- Награду? - Кто-то презрительно расхохотался. - Черт побери, у меня скопился уже целый килограмм этих наград! Куда уж больше!
- Нет, мой друг, это будет иная награда. Не обычная побрякушка, - процедил Больдт. - Речь идет о трехдневном отпуске в Париже. С лучшими девочками и шампанским.
Развалившиеся в удобных креслах пилоты, как по команде, привстали. Граф фон Полски отбросил в сторону свой талисман - плюшевого медвежонка.
- Речь идет о пляс Пигаль, о левом береге Сены и прочих завлекательных парижских штучках?
- Вот именно, - кивнул Больдт.
- Но кто, черт побери, оплачивает все это? - спросил Бруно фон унд цу Пулитц, и сделал выразительный жест, точно мусоля в пальцах денежные купюры.
- Рейхсфюрер, - ответил Больдт, понимая, что этими словами предрешил судьбу своих старых товарищей по оружию. Аристократы, летавшие в составе "Черных ястребов", проявляли абсолютную беспринципность, как только речь заходила о деньгах. За деньги они были готовы буквально на все - именно так воспитывались недоросли в обедневших дворянских семействах.
- Чего же мы тогда ждем? - возбужденно бросил барон Карст. - За три дня в Париже с девочками и шампанским я бы отдал одно из своих собственных яиц.
- Но ведь погода действительно дрянь, - попытался было остудить всеобщий пыл Больдт. Впрочем, он прекрасно понимал, что зря тратит свое время. Эти пилоты летали, невзирая на погоду.
- Погода, - выразительно посмотрел на него Бруно фон унд цу Пулитц, - может идти к дьяволу. Плевать на погоду. Вперед, ребята! - И пилоты бросились к дверям.
Больдт остался один в мгновенно опустевшей комнате. В камине трещали горящие поленья. Снаружи уже раздались отрывистые команды и голоса техников, готовивших самолеты к вылету. Больдт потряс головой, точно желая освободиться от тяжелого сна. Он уже ничего не мог сделать для своих прежних товарищей по оружию. Но не мог он и отказаться от участия в поисках. Если он посмеет уклониться, Гиммлер просто отрежет ему голову.
* * *
Больдт кружил над степью с постоянной невысокой скоростью, пристально всматриваясь в малейшие просветы среди облаков. Сверху на его летные брюки скатывались мельчайшие капельки воды. "Если я выживу, то заработаю ревматизм", - отстраненно подумал он.
Самолет снизился еще больше. Теперь "штука" летела совсем медленно. Еще медленнее - и она просто свалится на землю. Однако туман был таким же плотным, как и раньше, и в глубине души Больдт совсем не желал, чтобы тот рассеялся. Он знал, что вскоре пересечет линию реки Карповка. Подразделения Шестой немецкой армии по-прежнему удерживали побережье этой реки.
Больдт попытался представить себя на месте штандартенфюрера Гейера, чтобы понять, как именно он повел бы себя в этих условиях. Если Гейер стремился пробиться в расположение группировки Эриха фон Манштейна, то ему следовало двигаться вдоль течения реки Карповка, так, чтобы она служила естественной границей между ним и русскими. Соответственно, он должен был двигаться в юго-западном направлении - туда, где расстояние до расположение армии Манштейна было самым коротким.
- Я вижу реку, - сообщил Больдту стрелок-наблюдатель.
Гауптштурмфюрер всмотрелся вниз. Туман немного рассеялся, и пилот разглядел узкую серебристую ленту реки Карповка, петлявшую среди еловых зарослей.
- Посмотрите туда, - раздался в наушниках голос стрелка, - там что-то происходит.
Больдт снова внимательно огляделся.
- Похоже на то, что русские наводят здесь мост или понтонную переправу, - процедил он. - Черт, я даже не думал, что они успеют продвинуться так далеко.
Сказав это, Больдт инстинктивно посмотрел назад. Эта привычка не раз спасала ему жизнь в прошлом.
