Как-то спустя год жена старика послала девочку веять чумизу. Чон Ок не справилась, она едва доставала до веялки, и зерно просыпалось на землю. "Ну и послал нам бог сноху, - возмутилась старуха, - белоручка, привыкла чужой хлеб есть, а ты работай за нее!" Она с неприязнью смотрела на девочку, как будто та виновата в том, что мала ростом и слаба здоровьем. Но в глухой деревушке были свои законы. Невеста должна быть сильной и ловкой, иначе зачем брать ее в дом? Маленькая, щуплая Чон Ок со слезами на глазах слушала брань будущей свекрови.
Настал день освобождения страны от колониального режима. У людей появилась надежда на перемены. Воспрянула духом и Чон Ок. Она подросла, легко теперь управлялась у веялки, и свекровь больше не бранилась. Тем более что осенью Чон Ок должна была повенчаться с ее сыном. Но накануне свадьбы девушка, собрав свои нехитрые пожитки, покинула дом. Ушла на рассвете, не отдавая себе отчета куда, ушла лишь бы избежать ненавистного брака. Как говорят, ушла "куда ноги вели" и очутилась невдалеке от шахтерского поселка. Свирепствовала метель. Тревожно завывал ветер в низкорослых японских сосенках. Закутавшись в платок, Чон Ок медленно брела по дороге с маленьким узелком в руках - в нем было все, что ей принадлежало.
На дороге ее повстречал какой-то солдат и отвел в детский дом. Здесь Чон Ок впервые взяла в руки учебник, в нем увидела не японские иероглифы, а родную корейскую азбуку. Время понеслось незаметно, стали стираться в памяти невзгоды.
На шахту попала Чон Ок уже взрослой девушкой.
Все изменилось в поселке. Он был не тот, каким его помнила Чон Ок по детским годам. Вроде и прежняя улица, по которой она идет сейчас, и не та. Остался деревянный настил по обочине дороги, сохранились многие старые домишки. Но рядом с ними новые - длинные, из кирпича и под черепичной крышей. И названия у них новые - "Дом шахтера". В палисадниках цветы, совсем как у "старого борова". Только жители здесь иные. А Вот дом акционера. Теперь и здесь иные хозяева. В прежней конторе компании разместилось шахтоуправление. Невдалеке новые здания - "Дом культуры" и бани.
…Чон Ок, предавшись воспоминаниям, не заметила, как подошла к подножию сопки, где протекал ручей. В нем, как и раньше, вода была мутной от угольной пыли. Мостика не видно. Он бесполезен сколько раз здесь укладывали камни, но весной в половодье их уносило. Обходились без моста - кто мог, перепрыгивал ручей, другим приходилось разуваться и переходить вброд.
Чон Ок выбрала камень, на который удобнее было бы ступить, как вдруг заметила на другом берегу мужчину и остановилась. Она пригляделась и узнала в нем начальника хозотдела шахты Сон Док Ки. Тот, подняв над головой толстый портфель, осматривал берег, выбирая, где бы удобнее перебраться через ручей.
- Пожалуйста, вы первым, - кивнула ему головой Чон Ок в знак приветствия и уступая дорогу.
- Вот уж ни за что!-он отступил назад, стараясь не смотреть на нее.
- Нет, нет! - вежливо запротестовала девушка.
- Чон Ок, вам дорога, я потом, - Док Ки сильно покраснел. Но Чон Ок оставалась на берегу. - Ну ладно.
С этими словами он, балансируя, перебрался по камням через ручей и протянул руку Чон Ок.
- Как ваши дела? - спросила она, видя, что Док Ки чем-то взволнован. К тому же он почему-то не на работе.
- Спасибо, вроде ничего, - скороговоркой ответил он и попрощался, заспешив вниз по дороге.
"Странно!" - подумала Чон Ок, наблюдая за качающейся сутулой фигурой Док Ки. Она все еще испытывала неприятное чувство от пожатия его потной и пухлой руки.
