Глава третья
В последние дни декабря 1941 года, когда пароход "Декабрист" разгружался в Мурманском порту, группа авиаторов, возвратившаяся из-за океана, вступила на твердую почву родной земли и поселилась в одной из гостиниц Мурманска.
Завершая кругосветное путешествие в разгар второй мировой войны, могли ли они надеяться, что о прибытии их в Мурманск родные и близкие будут вовремя информированы? И все же втайне каждый мечтал: "А вдруг да и привалит счастье, получу весточку!"
Нет, не привалило.
Возвратившись в гостиницу, советские парни в американских костюмах расселись по углам и долго строчили письма, украдкой вздыхая про себя.
В штабе ВВС Севморфлота наших авиационников ждало распоряжение из Москвы: "Группе оставаться в Мурманске, собирать самолеты, ждать приказа на перегон".
Фронт от аэродрома находился в сорока километрах. Помещение группе предоставили хоть и холодное, но большое, достаточно освещенное. Время близилось к полуночи, когда все собрались у репродуктора, чтобы прослушать поздравление Советского правительства народу и Красной Армии с наступающим 1942 годом.
Бьют куранты. Звучит "Интернационал". Друзья поздравляют друг друга с Новым годом. А в мыслях: "Что-то он сулит каждому?.." Но как все же бесконечно радостно после долгих странствий по белу свету оказаться у себя на Родине!
Георгию не спится. Прикрутив радио, слушает концерт. "Чуют пра-а-вду…", - звучит могучий бас Максима Дормидонтовича Михайлова.
Концерт вдруг прервался. Диктор затаенно-торжествующим голосом стал читать экстренное сообщение Сов-информбюро. Георгий вскочил с табуретки, прислонился ухом к репродуктору, жадно вслушиваясь в каждое слово. Увидел, как зашевелился бортинженер Лысенко, приподнял на него удивленные глаза:
- Что? Где? Георгий Павлович…
Мог ли Георгий сдержать в себе радость?
- Товарищи! Братишечки! Наши войска освободили Калугу, родину Циолковского! Ур-ра, братва, ур-ра!
Будто выстрелил над ухом каждого. Все повскакали с коек, стали обнимать друг друга, кружить, колотить по плечам.
В первой декаде января сорок второго года в Заполярье свирепствовала вьюга. А когда утихла, воздух заискрился на тридцатиградусном морозе. Сборка самолетов осложнилась еще и тем, что приспособления и запасные части оказались на других транспортах, ушедших в Архангельск. Пришлось побираться, упрашивать местные мастерские изготовить опоры для стыковки плоскостей. И вообще, сборка крыльев на морозе оказалась адским делом. Каждую из консолей нужно было присоединить к центроплану тремястами болтов, затянув каждый из них тарированным ключом и законтрив. А сделать это в рукавицах не было никакой возможности. Так что случалось, и нередко, пальцы липли к болтам, оставляя на металле кожу.
Обнаружилась серьезная неприятность: под действием морской воды, не раз хлеставшей через палубу, на одном из самолетов подвергся разрушительной коррозии обод колеса шасси. Попробовали ковырнуть его отверткой и продырявили насквозь в нескольких местах. Пришлось запросить запасное колесо из Архангельска.
Назначенный было старшим по прибытии сюда летчик майор Романов тут же экстренно улетел в Москву. Руководство группой было поручено майору Молчанову.
Как ни трудно было собирать на лютом холоде мало знакомую им еще заморскую технику, все же в первых числах февраля оба самолета были полностью готовы, моторы опробованы, все системы проверены. Хотя на одном из самолетов все еще не было колеса, прибытие которого из Архангельска задерживалось, Молчанов распорядился облетать для окончательной проверки оба самолета. И чтобы это выполнить, летчик капитан Диденко сперва слетал на том самолете, на котором оба колеса шасси были исправны, а затем, когда с этой машины колесо было переставлено на вторую, смог успешно облетать и эту машину.
"Скоро полтора месяца, как мы на Родине, - записал Георгий в дневнике, - а всего и сделали, что собрали и облетали два самолета. Теперь все, что могла сделать группа, сделано. Остается ждать приезда из Москвы Романова и запасного колеса".
В тревогах, в скверном настроении прошли еще две недели. И вот словно луч солнца прорвал тучи: 28 февраля прибыл майор Романов; вместе с ним "прикатилось" и долгожданное колесо.
Романов привез всем письма от родных и близких. Молчанов получил сразу три письма. Вот было радости!..
Какую зарядку дали эти письма, сколько влили энергии, бодрости, веселья!
Романов о многом рассказал, и самое главное было то, что о них в дальней авиации не забыли, что ждут их, ждут вместе с самолетами.
