В середине 1930-х годов Ханно фон Эйнем поступил в университет Бреслау - города, который по-польски назывался Вроцлав, - и стал изучать там право. При этом он немедленно вступил в студенческое общество, где практиковали дуэли на саблях и шпагах. Когда же его старый товарищ Куно фон Доденбург напомнил Ханно его же слова о желании "стать богатым и знаменитым - и при этом сохранить свое тело от увечий", Ханно заявил:
- Да, Куно, все верно - мы порой наносим друг другу небольшие увечья. Но при этом завязываются важные связи и знакомства, которые могут весьма пригодиться в дальнейшей жизни. Все бывшие члены этих студенческих обществ, которые ныне занимают очень высокое положение, любят время от времени наведываться в Бреслау, чтобы встретиться с нами, молодыми студентами.
Когда началась война, Ханно фон Эйнема, как офицера-резервиста, призвали в действующую армию. До Куно фон Доденбурга доносились слухи о подвигах Ханно, которые он совершал во время кампаний в Польше, а затем во Франции. В 1941 году Ханно наградили Рыцарским крестом Железного креста - за то, что он смог сдержать наступление целого батальона русских, располагая всего лишь горсткой пехотинцев. В результате этого героического боя все были тяжело ранены, включая и самого Ханно. Этот подвиг фон Эйнема получил широкий резонанс: о нем твердили во всех выпусках новостей, а свою высокую награду Ханно получил из рук не кого-либо, а самого фюрера.
Теперь Куно, словно загипнотизированный, смотрел на своего старого школьного приятеля, недоумевая, что же случилось с ним, отпрыском одного из стариннейших прусских родов, которые верой и правдой служили королям на протяжении почти трех столетий. Как он смог связать свою судьбу с этим отвратительным сбродом пьяных разбойников?
- Господин штурмбаннфюрер! - Матц толкнул Куно локтем в бок, заставив того очнуться. Офицер вышел из состояния задумчивой неподвижности. Пора было действовать.
- Начинаем стрелять на счет "три", - прошептал фон Доденбург
Он досчитал до трех и нажал на спусковой крючок. Автоматные очереди выщербили потолок церкви. На пол и на головы людей посыпалась штукатурка. Из рук у дезертиров выпали недопитые бутылки с водкой. Они перестали жевать. Некоторые попытались было схватить свое оружие, но Матц так поглядел на них, что они почли за лучшее не делать этого.
- Прекрасно, - проговорил фон Доденбург. Его голос был совершенно спокоен. - Каждый должен поднять руки вверх. Медленно и плавно. Если вы сделаете это, все будет хорошо. Понятно? - рявкнул он уже угрожающе, с металлом в голосе.
Руки дезертиров, как по команде, взметнулись вверх, за исключением одного-единственного человека - Ханно фон Эйнема.
С легкой улыбкой на обезображенном лице он бросил:
- Полагаю, ты не станешь стрелять в меня, Куно.
Фон Доденбург холодно посмотрел на него.
- Если мне потребуется это сделать, то я выстрелю. - Он выразительно повел стволом пистолета.
Ханно фон Эйнем пожал плечами и медленно поднял вверх руки. Его взгляд, направленный на фон Доденбурга, был пропитан безграничным презрением.
Держа дезертиров на прицеле, фон Доденбург вытащил из кармана свисток и пронзительно свистнул. В следующую секунду в церковь ворвались вооруженные до зубов панцергренадеры "Вотана".
- Отлично, Матц. Займись нашими пленными и держи их под прицелом. А я пока поговорю с этим офицером. - Он подошел к фон Эйнему. Ханно застыл на месте со слегка ироничной улыбкой на лице.
- Ханно, я хочу узнать - как ты попал во всю эту передрягу? - спросил фон Доденбург.
- Можно я опущу вниз руки? Когда их приходится держать поднятыми, это немного напрягает, знаешь ли.
- Ну конечно, - кивнул фон Доденбург и спрятал свой собственный пистолет в кобуру. Этим он демонстрировал Ханно, что готов обсуждать любые вопросы в свете их прежней дружбы детских лет.
- Благодарю. - Фон Эйнем опустил руки. - Ну, Куно, как ты поживаешь? - спросил он совершенно обычным тоном, точно не было ничего необычного в том, что они встретились в такой вот обстановке спустя много лет.
- Хватит болтать чушь, Ханно! - неожиданно вспылил фон Доденбург. - Скажи мне лучше, что тебя связывает со всем этим сбродом?
