Третьего сентября взяли курс на юго-восток. Погода благоприятствовала, шли в паре вдоль побережья Аляски, иногда пересекали полуострова. Сперва встречались небольшие горы, а в целом пейзаж долгое время оставался однообразно-хмурым. И только с приближением к острову Кадьяк ландшафт стал привлекательней. Вскоре увидели впереди красивую, закрытую со всех сторон бухту, куда и пошли на посадку.
Встретили их военно-морские летчики. Так же приветливо, как в Номе. Кадьяк - архипелаг в Тихом океане у Аляски. Коренное население - эскимосы и алеуты, около двух тысяч человек.
С несколькими товарищами Георгий Молчанов попал на ночлег к артиллеристам. После ужина гостей навестили человек двадцать офицеров. Появился и переводчик, солдат-поляк, кое-как говорящий по-русски.
Сперва все больше смеялись, не понимая друг друга: поляк запутался с переводом. Но вот речь зашла о войне с фашистской Германией - и глаза у всех преобразились, многое и без слов стало понятно. Американцы принялись ругать Гитлера. И тут кто-то из русских сказал, указав на Георгия, что он участвовал в налете на Берлин. Офицеры повскакали с мест, старший из них поднял бокал в честь советского боевого штурмана. Несколько смущенный, Георгий встал, и ему долго аплодировали.
Беседа затянулась так, что дежурному офицеру пришлось напомнить всем, что гостям завтра рано вставать.
Итак, пройдено еще 1700 километров пути.
Тысячекилометровый путь от Кадьяка к Ситке летели 4 сентября около шести часов. Само местечко - Ситка и порт - показалось с воздуха весьма живописным. Здесь берег океана испещрен множеством мелких островков, и все они в яркой растительности. Так радостно было смотреть после длительного перерыва на буйную зелень.
Несколько минут кружения над бухтой, окаймленной впечатляюще-зелеными горами, и вот уже по зеркалу воды, одна за другой, вздымая пенистые брызги, заскользили серебристые летающие лодки.
Ситка. От высокой горы падает тень на причал. Радуют глаз кудрявые деревья. Еще одна заправка бензином, осмотр моторов, обед из консервированных фруктов, салатов, кофе и бекона и отдых, чтобы завтра на рассвете снова уйти в воздух.
О прилете группы Громова в Сиэтл раззвонили американские газеты. И в порту у летающих лодок, и по дороге к гостинице, и у самой гостиницы "Олимпус-Сити" русских летчиков фотографировали и репортеры, и кому только не лень. Фоторепортеры здесь въедливы до невозможности.
Что же, по существу, можно было сказать корреспондентам?..
Сиэтл - последняя точка путешествия наших летчиков из Москвы в США на советских летающих лодках. От Ситки до Сиэтла - 1400 километров - 5 сентября пролетели за семь часов. А весь длиннейший путь - 11700 километров! - вдоль северных берегов СССР и Аляски был пройден за 64 летных часа.
Спросили:
- Зачем прилетели? Громов ответил с улыбкой:
- С дружественным визитом…
- Как будете двигаться по Америке?
- Полетим на ваших самолетах.
За ужином в отеле распрощались с экипажами замечательных полярных летчиков Черевичного и Задкова. На другой день им предстояло вылетать обратно.
А утром 6 сентября Михаил Михайлович Громов объявил, что летчики могут отдыхать, пока выясняется обстановка.
В городе не столько удивила интенсивность автомобильного движения, сколько отсутствие пешеходов. Можно было подумать, что американцы совершенно не ходят пешком…
За последние дни сколько-нибудь обстоятельной информации о положении на фронтах у них не было. И уж, конечно, никто из них не мог тогда знать о личном послании Сталина г-ну Черчиллю, отправленном 3 сентября 1941 года, то есть за два дня до их прилета сюда.