И вот пятое марта. Разрешение на вылет в Москву есть. Бортинженер Лысенко доложил:
- Самолет к вылету готов.
Короткий разбег, и укатанная снежная полоса начинает проседать под ними. Небо морозное, ясное. Солнце, по-весеннему настырное, разогрело кабину. В меховой робе жарко. Романов то и дело напоминает:
- Всем смотреть в оба за воздухом. Не подкачать! Штурману хочется приподняться повыше, просмотреть впереди местность, сличить ее с картой. Нет, только бреющим надо лететь, крадучись, над лесом. Местность убегает под самолет, чуть успев показаться. Иногда хмурь леса сменяет белизна заснеженных озер. Все на самолете исправно, настроение у экипажа приподнятое.
Бреющий полет требует неослабного внимания, и не только от летчика. Всем жарко. Романову особенно. По мере приближения к Москве все чаще нужно менять курс - обходить города, промышленные районы. Ведь самолет их никто еще на земле не знает: мало ли что может быть! Могут принять и за немцев.
Наконец-то! Аэродром, такой знакомый, родной аэродром впереди. С прямой на посадку! Полоса приглашает, свободна. Быстро гаснет скорость, стихает гул. Провисшие колеса бесшумно касаются уплотненного снежного покрова. Все. Теперь дома!
И уже через три часа командующий ВВС благодарит их за успешное выполнение правительственной командировки.
Сорок второй год, апрель. На предстартовой линии одного из подмосковных аэродромов три самолета Б-25. Подальше от них в хмуром одиночестве По-2.
Перед самолетами личный состав дальнебомбардировочного полка. Разбор полетов производит майор Романов. Молчанов узнал его издали: высокий, стройный, в руке развернутый планшет, чуть сдвинут на затылок летный шлем. Рядом с Романовым коренастый, среднего роста полковник. Планшет свисает почти к колену. "Это и есть комдив Титов", - догадывается Георгий. Выждав удобный момент, он докладывает, что явился в его распоряжение на должность штурмана дивизии.
Титов, крепко сжав его руку, отвел в сторону:
- Где ты, чертушка, пропадаешь? Давно тебя жду!
- Товарищ комдив, разрешите…
- Ну что ты хочешь доложить? - улыбается Титов.
- Причину задержки.
- Докладывай. Нет, погоди. Не время, потом. Давай лучше посмотрим на этих орлов, как они будут вылетать самостоятельно на американском.
Комдив не отрывает глаз от рулящих и взлетающих самолетов, от него не ускользает ни одно движение. А штурмана все эти тонкости освоения летных навыков на взлете и посадке мало интересуют. Куда интересней для него сам Титов. Стоя поодаль, Георгий наблюдает за ним. Но комдив и это видит:
- Да что ты все таращишь на меня глаза? Смотри, как молодцы наши взлетают!
Вечереет.
- Штурман, айда к По-2, - кричит Титов. - Полетим с тобой в штаб дивизии.
На этом самолете все по старинке: при запуске нужно крутить руками винт.
- Контакт?! - кричит Молчанов, дернув за лопасть.
- Есть контакт! - отвечает из кабины Титов. Кашлянув, мотор затарахтел. Прямо как стояли носом в поле, так и взлетели. Лихо развернувшись на курс, Федор Васильевич сбавил обороты, повернув голову, спросил:
- Управлять умеешь?..
- Могу, - кивнул Георгий.
- Бери!
Кругом все так знакомо, все так близко. Молчанову кажется, и. вслепую мог бы довести самолет до аэродрома. Он выдерживает режим полета старательно, как учили друзья-летчики: хочется, чтобы командир был доволен.
Все же рука устала с непривычки. Но вот и аэродром слева. Георгий начинает плавно разворачиваться, чтобы зайти "по коробочке". И чувствует, Титов взял управление. Сбавив газ, кричит:
- Горячее сейчас время! Вот как нужно, смотри…
В два глубоких разворота со скольжением почти до земли комдив притирает самолет у "Т".
Когда разделись в штабе, Титов заметил у Молчанова орден Красного Знамени.
- Когда успел получить? Твой бывший командир, полковник Лебедев, совсем недавно говорил, что тебя не было, когда вызывали в Кремль группу награжденных за Берлин.
- Да это мой первый орден, за финскую…
Они повели разговор об организации боевой работы полков и дивизии в целом. Молчанов высказал свои соображения о тренировке в облаках, в ночных полетах, настаивал на усилении внимания летчиков к радионавигации, к методике бомбометания, к отстрелу боевого оружия на учебном полигоне.
Наконец почувствовалось, что и комдив устал.