Она перепрыгнула через ручей, поднялась вверх по крутому откосу и за поворотом увидела доску объявлений. Встреча с Док Ки тут же забылась. На доске висела карта Кореи, пересеченная пополам жирной линией 38-й параллели. Южнее этой линии у черных точек городов красными флажками обозначено положение на фронте. Цепочка флажков ушла на самый юг и опоясывала лишь небольшой кружок полуострова. Его можно было закрыть ладонью. Все это напомнило Чон Ок недавнее время, когда она сама рисовала вот такую карту и каждый день, слушая радио, наносила на бумагу данные сводки Верховного главнокомандования Народной армии, жила мечтой о скором конце войны.
Чон Ок миновала скалу, нависшую над дорогой, и увидела впереди, внизу, шахтерские строения. Около входа в шахтоуправление сгрудилась толпа. У многих на плечах были какие-то ноши, другие, вооружившись шестами и ломиками, взваливали на вагонетки ящики. Возле домов суетились женщины. У них свои заботы - громко звали ребятишек домой, кого-то жестоко бранили, иные шепотом сообщали соседке слухи. У одного дома группа рабочих возилась у тяжелого мотора. Заметив девушку, они не сказали ни слова приветствия, только грустно усмехнулись и отвернулись. Они не ответили и на ее приветливое "здравствуйте!". Наконец мотор взгромоздили на носилки и шесть рабочих подняли его с земли. Сбоку груз подхватили еще несколько человек. Сгибаясь под тяжестью, рабочие направились в сторону шахты.
- Ну и жирен ты, братец! Смотри, как бы из тебя сало не потекло, пока дойдешь до шахты, - с укором проговорил какой-то старик.
- Не твоя забота, отец, - угрюмо ответил ему высокий тучный шахтер.
- Еще раз, взяли! Еще раз!
- Еще ра-аз!
Рабочие убыстряли шаги под мерное "Еще раз!". Встречные провожали необычную процессию тревожными, вопрошающими взглядами.
- Унесли… Только лет через пять опять пригодится эта машина… К тому времени ржавчина ее изъест…
- Сказал тоже, через пять… - Ничего, не заржавеет…
Чон Ок слушала Эти слова, а у самой все больнее сжималось сердце. Она поубавила шаг и теперь шла следом за рабочими, несшими мотор. Ей было по дороге - как раз рядом с шахтой и размещался партком. Так она дошла до деревянного барака, без стука шагнула через порог комнаты. И тут же пожалела, поняв, что пришла не вовремя и помешала. Впрочем, и здесь все было необычно, не соответствовало заведенному порядку. Никто не обратил на вошедшую никакого внимания. Всегда такой спокойный и внимательный парторг выглядел хмурым, озабоченным. Рядом с ним склонился над столом человек с бледным лицом, тот самый, который приходил на школьный двор, когда она учила ребят танцевать. Парторг говорил по телефону, человек тихо беседовал с пожилым шахтером. В нем Чон Ок узнала Ан Сын Хуна. Когда парторг заметил вошедшую девушку, он посмотрел на нее внимательным, строгим взглядом.
- Садитесь, придется немного подождать, - тихо сказал он и глазами указал на диван около стены. На нем уже сидело человек пять-шесть рабочих - одни курили, другие безучастно разглядывали половицы. Чон Ок присела рядышком с Чор Чуном.
- Нет, друг, так не пойдет. Хоть уже в годах, да силенка есть. Рановато торчать у кастрюли, ходить за ребятишками. Шалишь… - упрямо крутил головой АН Сын Хун, отвечая Чор Чуну.
- Лучше бы, отец, не упорствовал. В такое время каждый выбирает дело по своим силам, - старался убедить Чор Чун старого шахтера.
Старик молчал, потом взял узелок с едой и поднялся.
- Ладно, подумаю… Все-таки не пришла пора сдавать Ан Сын Хуна в архив. Рано… - с этими словами он, не прощаясь, вышел.
Уже уходя, Ан Сын Хун столкнулся на пороге с другим стариком, Мун Чем Ди, и вместо приветствия крепко его обругал. Ничего не поделаешь - у людей, проведших вместе бок о бок много лет, свои привычки, и приятеля ничуть не обидели слова старого шахтера. Оба привыкли к такой беззлобной ругани, она порой для них звучала лучше, чем приветливые слова.
Мун Чем Ди подошел к Чор Чуну.
