- Ваша фамилия?
- А зачем... моя фамилия? - испуганно спросила женщина. - Я - Прохорова, меня здесь все
знают.
- Для протокола, - не глядя на нее, сказал майор и записал фамилию.
К соседке бросилась Роза Марковна, схватила ее за руки:
- Спасибо, родная Варя! Извините меня за все прошлое. Я была неправа... Поберегите Робика!
Мы скоро вернемся. Мы очень скоро вернемся. Уверяю Вас! У меня здесь есть какие-то деньги,
возьмите, - протянула она женщине маленькое портмоне, - третье все. Вы - истинный и добрый
друг!
Майор перехватил портмоне, внимательно осмотрел его, пересчитал деньги и только тогда передал
женщине. В эту минуту к родителям подбежал Робеспьер. Он стал по очереди обнимать их и со
слезами на глазах, глотая от волнения слова, говорил:
- Я знаю... Вы скоро вернетесь... обязательно... я... буду ждать... Я напишу самому товарище
Сталину. Не плачь, мама...
Нодели, мешая друг другу, судорожно гладили Робика по голове, плечам, прижимали к груди.
Майор и один из лейтенантов с трудом оторвали их от сына и вытолкнули в коридор. Квартиру
заперли и опечатали двумя большими сургучными печатями.
* * *
Виктор не хотел верить в арест дяди Марата и тети Розы. "Ведь они же настоящие большевики,
бывшие подпольщики, - лихорадочно думал он, - это же честнейшие люди! Как же так? Надо
пожаловаться дяде Яну, он в НКВД занимает большой пост и обязательно поможет!". Соседка
Ноделей со слезами на глазах рассказала Виктору, как было тогда ночью, сказала, что Робик жил у нее
всего несколько дней, а когда кто-то в школьной раздевалке нарисовал на спине его пальто
фашистский знак, он подрался, прибежал домой и заявил, что больше в школу не пойдет. - А вчера
куда-то вечером ушел и больше не возвращался. Что делать, Витенька? - плача говорила соседка. -
Куда заявить? - Виктор слушал соседку, дрожа от волнения. Его самого охватил страх за мать, отца,
за себя. Когда дома он рассказал все родителям, Анна Семеновна заплакала, а Георгий Николаевич,
нахмурившись, долго молчал, потом глухо сказал: - Черт знает что! - Пап, а если позвонить дяде
Яну? - сказал Виктор, - он ведь, наверное, может помочь? - Звонил, когда арестовали директора
завода, - неохотно отретил Георгий Николаевич, - он сказал, что это не телефонный разговор и
обещал к нам заехать. Год прошел, а он все едет. . - Георгий, - вступилась за брата Анна
Семеновна, - зачем ты так? Ты ведь знаешь, какая у него адская работа, он же домой приезжает под
утро... - Знаю, знаю, - пробормотал Дружинин, - но выкроить часок мог бы, поговорить ведь есть
о чем.., - и он, хлопнув дверью, ушел курить на кухню.
* * *
Старший брат Анны Семеновны был старый член партии, он прошел царские тюрьмы и ссылку,
несколько лет работал в Секретариате Совнаркома и оттуда был направлен в орсаны ВЧК. В середине
тридцатых годов он занимал крупный пост в Наркомате внутренних дел. Жил он на улице
Мархлевского в трехэтажном сером особняке, огороженном высоким каменным забором, выходящим
задним двором на Малую Лубянку. В этом особняке жили несколько семей высшего руководящего
состава НКВД, в том числе, нарком Ягода. В стене забора была железная дверца с " глазком ", а рядом
- кнопка звонка. На звонок из дома выходил дежурный вахтер, глядел в "глазок", открывал тяжёлую
дверцу и только потом впускал посетителя в небольшой дворик, засаженный молодыми елочками и
березками. От забора к парадной вращающейся застекленной двери вела узкая бетонная дорожка.
