Махнув на прощание сыновьям шлемофоном, Васеев направился к спарке. За ним пошел Донцов. Неожиданно Геннадий остановился и запрокинул голову - в синеве заметил жаворонка. Птица то медленно опускалась к земле, то устремлялась вверх, то зависала на одной высоте. Сверху лились ее звонкие серебристые переливы. Геннадий послушал, полюбовался и, обращаясь к Донцову, тихо проговорил:
- Один жаворонок, а целый мир музыки!
После ухода отца Игорь и Олег пошли к кустарнику, откуда доносился беспокойный птичий писк. Игорь раздвинул кусты и полез в заросли; там было прохладнее и тише.
Писк стал громче, будто птичка была совсем рядом. Затаив дыхание, Игорь раздвинул густую высокую траву. Птичий крик донесся откуда-то сверху. На сухой ветке сидела небольшая пичуга, заметив мальчика, она затревожилась еще больше. Игорь никак не мог понять, почему она так беспокойно себя вела. Сбоку снова раздался писк. Пищала не одна птичка, а две или даже три. Приглядевшись, Игорь заметил небольшое, похожее на круглую серую корзиночку гнездо. В нем, раскрывая желтоватые клювики и прижимаясь друг к другу, сидели пушистые черноглазые птенцы. Игорь хотел было высокими стеблями прикрыть гнездо от чужих глаз, но раздумал: в любое время в эти кусты могут случайно заехать похожие на чудовищ автомобили с большущими черными колесами и раздавить птичий домик.
Что же делать?
Кочкин, вызвавшийся присмотреть за мальчишками, подошел поближе.
- Гнездо? - удивился он. - Вот так фокус! И угораздило же мамашу вывести птенцов в таком неудачном месте!
- Может, отнести в лес? - предложил Игорь.
- Пока не надо. Оставим на месте. Отнесем, когда птенцы подрастут, оперятся.
- А через сколько дней они вырастут?
- Дней через десять - двенадцать.
Их разговор услышали отдыхавшие на полянке летчики и один за другим, вытягивая шеи, вошли в кустарник.
- Осторожно! - остановил их Кочкин, предостерегающе подняв руку. - Здесь птенцы.
- Не уцелеет семейка, - произнес кто-то из молодых летчиков, с жалостью глядя на гнездо.
Подошел замполит.
- Чего это вы в кустах потеряли?
- Там, товарищ майор, Кочкин гнездо птичье обнаружил.
Северин пролез сквозь кусты. Летчики расступились, и он присел над гнездом.
- Совсем маленькие, - удрученно покачал головой Северин. - Тут же их могут запросто раздавить керосинозаправщики. Шоферы сдают назад без опаски, что им кусты! Надо вот что сделать. - Он подозвал дежурного по стоянке: - Предупредите шоферов, чтобы никто дальше линии кустов не заезжал. Скажите, что там гнездо.
- А может, лучше это место оградить заборчиком? - предложил Кочкин.
- Дельная мысль! Сегодня же поручу ребятам из батальона обеспечения это сделать. - Северин помолчал, усмехнулся каким-то своим мыслям. - Ну разве это не чудо? Грохочут моторы, снуют машины, ходят люди, а птица свила гнездо и вывела малышей, хотя вон какие леса рядом стоят. Каждое живое существо к человеку тянется. Зима тяжелая была, снежная, птицам негде было кормиться, и они летели туда, где человек. А зимой здесь стояла теплушка для обогрева. Тут же механики и ужинали. Ребята хлеб клали на крышу теплушки, тем и спасли птиц от бескормицы. Вот и стало для них это место родным. Тут доброту человеческую они почувствовали.
Кочкин согласно кивнул, посмотрел на часы и заспешил:
- Через пять минут вылет Васеева. Хочу показать ребятам их папу на взлете.
Он повел братьев к высотному домику, откуда хорошо просматривалась взлетная полоса.
