* * *
… Чтобы изучить подступы к высоте, майор Симонов до темноты успел побывать сначала на правом фланге, а затем, невзирая на обстрел, прополз во вторую роту.
- Спускайтесь скорей в окоп, спускайтесь, товарищ майор, - зашептал командир роты лейтенант Савельев. - Крепко намыливают!
Симонов свалился в окоп, отряхнулся.
- У меня со смертью уговор. Подождет, не время… рассказывай-ка, Савельев, как тут у тебя?
Лейтенант Савельев до войны где-то работал заведующим крупной парикмахерской. Когда мобилизовали на финскую, он просился в кавалерию, но попал в пехоту. Дважды был награжден за боевые отличия, полюбился солдатам. К концу финской кампании ему было присвоено звание лейтенанта. В Отечественную войну трижды был ранен. После излечения ему предложили в госпитале работу парикмахера. Но это его не устраивало. Война наложила на Савельева свой отпечаток. Окружающая среда, как губка, всосала его в себя. Как бы подчеркивая свое новое призвание, он произносил частенько: "Мы, военные…" Кстати, это призвание еще не было достаточно осознано им. И все же действия его роты комбата беспокоили меньше, чем действия рота Петелина. Бывший парикмахер и своим внешним видом, и постоянно бодрым настроением будто безмолвно внушал: "Я не подведу". Сейчас он доложил Симонову обстановку почти бесстрастно, делая паузы, как бы желая спросить: "А ваше мнение, товарищ майор?"
- Мы хорошо рассредоточили огневые ячейки, - говорил Савельев. - Чтобы уничтожить нас, противнику потребуется эшелон снарядов. А где видано, чтобы на роту…
- Ну, ты не очень-то заносись, - прервал его Симонов, хотя в душе был с ним согласен. - Окопы рассредоточены, не спорю. А твои два противотанковых ружья почти рядом! Означает сие - один снаряд для обоих? Приказываю рассредоточить!
- Слушаюсь.
- В передовые группы послал ли с ручными пулеметами?
- С двумя ручными, товарищ майор.
- Правильно. Не исключается вылазка со стороны противника. Ночью это возможно.
- Люди в передовых не уснут, проинструктированы. А что же дальше, товарищ гвардии майор? - в свою очередь спросил Савельев.
- А дальше - об этом командование дивизией будет решать. Мы - солдаты.
Савельев понял майора: "Как прикажу, так и сделаете, ждите!"
* * *
Симонов отлично понимал, что его роты рвутся к действию. Это подтверждалось запросами от всех командиров. Об этом по его возвращении в штаб доложил и Мельников. Словно какая-то сила толкала солдат вперед и тем сильнее, чем яростнее противник швырялся минами. Наспех перекусив, Симонов думал: "Надо ли открыть клапаны, или погасит пламя. В противном случае неизбежны крупные потери в людях". Чтобы избежать потерь, следовало бы отвести батальон от высоты, но на это он не мог согласиться. Он обрадовался возвращению Бугаева.
- Тебя не подцепило? - ворчливо спросил он, умалчивая, что и сам он только сейчас вернулся из рот.
- Хочу есть.
- Пересыпкин, чарку комиссару! - крикнул Симонов. - Закуску, мигом! - затем спросил: - Как там Петелин?
- Лютует.
- Отчего б это? - преувеличено удивился Симонов.
- Говорит: прикололи нас, с места не позволяют сдвинуться…
- Сие означает - вставай во весь рост? Ур-ра-а!
- Не иначе. Характер у человека!
- Ну и глуп его характер, - сказал Симонов, доставая кисет. - Человек никак не дождется, когда ему рубанет под самое сердце. Опять-таки, люди за ним…
- Я ему говорил.
- И что же?
- Людей за собой он чувствует… Но боится завтрашнего дня. Говорит: "Вся рота - как на ладони". А днем, действительно, ни взад, ни вперед!
- Пожалуй, - вымолвил Симонов, затягиваясь табачным дымом. - Видел и я. Слушай, комиссар, Петелин прав в некотором смысле. Был ли ты в третьей роте?
- Нет, не удалось.