- Этот так называемый сброд, - покачал головой фон Эйнем, - все, что осталось от двух армейских рот, которыми я когда-то командовал. Из 450 человек в живых осталось всего 200. Это означает, что за неделю было убито 55 процентов личного состава.
- Знаешь ли, Ханно, мы тоже несли потери, но никогда не поднимали из-за этого бунт! - возразил Куно фон Доденбург.
Ханно фон Эйнем сделал глубокий вдох, точно человек, приготовившийся спрыгнуть в воду с вышки.
- Послушай меня, Куно, - медленно проговорил он, - речь идет уже не о мятеже и не о бунте.
- А о чем же?
- О революции.
- Что ты сказал?!
- Уверен, что ты очень хорошо расслышал меня, Куно! Где были твои глаза начиная с того самого момента, когда ты оказался в России? Ты же знаешь, что мы пришли в эту страну, обещая ее жителям освободить их от советской диктатуры. Что же случилось на самом деле? - Он в упор посмотрел на фон Доденбурга. - Я расскажу тебе - в случае, если ты вдруг не в курсе. Мы ввели в этой огромной стране тиранию, которая оказалась даже похуже сталинской. Ты же видел лагеря русских военнопленных, заполненных донельзя истощенными людьми, которых мы превратили в одну кожи и кости и которые живут там хуже любых животных. Ты видел, что сделали с советскими евреями…
- Прекрати нести весь этот бред! - рявкнул фон Доденбург. Его пальцы легли на рукоятку пистолета. - Подумай, где мы, черт побери, ведем с тобой этот разговор! Что ты, в конце концов, хочешь мне сказать?
- Хочу сказать тебе следующее: Гитлер и его отвратительная клика должны уйти. - Глаза Ханно пылали. - Они во сто крат хуже коммунистов. Лично я готов сотрудничать даже с большевиками, лишь бы только Гитлер исчез с лица земли как можно скорее.
- Что, ты готов пойти на пакт с самим дьяволом? - воскликнул фон Доденбург. В нем стремительно нарастала ярость. - Ты понимаешь, что эти русские свиньи сделают с нашей страной, если только сумеют покорить ее?!
Ханно фон Эйнем открыл было рот, чтобы ответить, но его опередил другой, очень спокойный голос, который произнес на чистом немецком языке с едва заметным акцентом:
- Знаете ли, мы совсем не являемся ни каннибалами, ни варварами. Или вы считаете, что мы едим человечину на завтрак?
Фон Доденбург обернулся, пораженный. Перед ним стояла незнакомая женщина. Она была одета в черное кожаное приталенное пальто, изящно обрисовывающее всю ее соблазнительную фигуру, кавалерийские брюки и начищенные сапоги. Но больше всего фон Доденбурга поразило ее лицо. У большинства русских женщин, с которыми он до сих пор сталкивался, были широкие крестьянские лица с крупными носами и грубыми чертами. Лицо этой дамы также было явно славянского типа, однако при этом оно было просто прекрасным. Зеленые глаза, великолепная кожа и исходившая во все стороны мощная аура чувственности почти заставили фон Доденбурга позабыть об угрожающей ему в этот момент опасности.
- Кто… кто вы такая? - только и смог пролепетать Куно. Он заметил, что женщина по-дружески кивнула Ханно фон Эйнему. Судя по всему, они уже когда-то встречались и были знакомы.
- Я - полковник Елена Кирова из женского полка "Мертвая голова", - ответила она, прикоснувшись правой рукой к околышу своей фуражки. - А вы, я полагаю, знаменитый штурмбаннфюрер Куно фон Доденбург из штурмового батальона СС "Вотан".
Фон Эйнем явно наслаждался выражением крайнего удивления, которое появилось при этих словах на лице фон Доденбурга. Куно пробормотал:
- Откуда… как вы это узнали?
Елена Кирова пожала плечами, и фон Доденбург увидел как соблазнительно перекатываются ее груди под обтягивающей кожей пальто.
- Все очень просто. Бойцы моего полка только что взяли в плен ваших людей. И те нам все сказали.
* * *
- Ни хрена себе! - промычал себе под нос Матц, когда в церковь одна за другой вошли хорошо вооруженные женщины в черных мундирах. Все они, как на подбор, были сильные и рослые. Матц стал неохотно опускать свой автомат. Одна из русских амазонок угрожающе наставила на него ствол своей винтовки, и роттенфюрер поспешил бросить оружие на пол.