А в этом послании со всей прямотой говорилось, в частности, следующее:
"Дело в том, что относительная стабилизация на фронте, которой удалось добиться недели три назад, в последние недели потерпела крушение вследствие переброски на восточный фронт свежих 30–34 немецких пехотных дивизий и громадного количества танков и самолетов, а также вследствие большой активизации 20 финских дивизий и 20 румынских дивизий. Немцы считают опасность на Западе блефом и безнаказанно перебрасывают с Запада все свои силы на Восток, будучи убеждены, что никакого второго фронта на Западе нет и не будет. Немцы считают возможным бить своих противников поодиночке: сначала русских, потом англичан.
В итоге мы потеряли больше половины Украины и, кроме того, враг оказался у ворот Ленинграда.
Эти обстоятельства привели к тому, что мы потеряли Криворожский железорудный бассейн и ряд металлургических заводов на Украине, эвакуировали один алюминиевый завод на Днепре и другой алюминиевый завод в Тихвине, один моторный и два самолетных завода на Украине, два моторных и два самолетных завода в Ленинграде, причем эти заводы могут быть приведены в действие на новых местах не ранее как через семь-восемь месяцев.
Все это привело к ослаблению нашей обороноспособности и поставило Советский Союз перед смертельной угрозой".
Каково же было разочарование наших прибывших в США летчиков, когда, появившись на аэродроме 7 сентября, они увидели закупленные аэропланы!.. Это были вовсе не те машины, о которых мечтали, о которых привыкли думать, с которыми связывали предстоящие боевые вылеты и о закупке которых были информированы в Москве.
Вместо обещанных четырехмоторных "крепостей" американцы, оказывается, продали нам пять двухмоторных бомбардировщиков "Норт-Америкен Б-25" среднего тоннажа и средней дальности; если эти бомбардировщики чего-то и стоили как боевые самолеты, то уж, конечно, океан на них не перелетишь!
Вот так штука! Обступили Громова: ]
- Не брать этих "каракатиц"! Москва ведь нас ждет на "летающих крепостях". Как будем смотреть товарищам в глаза?!
Громов и сам изумлен до крайности, с трудом сдерживал себя. Решил ехать немедленно в Вашингтон и хоть у самого президента США Рузвельта добиться "крепостей". Пока же, подумав, приказал:
- Поскольку куплены - принимать и изучать эти самые Б-25.
В первой половине сентября советские авиационники изучали неожиданную для себя технику. Штурману Молчанову Б-25 сперва не понравился, но, полетав на нем в составе нашего экипажа, он записал: "Аэронавигационная аппаратура на борту работает безукоризненно".
В качестве инструктора с ними летал американский летчик. Переговаривались в основном посредством мимики и пальцев. Но в воздухе специалистам договориться легче, чем на земле: авиационный язык интернационален.
Полет над американской землей продолжался один час пять минут. С воздуха видели строящуюся гидроэлектростанцию с большой плотиной - внешне почти законченное сооружение.
В воскресенье ездили к ней на экскурсию, а через день с утра снова летали на Б-25 по кругу над аэродромом, потом по маршруту в 500 километров. Георгий со всей тщательностью опробовал работу радиокомпаса и маяков. Полетом остался доволен. Конечно, машина не "крепость", но что делать?..
Громов, Юмашев и Байдуков пока в Вашингтоне, известий от них нет. Казалось бы, что от тебя зависит?.. Изучай добросовестно технику и жди, когда скажут! Нет, ждать тяжко. Каждый из прибывших понимает, что все эти многие часы неопределенности удлиняют пребывание здесь, когда каждый человек там, на Родине, сейчас нужен.
Из газет явствует, что положение на фронтах скверное, особенно у Ленинграда и на юге. Настроение - жуть! Видеть никого не хотелось и смотреть на этот самодовольный американский город было противно.
Вечером в гостинице объявили, что завтра отлет в другое место. Куда? Пока секрет.
И вот вся группа Громова на трех американских "дугласах" в полете, держит курс через континент с запада на восток. Ночь. В разрывах туч внизу показался большой город, весь в цветах электричества. Погода заметно улучшилась - циклон остался позади.