- О, черт! - выругался он, заметив, что сзади к ним приближаются сразу три истребителя "Як".
- Проклятье, - вслед за ним выругался стрелок, разворачивая пулемет навстречу русским истребителям. Но пилоты приближающихся "Яков" оказались проворнее. Пули замолотили по фюзеляжу самолета Больдта. Дернув ручку управления, гауптштурмфюрер стрелой полетел вниз. Пули продолжали стучать по корпусу его самолета, но пока ни одна из них не причинила "штуке" серьезных повреждений, хотя вся внутренность "Юнкерса" наполнились запахом сгоревшего пороха.
- Смотрите! - радостно закричал стрелок, заметив, что благодаря неожиданному смелому маневру Больдта советский "Як" оказался у них прямо над головой. Стрелок, не теряя ни секунды, нажал на гашетку своего пулемета. Злой рой пуль полетел навстречу "Яку". В следующее мгновение истребитель развалился прямо в воздухе. Больдт тут же рванул вперед, под прикрытие тумана. Остальные "Яки" стреляли ему вслед, но их пули были уже не опасны. Самолет Больдта спрятался под покровом тумана, и "Яки" исчезли.
- За это тебе полагается орден, Хартманн,- сказал Больдт своему стрелку, когда они оказались вне досягаемости для истребителей русских. - Ты чертовски здорово сделал эту работу.
Он улыбнулся, довольный тем, что один советский истребитель оказался сбит. Но в следующую секунду улыбка исчезла с его лица. Больдт наконец осознал все значение того, что только что увидел. Русские готовились к массированной переправе через реку. Очевидно, им было очень важно организовать в этом месте переправу - об этом свидетельствовал тот факт, что русских саперов специально прикрывали с воздуха истребители. Но самое ужасное заключалось в том, что нигде не было видно тех немецких частей, которые, согласно всем данным, должны были удерживать берег реки Карповка. Поэтому русские спешно наводили мосты без всякого сопротивления с немецкой стороны.
Больдт нажал кнопку микрофона:
- Хартманн, передай остальным самолетам следующее распоряжение. Немедленно прекратить поиски "Вотана". Каждый самолет должен индивидуально отбомбиться по переправе через реку Карповка, которую сооружают русские, и немедленно вернуться на базу за новым грузом бомб. Конец.
Отдав это распоряжение, Больдт мрачно покосился на свое отражение в плексигласе кабины пилота. На некоторое время, пока они будут заниматься отражением этой новой угрозы со стороны русских, "Вотан" получит хотя бы временную передышку. Но гауптштурмфюрер прекрасно знал, что его начальство все равно не отстанет от батальона и не позволит дезертировавшим эсэсовцам уйти безнаказанными. Гитлер и Гиммлер в любом случае потребуют крови "Вотана". В этом Больдт был абсолютно убежден.
Глава третья
Фон Доденбург внимательно слушал рассказ Матца о том, что недавно случилось в деревне, спрятавшейся за покрытым снегом невысоким холмом. Он не прерывал взволнованный поток слов роттенфюрера до тех пор, пока Матц не упомянул о том, что высокий мужчина со шрамами на лице, который, судя по всему, был у них главным, бросил: "Эта информация может оказаться по-настоящему интересной для наших друзей".
- Он так и сказал - "друзей"? - уточнил фон Доденбург.
- Так точно, господин штурмбаннфюрер!
- А он что-нибудь еще сказал по поводу этих "друзей"?
- Никак нет. Он просто приказал этим бунтовщикам запереть Шульце в комнатке за алтарем.
Матц замолчал. Фон Доденбург задумался. На каких, интересно, "друзей" могли опираться две сотни дезертиров, находившиеся сейчас внутри Сталинградского котла? И почему, между прочим, они все держались вместе? Это было несколько странно - обычно те, кто дезертировал, предпочитали делать это поодиночке или на пару с приятелем. Это позволяло им бежать, не привлекая к себе излишнего внимания фельджандармерии. А если бы жандармы все-таки задержали бы таких беглецов, те всегда могли сослаться на то, что просто отстали от своей части и пытаются найти ее.