Виктор любил бывать в гостях у дяди Яна. Его мальчишеское воображение завораживал и этот
таинственный особняк, в который пропускали с такой строгостью, и вся обстановка трехкомнатной
дядиной квартиры, отличительной чертой которой было обилие книг. Вдоль стен столовой и гостиной
высились до потолка книжные полки. Корешки книг - светлые, синие, коричневые, рисованные и
тисненные серебром и золотом - представлялись Виктору шеренгами королевских мушкетеров и
гвардейцев кардинала, когортами римских легионеров и гладиаторов Спартака, буденновскими
конниками и смелыми "красными дьяволятами". Он часами копался в этих книгах.
В отдельном книжном шкафу стояли шеренги строгих красно-черных корешков собрания
сочинений В.И.Ленина. Виктор смотрел на них и ему виделись стройные колонны суровых
красноармейцев с винтовками наперевес, проходящие сквозь снежную пургу четким строем мимо
Ленинского мавзолея. На полках этого книжного шкафа было выставлено почетное оружие с
золотыми монограммами - награды дяди Яна от Коллегии ВЧК - ОПТУ и ВЦИКа СССР. Но
Виктор, не желая себе в этом признаться, мечтал лишний раз побывать у дяди Яна в гостях и по
другой причине. Его очень привлекали еще и вкуснейшие "кремлевские" сосиски с белоснежным
хлебом, которыми он лакомился с огромным удовольствием и которых и в помине не было дома и в
магазинах.
Однажды дядя подарил ему книжку поэта Иосифа Уткина "Рыжий Мотеле". Вручая книжку,
улыбнулся: - Мой друг, Владимир Владимирович Маяковский по поводу этой поэмы однажды
сказал такой экспромт:
Живет себе Мотеле в "Гранд-Отеле"
В номере с видом на закат.
И если обо что-нибудь думает Мотеле,
То это за русского языка...
А знаешь, почему он так сказал?
- Нет, - ответил Виктор.
- Почему?
Дядя Ян потрепал его по голове:
- Этим он хотел сказать, что надо хорошо знать русский язык. У тебя по русскому какая отметка?
- Хор", - сказал Витька.
- Ну, значит, ты знаешь русский язык лучше, чем рыжий Мотеле, - засмеялся он.
У дяди Яна был узкопленочный киноаппарат, заряженный лентами специальной хроники, его
иногда прокручивали для гостей. Виктор с интересом смотрел кадры строительства Днепрогэса,
Турксиба, московского метро, праздничных парадов на Красной площади. С особым интересом
Виктор смотрел иностранную хронику. Там он впервые увидел кричавших с трибуны и яростно
жестикулирующих Гитлера и Муссолини.
Иногда Виктор проводил летние каникулы на даче у дяди Яна. Дача находилась, примерно, в
сорока километрах от Москвы по Можайскому шоссе, а вся прилегающая местность считалась
запретной зоной. Рядом, через небольшой лесок, высилось обнесенное кирпичной стеной, похожее на
маленький замок, старинное имение "Зубалово I". Виктор знал, что там живут Микоян, Гамарник,
семья Дзержинского и кто-то еще. Здесь же неподалеку была дача самого Сталина "Зубалово 2".
Когда Виктор рассказал об этом ребятам в школе, они поначалу не поверили, но, зная, что Виктор
трепаться не любит, посоветовались и дали наказ передать при случае товарищу Сталину, от них
горячий привет. Виктор пообещал и даже сочинил приветственную речь. Для того, чтобы
выполнить свое обещание, но несколько раз подолгу бродил в лесу вокруг Сталинской дачи, надеясь
на встречу. Эти прогулки закончились для него неожиданно. Однажды из-за деревьев появились двое
военных. Они схватили Виктора за руки, обыскали. - Ты чего здесь постоянно бродишь?! - спросил
один из них. - Грибы собираю, - ответил Виктор, - а что?, - а где корзинка? - А я так... в
карманы. - Пойдем с нами! - приказал военный. Его отвели в комендатуру дачи и стали строго
допрашивать, кто он и откуда. Потом они позвонили на дачу дяди и проверили его ответы. Выпуская
его за ворота, майор предупредил: - Ты, парень, больше не маячь возле дачи. Собирай грибы в
другом лесу. А то всякое может случиться... У нас здесь ребята меткие...