- Напрасно не побывал. Метелев - человек наблюдательный. Поговорить бы следовало да приглядеться к тем местам… Такое решение не примешь с налета. Не такая пора. А не обдумаешь, людей, которых ты любишь, подставишь прямо под огонь.
ХХХ
Глубокой ночью Бугаев добрался до третьей роты. Спасаясь от комаров, комроты Метелев лежал на дне окопа с натянутой на голову плащ-палаткой. Он совершенно не реагировал на приход исполняющего обязанности комиссара и, казалось, спал. Но бодрствовал политрук Новиков, как его звали - Сережа "маленький". Он сидел и однотонно мурлыкал что-то себе под нос.
- Поешь? - спросил Бугаев, спускаясь в окоп.
- Ага, пою. Ночь-то какая! - откликнулся Новиков. И сразу же с деланным удивлением спросил: - Может быть, петь не положено? Грешно?
- Петь не грешно, но совесть забывать не следует, - откликнулся Метелев, не приоткрывая плащ-палатки. - Одуреть можно от его концерта!
- Бесплатно, что же ты хочешь, дорогой Михаил Павлович, - посмеивался Сережа.
Словно подражая Симонову, Бугаев сказал ворчливо:
- Майора интересует безымянная высотка. Петелин назвал ее караульной над всей окрестностью. Вот этой высоткой Симонов и заинтересовался. Может быть, противник не успел укрепиться как следует? Что, если бы мы под утро…
Вылезая из-под плащ-палатки, Метелев сказал озабоченно:
- Сопкой мы любовались перед закатом. Длинная, чертяка, вроде крепости. Батальоном ее не накроешь. А как же полковое начальство? Оно как посмотрит на это дело? Соседи поддержат нас?
- Майор ждет вашего мнения.
- Не докладывал, значит?
- Нет. вы же знаете Симонова. Сначала убедится: дважды два - четыре. Тогда и доложит. Он так и сказал: "Может быть, Петелин прав, опять-таки… не дать противнику укрепиться".
- Брать все равно придется, - веско заметил Новиков. - Но лучше уж сегодня, чем завтра. Я так понимаю. Кое-кого, может, и потеряем, однако лучше одного, чем десяток.
- Ваше мнение, товарищ старший лейтенант?
Метелев высунулся из окопа, посмотрел во тьму.
- За меня Сережа высказался. Я думаю - возьмем! - добавил он тихо. - Желательно не на рассвете. К рассвету они ушки настораживают, научены! А сейчас дрыхнут. По возможности без шума, тихо накрыть. Рота моя всегда на боевом взводе! Так что остановки за нами не будет…
- Нужно взводных сюда, - предложил Новичков. - Я тоже думаю, лучше ночью, чем на зорьке. Часто мы начинаем с утра. К такому часу противник стал больно сторожким. А с полуночи - да! Рубанем, что ли, Михаил Палыч?
- А чего ради давать им дрыхнуть? Если это определенно - надо бы сейчас же разведку пустить на высоту. А разрешит комдив?
- Разрешит, - решительно заявил Бугаев, но сам он не был уверен в этом.
* * *
Часовой у батареи окликнул Симонова:
- Стой! Кто идет?
- Катюша. - Симонов подошел ближе. - Вам следует считать себя убитым, - сказал он, заглядывая в глаза артиллеристу. - Убиты вы палкой по голове!
Голос позади:
- Извиняюсь, не вышло бы. Я вас давно заметил, товарищ гвардии майор.
- Почему же не окликнули?
- Я - секретка. Шел позади вас, почти рядом. Не узнай я вас, сейчас бы скрутили…
- Ишь ты? Меня? - обиженно переспросил Симонов, с уважением разглядывая рослую фигуру "секретки". - Значит, заметили?
- А то как же?
- Молодец! Благодарность объявляю.
- Служу Советскому Союзу!
- Тихонько, тихонько! Лейтенант спит!
- Никак нет, товарищ гвардии майор, - подбежав, доложил Игнатьев.
- Почему же - никак нет? надо было спать, пока было время. А сейчас уже и некогда. Приготовитесь - на колесах до высоты…
- Наступаем?
- Дополнительно будет дано указание. Я мимоходом к вам, по пути.