- Слышу, как летят самолеты! - крикнул Клешня, вторгаясь в размышления фон Доденбурга.
Все задрали головы вверх, пытаясь разглядеть что-то сквозь плотную завесу серых облаков.
Фон Доденбург почувствовал, как его губы внезапно пересохли. Если это были немецкие самолеты, то существовала реальная опасность того, что они засекут их - дезертиров, оставивших свою позицию без приказа. И тогда им придет конец. Фон Доденбург не сомневался, что пилоты германских ВВС постараются выполнить приказ об их уничтожении.
- Это не "швейная машинка" русских, - уверенно заявил Клешня. "Швейными машинками" немцы называли небольшие легкие бомбардировщики Красной Армии - стрекот их моторов очень походил на звуки работающей старой швейной машинки.
Но самолеты так и не показались из-за плотной пелены облаков. Вскоре звуки их двигателей стихли в отдалении. Все вздохнули с облегчением. Были ли эти самолеты русскими или немецкими, но они в любом случае, похоже, не заметили бронетранспортеры "Вотана".
Фон Доденбург вернулся к разговору с Матцем.
- Итак, сколько же всего их там было, Матц? - осведомился он.
- Сложно сказать, господин штурмбаннфюрер. Я не смог разглядеть их всех. Но могу сказать точно - их было там немало. Об этом можно судить хотя бы по страшному шуму, который они поднимали. - Он посмотрел на фон Доденбурга и спросил о том, что больше всего волновало его сейчас: - Но что же мы можем сделать, чтобы выручить обершарфюрера Шульце? Я понимаю, господин штурмбаннфюрер, что он часто доставляет вам неприятности, но он - мой друг. - И Матц вновь умоляюще посмотрел на офицера.
- Не хнычь, приятель, - грубовато бросил фон Доденбург. Чтобы немножко приободрить роттенфюрера, он специально прибегнул к тем самым выражениям, которые обычно использовал сам Матц. - Ты же знаешь, что убить таких, как мы, невозможно. Мы вызволим Шульце, не беспокойся.
Оставив Матца, он быстро прошел к машине, где была установлена рация.
- Радист, свяжи меня с командиром!
Стервятник отозвался практически мгновенно:
- Солнечный луч-один.
- Это Солнечный луч-два, - бросил фон Доденбург. Очень быстро и четко, используя наполовину кодированные фразы, он передал Стервятнику то, что рассказал ему Матц.
Стервятник внимательно выслушал его и осведомился:
- Ваши выводы, Солнечный луч-два?
- Мне трудно сформулировать их. Ясно лишь одно…
- Что именно?
- Эти "друзья"… - своей интонацией фон Доденбург подчеркнул последнее слово, - вполне могут оказаться сынками дядюшки Джо. - Он имел в виду Иосифа Сталина.
До фон Доденбурга донесся удивленный вздох Стервятника. Затем штандартенфюрер отрывисто произнес:
- Я понял. Значит, они пошли на предательство, чтобы спасти свои трусливые шкуры.
Фон Доденбург с трудом удержался от того, чтобы не рассмеяться. Разве они сами не вели себя практически точно таким же образом - не пытались спасти свои трусливые шкуры?
Но вместо этого он сказал:
- Я думаю пойти и произвести разведку. Возможно, это принесет нам пользу. Держите больших друзей, - фон Доденбург имел в виду тяжелые танки "Вотана", - наготове, чтобы оказать нам поддержку в случае необходимости.
- Будет сделано. Но принесет ли эта операция пользу вам самим, Солнечный луч-два?
Фон Доденбург не захотел продолжать разговор. Он уже чувствовал, что пеленгаторы русских пытаются определить местоположение его радиопередатчика, и поспешил разорвать связь.