Игорь и Олег взялись за руки и впились глазами в начало взлетной полосы. Они впервые видели так близко взлетающий самолет, и этим самолетом управлял их папа. Самолет бежал ровно, устремив длинный острый нос в голубой небосвод, слегка покачиваясь с крыла на крыло, и ребятам показалось, что вот-вот кончится аэродром, а их папа останется на земле. Но, грохоча на всю округу, самолет побежал быстрее, блеснул в лучах солнца и повис в воздухе. Ребята обрадованно запрыгали, замахали руками.
- Ура! Папка взлетел! Папка взлетел! Ура!..
Машина Васеева легко отошла от земли, незаметно подобрала под себя лапки-шасси и, словно сбросив тяжелый груз, стремительно рванулась вперед. Она быстро растаяла в ослепительной голубизне, вызвав восхищение и у детей, и у Кочкина.
Кочкин усадил Олега на плечи, взял Игоря за руку и осторожно спустился к рулежной дорожке, от которой начиналась тропинка в сторону жилого городка.
- Вот и все, ребята. Пошли домой.
Глава третья
1
Окончание полетов Горегляд, как всегда, обозначил серией красных ракет. Долго провожал их изогнутые рубиновые дуги усталым взглядом и, когда ракеты с хлопком рассыпались на ярко-красные шарики, облегченно вздохнул.
Наступили не столь частые в жизни командира полка минуты, когда можно закрыть глаза и спокойно посидеть. Люди знают свои места и свои обязанности, и им не следует мешать. Пусть каждый трудится, не оглядываясь и не ожидая новых распоряжений. Хуже нет - без толку дергать человека.
На столе лежала пачка сигарет и подаренная другом - пилотом гражданской авиации - импортная газовая зажигалка с миниатюрным, вделанным в прозрачный корпус портретом красивой женщины. Горегляд полюбовался ею, повертел в руках, щелкнул и прикурил сигарету. Сделав несколько затяжек, откинулся на спинку вращающегося кресла, вытянул затекшие ноги и подумал: "Ведь и не летал, сидел на одном месте, а усталость во всем теле, словно вел воздушный бой с большими перегрузками. Отчего бы, а?"
Докурив, он оценил работу всех служб обеспечения, группы руководства полетами и спустился с вышки к машине. Шофер, молоденький солдат-первогодок, разомлел от жары и, положив голову на руль, дремал плотно прикрыв глаза. Степан Тарасович пожалел шофера и будить не стал - пусть поспит, поднялись с ним рано, вот сон и сморил. Он осторожно прикрыл дверцу газика, посмотрел еще раз на спящего шофера и, застегнув куртку, направился в сторону "высотки".
Идти было приятно, под ногами стлалась густая трава, воздух свежий, жара спала, вокруг стояла редкая для аэродрома тишина.
У высотного домика, возле "стартовки" толпились молодые пилоты. Одни о чем-то говорили, яростно жестикулируя, другие отрешенно молчали, сцепив руки на ремешках целлулоидных летных планшетов.
В классе сидели его заместители, политработники, командиры эскадрилий, инженеры. Увидев входящего командира полка, офицеры задвигали стульями и дружно встали.
- Прошу садиться. Докладывает командир первой эскадрильи.
Пургин поднялся и, поглядев на часы, коротко доложил результаты полетов и план на следующий день. За ним поднялся комэск-два Сергей Редников. В конце летучки подвел итоги партийно-политической работы майор Северин.
Горегляд слушал внимательно, делал короткие заметки в записной книжке, разглядывал сидевших в классе офицеров, иногда поглядывал в окно. Оживился он, когда Северин, закончив доклад, сел на свое место. Степан Тарасович о полетах знал все, но ему хотелось услышать оценку летного дня от подчиненных, тех, кто организует всю работу в подразделениях. Он ждал от них вопросов. Поднялся замполит первой эскадрильи капитан Валерий Бут.
- Капитан Васеев предложил провести тренаж с использованием вертолета.
- Слышал. Попробуйте, если получится, будем внедрять в другие подразделения. - Степан Тарасович поднялся, посмотрел на Брызгалина, тот недовольно повел плечами. - Вам, Дмитрий Петрович, оказать помощь Васееву.
