Я выстрелил. Волна сжатого воздуха ударила нас, словно кулак, раскаленная гильза упала на пол. Щелчок, и пушка вновь готова к действию. Но сейчас в ней не было нужды: в воздух полетели обломки, и мы поняли, что снаряд попал в цель. Противотанковое орудие вышло из строя; то, что могло от него остаться, быстро оказалось размятым нашими гусеницами.
- Башню вправо! Расстояние пятьсот метров. Огонь прямой наводкой.
Мотор заревел, башня повернулась, и я сразу увидел цель: "черчилли", их легко было узнать по длинному корпусу и низкой башне. Танков было шесть, они стояли в ряд один за другим.
Мы остановились. На ходу ведут огонь только неопытные новички, и элемент быстроты был очень важен, чтобы полностью использовать преимущество положения. Стоящий танк представляет собой, так сказать, сидящую утку. Малыш открыл одну из боковых панелей, чтобы наблюдать за происходящим, но Старик тут же рявкнул на него:
- Закрой сейчас же!
- Не нужно паниковать, - спокойно ответил Малыш. - И, пожалуйста, не забывай, что я обер-ефрейтор, становой хребет немецкой армии.
Старик выругался и обратился ко мне, как к более податливому:
- Первым делом подбей последний, затем стреляй по первому. Ясно? … Огонь!
Из длинного ствола вырвался язык пламени; я успел увидеть, как "черчилль" пошатнулся от удара. Потом я повернул башню и выстрелил в находившийся во главе колонны танк. На сей раз я с удовольствием увидел, как весь танк взлетел в воздух осколками металла.
- Сменить позицию!
Порта отъехал задом в углубление, я навел на оставшиеся четыре "черчилля" перископ. Выбрал один из них, прицелился и выстрелил. На сей раз я оказался не столь удачлив - снаряд отскочил от башни. Английские танкисты, должно быть, пережили несколько очень неприятных секунд, после которых стали открывать люки и выпрыгивать. Хайде тут же скосил их из пулемета, и по нам дали ответный залп. Снаряды, к счастью, не долетели, но Малыш снова укрылся в танке, утирая пот со лба.
Я навел перископ на следующий "черчилль". Длинный снаряд попал в цель, однако танк остался на месте. Я пришел в недоумение, потом увидел поднимающуюся от него тонкую, белую спираль дыма. Через несколько секунд раздался взрыв. Изнутри взметнулось пламя и заплясало, жадно ища все, что может гореть.
- Сменить позицию! Через развалины! Башню вправо. Расстояние триста метров… Огонь!
Оставшиеся два "черчилля" оказались легкой добычей. Малыш то и дело порывался выскочить из танка и нарисовать на башне шесть колец победы. Видеть гнев Старика было жутко, но Малыш не имел понятия о дисциплине, и угрозы были пустым сотрясением воздуха. Он и Порта, очевидно, были рекордсменами по части нарушений.
Позади нас открыла огонь полевая артиллерия, мы находились под его прикрытием. Противник прочесывал всю позицию № 109, канадские пехотинцы фанатично сражались всем, что попадется под руку. Один сержант даже швырял в нас камнями за отсутствием чего-то более смертоносного.
Мы, как обычно, совершенно утратили чувство времени. Не имели понятия, ведем ли бой один час или двенадцать. Он всегда казался нескончаемым. Однако наконец все кончилось, для "тигров" наступила долгожданная остановка, и нас окутала странная тишина. Слышалось только потрескивание пламени.
Мы скованно спустились на землю, горло и легкие у нас саднило от дыма. Порта с угольно-черным лицом почти сразу же обнаружил неподалеку многообещающие развалины. Возможно, утрем это был населенный дом: теперь он представлял собой груду битых кирпичей и обугленных балок. Но Порта зашагал к ней так оживленно, словно это был отель "Риц" - и уверенность его, как всегда, оправдалась. В том, что касалось еды и выпивки, интуиция никогда его не подводила: через несколько минут он вернулся с полными руками жестяных баночек с пивом. Бросил их со стуком и лязгом к нашим ногам, затем, не переводя дыхания, побежал обратно и крикнул на ходу:
- Там его целый ящик! Это пиво победы, и, поверьте, отличная штука… Я уже выпил литр!
