- Прячется, значит, коварная тварь, - помолчав, сказал Рождественский. - А теперь - спать… спать, други мои.
Спустя некоторое время Лена осторожно встала, отошла к двери и выглянула в сад. "Ну, что же творится на этой земле?"
Уже светало. На синеватой лозе от ветерка дрожали серебристые капли росы, таинственно шелестела листва яблонь. Вершины тополей сверкали отблесками восходящего солнца. А в северной части станицы по-прежнему чадили пожарища. С остановившимся взором Лена молча стояла у двери. Сердце ее билось громко и тяжело. "Быть может, - думала, - уже близок и час разлуки. Кто знает, возможно, эта разлука навсегда? Неужели капитан оставит меня в Ищерской?"
XXVIII
Первый, кто принес в батальон известие о нашем казацком кавкорпусе, прибывшем со стороны Ногайских песков, был старший лейтенант Дубинин.
- На станции Терек разгружаются эшелоны с фуражом! - таинственно сообщил он майору Симонову. - Я лично беседовал с обозниками, грузившими сено для какой-то кавалерийской части…
В наступившей тишине в штабном окне спокойно прозвучал голос Симонова.
- Не верить этому у меня нет оснований. Однако нам не следует полагать, будто опасность прорыва в наш тыл миновала. Продолжай, Дубинин, следить за степью с правого фланга.
- Слушаюсь!
- А верно, что у твоих хозяйственников уже три противотанковых ружья?
- Так точно.
- Пока что я не отберу их у тебя. - Симонов помолчал, скручивая цигарку. - Слушай, Дубинин, может случиться, что танки противника ох как лихо прокатятся по твоим кухням! Мельников, передайте мой приказ лейтенанту Игнатьеву: оттянуть батарею в тыл. Месторасположение он знает, оно ему было указано в свое время.
- Андрей Иванович, танковый прорыв возможен скорее с фронта в лоб, - возразил Бугаев.
- Неверно, политрук. - Симонов зажег папиросу и продолжал: - В том, что кавалерия сломает эту букву "Г", нет никакого сомнения. Это теперь и противнику ясно. Но нам с вами не ясно, как же Руофф будет вытягивать свои силы из песков? Ты знаешь о том, что между Ледневом и Капустином сосредоточены танки противника?
- Знаю.
- Так вот, чтобы вывести всю группу войск, они, пожалуй, не пойдут бездорожной пустыней, а ударят по соседней дивизии, что справа… И выйдут нам в тыл, чтобы более прямым путем прорваться в район Ищерской к своим основным силам.
- Мало вероятно, чтобы они рискнули, - неуверенно возразил Бугаев.
- Не гадать мы должны, уважаемый…
- А если и произойдет… У нас же позади…
- Знаю! - резко произнес Симонов. - Скажешь - позади у нас противотанковая артиллерия стоит. Наша батарея будет защищать наш батальон, а противотанковой части поставлена общая задача. Все! Выполняйте приказ, Мельников!
Битва в Ногайских песках вскоре стала приобретать ожесточенный характер. Орудийные залпы почти не умолкали. Части противника очутились между огнем соседней правофланговой дивизии с одной стороны и кавкорпуса - с другой. Наконец, их батальона в батальон поползли слухи, что в песках наголову разбита и порублена казаками вражеская кавдивизия.
Под вечер оттуда перестал доноситься гул взрывов. Орудийные залпы неожиданно оборвались. Симонов получил приказ от майора Булата: "Усилить оборону тыла отделениями противотанковых ружей". Всю ночь ждали вражеского прорыва. А перед рассветом новый приказ: "Уплотнить линию обороны". Но скоро поступило распоряжение: "Оставить окопы, выходить к "Невольке". Ваш участок будет занят соседней дивизией". Тогда уже всем стало ясно, что правофланговая вражеская группировка прекратила существование. Угрозы прорыва в наш тыл не стало. Стрелковый гвардейский корпус снова занял прочную оборону от Терека до Ногайской степи по прямой, четко выраженной линии фронта.