На мгновение, которое показалось фон Доденбургу вечностью, все застыли. Мозг Куно лихорадочно работал, пытаясь оценить совершенно новую ситуацию, в которой он вдруг оказался.
Но за него это сделала полковник Кирова.
- Позвольте мне обрисовать вам положение дел, штурмбаннфюрер фон Доденбург, - произнесла она со своим чарующим еле заметным акцентом. - Мы уже говорили об этом с майором фон Эйнемом.
"Вот, значит, как обстоят дела", - подумал фон Доденбург. Значит, Ханно не просто дезертировал. Он действительно успел вступить в прямой контакт с противником. Очевидно, бывший юрист решил действовать наверняка.
- В настоящее время, - продолжала Кирова, - Красная армия собирается предпринять крупномасштабное наступление в районе реки Карповка, в десяти километрах отсюда. Советское командование хочет воспользоваться брешью, которая возникла в немецких боевых порядках благодаря тому, что подразделение товарища Ханно фон Эйнема оставило фронт. И сейчас единственное, что мешает нам ударить во фланг Шестой немецкой армии, - это ваш бронетанковый батальон.
- И что же? - с трудом выдавил фон Доденбург.
- "Вотан" уже покинул боевые порядки на германо-русском фронте, - произнесла полковник Кирова, пристально глядя на фон Доденбурга. Ее взгляд был столь откровенно-многообещающим, что фон Доденбург, почти против воли, ощутил сладкое жжение в паху. - Мы прекрасно осведомлены об этом, штурмбаннфюрер. Выходит, вы уже проголосовали. Проголосовали собственными ногами. Вы оставили боевые порядки, потому что их невозможно было больше удерживать. Потому что вы поняли, что вся Шестая немецкая армия обречена. Да что там говорить об одной Шестой армии - все германские Вооруженные силы уже обречены, - заключила Кирова совершенно безапелляционным тоном, как будто все, что она говорила, было абсолютно неоспоримым.
- Разве ты не видишь сам, Куно, - с горячностью выступил вперед Ханно фон Эйнем, - что это твой - и мой тоже - шанс помочь созданию совершенно другой Германии. В составе офицеров Шестой армии уже есть несколько человек, включая даже генералов, которые готовы помочь нашим новым русским друзьям приблизить падение Гитлера с тем, чтобы заменить этого тирана и его клику новым государственным устройством и создать новую Германию!
- Помочь! - вцепился в брошенное фон Эйнемом слово Куно. - Как, интересно, ты собираешься помогать русским?!
За фон Эйнема ответила полковник Кирова:
- Для этого вы должны воевать. Воевать на нашей стороне. Только так вы можете заслужить право участвовать в строительстве новой Германии, которая возникнет на обломках гитлеровского режима.
Куно фон Доденбург уставился на нее, а затем на фон Эйнема с таким видом, точно перед ним стояли двое сумасшедших. Наконец он выдавил:
- Вы сказали… воевать? То есть воевать против моих собственных соотечественников?
- Да, - резко бросила Кирова. - И вы собственными глазами увидите, как все будет происходить, штурмбаннфюрер фон Доденбург. Еще до истечения нынешнего 1942 года Свободная немецкая армия будет сражаться бок о бок с Красной армией против общего врага - гитлеровской клики. Товарищ Сталин уже одобрил создание Свободной немецкой армии. И вы, фон Доденбург, можете стать частью этой великой силы, если поможете нам…
- Хватит! - крикнул фон Доденбург и плотно прижал ладони к ушам, чтобы не слышать их. - Хватит, я не желаю больше слышать этих изменнических речей!
Елена Кирова пожала плечами. На ее прекрасном лице не отразилось никаких эмоций.
- Тогда, - сказала она очень просто, - вам придется умереть…
Глава пятая
Когда гауптштурмфюрер Больдт доложил Гиммлеру о том, что он увидел в районе реки Карповка, благодарность Гиммлера перешла всякие границы. Раз за разом рейхсфюрер повторял Больдту, находившемуся за тысячи километров от него:
- Надо благодарить Бога за то, что у нас есть СС… Это действительно пожарная команда на нашем Восточном фронте… Вы всегда оказываетесь на месте, чтобы потушить пожар в наиболее опасных местах.
- У меня есть для вас и другие новости, рейхсфюрер, - произнес Больдт, когда рейхсфюрер на мгновение смолк.
- Да, слушаю вас, гауптштурмфюрер!