Мощный луч прожектора ложится плоско на посадочную полосу, в нем крадется на посадку самолет, прилетевший первым. Спустя несколько минут все три "Дугласа", подрулив, выстроились у ангаров.
Выходя, наши летчики пожимают руки американцам. Глубокая ночь. Итак, город Дайтон.
Утром 25 сентября Громов ознакомил советских летчиков с положением дел. "Летающих крепостей" не дают военные, несмотря на согласие главы правительства США - президента Франклина Д. Рузвельта.
Несколько дней продолжали изучать американскую технику. Занимались прицелом "сперри", давно знакомым нашим летчикам и штурманам. Создалось впечатление, что у американцев, при их отличной технике, хромает методика преподавания. Впрочем, в какой-то мере мог быть виноват и переводчик. В результате занятий могло показаться, что ученики знают о прицеле "сперри" больше, чем сам преподаватель.
Возвращаясь в гостиницу, Молчанов грыз себя нещадно: "Еще день скоротали… Проклятье! Дни бегут за днями: ни себе, ни государству!.. Месяц пролетел ни за понюх табаку… Хоть беги из Америки! Осточертела эта торговля…"
Оказавшись в номере, развернул газету на русском языке. На фронтах дела плохи, особенно под Ленинградом. Подумал с горечью: "Как-то там наш красавец - город Пушкин? Неужели все сокровища искусства в нем разрушат, гады?!"
В Москве выпал первый снег, а здесь плюс 22°.
Теснимый горестными мыслями, штурман долго не мог заснуть и в эту ночь.
А утром опять всех собрал Громов.
Первое сообщение: приказано брать "двадцатьпятые". Как выяснилось, предстоят закупки в большом количестве. Лететь домой на них, конечно, не придется: у машин не хватит духу.
Второе: поставлена задача изучить материальную часть и океанским пароходом вместе с несколькими самолетами Б-25 возвращаться домой. Предположительно - дней через десять. Наконец-то!
Гурьбой тронулись к самолету. У зданий и ангаров множество людей. Провожают взглядами. Георгию все чудятся насмешливые улыбки. Хочется провалиться сквозь землю, не ощущать себя участником этого грустного шествия. Что на лице каждого из них в эту минуту?.. Конечно, ярость. Ярость ко всем и самому себе. Пробыв больше месяца, возвращаться пароходом. Таковы дела!
"Еще не пришлось бы кормить собой акул. Ведь поплывем Атлантикой, где немало немецких подводных лодок".
Прощальный круг над Петерсон-Филдом.
Мелкохолмистая местность с небольшими лесами, уйма отдельных ферм, "одноэтажная Америка"… Путь все дальше по континенту на восток.
Постепенно холмы исчезают, начинается равнина. Погода превосходная. Сквозь дымку впереди выявляются причудливые скалы. Они все ближе, ближе. Да, это небоскребы! Впереди Нью-Йорк.
Против их отеля, через улицу, возвышалось четырнадцатиэтажное здание белошвейной фабрики. Из окон своего номера летчики могли видеть все циклы деятельности этого огромного предприятия, где работали только женщины. За стеклами этажей было видно, как они бегут сперва к своим рабочим местам, как шьют, гладят, расправляют, ловко укладывают в коробки готовую продукцию. Но наши летчики не догадывались, что и на них смотрят глаза с той стороны… Особенно по утрам, когда они делают на балконе физзарядку.
Как-то, выйдя на балкон и взглянув через улицу, Георгий Молчанов увидел прибившуюся к их балкону бумажную хлопушку на нитке. Он сперва не поверил глазам своим: так это было странно. Все же, проследив по нитке вверх, заметил, что из окна белошвейной фабрики ему улыбаются две молоденькие женщины.
Вместе с Петром они сумели поймать "почту". Каково же было их удивление, когда онр прочли по-русски короткую записку: "Интересуемся, как с Вами познакомиться?" Это показалось, во всяком случае, занятно. И Петр тут же изобразил на картонной коробке крупно цифру "5" и стрелку вниз. Друзья знали, что фабрика кончает работу в пять часов.