Майор Симонов задумывался над вопросом: почему противник перестал цепляться за каждую возвышенность? Отстреливаясь из автоматов, вражеские солдаты торопливо отползали назад. И еще больше удивляло его, что трупы, оставленные на поле боя, оказывались трупами румынских солдат. Очутившись позади первой роты, Симонов позвал Петелина:
- Ко мне, лейтенант, - сказал он, чувствуя, как неприятно скрипит на зубах песчаная пыль. - Наступаешь в основном правильно. Так и действуй. Позади чтоб у роты. Всегда должен учитывать: рота у тебя почти полного состава. В боях под Москвой у меня в батальоне оставалось как раз столько. Но не об этом я. почему это противник так охотно уступает пространство?
- Кишка тонка! - запальчиво ответил Петелин.
- Бегут, полагаешь? - хитро щуря глаза, допрашивал Симонов. - А вот я спрошу у тебя, почему мы находим больше трупы румынских солдат?
- Товарищ майор, хлопцы мои ответили на этот вопрос, - скаля белый зубы, с прежним оживлением ответил Петелин.
- Что, например?
- Мы же земляки с вами, товарищ майор. Ну, и хлопцы тоже! У вятских драчунов была такая пословица: "Ванька, ты подерись, а я ребят позову. Да удержись, пока сбегаю!" гитлеровцы бросили румын, вот и вся тут догадка.
- Ты так полагаешь? - Симонов достал табак, взял щепотку себе, протянул кисет Петелину. - Закури.
Петелин с жадностью схватил кисет, но сразу отдернул руку.
- Не могу, товарищ майор.
- Почему? Курить бросил?
- Нет. Но здесь-то всего на одну закрутку.
- С табачком бедновато. Но я приказываю - закури!
Помолчали, с наслаждением затягиваясь табачным дымом.
- Слушай, - сказал Симонов, выпуская колечки дыма. - Гитлеровцы, действительно, не жалеют румын, это так. Но впереди - видишь? Эта безымянная возвышенность может оказаться крепким орешком! Она и высока, и так велика, что даже батальоном ее не накрыть. Нет, дорогой, их поспешный отход не должен нас успокаивать. Такая у нас обстановка создалась - воевать приходится потихонечку, но чтобы наверняка.
- Прошу указаний, товарищ майор.
- Указания не мои, а командира полка: прекратить преследование. Кстати, дело под вечер.
…Полулежа за хлопковыми кустарниками, Симонов сосредоточенно сосал свой окурок, напряженно всматриваясь в безымянную высоту. Бросив курить, он сказал Пересыпкину:
- Мчись к Мельникову. Командиру полка доложить: на высоте противник ждет нас не дождется. Уж это так и есть.
- Понятно, товарищ гвардии майор. Командиру колка доложить: на высоте ждут нас не дождутся. Засада, в общем.
- Правильно понял. Ну, ползи. А степью - кубарем, слышишь?
Пересыпкину сначала трудно было развернуться на меже, но потом Симонов только и видел его порыжевшие ботинки с остекленевшими подошвами, изрезанными и набитыми острыми камешками. Затем, поднявшись в рост, связной рванулся во весь дух на розыск КП батальона, следовавшего степью на значительном расстоянии от наступающих.
На этот раз Мельников успел подтянуть КП почти вплотную к переднему краю.
- Товарищ гвардии лейтенант, позвольте обратиться, - не переводя дыхания, выкрикнул Пересыпкин.
"Не случилось ли что с командиром?" - мелькнула у Мельникова мысль.
Но Пересыпкин, еле успев отдышаться, быстро доложил:
- Командир батальона приказали сообщить командиру полка: на высоте противник ждет нас, никак не дождется. На таковой засада предполагается…
- Это откуда известно? Засада…
- Не могу знать, товарищ лейтенант…
- Не можешь знать! - повторил Мельников. - А вот я же должен что-то сказать в обоснование такого предположения.