- У меня к вам дело… - негромко проговорил он, будто сообщал большую тайну. Чон Ок очень хотелось узнать, что скажет дальше Мун Чем Ди. Ведь он не был членом партии и никогда раньше не приходил в партком. Значит, привело его сюда что-то особо важное, срочное. Пожалуй, нет такого человека в шахтерском поселке, кто бы не знал Мун Чем Ди.
Когда-то еще во времена японской акционерной компании Мун Чем Ди был откатчиком вагонеток, попал под колеса и лишился одной ноги. После освобождения страны работал кладовщиком на шахте, затем ушел на пенсию. С тех пор целиком отдал себя заботам по благоустройству поселка и помощи жителям. На традиционных праздниках он больше других хлопочет по хозяйству, сам вместе с женщинами, бывало, и тесто замесит. Заболеет какой-нибудь старый шахтер - и Мун Чем Ди уже в этом доме.
Поэтому так хорошо знали старого Мун Чем Ди женщины поселка, уважали его за отзывчивую душу. Чуть что стрясется, возникает какая-либо трудность - бегут первым делом к нему, и не было случая, чтобы он отказал. На шахте же над Мун Чем Ди посмеивались, считали человеком со странностями, чуть ли не выжившим из ума.
- Что у вас, говорите, пожалуйста, - вежливо осведомился Чор Чун.
Мун Чем Ди, волнуясь, поглаживал жиденькую бородку и, наконец, с трудом выдавил:
- Дайте и мне какое-нибудь поручение.
- Поручение?…
- Любое. Все заняты своими делами, а тут сидишь сложа руки. Вроде бы никому не нужен, выходит, зря хлеб ем. Прошу дать задание.
Чор Чун окинул его пристальным, долгим взглядом и задумался. Затем тяжело вздохнул и наклонился к Чун О. О чем они говорили, Мун Чем Ди не слышал, только заметил, как Чун О кивнул головой.
- Хорошо, дадим поручение,-наконец сказал Чор Чун, повернувшись к старику. Он встал и пригласил Мун Чем Ди в соседнюю комнату, где недавно помещалась бухгалтерия. Минут пять из-за двери доносились приглушенные слова, смысл которых нельзя было разобрать. Вернулся Мун Чем Ди совершенно неузнаваемым, до смешного серьезный и решительный. Он крепко пожал руку заведующему отделом труда и заковылял к выходу.
После него к столу Чор Чуна подсел Ток Чун. Заведующий скользнул взглядом по лежавшей на столе анкете.
Еще минуту назад, во время беседы с Мун Чем Ди, заведующий выглядел строгим и официальным, а теперь спросил дружелюбно, запросто, как своего давнего приятеля:
- Итак, куда? В тыл или в горы?
- Конечно, в горы,-по-будничному просто сказал Ток Чун, будто речь шла о привычной работе на шахте.
"Как все просто!"-Чон Ок не верила своим ушам. Чор Чун поинтересовался семьей шахтера - сколько в ней человек, куда они направятся. Задребезжал телефонный звонок. Парторг поднял трубку, послушал и затем повернулся к Чор Чуну.
- Третий забой подготовлен к взрыву. Начинать?
- Все оборудование спрятано?
- Все.
- Пусть начальник участка лично убедится, все ли в порядке… тогда взрывайте, - сказал Чор Чун и вернулся к беседе с шахтером.
Чон Ок наблюдала за деловой обстановкой в парткоме и понемногу успокаивалась. Ей показалось, будто она на палубе могучего крейсера. За бортом бушует шторм, огромные волны с силой бьются о бронированную обшивку корабля, но он несется вперед, к своей цели. Парторг и Чор Чун ведут корабль точно по курсу, спокойно и уверенно. Теперь эти люди взяли в свои руки судьбу шахты, все повинуется их воле.
- Значит, взрывать?
- Эти документы сжечь?
- Во сколько собираемся?
Телефон звонил без передышки, засыпая вопросами парторга и Чор Чуна. Два человека отвечали, ни секунды не колеблясь. И Чон Ок это ободряло и радовало. Неожиданно вспомнились строчки Маяковского, заученные еще в школьные дни:
Партия -
спинной хребет рабочего класса,
Партия -
бессмертие нашего дела.
Партия - единственное,
что мне не изменит.
Сегодня приказчик,
а завтра
царства стираю в карте я.
Мозг класса,
дело класса,
сила класса,
слава класса -
вот что такое партия.