Брызгалин собирался поехать на вечернюю рыбалку - на дальнем озере лещ клевать начал. "Вечно этот выскочка выдумывает что-то, - недовольно подумал он. - То предложил класс аэродинамики в учебной базе переделать. Теперь вот тренажи по вертолету…"
Брызгалин нехотя поднялся, опершись руками о стол.
- А я думаю, товарищ командир, затея Васеева ни к чему. До него летали с радиолокационным прицелом - и ничего, научились перехватывать…
- Вам лично, - перебил его Горегляд, - такой тренаж, может быть, и не нужен, опыт у вас немалый. А вот молодежи он просто необходим.
- Все это - детская игра. В реальном полете надо летчиков учить, что мы и делаем.
- А экономия ресурса самолета и двигателя? - сказал капитан Бут. - На тренаже летчик поймет динамику перехвата, научится управлять прицелом, а в реальном полете останется только закрепить это и идти дальше!
- Далеко мы уйдем… - хмуро обронил Брызгалин. - Я, товарищ командир, считаю это предложение технически неграмотным.
- На рыбалку укатить не терпится? - Горегляд в сердцах повысил голос. - Конечно, и рыбалка и охота нужны, но только не в ущерб делу. Как-то еду с дальнего привода, смотрю, навстречу старший лейтенант Мажуга на велосипеде. Куда, спрашиваю. Спокойно отвечает: на рыбалку. А было это в три часа дня. Что, ему делать на стоянке нечего, старший инженер полка?
- Разберусь, товарищ командир, - ответил Черный.
- Как у Мажуги с выпивками?
Черный пожал плечами:
- Это лучше знает замполит эскадрильи, товарищ командир. Разве я усмотрю за каждым техником?
- Так что, товарищ Буг, с Мажугой?
- Выпивает Мажуга, товарищ командир. С ним неоднократно беседовали, но он никаких выводов пока не делает.
- Что же думают в эскадрилье по этому поводу? - Горегляд перевел взгляд на Пургина, но тот сделал вид, что взгляда не заметил. - Мнение командира эскадрильи?
- Поговорим еще раз.
- Поговорить можно, товарищ Пургин, но иногда полезно и власть употребить, чтобы речей не тратить по-пустому.
- Ясно, товарищ полковник!
- Прошу остаться заместителей командира полка и секретаря парткома.
Офицеры вышли. В классе остались Горегляд, Северин, начальник штаба Тягунов, Черный, Брызгалин, секретарь парткома Выставкин. Наступила неловкая тишина. Что задумал полковник, вроде бы все обговорено?
Степан Тарасович оперся руками о спинку стула, подтянул вверх застежку-"молнию", словно собирался на ответственное задание, где нужно быть одетым по всей форме.
- Я бы хотел продолжить начатый разговор. Первое - о дисциплине. До каких пор, товарищ Черный, вы будете относиться к дисциплине, как к чему-то второстепенному? Я на эту тему с вами говорил, а вы снова за свое. Мажуга опять пить начал, а в ИАС никакого беспокойства.
Черный поднялся и опустил взгляд.
- Видимо, товарищ Выставкин, надо подготовить партсобрание и обсудить среди коммунистов управления полка вопрос о повышении ответственности за состояние воинской дисциплины.
- Понял.
- Докладчиком буду я, если партком не возражает. Второе - о тренаже. Мне кажется, что товарищ Брызгалин, как заместитель командира полка по летной подготовке, недооценивает этот вид учебы. Вместо того чтобы самому быть инициатором в этих вопросах и поддерживать добрые начинания, он, наоборот, даже дельные предложения летчиков отметает, как говорят, с порога.
Горегляд вспомнил, как однажды он случайно услышал разговор летчиков: "…интересная мысль". "Сходи к Брызгалину", - сказал один. "К кому? Это же огнетушитель! Тушит любое дельное предложение", - ответил другой.
Горегляд улыбнулся: "Огнетушитель? Метко!"
- Позовите сюда, товарищ Черный, Васеева. Послушаем его.
Черный вышел, окликнул летчика и тут же вернулся. Вслед за ним вошел Геннадий.