Впрочем, Игнатьев уже знал манеру Симонова - постоянно проверят готовность своих людей, появляться там, где его меньше всего ожидают.
- И не вышло, товарищ гвардии майор, это "мимоходом"? - спросил Игнатьев, затаив усмешку.
- У вас не вышло, а вот у минометчиков… одна-две гранаты в их кружок, и нет людей. Никаких постов в кромешную тьму - такая беспечность!
Несколько минут спустя Симонов уже был в своем штабе. В землянке горела карбидовая светилка. Сидя в углу, Мельников разговаривал по телефону с ротами, потихоньку дул в трубку, что-то записывал в полевую книжку. Иногда он искоса поглядывал на Симонова. Тот, хмуря брови, проговорил устало:
- Жалко каждого человека, Мельников. Готовим наступление, - а что будем брать? Какую-то высоту! Приходится отнимать у врага по маленькому клочку этой необъятной степи. И кровью платить за свою собственную землю!
После ухода Рождественского в тыл к противнику Симонов все чаще беседовал со старшим адъютантом. Мельников отмечал, что комбат становится более разговорчивым.
- Война без потерь не бывает, - глуховато ответил Мельников. - Старая это история.
- Истина!.. Она не успокаивает, Мельников.
Симонов выпрямился, отталкивая складной табурет с парусиновым сиденьем.
- Комдив обещал во сколько к нам? - спросил он, вытирая платком вспотевший лоб.
- В двадцать четыре ноль-ноль.
- И Петелина все нет…
- Я здесь, товарищ гвардии майор! - послышался голос Петелина.
В узком проходе, прислонясь плечом к сыпучей стенке, с автоматом на груди стоял Петелин. Он еще не знал о предстоящем штурме безыменной высоты и не мог иначе объяснить причины этого ночного вызова, как только желанием комбата еще раз прочитать ему лекцию на тему: "Современная война и роль командира в этой войне". Шагнув вперед, он вскинул к виску сжатый кулак, разогнув пальцы на уровне лба.
- По вашему приказанию лейтенант Петелин явился!
Склонившись к узкому проходу траншеи, Симонов позвал связного.
- Слушай, Пересыпкин, нам бы грамм по стою организуешь?
- Есть грамм по сто!
Выпили молча. Заметив пытливый взгляд Петелина, Симонов спросил:
- Вы что-то говорили Бугаеву о безыменной высоте. Она же не исследована?!
Досадуя, Петелин подумал: "Манера у человека!.. Всегда начинает с окольного обхода. Догадайся, к чему он клонит".
- Товарищ гвардии майор, высота исследована, насколько были возможности.
- Когда же успели во всем разобраться?
Петелин еще не угадывал, что таилось за этим вопросом комбата, и, предполагая, что наступление назначено на завтра, думал о всех выгодах положения противника. Сдерживая себя, он сказал:
- Было светло, вы же были у нас. Противник сидит на вершине, а мы, ну как оловянные солдатики. Высоту надо захватить сегодня. Любой ценой.
- Любой ценой? Ну, нет. Это меня не устраивает, - Симонов тяжело перевел дыхание и продолжал с укором: - И как поворачивается язык? Вы что, растили этих хороших парней? Вам их доверили для победы над врагом, а вы торопитесь бросить людей под огонь. Нет, так не пойдет!
- Разрешите?
Симонов не ответил. В глубоком раздумье он склонил на грудь голову, глядя перед собой в землю.
Мельникову казалось, вот сейчас он произнесет: "А я поверил. Решили было использовать темную ночку". Но Симонов с напряжением думал о чем-то. Мельников осмелился положить конец тягостному молчанию:
- Товарищ лейтенант, командира батальона интересуют ваши конкретные предложения, как овладеть высотой 113.
- Я же говорю, моя рота, как на сцене, а противник будто в зрительном зале.
- Конкретней?
Рубанув кулаком по воздуху, Петелин сказал:
- Втихую, пластунами до верха. Ночка поможет! Разрешите?