Повернувшись к своим бойцам, фон Доденбург произнес громким голосом:
- Внимание! Все слушайте меня! В этой деревне творится что-то мутное. Там схватили и держат в плену нашего товарища, обершарфюрера Шульце. Со мной пойдет по пять бойцов из каждого бронетранспортера. Всем остальным оставаться здесь и держать глаза и уши открытыми. Все, вперед!
Эсэсовцы спрыгнули с машин и выстроились перед фон Доденбургом. В следующую секунду они исчезли за завесой пурги.
* * *
Шульце изнывал от нетерпения в маленькой комнатке позади алтаря. Вся конурка провоняла ладаном и крысиным пометом. Прошло уже полчаса с того момента, как эти негодяи схватили его. За последующее время ничего нового не произошло. Он только слышал, как они объедались жареной свининой и орали друг на друга, требуя себе куски получше. Из этого обершарфюрер сделал вывод, что остальные бойцы "Вотана", которые вместе с ним пошли в деревню на разведку, благополучно вернулись к штурмбаннфюреру фон Доденбургу и доложили ему о происшедшем. Шульце был уверен, что его старый приятель Матц, отличавшийся феноменальным нюхом, когда речь шла о вкусной жратве, просто не мог проскочить мимо церкви, внутри которой жарился на открытом огне целый поросенок, а значит, не мог не увидеть того, что в ней творилось.
"Они скоро вернутся и выручат тебя, старина, - твердил себе обершарфюрер Шульце. - Не беспокойся, "Вотан" никогда не бросает в беде своих".
В том, что остальные бойцы обязательно вернутся, чтобы выручить его, он был абсолютно уверен. Сейчас Шульце больше всего беспокоило то, что могли учинить с ним пьяные дезертиры, которыми предводительствовал этот бывший офицер со шрамами на лице. Он представлял наибольшую опасность. Надо было как-то попытаться расправиться с ним, прежде чем он успеет расправиться с самим Шульце. Но как?
Гамбуржец встал с небольшой деревянной скамейки, на которой сидел, и огляделся. В помещение снаружи проникало не так уж много света, но этого было вполне достаточно. Шульце увидел, что в комнатке, кроме скамейки, имеется еще и трехногая табуретка, которую, очевидно, использовали во время богослужений. Такой тип табуреток был ему хорошо знаком - он сталкивался с ними еще тогда, когда поступил в армию рекрутом. В центре табуретки имелась специальная прорезь, благодаря которой ее можно было поднимать и переносить одной рукой. Шульце сразу же вспомнил, как они новобранцами маршировали по плацу с такими сиденьями. Сунув руку в прорезь, он машинально приподнял табуретку - и вдруг почувствовал, как в палец ему врезалось что-то острое.
- Гвоздь! Это же чертов гвоздь! - выдохнул обершарфюрер.
Он просиял, точно ему посчастливилось обнаружить чашу Святого Грааля. И тут же принялся за работу, расшатывая деревяшки, из которых была сделана табуретка, и пытаясь извлечь оттуда гвоздь. Этот ржавый зазубренный кусок железа мог ему весьма пригодиться.
* * *
Приблизившись к старой церкви, панцергренадеры под руководством фон Доденбурга окружили ее со всех сторон. В избе, стоявшей прямо напротив входа в церковь, установили пулемет. Теперь любой, кто попытался бы выбежать из церкви, был бы немедленно сражен пулеметным огнем. После этого Куно расставил несколько вооруженных гранатами ССманнов под окнами церкви. По его команде эсэсовцы должны были метнуть их в окна, поражая все живое, что находилось внутри. Остальные бойцы "Вотана" были расставлены так, чтобы полностью отрезать церковь от внешнего мира. Теперь фон Доденбург был уверен, что когда он предъявит собравшимся в церкви дезертирам ультиматум и потребует, чтобы они сдались, тем придется подчиниться ему. Или погибнуть.