- Товарищ Васеев, расскажите нам суть вашего предложения по организации тренажа с использованием вертолета, - предложил Горегляд.
Геннадий подошел к классной доске, взял мел и начал рисовать схему работы прицела при тренаже летчика по вертолету.
- На больших скоростях полета у молодых и неопытных летчиков не хватает внимания, чтобы уследить и за пилотажными приборами, и за работой двигателя, одновременно управлять самолетом и радиолокационным прицелом. Требуется немало дополнительных полетов. Зря, значит, расходуются моторесурс и топливо. В нашем звене, - Геннадий взял указку и показал схему тренажа, - опробованы тренажи на земле по вертолету. Летчики садятся в кабины истребителей, включают прицелы и производят поиск. Вертолет в это время выполняет полет в заданном секторе. Летчики на экране бортовой радиолокационной станции обнаруживают его, "захватывают" цель и производят учебный пуск ракет. Одновременно ведут тренаж четыре летчика. Количество контрольных полетов, само собой, сокращается. Таким образом, одно из самых сложных упражнений расчленяется на составляющие, а наиболее ответственный элемент отрабатывается сначала на земле. Это ускоряет усвоение обучающимися всего процесса перехвата в воздухе.
Васеев рассчитал потребности обеспечения специальной наземной техникой и расход моторесурса вертолета. Для большей убедительности сравнил расход моточасов при обучении летчиков в реальном полете пары истребителей. Горегляд одобрительно кивал лобастой головой с всклокоченными седыми волосами и мельком посматривал на Брызгалина, а тот сидел нахохлившись, что-то чертил, видимо, готовился возразить Васееву, часто вытирал наметившуюся спереди залысину платком и на командира старался не глядеть.
Когда Васеев закончил доклад, полковник спросил, есть ли вопросы. Вопросов не было. Командир поблагодарил летчика и разрешил ему выйти.
Васеев направился к двери, но его настиг хрипловатый голос Брызгалина:
- Одну минуту, товарищ капитан. Вы учли все, кроме одного - вреда, который будет нанесен экипажу вертолета при облучении его высокой частотой радиолокационного прицела.
В классе повисла тишина: замечание серьезное.
- Разрешите, товарищ полковник? - Васеев взглянул на командира полка. Тот кивнул. - Расстояние между прицелом и вертолетом…
Васеев написал цифру и начал рассчитывать по формуле степень высокочастотного облучения экипажа. Писал он торопливо, иногда называя полученные результаты вслух, и, когда вся доска оказалась исписанной, вынул из планшета логарифмическую линейку и продолжал считать на ней. Его большой лоб покрылся испариной, жестче обозначились скулы, движения стали резкими и решительными.
- Таким образом, суммарная доза облучения высокой частотой не превышает дозы, получаемой экипажем самолета-цели при обычном перехвате в воздухе, а она, как известно, так же незначительна, как, например, воздействие телевизора, и никакой биологической опасности для экипажа вертолета не представляет. Если и эти доказательства вызывают опасение, то можно проводить тренаж из кабины истребителя не по летящему вертолету, а по уголковым отражателям, установленным на двадцатиметровой мачте. К сожалению, изготовить мачту в полку сложно.
- Ясно, - сказал Горегляд, - свободны.
Выйдя на улицу, Геннадий остановился. "Почему Брызгалин против тренажа? - с сожалением подумал он. - Я многим ему обязан: он готовил меня на первый класс, помог стать инструктором. Он мой учитель, я его ученик… Может, я в чем-то не прав?"
Горегляд посмотрел вслед ушедшему Васееву - ему нравились умные, энергичные люди, работавшие с огоньком и задором, умеющие поспорить с начальством и отстоять свои взгляды. Были в полку и другие исполнители. Они не спорили, не кидались в драку, а молча выполняли все, что им поручали, как говорится, от и до. Были и третьи - равнодушные. Таких, правда, мало, но коль они есть, значит, ты, полковник, командуешь плохо.
- Я думаю, товарищи, - встал Горегляд, - все ясно. Ваше упрямство, товарищ Брызгалин, просто поражает.
- Говоришь прямо, а выходит боком, - буркнул Брызгалин, но Горегляд, казалось, не услышал.