- Ну… тебе ясно, каким должен быть боевой экипаж нашей дивизии?
Георгий перечислил необходимые качества.
- Уморил я тебя. Ну иди. Постой. Ты где живешь?
- На соседнем аэродроме.
- Не дело, переезжай сюда. - Федор Васильевич кивнул в сторону окна. - Смотри, сколько освободилось площади…
Полки 222-й дивизии АДД формировались. Продолжали прибывать новые самолеты. Многие экипажи уже выполняли боевые задания. Сам командир дивизии то и дело давал "провозной" то одному экипажу, то другому, Добиваясь умения маневрировать над целью, сильно защищенной зенитной артиллерией противника. В этом смысле достойным, по определению Титова, "ночным боевым полигоном" был железнодорожный узел Вязьма.
Понятно, что и штурман дивизии предпринимал ночные рейды с другими экипажами в качестве наставника по специальности самолетовождения и бомбометания.
Таким образом, и комдив, и его помощник по штурманской подготовке еженощно находились среди летного состава полков; днем же занимались учебно-боевой подготовкой.
Титов проверил в воздухе уже многих, но все искал случая, как он говорил, "познакомиться" со своим штурманом на боевом маршруте. Однажды он сказал Молчанову:
- Штурман, никак не выберу почерней ночки, чтоб слетать с тобой на "боевой полигон". Вот что, сегодня учебный за нами. Планируй наш с тобой полет: хочу поглядеть, как ты бомбишь.
Полетели. Высота 2 тысячи метров. Впереди полигон. Виден знак: "Бомбометание разрешаю". Георгий уточнил ветер, произвел расчеты, дал командиру боевой курс.
- Первый заход - одна пристрелочная.
- Ясно! - ответил Титов.
Самолет вздрогнул: пошла первая. Георгий уткнулся в прицел: недолет.
- Командир, пошли на второй заход.
Внеся на этот раз поправку, он сбросил серию из трех бомб. Почувствовав, что они отделились, Титов сильно накренил самолет, чтобы самому видеть. Несколько секунд молчал, пока не заметил взрывы в меловом круге:
- Молодчага штурман!.. Я знал, что мне плохого не дадут! Пошли скорей домой.
Минут двадцать они летали, занимаясь каждый своим делом. Молчанов разглядывал местность, облака, но и не забывал следить за воздухом. На запад простиралась уплотненная облачность, на восток и юго-восток - с разрывами кучевые… Вдруг он спросил Титова:
- Командир, видите "пару"?
- Вижу. Это наши.
Георгий промолчал, но "пара" ему не понравилась. Вспомнилось, что при полете на Берлин им встретились тоже наши…
Между тем "пара" подошла вплотную, пристроилась - один справа, другой слева - так близко, что, будь кто-либо из летчиков знаком, его можно было запросто узнать. Но знакомых не оказалось.
Идущий справа вышел вперед и, покачав крыльями, дал сигнал "следовать за ним". Другой же, тот, что летел слева, так и остался у крыла.
Титов стал ругаться, стучать себя по лбу, повторял этот жест в сторону истребителя; показывал ему и свои полковничьи погоны, а в заключение дал команду выпустить шасси. Крикнул:
- Должен же он сообразить, что у немцев нет самолетов с трехколесным шасси?!
Но необычное шасси ничего левому истребителю не сказало. Правый же, что был впереди, продолжал сигналить, чтоб шли за ним.
Титов, однако, заупрямился, возмущенный действиями своих же истребителей. Ругаясь на чем свет стоит, он не сворачивал с курса. И тогда оба истребителя разошлись по сторонам, намереваясь предпринять атаку.
Видя, что Титов убирает шасси, Георгий крикнул:
- Командир, над нами облака, единственный ход…
- Правильно! - подхватил комдив и круто повел Б-25 в облака.
Облака были с разрывами, и самолет то и дело выскакивал из одного облака, чтобы тут же войти в другое. Все же их было достаточно, чтобы истребители потеряли из виду двухмоторный самолет.
Спустя некоторое время Б-25 благополучно приземлился на своем аэродроме. Выйдя из самолета, Титов не сразу сумел даже закурить, так был взбешен нелепыми действиями "пары".
Георгий спросил, желая отвлечь его:
- Ваши замечания?
- А?.. Что?.. Хм… Бомбишь отлично! - сплюнул Федор Васильевич. - Бездарные кретины! Сейчас же полечу к ним. Я покажу им, как атаковать своих!
- Да ведь ушли, Федор Васильевич. В облаках-то летать вы умеете…
Титов смягчился:
- Выходит, и ты меня проверил.