С настроением, знакомым каждому, кто хоть однажды отправлялся на свидание, друзья к назначенному времени спустились к вестибюлю здания напротив.
Они всматривались в лица молодых женщин, и те, взглянув, проходили мимо. Но вот наконец они заметили двух девушек: те стояли и улыбались.
- Это они, должно быть, - шепнул Георгий Петру. Тот кивнул и сделал первый шаг. Все четверо пошли навстречу друг другу, улыбаясь…
- Здравствуйте, товарищи! - услышали они приветствие на русском языке.
- Как вы узнали, что мы русские?.. - Не выдержал первым Георгий.
- А наша старшая мастерица Брет - она очень наблюдательна - сказала, что там, напротив, на балконе, несомненно русские: они целыми днями не выходят из номера, и лица у них серьезные, грустные. Ведь проклятый Гитлер рвется к Москве, и сердца этих людей, видно, обливаются кровью…
- Вы хорошо знаете русский? - осторожно поинтересовался Петя.
- Наши родители - поляки, прекрасно говорят по-русски… И мы с детства научились русскому языку. Сейчас, когда мы здесь так сочувствуем русским, в нашей семье особенно любят говорить по-русски.
Через минуту выяснилось, что Ева и Ванда живут на 221-й стрит и добираться туда нужно сперва на метро, потом на троллейбусе, что живут они большой семьей, что их родители, брат Ежи и муж Евы Конрад будут несказанно рады, если товарищи навестят их и расскажут, как воюет Советская Россия с Гитлером.
Друзья отправились на окраину огромного Нью-Йорка.
Действительно, мать и отец сестер оказались необыкновенно приветливыми. Столько стараний проявили, чтоб угостить летчиков по-домашнему и повкусней. Люди хотели выразить свою бесконечную симпатию героически борющейся Советской России.
Сколько на друзей посыпалось вопросов в связи с войной! И особенно когда приехали с работы Ежи и Конрад. Поначалу, услышав их шаги в передней, наши летчики несколько встревожились: "Черт их знает, как еще будут реагировать эти американцы на столь неожиданно появившихся в их доме мужчин?" Но двери раскрылись - и те же смеющиеся, радостные лица, глаза ясные, теплые, ни намека на самый легкий холодок подозрительности, тем паче - ревности!
- Верите ли вы в вашу победу?
- Несомненно.
- И мы, ваши друзья в Америке, в нее безгранично верим!
- Мы у себя на фабрике собираем средства в фонд помощи борющейся с Гитлером России. Уже закуплена большая партия пенициллина. Очень скоро она будет в ваших госпиталях.
- Пенициллин - это важно, продовольствие - тоже важно, но нам нужны и самолеты…
- О'кей! О'кей! - закричали все хором - мужчины и женщины - так, будто только от них все и зависело, и они готовы сделать самое невероятное, чтобы самолеты появились у русских летчиков в необходимом количестве: - Очень скоро мы будем отправлять вам самолеты по ленд-лизу. Об этом уже говорил президент Рузвельт!
После ужина хозяева пригласили наших друзей посетить с ними "Русский клуб", где можно потанцевать. Отказаться сочли неудобным.
В клубе на первом этаже - буфет, холлы для бесед, столы для игр. Здесь собираются люди постарше.
Вся компания поднялась на второй этаж, в зал для танцев. Тут тоже буфет - пиво, сосиски, легкие закуски.
Женщины курят, не против слегка выпить, но не едят будто бы вовсе - до невозможности худые. В зале много девушек. Наши летчики танцевали. И сразу выяснилось: несмотря на то, что клуб называется русским, здесь мало кто говорит по-русски.
Вечер прошел весело. Спутницы и спутники наших друзей предложили подвезти их к отелю. Проезжая по Бродвею, Георгий попросил сидящую рядом с ним Ванду перевести смысл красочной рекламы.
- О!.. "50 красивейших женщин Нью-Йорка приглашают Вас потанцевать!" - весело перевела она.