Вечером тетя Валя, жена дяди, спросила Виктора:
- Зачем ты все время бродишь вокруг дачи "Зубалово 2", разве тебе мало грибов в нашем лесу?
Виктор по-честному рассказал ей о своем обещании, которое дал школьным друзьям. Она пожала
плечами:
- Надо давать разумные обещания, а это твое обещание не разумно, да и не выполнимо.
- Почему? - спросил Витька, - почему не выполнимо?
- Потому что Иосиф Виссарионович давным-давно живет на другой даче, а здесь живут только
его дети - Василий и Светлана. Но если бы даже он там жил... твой замысел - это нелепая
мальчишеская выходка. Ты ведь уже не маленький, тебе одиннадцать лет, неужели ты не понимаешь,
что можно делать и чего делать нельзя?! - Витька, опустив голову, молча слушал теткин "разнос" и
вдруг поднял голову и спросил:
- А где это?
- Что? - не поняла она. - Ну,... эта... другая дача? - Она испуганно подняла брови:
- Уж не собираешься ли ты отправиться туда за грибами?! - Витька промолчал. - Имей в виду,
- тетя погрозила ему пальцем, - если о твоих похождениях узнает дядя, он будет очень недоволен и
тебе здорово влетит. Выбрось эту глупость из головы! Ты мне обещаешь? - Ладно, - вздохнул
Витька, - только Вы, тетя, неправы, все знают ведь, что товарищ Сталин - друг детей. - Ну вот и
хорошо, - облегченно вздохнула она, - надеюсь, ты не нарушишь своего слова. А если нарушишь, у
тебя могут быть большие неприятности. Ты меня понял?
- Понял, - неохотно сказал Витька, - только не очень.
- И тем не менее, ты сдержишь свое слово, не так ли?
- Ладно, - пробормотал Витька, - сдержу.
* * *
В выходные дни на дачу часто приезжали известные писатели и поэты. Виктор видел там Леонида
Леонова, Владимира Лидина, Александра Жарова. Однажды его познакомили с толстым, очень
серьезным мальчиком в коротких штанах и матроске. Его за руку держала мама, невысокая полная
женщина в ярком, очень открытом, шелковом платье и в белой шляпке с красным цветком. Мальчик
держал под мышкой скрипку в футляре. Знакомясь с Виктором, он протянул ему руку и
отрекомендовался:
- Буся! - и тут же спросил: - А ты?
После обеда все присутствующие, затаив дыхание, слушали его игру. Играл он виртуозно. -
Маленький Паганини, только очень толстый, - шепнула Виктору двоюродная сестра, дочка дяди.
Потом все поздравляли Бусину маму с сыном-вундеркиндом... Она с большим достоинством
принимала поздравления, заявив, что ее сын, Буся Гольдштейн, бог даст, станет когда-нибудь не хуже
их великого земляка маэстро Столярского. - Аза этих добрых людей,
- поклонилась она в сторону хозяев дома, - которые помогли нам переехать аж в саму Москву, я
буду молиться всю свою жизнь. Чтоб я так жила. Да, Буся? Ты слышал, что я сказала? - спросила
она сына.
- Да, мама, - ответил Буся, - я слышал, что ты сказала.
Хозяйка дома подошла к Бусе и вручила ему большой сверток: - Это тебе, Буся, от нас подарок,
- сказала она, - белый брючный костюм, в котором ты будешь выступать на концертах. Желаю тебе
блестящих успехов, - и она поцеловала его в лоб. Буся взял сверток и шаркнул ножкой: - Примите
мое спасибо. У нас в Одессе все очень любят белые брюки. Да, мама? - Да, Бусенька; - кивнула она
головой, - и тебе они будут очень даже к месту. Мадам сделали тебе очень благородный подарок. -
Присутствующие смущенно заулыбались, а сама "мадам", чтобы смягчить возникшую неловкость,
сказала, что она очень ценит одесский юмор и поспешила пригласить всех к чаю.