"Как это верно, - подумала она. - Да, именно "мозг", который управляет всеми движениями". Эта мысль заслонила собой все, заставила Чон Ок устыдиться того, что еще недавно, на пути в партком, ею владело чувство растерянности. "Ну и глупая же я! А еще называю себя партийцем…"
Неожиданно страшный удар потряс землю. Прислонившаяся к стене Чон Ок вздрогнула всем телом, сердце заколотилось. Разговор в комнате тотчас смолк, по лицам людей скользнула тень. А эхо взрыва волнами накатывалось на поселок и терялось в сопках.
Входили и уходили рабочие. Большинство из них были знакомы Чон Ок. Проводив Ток Чуна, заведующий отделом повернулся к девушке.
- Преподаватель Чон Ок? - в его голосе послышались чуть иронические нотки. Зато взгляд умных проницательных глаз вызывал доверие, как бы говорил, что вот мы, старые знакомые, и вновь встретились. И девушке стало как-то свободно на душе, чувство стеснения улетучилось. Заведующий отделом труда показался ей добрым человеком. - Всех научили танцевать? - глаза Чор Чуна светились доброй улыбкой.
- Завтра должны были давать концерт для раненых бойцов, вот и репетировали…
- Да, намечали… Но ничего… Придет день, когда будем… будем танцевать.
- Итак, что мы намерены делать? - спросил Чор Чун, роясь в стопке бумаг на столе.
- Я - как скажет партия, - Чон Ок старалась держаться спокойно.
- Хорошо. Надо эвакуироваться в тыл.
- Нет. В тыл не поеду,-возразила она.
- Выходит, останетесь здесь?-притворно нахмурился Чор Чун.
- Не здесь, а в горах.
- Только в горы и не иначе?
- Да. Только,-проговорила девушка.
Чор Чун изучающе смотрел на Чон Ок, как бы оценивал, на что она способна. Миловидное лицо, стройная, хрупкая фигура… Нет, он не мог представить себе эту молоденькую учительницу партизанкой. Никак не мог. Чор Чун еще раз углубился в анкетные данные. Читал и не верил тому, что написано. Не может быть ничего общего между Чон Ок и той девушкой, которой пришлось хлебнуть столько невзгод, столько выстрадать.
- Партизаны не танцами занимаются. Хорошенько подумайте.
- Я уже думала. В тыл ехать не могу…
В это время зазвонил телефон. Парторг передал трубку Чор Чуну. С первых же слов лицо Чор Чуна стало тревожным. Он приподнялся со стула и говорил стоя.
- Енхын?… Сегодня к вечеру… Понятно… - Положив трубку, Чор Чун обвел присутствующих взглядом и обратился к парторгу: - Сегодня вечером нужно уходить. Я останусь здесь и продолжу работу, а вас, товарищ парторг, прошу срочно отправиться с директором на шахту, чтобы скорее все закончить.
- Сегодня вечером? Не может быть!… Чье это указание? - парторг привстал.
- Звонил секретарь партийного комитета волости, - ответил Чор Чун. Он вернулся на свое место и продолжил разговор с Чон Ок.
- Ну хорошо. Согласен, можете идти домой и собираться. - Он энергично пожал руку Чон Ок, затем повернулся к остальным.-Все проверьте еще раз. Секретари ячеек должны лично убедиться, что все сделано как надо.
Чор Чун сдвинул бумаги на столе в кучу, попросил товарищей присесть поближе и принялся объяснять им порядок эвакуации.
Глава 6
С заходом солнца шахтерский поселок вдруг забурлил, зашумел. В каждом доме люди спешно собирались в путь, слышался плач женщин. Горела подстанция. Дым длинной полосой стелился над поселком. Мун Чем Ди сновал от одного дома к другому. Там подсобит упаковать, тут возьмет в руки лопату и вместе с хозяйкой дома закопает в землю ее семейные ценности. Придет, сделает, что его попросят, и уходит молча, не принимая благодарностей. Мол, это его долг, партийное поручение. Уходит с приподнятым настроением, строгий и важный. Люди его не узнавали. Бывало, Мун Чем Ди такой разговорчивый, сам все расспросит, поинтересуется, как идут дела, теперь старик отмалчивался. Никому и не заикнулся, что утром был в парткоме и получил задание. Никто об этом не догадывался.
