандаш. Саперные лопатки, ножи. Экипированные таким образом, кладоискатели переглянулись.
- Однако, Рустик, дырку в стене пошире надо будет делать, - озабоченно проговорил Вольф, - Что-то мы, прямо как на полюс экипировались…
- А что делать? - откликнулся Рустам, сноровисто выкрашивая зубилом раствор, скрепляющий кирпичную кладку, - И так вроде лишнего ничего не брали, только самое нужное…
- Э, стоп! - спохватился Вольф, - А в чем понесем-то? Ни мешка не захватили, ни вообще ни фига!
- Чего "понесем"?
- Ну. Чего найдем.
- А-а, это! - засмеялся Рустам, - Да главное - найти, а там разберемся. А вообще, это хорошо, что ты так думаешь: уверенность в успехе - уже половина дела!
Вынутые из кладки кирпичи он аккуратным штабелем складывал у стены. Из образовавшегося темного проема тянуло холодной сыростью и плесенью. Не дожидаясь, пока Рустам закончит работу, Вольф нетерпеливо сунулся в дыру с фонарем.
- Блин, Рустик! ЕСТЬ!!
- Что есть? Уже - клад?!
- Да не! Ход есть! Смотри!
Луч фонаря выхватил из сырой темноты узкий, выложенный потрескавшимся кирпичом ход со сводчатым потолком.
- Давай, ломай быстрее! - в нетерпении начал притоптывать Вольф.
- Помогай, елки! Быстрый какой… - проворчал Рустам, сам охваченный зудом нетерпенья.
Наконец, действуя в четыре руки, не столько помогая, сколько мешая друг другу, они расширили проход до необходимого размера.
- Так! - стал вдруг строгим и собранным Рустам, - Теперь - аккуратно. Идем по одному, с интервалом в три шага. Фиг его знает, как оно там.
- А чего там может быть?
- Ну… Ход-то старый. Вдруг потолок обвалится, или наоборот - пол провалится. Короче, я - первый, ты - за мной. Привязывай шпагат.
- Вот уж хренушки! - возмутился Вольф, - Сам привязывай, я первым пойду!
- А чего это ты - первый?!
- А ты - с каких щей?
- Да с таких! Я это придумал! И я нашел!
- А каптерка вообще вся моя! Без меня ты бы сюда вообще хрен влез!
- Блин, ну ты буржуй! Когда эта каптерка твоя стала?! Она - всехняя!
- Да? Ну так давай, иди - расскажи всем, что ты в ихней каптерке нашел. Чего стоишь?
- Вольф, ну ты - жопа!
- Сам такой. Короче - кидаем!
- Давай. На кого выпадает - тот первый.
Выбросили пальцы, сложили, посчитали. Выиграл Рустам. "Бог не фраер", удовлетворенно подумал он, но вслух сказал другое, чтобы не злить раздосадованного Вольфа:
- Давай, я шпагат привяжу…
- Ладно, иди. Я сам привяжу, - буркнул Вольф. - Ты это… Осторожней там. Будешь идти - пол впереди прощупывай, вроде как по болоту идешь.
- Ага. Ну, я пошел, - и, глубоко вдохнув, словно перед нырянием в воду, Рустам шагнул в темный провал.
Пыльный луч фонаря выхватил из темноты выкрошенные кирпичные стены с пятнами бледно-бирюзовой плесени. Пол подземного хода был устлан битым кирпичом, поэтому приходилось все время светить под ноги, чтобы не споткнуться. Высота подземного хода не превышала полутора метров.
- Шланги были эти монахи, - проворчал Рустам, - не могли повыше ход прокопать, горбаться теперь, понимаешь…
По правде говоря, ворчал он больше для того, чтобы ободрить себя. В голову вдруг полезли всякие непрошеные воспоминания об умерших монахах, каковых их духовные братья хоронили в таких вот подземельях. Лучом фонаря Рустам скользнул по стенам - нет ли эдаких ниш с соответствующими обитателями? Да нет, ничего похожего не наблюдалось, стены как стены. Рустам раздул ноздри, боязливо принюхиваясь и страшась уловить запах тлена, про каковой неоднократно читал в книгах, хотя и не представлял себе толком, какой, собственно, запах должен иметь этот самый тлен. Пахло сырым кирпичом и плесенью.
- Ну, чего застрял? - нетерпеливо подпихнул его с тыла Вольф, - Нашел уже чего?
- Да нет пока. Смотрю вот…
- Хрен ли смотреть. Шагай уже. Или меня вперед пусти!
- Иду, иду… - Рустам двинулся дальше, слыша где-то в глотке стук собственного сердца.