... Во время ночной грозы молния угодила в высокую сосну возле гаража и расщепила ее пополам.
У Виктора родилась идея смастерить на гараже громоотвод. Рано утром в выходной день, когда все
еще спали, он залез на крышу гаража и стал осуществлять свою идею. Вдруг он услышал знакомый
ему уже голос только что приехавшего в гости к дяде Михаила Кольцова.
- Алло, милейший! Что это ты там на верхотуре колдуешь?
- Громоотвод ставлю, - крикнул Виктор. Кольцов закинул голову, понаблюдал за Виктором и
громко засмеялся:
- Да ты второй Вениамин Франклин, милейший!
- Почему? - не понял Виктор.
- Как это почему?! - удивился Кольцов, - ты до сих пор не знаешь, что именно он изобрел
громоотвод?! Это невозможно! Не наговаривай, пожалуйста, на себя.
- Но я, в самом деле, не знал, - признался Виктор.
- Как?! - не унимался Кольцов, - и ты не знаешь, что сказал по этому поводу великий Тюрго?!
Виктор слышал от взрослых, что этот "очкарик" - великий эрудит и ему в этом нет равных,
поэтому молча продолжал возиться с громоотводом, ожидая, что он скажет дальше.
- Так знай, - продолжал Кольцов, что великий Тюрго сказал о Франклине так: "Он вырвал
молнию у неба и скипетр у тиранов!". Ты стоишь на верном пути, мой друг!
- А кто такой этот Тюрго? - спросил Виктор.
Кольцов блеснул очками, засмеялся: - О великом Жаке Тюрго - в следующий раз, и стал
загонять в гараж свой пыльный "Форд".
В тот день он много рассказывал о своих поездках и встречах в Англии, Венгрии и Германии, о
том, как ему удалось посетить в тюрьме знаменитого немецкого революционера Макса Тельца,
осужденного по ложному обвинению в убийстве какого-то помещика, рассказывал о книге
воспоминаний этого легендарного вождя немецких партизан, которая была издана в Москве. Потом
Виктор услышал о том, как борются английские горняки за свои права и как их передают какие-то
реформаторы и социал-предатели. Говорил он очень живо и остроумно, иногда даже в лицах... В
конце своего вдохновенного монолога он воскликнул:
- Старик Руссо очень мудро заметил, что гражданское мужество встречается в нашей жизни куда
реже, чем мужество воинское. За идею, братцы, надо драться не только на поле боя, но и в нашей
буче, боевой и кипучей... - Он помолчал и грустно покачал головой: - Мы тоже в этом грешны. Ох,
как грешны. - Вдруг он вздрогнул, посмотрел на часы и вскочил с кресла:
- Ого-го! Извините, друзья хорошие, но я здорово зарапортовался. А ведь мне сегодня ночью
дежурить в редакции. "Правда" - превыше всего!
Кольцов стал торопливо прощаться, пожимая всем руки:
- Оревуар! Ауф-ви-дерзейн! Адьос!
Виктор решил проводить его до машины. Они вместе добежали до гаража, Кольцов сел за руль,
опустил ветровое стекло и протянул руку:
- До свидания,
достопочтенный Витька Франклинович. Сооружай свои громоотводы и вырывай скипетрыу
тиранов! В следующий раз я обязательно расскажу тебе о своем друге старике Тюрго. Будь здоров и
не кашляй...
* * *
Вскоре Михаил Кольцов .уехал в Испанию и Виктору больше никогда не довелось увидеть
полюбившегося ему дядю Мишу. .
* * *
Георгий Николаевич Дружинин уже полтора года был директором завода. Он был поглощен
работой. Целые дни, а нередко и выходные, проводил на заводе. Это отвлекало его от тягостных
мыслей. Аресты не только продолжались, но приобретали еще более массовый характер. "Когда же
окончится эта страшная вакханалия? - мучительно думал Дружинин, - ведь если Сталин поставил
перед собой цель - любой ценой уничтожить своих потенциальных соперников, то он уже достиг ее.