Федор Васильевич возвратился от истребителей уже поздно вечером. Крепко был не в духе ночью, до самого отбоя боевой тревоги. И даже отлично выполненное полками боевое задание, бесперебойная радиосвязь со всеми экипажами не смогли улучшить его настроения. Под утро он спросил Георгия:
- Штурман, у тебя все? - Георгий козырнул. - Тогда пошли.
По дороге домой Федор Васильевич предложил зайти к нему. Сказал:
- Ничегошеньки не поздно: меня Клаша всегда ожидает.
Обняв на пороге жену, комдив сказал:
- Есть предлог, Клаша! Собери чего-нибудь да налей нам по стопке для обмыва.
- Награды? - улыбнулась она.
- Нет… Черт-те что! Потом расскажу.
Накануне Дня Красной Армии - 23 февраля сорок третьего года - ночь была напряженной, каждый из полков 222-й дивизии умудрился выполнить по два боевых вылета на экипаж. Только к рассвету последовал отбой боевой работе. Командир дивизии Титов распорядился: н праздник разрешить подъем позже обычного, дать отдохнуть людям.
Во время завтрака, на нем присутствовали заместители Титова - полковники Ковалев и Аквильянов, а также штурман дивизии майор Молчанов, Федор Васильевич Титов вдруг обратился к Георгию:
- Штурман, а ведь сегодня, в честь праздничка, нам с тобой неплохо бы слетать на "боевой полигон".
- Что ж, товарищ комдив, сказано - сделано. Прикажете готовить самолет?
- Готовь.
Вместе они зашли на узел связи для разговора по прямому проводу с командующим АДД (командир дивизии летал на боевое задание с разрешения командующего АДД).
Получив согласие, Федор Васильевич сказал Молчанову:
- Второго летчика я подберу сам. Георгий направился к самолету.
На пути обратно в штаб Молчанов встретил командира 13-го полка Каторжина. Вместе с ним они вошли в кабинет Титова.
Доложив о боевом составе своего полка, Каторжин собрался было уходить, но Титов вдруг остановил его:
- Слушай, командир! А ведь я с тобой еще не летал на боевое задание. Пожалуй, вот и полетим сегодня. - И, повернувшись к Молчанову, добавил: - А тебе, штурман, подготовку нашего самолета отставить. Твое место сегодня на КП дивизии. - Показывая, что разговор окончен, крикнул адъютанту: - Швыркова ко мне!
В кабинет вошел начальник метеослужбы Швырков. Докладывая синоптическую обстановку, он сказал, что и период боевой работы ночью значительного ухудшения погоды не предвидится. Выслушав доклад, Титов (в который раз!) задал свой "устрашающий" вопрос:
- Швырков! Туман к моменту посадки самолетов будет?
Синоптик, не решаясь сразу ответить, уткнулся глазами в карту. Несколько секунд было очень тихо.
- Нет, - поднял Швырков глаза.
- Пиши расписку: "Тумана не будет".
Это своеобразное испытание синоптика все в дивизии воспринимали как шутку со стороны комдива, но Швырков к докладу о погоде готовился всегда тщательно, используя всю, не такую уж и обширную во время войны, информацию.
…Туманов предстоящая ночь не обещала. Ближе к рассвету ожидались снежные заряды.
Все шло успешно.
Самолеты удачно отбомбились и на обратном пути пересекли линию фронта, находясь теперь на пути к контрольному пункту маршрута. В это время зазвонил телефон:
- Из ГАМСа говорят. Примите шторм-предупреждение.
В самом деле, погода быстро портилась. Прибежал Швырков, сказал, что через полчаса видимость в снежных зарядах может быть менее двухсот метров.
Но первые самолеты в это время уже садились, все шло благополучно. Относительно других самолетов, тех, что были еще на подходе, на командном пункте дивизии приняли решение: переадресовать их на запасной аэродром, где сохранялась благоприятная для посадки погода.
Спустя некоторое время и оттуда стали поступать сведения о благополучном приземлении самолетов. Только против двух индексов машин, значащихся в боевой таблице, Молчанов все никак не мог пометить время посадки. Со щемящей тоской в сердце он до рассвета не выпускал мела из рук, все надеясь получить сообщение. Но так и не дождался.
Радисты этих самолетов не приняли приказа о запрещении посадки на своем аэродроме, о том, что надлежит всем следовать на запасной аэродром. И командиры этих двух самолетов попытались произвести посадку на свой аэродром в сильнейший снегопад, когда включение посадочных фар оказалось равносильным свету от экрана. Посадить самолеты не удалось…
На борту одного из Б-25 был командир 13-го дальнебомбардировочного полка товарищ Каторжин. Вместе ним в боевом полете участвовал командир 222-й дивизии АДД светлой памяти Федор Васильевич Титов.