* * *
Штаб дивизии обычно располагался не дальше трех километров от переднего края. Но его местонахождение трудно было заметить даже воздушной разведке, которая непрерывно велась "Фокке-Вульфами". На каждом новом месте для командира и комиссара выкапывалась общая землянка. На некотором расстоянии, в разных концах, располагались службы штаба. Трещала пишущая машинка, кто-то говорил по телефону:
- Сводка вам передана. Передана, повторяю, прошу у своих справиться.
- Понятно, понятно, булат, - ответил начальник штаба майор Беляев. - Вернется комдив - доложу.
- Обед готов, - басовито возвестил штабной повар.
- Воздух! - крикнул дежурный по штабу. - Воздух!
Начальник медслужбы пробирал повара:
- Сколько раз говорил, чтобы вы не являлись сюда в белом халате! Есть же клеенка, она под цвет этого поля!
Степь опустела. В траве кто-то ругался:
- Да вы мыло хотя бы уж сбрили!
- ПТР? Алло! Командира роты к телефону. Это что же у вас за телефонист? По самолетам из противотанковых ружей!
Где-то недалеко загремели крупнокалиберные пулеметы, еще в большем отдалении глухо застучали зенитки. И снова недобритый ворчал на парикмахера:
- Что же, так я и должен ходить? Одна щека брита, другая не брита!
Сосед по траншее говорил насмешливо:
- Майор, вы, право, как коза-дереза… А вдруг вас ранят сейчас?
- Перестаньте, в этом нет ничего смешного.
- Да, но как же в госпиталь с небритой щекой!
"Юнкерсы" пикировали в северной стороне. Оттуда долетали звуки взрывов.
- Отбой! - слышалась команда.
Так жил и работал штаб, связанный с полками телефонными проводами; разговоры с корпусом большей частью велись по радио.
- Штабу корпуса, полковнику… - Беляев протянул своему помощнику коротенький листок бумаги, исписанный каллиграфическим почерком. - Первый батальон булатовского полка подошел к высоте 113… На рацию, быстро!
Синих стрелок на карте Беляев терпеть не мог. И вот сейчас к высоте 113 со скрупулезной аккуратностью он вывел красную стрелку.
- Что ж, - проговорил Беляев, как-то сбоку поглядывая на карту. - Мало, да твердо. И все-таки молодец Симонов. Подполковник ворчит на него, а напрасно! Мали ли что не нравится нам, - любишь - не любишь, а чаще поглядывай - полюбишь!
В землянке начальника штаба никого не было. Разговаривая с самим собой, Беляев не отводил взора от изгибов и извилин на карте, обозначающих цели грядообразных высот.
В землянке подполковника, склонившись над столиком, перелистывая сшитые в уголке листы исписанной бумаги, сидел Киреев. Перед ним навытяжку стоял капитан Степанов, начальник разведки дивизии, молодой человек небольшого роста, с подбритыми усиками. Тонким, порою вкрадчивым голосом он пояснял, что сделано по каждому отдельному донесению капитана Рождественского. Киреев продолжал листать страницы, и Степанов стал сомневаться, слушает его комиссар или не слушает. Но Киреев неожиданно спросил:
- Какие меры приняты, чтобы помешать немцам строить укрепления около Ищерской?
- В штабе корпуса мне сообщили - наши самолеты бомбят.
- А что вам сказал начальник разведки корпуса о таинственной армии в песках?
- В штабе корпуса заинтересовались предложениями Рождественского.
- Если действительно существует эта армия, - сказал Киреев, - значит, она стоит против нашего корпуса.
- Начальник разведки интересуется вашим мнением, товарищ полковой комиссар. Рождественский ему не подчинен, но для общей пользы… Человек он здешний, местный… В корпусе рассчитывают… Хорошо бы, если бы он там еще…
- Заготовьте указание капитану Рождественскому: лично проникнуть в район рассредоточения таинственной армии. Подпись мою поставьте.
- А остальным?
- Продолжить наблюдение за противником в районе Ищерской.
- Разрешите выполнять?
- Выполняйте.
В землянку вошел Василенко, вернувшийся из штаба корпуса.
- Как у вас здесь без меня? - спросил он, осматриваясь.
- Батальон Симонова подошел к высоте сто тринадцать.