Малыш издал победный клич и побежал вслед за Портой. Они вдвоем принесли этот ящик; однако прежде, чем мы успели насладиться их добычей, какой-то безмозглый любитель пострелять взрыл землю у наших ног пулеметной очередью.
- Гады! - крикнул Малыш, когда мы бросились в укрытие.
Хайде выдернул чеку гранаты и бросил ее через гребень холма в неизвестного стрелка. Почти сразу же после взрыва на гребне появился человек в хаки, помедлил секунду, потом покатился к нам, оказавшись возле нас уже мертвым. Видимо, он был один, потому что нас больше не тревожили. К сожалению, перед смертью он причинил нам максимальный ущерб: драгоценные банки с пивом были продырявлены пулями, и оно у нас на глазах впитывалось в землю. Порта подошел к ящику и злобно пнул его.
- Проклятая война! - прорычал он.
5
Участники Сопротивления в Кане получили приказ уничтожить начальника милиции Люсьена Бриера: он не только работал в прямом взаимодействии с немецкой полицией, но еще имел наглость быть личным другом местного начальника гестапо, комиссара Гельмута Бернхарда. Бриер был повинен в казни многих французов.
Совершить убийство вызвался человек по имени Арсен. С тремя помощниками он ухитрился войти в дом-контору Бриера на улице Фоссе-дю-Шато и бросить связку гранат в жилую часть здания. К сожалению, эта попытка не причинила особого вреда, и хорошо еще, что этим четверым удалось скрыться неопознанными. После этого дом днем и ночью охраняли солдаты Ваффен СС, делая попытки убить Бриера в своем доме совершенно невозможными.
Тем временем участники Сопротивления без конца обсуждали и отвергали новые способы выполнить задание. В конце концов Арсену это надоело, и он заявил, что сделает дело сам. Когда его спросили, каким образом, он лишь пожал плечами и сказал, что будет полагаться на удачу.
В конце концов Арсен убил Бриера самым простым способом: подошел к нему на улице и дважды выстрелил в голову. Бриер, видимо, почувствовал опасность, увидев, что Арсен приближается к нему, но тот не хотел второй неудачи, и этот тип оказался мертв, едва повернувшись, чтобы убежать. Улица в это время была довольно безлюдной. Те прохожие, что видели убийство, благоразумно попрятались. Среди тех, кто видел случившееся из-за штор спален, подавляющее большинство, видимо, его одобрило. Во всяком случае, Арсену хватило времени достать фотоаппарат, спокойно сфотографировать убитого, а потом неторопливо зайти в переулок и скрыться.
Через три дня друзья-гестаповцы устроили Бриеру пышные похороны. Весь Кан высыпал из домов, издавая язвительные и одобрительные возгласы; люди пели "Марсельезу". Арсен, хотя и оставшись неизвестным, определенно стал героем дня.
В ДУХЕ ХЕМИНГУЭЯ
В Нормандии не существовало сплошного фронта. Можно было уехать в разведпоиск на несколько часов и не увидеть ни единого следа противника. На этой стадии войны можно даже было обнаружить совершенно нетронутые деревни, жители которых, казалось, едва догадывались, что в нескольких километрах шел ожесточенный бой, хотя там были уничтожены целый населенный пункт и половина армии.
В деревню Монтоден мы въехали ночью. Двигались с опаской: могло статься, что здесь находится осиное гнездо войск противника. Но главная улица была темной, безлюдной, нигде не было видно ни солдата, ни местного жителя.
- Смотрите, забегаловка! - прошипел Порта, взволнованно указывая вперед на единственное освещенное здание. - Давайте остановимся, посмотрим, есть ли там какая-нибудь жратва. У меня совсем живот подвело.
Когда заходила речь о еде, Порта говорил очень убедительно; кроме того, мы были слишком усталыми, чтобы с ним спорить. Остановились посреди деревенской площади, словно туристы в мирное время, потом, изможденные, грязные, в отвратительном расположении духа, размяли затекшие руки и ноги и вылезли на ночной воздух. Мы два дня провели в разведке, а это нудное, утомительное занятие.