- Мы убедились, как логичны, доказательны и, я бы сказал, последовательны предложения Васеева, а на вас и это не подействовало. Капитан Васеев - самостоятельный офицер, много работает над собой, имеет свою точку зрения, не терпит недостатков в себе и окружающих. Мне стыдно за вас, товарищ Брызгалин, вы должны быть летчикам родным отцом, а что получается на самом деле? Они сторонятся вас, избегают летать с вами, потому что после полета вы доброго слова никому никогда не скажете. Буркнете что-то под нос - и след простыл. А летчик от вас подробного разбора ждет, соучастия в его успехе или неудаче…
Горегляд медленно ходил по классу. Действительно - огнетушитель. Гасит любую искру новизны. Ему был неприятен весь этот разговор, но по-другому он поступить не мог. Его давно тревожило отношение Брызгалина к людям. Надеялся, что спохватится, подобреет, но время шло, а перемен не наступало. Сегодня не выдержал - взорвался.
Шагая по неровным половицам, он заметил, что на него смотрит Северин.
- У тебя есть что-нибудь, Юрий Михайлович?
- Да, Степан Тарасович.
Северин поднялся из-за стола, посмотрел на Брызгалина.
- Брызгалин начал утрачивать качества воспитателя. В его поведении появилось плохо скрытое безразличие к службе. Разборы полетов проводятся однообразно и скучно. Летчики не раз жаловались на его безучастие при неудачах и ошибках. Равнодушие, говорил кто-то, первый признак профессиональной непригодности. Мне представляется, что Дмитрий Петрович заражен вирусом недоброжелательности и не хочет исцеляться от давнего, застарелого недуга - тщеславия и гордыни.
Северин говорил взволнованно, испытывая некоторую неловкость оттого, что внушение приходилось делать не безусому лейтенанту, а опытному, умудренному жизнью человеку.
- А что думает партком? - обратился Горегляд к майору Выставкину, когда Северин сел на место.
Выставкин не ожидал вопроса. Брызгалин - фигура в летном деле авторитетная, в дивизии о заместителе по летной подготовке высокого мнения, и не ему, бывшему технику, вступать в схватку. Но коль командир предоставил слово, придется высказаться.
- Мы в парткоме советовались по вопросу взаимоотношений в нашем коллективе, - бойко начал Выставкин, - и пришли к единому мнению, что это с принципиальных позиций не совсем верно. Нам надо со всей решительностью бороться даже с отдельными фактами грубости и недисциплинированности. Мы еще раз постараемся вернуться к этому вопросу с принципиальных позиций.
Горегляд сморщился, словно уксуса хлебнул. "С принципиальных позиций…" Растерял, брат, ты свои "принципиальные позиции" вот и боишься высказать в глаза правду-матку. Был бы на месте Брызгалина кто-то рангом пониже, ты бы навалился на него - будь здоров!
- Я вас, товарищ Выставкин, просил высказаться о Брызгалине, а не о работе парткома.
Выставкин отвернулся под его тяжелым взглядом и едва слышно проговорил:
- Я, как и все… Конечно, грубить нехорошо.
- Можете садиться, товарищ Выставкин. Кто еще желает высказаться? - Степан Тарасович знал, что больше говорить некому - старший инженер в их взаимоотношения встревать не станет, начальник штаба еще не освоился. - Будем закругляться, товарищи. Хотелось бы предупредить подполковника Брызгалина, что, если он и впредь не изменит своего отношения к службе, и в первую очередь к людям, я вынужден буду делать оргвыводы. И последнее. Через день, как условились, каждому быть готовым доложить о возможном сокращении срока испытаний. Звонил полковник Махов, обещал прибыть лично. Вопросов нет? Свободны!
Выставкин, Тягунов, Черный вышли из класса. Брызгалин долго застегивал планшет, топтался возле стола, шумно втягивая носом воздух, исподлобья поглядывал на командира. Увидев, что Северин не уходит, вышел сам, ссутулив плечи. Ждал, что Горегляд окликнет его, остановит у порога, но тот молчал.