- У меня есть веские основания полагать, что штурмовой батальон СС "Вотан" должен находиться примерно в том же районе, где русские собираются переправиться через реку Карповка. Я видел в тех местах один подбитый "Тигр", который, скорее всего, принадлежал "Вотану".
- Ну что ж, это действительно потрясающие новости, Больдт! Сначала вы докладываете мне о том, что пилоты эскадрильи "Черные ястребы" обнаружили русских, готовящихся пересечь реку Карповка с тем, чтобы предпринять удар во фланг Шестой немецкой армии. А теперь я узнаю еще и это. Это действительно прекрасные новости, Больдт, просто прекрасные! И я немедленно проинформирую обо всем этом фюрера. - Гиммлер на мгновение замолчал, а затем продолжал, еще более воодушевленный. - Получается, что, как обычно, в этой сложнейшей ситуации мои любимые СС взяли на себя инициативу без какого-либо приказа и благословения свыше. Разумеется, штандартенфюрер Гейер никуда не дезертировал со своими орлами! Он просто направился туда, где жарче всего и где громче всего слышна канонада. Разумеется, Больдт, фюрер должен немедленно узнать об этом.
- Так точно, рейхсфюрер, - дисциплинированно откликнулся гауптштурмфюрер. Снаружи техники и обслуживающий персонал деятельно готовили взлетно-посадочные полосы для взлета самолетов.
- Но, прежде чем я пойду к фюреру докладывать об этом, я хотел бы узнать одну вещь, Больдт, - сказал рейхсфюрер. - Вам удалось установить непосредственный контакт с "Вотаном"?
- Нет еще, рейхсфюрер. Но туман начинает постепенно рассеиваться, метель также прекратилась. И, когда мы полетим бомбить переправу, которую сейчас сооружают через Карповку русские, я попытаюсь установить связь с "Вотаном", если батальон действительно находится где-то в этом районе. - Он немного помолчал и добавил: - Возможно, штандартенфюрер Гейер также попытается установить связь со штабом группировки Манштейна. В таком случае вы сможете связываться с ним через ставку фон Манштейна.
- Отлично… отлично, - пробормотал Гиммлер и потер руки. - Вы определенно заслуживаете поощрения, Больдт, и я обещаю вам это!
- Благодарю вас, рейхсфюрер!
- Ну что ж, я больше вас не задерживаю. Главное сейчас - это скорость. Но вы должны обязательно немедленно информировать меня о развитии событий на Сталинградском фронте. Желаю удачи вам и всем вашим бравым парням.
Берта подняла глаза от своей пишущей машинки и с любовью посмотрела на Гиммлера.
- Как же здорово ты провел весь этот разговор, Генрих, - проворковала она. - Ты был таким уверенным и ничем не продемонстрировал, как сильно ты беспокоишься по поводу всего этого дела, связанного с "Вотаном".
Рейхсфюрер СС придал своему лицо особое "военно-государственное" выражение, которое ежедневно тренировал перед зеркалом в ванной, и посмотрел на Берту:
- Когда ты находишься на вершине власти, то не имеешь права демонстрировать свои эмоции, дорогая. Это может быть принято за слабость. А командующий, который посылает своих людей в бой и, возможно, насмерть, не должен показывать свою слабость.
Берта чуть-чуть надула губки.
- Но ты все-таки ведь будешь время от времени демонстрировать небольшую слабость - передо мной, мой миленький? - и она потянулась к его ширинке.
Гиммлер отпрянул от нее, точно боялся быть ужаленным.
- Сейчас совершенно нет времени для подобных вещей, Берта! - твердо проговорил он. - Меня ждут неотложные государственные дела исключительной важности. Я должен беречь для них всю свою энергию.
- Ну конечно, ну конечно, - с готовностью закивала секретарша и вновь склонилась над машинкой. Мгновение спустя она стала печатать ответ на письмо одного эсэсовца, который пожаловался Гиммлеру, что находится на русском фронте без перерывов еще с 1941 года и что за это время жена родила двух детей, отцом которых он не является.
"Рейхсфюрер поручил мне сообщить вам, что ваша супруга занимается важной работой в интересах фронта и что ее не следует считать "грязной маленькой шлюхой", трусики которой следует "держать в холодильнике", поскольку они являются "такими горячими" (как вы об этом пишете). Стране требуются новые люди для того, чтобы восполнить потери, понесенные на фронте. Очевидно, что ваша супруга делает все от нее зависящее для того, чтобы способствовать решению этой важнейшей задачи. Ввиду этого…"