Троцкого изгнал, Зиновьева и Каменева уничтожил, Бухарина и Рыкова вывел из Политбюро и ЦК.
Чего же он теперь добивается?
Размышляя о том, что происходит, Дружинин пришел к выводу о том, что массовый Ленинский
призыв в партию двадцать четвертого года на деле оказался той питательной почвой, на которой,
вопреки Ленинскому завещанию, состоялся теперешний Сталин и его режим. Дружинин был живым
свидетелем того, как Сталин хитро, умело и расчетливо разгромил по очереди "левых" и "правых",
причем, ихже собственными руками. А затем, не менее расчетливо, заменил их сторонников в центре
и на местах своими выдвиженцами из числа молодых коммунистов Ленинского призыва, мало
искушенных в политике.
Он вспомнил свой давнишний разговор с одним рабочим, членом партии Ленинского призыва: -
Все эти оппозиционеры - одного поля ягодки, - сказал рабочий со злостью, - или сынки дворян,
или бывшие студенты. - Но ведь и Владимир Ильич был из дворян, - сказал тогда ему Дружинин,
- да и не он один, а многие видные революционеры вышли из дворянского сословия. - Ты Ильича
не трожь, - нахмурился рабочий, а другие - гнилая интеллигенция. Вот товарищ Сталин - другое
дело, он наш, сам из народа, его отец сапожником был. Потому он и стоит так за рабочий класс и
трудовое крестьянство.
* * *
Дружинин потерял надежду на встречу с Яном: "Не хочет встречаться, - думал он, - понимает,
что закидаю вопросами, которые мучают не только меня...". Но однажды, летней ночью тридцать
седьмого Ян приехал.
Они были знакомы много лет, с декабря двадцать второго года. Ян пришел тогда со своей
семнадцатилетней сестрой Аней на новогодний вечер в Военную Академию Красной Армии, где
двадцатитрехлетний Георгий Дружинин учился на втором курсе. Красивая черноволосая девушка с
длинной пышной косой и застенчивой улыбкой сразу покорила сердце бравого слушателя. А после
того, как они легко и весело пропорхнули вальсом, он твердо решил немедленно просить у ее брата
руки юной красавицы, что и сделал с присущей командиру Красной Армии решимостью тут же, на
новогоднем балу. Брат ее рассмеялся, сказал, что готов поверить в любовь с первого взгляда, но для
начала пригласил его заходить к ним в гостиницу "Метрополь". Георгий Дружинин стал частым
гостем у них в "Метрополе", который назывался тогда "Вторым Домом Советов" и служил временным
пристанищем для многих семей сотрудников Совнаркома.
* * *
... Открыв дверь и увидев Яна, Георгий радостно воскликнул:
- Ян?! Неужели приехал?! Я-то грешный подумал, что ты позабыл наш адрес.
Снимая фуражку и габардиновый плащ, Ян негромко сказал:
- Извини за поздний визит. . И не надо никого будить, пусть спят, я ненадолго...
- Тогда давай обоснуемся на кухне, - вполголоса предложил Георгий.
Ян утвердительно кивнул. На кухне они уселись за стол и некоторое время молча разглядывали
друг друга.
- А ты стал почти седой, - проговорил Георгий.
- Да и ты не очень помолодел, - сказал Ян и положил руку на его плечо.
- Выпьем по рюмке за встречу? - спросил Георгий.
Ян отрицательно покачал головой.
- Ты же знаешь...
- Тогда чаю.
- Чаю давай и покрепче.
Чай пили вприкуску. Ян сказал:
- Крепкий. Кто заваривал, Аня?
- Ян, не томи душу, - не выдержал Георгий, - объясни, ради всего святого, что происходит?
Новый Термидор?
Ян помолчал, отпил несколько глотков:
- Отвечу тебе на это словами Сталина. Помнишь его беседу с немцем Эмилем Людвигом? -