- Я совсем измотан, - пробурчал Хайде. Громко зевнул и ударил ногой по гусеничному катку "пантеры". - Эта чертова коробка сводит меня с ума.
- Где мы? - спросил я. - За линией фронта?
- За чьей? - саркастически ответил Порта. - Нашей или противника?
- Той или другой.
Старик почесал затылок, потом задумчиво потер пальцем нос.
- Кто его знает, но на всякий случай оставим в танке свои кепи. Это единственное, что выдает нас.
- Я возьму наган, - объявил Малыш, любовно беря большой русский револьвер, который раздобыл каким-то загадочным образом. - Люди сейчас не особенно дружелюбны.
- Давайте вооружимся все, - предложил я.
Мы наложили гранат в боковые карманы, сунули пистолеты в нагрудные, потом Легионер, держа в руке пистолет, распахнул дверь кафе ногой и впустил нас. Под высоким потолком горела одна тусклая лампочка, и заведение казалось таким же безлюдным, как улица.
- Salut, patron, - крикнул по-французски Легионер. - Y a des clients!
Я внезапно осознал, что Хайде сжимает мою руку и указывает вперед дрожащим пальцем. Я взглянул туда И подавил вскрик ужаса. В полумраке был виден толстый человек, привалившийся к стойке; одна его рука лежала на ней, голова покоилась на опрокинутой бутылке виски. Это был, вне всякого сомнения, американец. Пьяный в стельку, но американец. Хайде нервозно дернул меня за руку.
- Давайте уйдем отсюда! - прошипел он.
- Ерунда! - ответил Порта так громко, что мог бы разбудить мертвого.
- Но это янки…
- Плевать, даже если это сам чертов Эйзенхауэр. Я не уйду отсюда, пока не поем.
- Но мы за линией фронта противника…
- Откуда ты знаешь? - спросил с горячностью Порта. - Откуда знаешь, что эта жирная туша - не за нашей? - Схватил Хайде и так затряс, что у него застучали зубы. Порта становился очень раздражительным при мысли, что может остаться без еды. - Может, это не мы, а он сбился с дороги.
Мы посмотрели на американца. Наши голоса слегка потревожили его, и теперь он, с отвисшей челюстью, громко храпел.
- Я намерен поесть, - заявил со всей твердостью Порта.
Легионер кивнул и снова позвал хозяина. Наверху справа под шагами заскрипели половицы. На лестничной площадке появился полный мужчина средних лет, зевающий, с покрасневшими глазами, в грязном халате. Увидев нас, он молитвенно возвел глаза к небу.
- Еще американцы! Господи, пошли мне терпенья!
- Patron, - заговорил успокаивающе Легионер, - excusez le dérangement, mais est-ce qu-on pourrait avoir une soupe genre bouillabaisse? Si vous manquez de personnel on est là pour le coup de main.
Хозяин уставился на него, разинув рот.
- Вы французы? Я принял вас за эти чертовых янки!
- Я француз, - беспечно ответил Легионер. - Мои друзья - немцы из Иностранного легиона. Мы держим путь в Париж.
Хозяин сунул ноги в старые шлепанцы и спустился по скрипучей лестнице, лицо его сияло.
- Vive des Français! - крикнул он тем, кто находился наверху. - Vive la France! Спускайтесь все!
Проворными движениями профессионального бармена хозяин выставил ряд старых, покрытых пылью винных бутылок. Спавший американец инстинктивно открыл один глаз и огляделся вокруг, очевидно, унюхав выпивку. Усы его вымокли в виски, а если бы кто-нибудь бросил зажженную спичку в его мундир, он вспыхнул бы скорее, чем цистерна с бензином. Увидев нас, американец вяло поднял руку.
- Эй, Мак! Шотландское есть?
Не дожидаясь ответа, обаятельно улыбнулся и свалился на пол среди лужиц виски.
- Вдрызг пьян, - равнодушно сказал хозяин; - Он здесь с полуночи до позднего вечера пьянствовал с двумя приятелями. Они приехали вчера утром и, по-моему, пили, не переставая.
- Отвратительно, - сказал Легионер. - А что… э… с его друзьями?
- Уехали. Сели в джип и укатили без него. Он с тех пор не просыхает.