- Добре…
- Рассказывай, Владимир Петрович, какое решение принято?
- Наступать!
- Прежними темпами?
- Сведения капитана Рождественского командиру корпуса подсказали иное: продвигаться без остановки. Ставится задача: не позволять противнику закрепиться в районе Ищерской. - Стукнув кулаком по столу, Василенко произнес громко: - И не дадим!
- В рост, пожалуй, не встанешь, - заметил Киреев. - По-прежнему придется - на животе!
- Если потребуется - встанем! - нетерпеливо сказал Василенко. - На пути у нас нет населенных пунктов, нет рек. Ну, что ж, будем штурмовать высотки, сопки, курганы - встанем! По метру свою землю будет выдергивать из-под вражеских ног. Но вперед, каждый день, каждый час!
Затрещал полевой телефон. Взяв трубку, Василенко точно обрадовался, что разговор с комиссаром прерван.
- Кто? - отрывисто спросил он. - А-а… Симонов. Ну как? Подошел? Добре! Нет, огонька на высоту не будет - держитесь. Рубеж не страшней других - продумайте. Подступы круты? А если сделать так, чтобы вы наверху были, а противник у вас под ногами?
XXIX
Симонов приказал всем ротам выдвинуть вперед мелкие группы как заслоны перед вражеской пехотой, чтобы она не сползала с высоты. По распоряжению первого батальона противник снова открыл огонь из орудий и минометов.
У окопа ударил снаряд. Дымом затмило тусклое солнце. Вместе с земляной крошкой, медленно оседавшей на землю, на голову Петелину свалился хлопковый кустик.
- Пока что рядом чирикнула, - сказал Петелин, поднимая ветку. - Пришпилили нас здесь! Назад не уйдешь, вперед - не разрешают. Ну, как же такой рубеж перескочить! - иронизировал он, разозленный. - Ну, политрук, что же морщишься? Говорю неправду, что ли?
- Не дури, слышь, - стряхивая песок, сказал Бугаев.
- Приказываешь или от стыда просишь, комиссар?
- Ты прав, я прошу от стыда за тебя.
- Или за себя и за Симонова!
- Симонов никому не уделяет столько внимания, сколько тебе. Мне как-то он говорил: "Петелин как командир определился только наполовину". Ей-богу, от всей души хочу образумить тебя: Не кидайся ты вперед батька в пекло! Приказали - выполняй, не рыпайся. Надо же понять, наконец, пределы своих прав - ротного!
- Вот, вот! - насмешливо воскликнул Петелин. - Я, Павлушенька, давно уже чувствую потребность понять, как это ты мог так скоро постичь мудреные, недоступные тайны хладнокровия? Открой секрет. Я ведь друг…
- От дружбы не отказываюсь. Поверь…
- А у меня желание скромнее: научи! - Помолчав, он проговорил тихо: - Знаешь, сейчас ты произнес это слово - "поверь", а оно напомнило мне прехорошенькую блондиночку. Только она говорила так: "поверьте". Хорошо это у нее получалось. Эх и девка!
- Еще одно откровение! Боже мой, ну когда такие, как ты, перестанут женщин "девками" называть? Пошло это и неприлично.
- При чем же пошлость? - удивился Петелин. - От сердца говорю.
- Ну, и сказал бы что-нибудь такое: милая моя, что ли… А то - бах: "девка!.." Это ты о Кудрявцевой?
Петелин не ответил. Он не хотел говорить о своих чувствах к Лене потому, что по-настоящему он и сам не мог в них разобраться. Отломив веточку хлопчатника, он показал цветок:
- Посмотри, Павел, до чего же закоптили беднягу. Общипали его до единого перышка. А рубашка, смотри, сгорела…
Но Бугаева в эти минуты совсем не интересовал хлопок. Он высунулся из окопа, и, глядя на высоту, представил ту обстановку, в какой оказался батальон. Он находил положение гадким. Немцы били из минометов и орудий. Высота полностью укрывала не только пехоту противника, его минометные батареи, но и артиллерию, подтянутую к боевым порядкам.