- Все это теперь уже ненужный хлам. А бросать жаль, может, спрятать?… Вы, отец Чем Ди, сами посмотрите, - просили женщины, завидя старика в своем дворе.
- Врагам ничего нельзя оставлять, - отвечал Мун Чем Ди и принимался за работу.
Так он дошел до подножия сопки, где находился дом директора шахты. Дом старый, остался еще со времен японской оккупации. Штукатурка облезла, двери покосились, зато двор дома был просторней, чем у соседей, сзади - большой огород. Чем Ди помнил, как не раз помогал тучной жене директора ухаживать за огородом. Двое сыновей директора стояли в растерянности, не зная, чем они будут кормить кролика.
- Я соберу капусту, - вдруг решительно заявил карапуз лет семи. - Не хочу, чтобы кролик голодал.
- Я, я,-передразнил его мальчишка в школьной фуражке. - Много ты с собой возьмешь? Лучше отнесем его дедушке Чем Ди.
- Нет, возьмем его с собой.
- Надо маму спросить. Разрешит, тогда и возьмем, - миролюбиво согласился старший брат.
Жена директора просунула в дверь чулана вспотевшее красное лицо. Она занималась упаковкой вещей.
- Мама, можно нам взять с собой кролика?-спросил мальчуган. Но женщина не ответила, увидев у калитки Мун Чем Ди.
- О, отец Мун Чем Ди пришел!
Старик по ее заплаканным глазам, усталому виду понял, что здесь рады его приходу и ждут помощи. Он вошел в палисадник.
- Собраться - собрались, да ума не приложу, как дверь заколотить.
- Не велика беда… Давайте я. Гвозди и молоток есть? Если нет, принесу, - с этими словами Мун Чем Ди проковылял на улицу.
- Мама, а мама, возьмем кролика?… - не унимался мальчик.
- Чем мешать мне, лучше бы поискали гвозди, - она сняла с головы платок и вытерла им лицо.
- Оставить его в клетке - с голоду умрет, - сказал серьезно старший сын.
- А вы выпустите его.
Мальчик распахнул дверцы клетки, просунул руку, ласково потрепал кролика и за уши вытянул наружу.
- Ступай, глупый, ступай гулять. В горы… Там хорошо…
Кролик сделал несколько прыжков и остановился, красными, как вишни, глазами уставишись на своего хозяина. Он привык к мальчику, который кормил его, и не хотел с ним расставаться. Оба мальчика с озабоченным видом наблюдали за своим питомцем.
Вскоре Мун Чем Ди вернулся с молотком в руках. Жена директора вытащила узлы с вещами на двор и закрыла дверь.
- Пожалуйста, поосторожней. Как бы стекла в окнах не побились, - говорила она Мун Чем Ди и даже попросила не заколачивать накрепко, чтобы можно было потом легко вытащить гвозди. Наконец все окна и двери оказались забитыми. И тут хозяйка дома села на крыльцо и по-детски навзрыд заплакала.
В это время во двор дома почти вбежал Хак Пин.
- Вы здесь, товарищ Мун?… Спасибо, спасибо. Знал бы, сам не приходил. Времени в обрез, едва вырвал минутку, - он будто не заметил слез жены и широко улыбался.
- Тебе вот все нипочем. А кто знает: может быть, уже и не увидимся… - сквозь слезы проговорила жена.
- Эх, голубушка, кончится война, под ручку будем гулять в Моранбонском парке,-он по-прежнему говорил в шутливом тоне, но на этот раз в его словах прозвучала грусть.
Послышался какой-то шорох, все обернулись и увидели кролика. Большими прыжками он приблизился к людям и смотрел, часто моргая. Старший мальчик ласково отогнал его обратно к лесу, но кролик обежал вокруг дома и снова возвратился.
- Оставь его. Каждый знает свой дом, даже животное, - женщина вытерла слезы и пошла к узлам.
- Вот накрутили!… Бабы всегда остаются сами собой - и старые пеленки не оставят, все заберут. Только тогда успокоятся… - рассердился Хак Пин.
- Вы, товарищ директор, зря так. Женщине пеленки дороже шелковых нарядов, - возразил до этого молчавший Мун Чем Ди.