Симонов любил задор, любил и Петелина за то, что тот продолжал жить неустанной мыслью о борьбе с врагом и о движении вперед. Скрывая улыбку, он ответил:
- Безымянную высоту накроем сегодня ночью. Но зачем же любой ценой? Главное - стремительность. Нагрянем скрытно, внезапно, без горлопанства! Наше присутствие на высоте должно произвести на противника впечатление полного разгрома. Но дальше высоты не идти. Ночь, увлекаться нельзя.
- Ясно, товарищ гвардии майор! - звонко ответил повеселевший Петелин. - Жизни своей не пожалею.
Симонов неодобрительно поглядел на него:
- И свою жизнь надо беречь.
Он приоткрыл край брезентового потолка, вгляделся в сторону сопок. Там, в темной дали, теплилась и медленно тлела бледная зорька. Разрывая тишину, над головами прошелестел вражеский снаряд, ухнул в ночи, как филин. Отвернувшись, Симонов продолжал:
- Враг не может не оценить безымянную высоту. Захватим ее - придется выдерживать отчаянную контратаку противника.
Однако Петелин уже рассеянно слушал его. Он был всецело поглощен мыслью о предстоящем бое. Словно подстегивало его что-то: скорей бы в роту.
Наконец Петелин вышел из командирской землянки. Крупными хрусталиками сыпался дождь. Свежесть ночи охлаждала разгоряченное лицо. Над степью шумел ветер, разгоняя облака и делая небо пегим. Под ногами шуршали корявые кустики, сбрасывая осенний мертвый лист. За расположением третьей и второй рот рвались мины, и гулкий гром их перекатывался с правого фланга на левый. Станковые пулеметы, захлебываясь, отсчитывали секунды. В сторону первого батальона, во тьму с высоты струились цветные ручейки трассирующих пуль.
Не заходя к себе на КП, Петелин пошел к левому флангу. Вблизи он расслышал сдержанный сторожкий хруст. Кто-то крался за ним, приминая хлопковые стебли, шелестя намокшей одеждой. Петелин резко присел, всматриваясь в черную пустоту, ловя загадочный шорох.
- Это я, товарищ лейтенант, - донесся тихий голос замполита Филимонова. - Иду, вижу - человек двигается. Думаю: кто же это здесь?
- Хотел было очередь дать, - отозвался Петелин. - А ты, собственно, куда шагаешь?
- Хочу поговорить с народом. Ночь, понимаете сами. Люди устали…Каждый день бои, каждую ночь в полусне. А человек - не машина. Пусть спят, но не все. Тьма, видимость - дрянь.
- Спать не придется.
Филимонов помолчал немного, потом спросил:
- Что, высоту штурмуем?
- Да. Симонов сказал, этой ночью накроем.
Филимонов молчал настороженно.
- Люди чертовски устали, - продолжал Петелин, - но знаешь, Филимонов, беру с финляндской пример. Вымотаешься, бывало, ляжешь в снегу, сразу уснешь. А тут команда: вперед! И сон как рукой сдергивало. Вперед, так вперед. В другой раз отоспимся.
В котловине перед холмом, где из песка торчали огромные камни, Петелина остановил окрик:
- Стой! Кто идет?
Назвав пароль, Петелин подошел вплотную, всматриваясь в лицо матроса.
- Не спите, товарищ Серов?
- На вахте…
- Скажи по совести, скучаешь по флоту?
- Скучаю, - признался матрос. - По дружку моему Митьке Вепреве скучаю. По морю скучаю.
- Что же ты не ушел в экипаж? Симонов предлагал.
- Нет уж, море потом. Я и в пехоте сердцем пришвартовался. - Помолчав с минуту, матрос вдруг оживился: - Я от Митьки письмо получил. Пишет: "Заштопали. Непробиваемым стал".
- Жив?
- А то как же? Жив, но харкает кровью. Пишет: "В госпитале тошнота".
- Слушай, Серов. Ночью атака.
- На высоту?
- На высоту. Взберемся, как думаешь?
- Ну почему же… Взберемся, раз надо.
- Мы тут пройдемся по окопам. Когда начнем, - дружно и без горлопанства.
- Вот это верно. Надо бы сначала тихой сапой. Потом и в рост. Будем из них пыль вышибать! Ожидать команду прикажете?
- Повзводно команда будет.
- Скоро?
- В два ноль-ноль.