Он застыл напротив храма в вихре метели, размышляя, что делать сейчас. Судя по доносившимся из церкви нестройным пьяным возгласам, дезертиры были мертвецки пьяны и едва контролировали себя. А Куно совсем не хотел, чтобы кто-то из них в таком состоянии вышиб Шульце мозги прежде, чем он успеет прийти обершарфюреру на помощь.
- Матц, - подозвал к себе невысокого роттенфюрера фон Доденбург, - ты сможешь помочь мне? Я хочу забраться наверх и заглянуть в окошко, чтобы посмотреть, что там, внутри, делается. Но мне нужно, чтобы кто-то стоял рядом и страховал меня.
- Конечно, смогу, - кивнул юркий, словно обезьяна, Матц. - Даже несмотря на свою деревянную ногу.
- Отлично, - улыбнулся фон Доденбург. - Тогда полезли!
Он кивнул двум бойцам. Те без слов поняли, что им надо делать: они соединили руки и подсадили фон Доденбурга наверх. Офицер схватился за край подоконника и подтянулся. В следующее мгновение рядом с ним оказался и Матц.
Внутри церкви можно было разглядеть огромную толпу небритых пьяных мужчин в форме солдат немецкой армии без всяких знаков различия, с содранными погонами и знаками различия. Большая часть их обжиралась зажаренным на открытом огне свиным мясом. Двое дезертиров уже жарили следующего поросенка. Матц поглядел на все это с легкой завистью и прошептал:
- А дезертиры-то питаются лучше нас…
Фон Доденбург кивнул. То, что он видел перед собой - безобразное пиршество и пьянство внутри заброшенной церкви, бывших солдат немецкой армии в форме, с которой были содраны погоны, - наглядно символизировало весь тот позор и разложение немецкой армии, которые произошли под Сталинградом. Их собственный несанкционированный отход с фронта тоже был частью этого кошмара. Лицо фон Доденбурга исказила гримаса боли, точно кто-то всадил ему нож между ребер.
И вдруг он увидел высокого офицера, лицо которого избороздили шрамы - предмет гордости любого "бурша". Он не мог не узнать это лицо, на котором резко запечатлелись сабельные удары - результат двухлетних дуэлей на саблях и шпагах в составе одного из студенческих обществ в довоенном германском университете.
- Ханно, - с безграничным удивлением выдохнул Куно фон Доденбург. - Это же Ханно фон Эйнем!
Глава четвертая
Семья фон Эйнемов была очень похожа на семью фон Доденбургов. Оба рода принадлежали к обедневшему дворянству Восточной Пруссии. Эти дворяне владели обширными земельными участками, но им всегда отчаянно не хватало денег. Они питались картофелем, который ежегодно собирали со своих полей, и жили за счет пенсий, заработанных за многолетнюю службу в армии.
Будучи мальчишками, Ханно фон Эйнем и Куно фон Доденбург ходили в одну и ту же деревенскую школу. Там учительница фройляйн Носке пыталась обучить своих учеников красивому почерку. А они страшно скучали на этих занятиях и с нетерпением ждали того момента, когда смогут побежать купаться в пруду с другими деревенскими мальчишками или удить рыбу на реке при помощи самодельных удочек.
Ханно и Куно были лучшими друзьями. От своих фамилий они произвели себе гордые прозвища - Один и Мертвая Крепость. В детстве часами они играли и беседовали друг с другом. Обычно мальчишки говорили о том, кем станут, когда вырастут. "Я стану генералом, как и мой отец", - обычно заявлял Куно, на что Ханно всегда отвечал: "А я - нет, никогда. Мой отец тоже был генералом, однако военная карьера стоила ему одного глаза и одной ноги. Я лично хочу стать богатым и знаменитым - и при этом сохранить свое тело от увечий".
"Позор тебе, капиталистишка!" - поддразнивал тогда фон Доденбург своего маленького товарища. Они не знали толком значение слова "капиталист", ибо в их районе, где проживали обедневшие восточнопрусские юнкеры, не было ни одного живого капиталиста.