- И в самом деле они так хороши собой?
- Одна лучше другой, и в каждой есть что-то свое. Вы заинтересовались? - спросила она, взглянув на него смеющимися глазами.
- Как вам сказать?.. Я подумал: "Каково танцевать с самой неотразимой красавицей, для которой ты как бы только пляшущий робот или медведь? Ведь они поди это делают за хорошие деньги?..
- Протанцевав с ней танец, вы должны преподнести ей розу. И только, - продолжая улыбаться, пояснила Ванда.
- Вот как? Все кавалеры приходят туда с букетами?
- С букетом приходить туда нельзя. Розы продаются там же, в дансинге: пять долларов цветок! Тот, что в цветочном магазине, стоит пятнадцать центов.
- Понятно. Сама красавица с кавалера денег за танец не берет?
- Ни в коем случае. Она только танцует и нюхает цветы.
- Ясно… Ну вот мы и приехали. Спасибо за доставленное удовольствие и передайте самый теплый привет вашим матушке и отцу. Прощайте…
- Счастливого пути! - американки высунулись в открытые окна машины. - До свидания, милые русские мужчины. Полной победы вам и счастья!
Еще с парома увидели в бухте красный советский флаг. Он развевался на товарном пароходе "Декабрист". Четверть часа - и они на борту. Корабль - ветеран: участник войны с японцами в 1904 году.
Лишь часть группы Громова - 20 человек - поплывет на "Декабристе". Столько же отбудут другим пароходом. Сам Громов, с ним Юмашев, Байдуков и еще несколько товарищей хотят добираться воздушным путем, на попутном самолете.
И вот прибывшие на "Декабрист" уже в кубрике. Койки в два этажа.
- Братцы-ленинградцы! - крикнул электрик, взбивая подушку (он сам родился в Ленинграде). - Ну теперь-то мы завершим свой путь вокруг "шарика"!
Другой парень, возясь с чемоданом, осадил с усмешкой:
- Если не будем торпедированы!
Остальные промолчали. Но тут техник, что сидел на корточках у своих вещей, вдруг с диким криком швырнул в угол ботинок:
- Здесь крысы!
Все свесившие с коек ноги мгновенно их подобрали. Георгий рассмеялся:
- Веселей будет плыть! Все же живые твари!..
В 6.00 отправились в кают-компанию обедать. Обстановка домашняя, кругом свои люди, родная речь. Корабль в 18 тысяч тонн водоизмещения, 70 человек команды и 20 пассажиров - чем не частица Родины?
На палубе два самолета Би-25 (из закупленных пяти), два танка; в трюмах авиационный бензин, боеприпасы.
Георгий обнаружил, что на "Декабристе" неплохая библиотека. Для начала взял Джека Лондона, "Морской волк". Улыбнулся по-мальчишески: "Вот кстати!"
Утром вышел на палубу, увидел: Нью-Йорк закрыт туманом. Корабль почему-то не у причала. Возле него трудятся четыре буксира. Вот оно что: при переходе к другому причалу на догрузку "Декабрист" сел на мель. Причина - большой отлив. "Стало быть, сегодня опять не уйдем".
Прошелся по палубе. Долго рассматривал танки. За завтраком сказал капитану, что в случае необходимости можно использовать оружие танков для отражения атак вражеских самолетов. Капитан, сугубо гражданский моряк, тут же назначил Молчанова артиллерийским начальником на "Декабристе".
Георгий решил продумать все до тонкости. Танки расставлены на корабле так, что из основных орудий палить, конечно, невозможно. Одна надежда на скорострельные малокалиберные пушки и пулеметы. Войдя в кубрик, Георгий крикнул:
- Ну кто, братва, в мою артиллерийскую команду? Молчанова обступили:
- Запиши!
- Добро. Сейчас составим приказ. Нужно пять человек. Ты, Петро, первый?..
6 ноября весь день догружались боеприпасами и пресной водой. На рейд вышли уже в темноте, но тут опустился туман, и не стало видно огней большого города.