- Хорошо, - Серов сунул руку в карман. - На секундер часы поставлю. Ротой или батальоном сразу?
- Батальоном. Сначала мелкими группами охотников, затем все…
Серов неторопливо вытащил нож и плавно взмахнул им наискось от левого плеча до колена. Он как бы спрашивал Петелина: "Так вот, да?" тот утвердительно кивнул головой.
XXXI
Ожидая комдива, Симонов изучал карту. Рядом с ним, склонившись, стоял Мельников. Лейтенант научился молча ждать, наблюдая. Как на смуглом лице комбата медленно играли желваки, точно он пережевывал что-то.
- Вы делаете мою работу, - не вытерпев, сказал Мельников. - Подготовить диспозицию - моя обязанность. Это делают начштабов.
Симонов разогнул спину, задумчиво посмотрел на Мельникова.
- А мне и дискурсивного рассуждения, дорогой мой, достаточно в нашем масштабе.
- Незнакомо мне это слово, - признался Мельников.
- Хвалю за искреннее признание, - сказал Симонов. - Не знаешь, значит, честно скажи: не знаю!
Он почесал циркулем за ухом, щуря глаза, точно целясь в завитушки на карте, обозначающие безымянную высоту.
- Вот она, дрянцо! - сказал он. - Условно эту чертову высоту можно назвать рубежом. А что мы знаем о рубеже, через который прыгнуть надо? Только и знаем его фронтальную сторону. Но мне этого недостаточно. А для глубокой разведки времени не осталось. Вот я и хочу формальной логикой проникнуть намного дальше. - Он улыбнулся, взмахнул рукой. - Знаю, знаю тебя. Скажешь: разведывать будем боем. Но бой я должен обосновать рядом последовательных логических звеньев, из которых каждое должно зависеть от предыдущего. Вот в чем суть дискурсивного метода, дорогой мой. В предстоящем бою надо знать, что же ждет меня за этой высоткой?
- Ясно, товарищ майор.
Василенко прибыл ровно в двадцать четыре. Он слушал Симонова, глядя не на него, а на карту, бегло набрасывая на ней красные стрелочки. Но вот он порывисто выпрямился, бросил на столик карандаш.
- Добре! Петелин утверждает, до вершины можно добраться без шума?
- Да.
- А сами вы, майор, крепко уверовали в успех операции? - Василенко искал ответа скорее в выражении лица, чем в словах Симонова. - Если сомнение в чем имеете, продумайте все еще и еще.
- Я продумал, товарищ гвардии подполковник. Петелин прав, предлагая пустить скачала мелкие группы. По-пластунски - до вершины.
- А представьте такое неожиданное препятствие: вдруг подступы к высоте заминированы?
- Высотка - ржавый замочек, - помолчав, ответил Симонов. - Но не думаю, чтобы противник успел…
- Нужно знать наверняка. Я предупреждаю вас, майор, - к этому ржавому замочку ключ в ваших руках. Сегодня у вас, не оброните - завтра передадим второму батальону, Ткаченко.
- Большинство операций строится на предположениях, угрюмо проворчал Симонов.
Василенко, казалось, не расслышал.
- И уясните: эта высотка в развитии нашего дальнейшего наступления может причинить нам много лишних хлопот, если мы сегодня ее не возьмем. Чистенько надо обделать, Симонов. Саперное имущество у нас в порядке?
- Миноискатели есть.
- Добре. На всякий случай саперов пустите вперед.
- Слушаюсь!
- Решили сами пойти?
- Думаю - есть необходимость.
- Смотрите, поосторожней…
На это замечание Симонов не реагировал, и поэтому Василенко добавил настойчиво:
- Берегитесь всяких рытвин, иначе вся машина воткнется носом, и трах, - все полетит вверх тормашками.
- Слушаюсь!
- Противник прекрасно понимает, какую ценность представляет эта высота для обороны. А мы должны продвигаться как можно быстрей. По данным Рождественского, в районе Алпатово-Ищерская Руофф возводит сильную оборонительную линию.
- Я рассчитываю, товарищ гвардии подполковник, что мои соседи поддержат операцию? - Вы имеете в виду… видимость общего наступления?
- Да. Я прошу вас. Это важно.