Мы все мрачно уставились на американца. Он лежал, фыркая, как морж, но, видимо, слитная сила нашего неодобрения дошла до его одурманенного мозга. Он открыл глаза. Они покраснели и выглядели жутко. Очень медленно, с неимоверным достоинством, поднялся и застучал по стойке.
- Хозяин! Черт возьми, где шотландское, которое я заказал?
Хозяин пожал плечами.
- Что я вам говорил? Американцы, наверное, все алкоголики.
- Отвратительно, - снова сказал Легионер.
Мы с серьезным видом лицемерно согласились. Американец, пошатываясь, пошел к Барселоне.
- Знаешь, что, Мак? У тебя гнусная рожа… напоминает фрицевскую. Знаешь, что? Ты похож на паршивого фрица.
Он громко загоготал, повалился на пол, перевернулся на спину и затянул песню "Мой старый дом в Кентукки". Хозяин жестом пригласил нас к стойке.
- Я не удивлюсь, если у него белая горячка. Он военный корреспондент. Это самая пьющая публика.
- Однако, - хозяин злобно засмеялся, - корреспонденции начнет он писать не скоро. После первых двух бутылок виски разбил свою пишущую машинку. Сказал, что она не может писать без опечаток, надо же! Машинка не может писать без опечаток… А машинки ведь денег стоят. Я хотел собрать ее, но он здоровенный тип, разнес машинку вдребезги.
Тип был действительно здоровенный. Почти такой же, как Малыш. Лично я не хотел бы связываться с ним и заискивающе улыбнулся, когда он сел и махнул нам рукой.
- Выпей стаканчик, приятель! Выпей десять стаканчиков! За мой счет… Слушай, Мак, ты знаешь, кто я? - Он повернулся к Старику. - Не выдаю никаких секретов, заметь, но человек я очень значительный… чертовски значительный, вот и все, и мне нужно быть в Париже до того, как эта гнусная война кончится… Спрашивал кто-нибудь тебя, приятель, трудно ли умирать? - Он скосил красные глаза в мою сторону. Я, как зачарованный, покачал головой. - Так вот, я тебе скажу, потому что много думал над этим в последние дни и, кажется, нашел ответ. - Он доверительно подался вперед. - Ответ простой: нет. Нет, и все тут. Что скажешь? Жить гораздо трудней, чем умереть, приходило тебе это в голову? Уверен, что нет. Я единственный мыслящий человек в этой чертовой компании… Эй, ты! Здоровяк!
Он назойливо поманил к себе Малыша. Малыш воззрился на него, потрогал револьвер и явно подумал, не треснуть ли по башке надоедливого янки, чтобы покончить с этой историей.
- Иди сюда, скажу один секрет… Кроме шуток! Я сразу узнаю алабамца; не вздумай говорить, что ты не из Алабамы, потому что не поверю, черт возьми, ни единому слову… иди сюда, доверю тебе одну тайну.
Малыш, держа руки в карманах, сделал несколько шагов к нему.
- Ел когда-нибудь негра на обед? - спросил американец. - Держу пари, да, старый ненавистник негров! Теперь слушай меня, скажу, где крепкое пойло. - Понизил голос до громкого, сурового шепота. - За стойкой, третья полка слева от зеркала.
Малыш подскочил, как ужаленный, перескочил через стойку и провел громадной лапищей по бутылкам на третьей полке.
- Виски! - заорал он так, словно нашел золотую жилу. - Достаточно, чтобы пустить в плавание линкор!
- Забудь ты о выпивке, - пробурчал Порта. - Как насчет еды?
У подножия лестницы появились две недовольные женщины. Хозяин поманил их и указал на кухню.
- Туда. - И обратился к Порте. - Иди, скажи, что тебе нужно.
Порта тут же бросился туда, после недолгого колебания последовал за ним и я: мне было любопытно понаблюдать за приготовлением знаменитого буйабеса, о котором он постоянно говорил.
- Покажи, что у тебя есть, - лаконично сказал Порта.
Хозяин лучезарно улыбнулся.
- Лобстеры, - заговорил он. - Несколько банок. Я купил их, - он неопределенно махнул пухлой рукой, - у американцев. Мы ждали янки с самого начала войны, а что они теперь здесь делают? Напиваются до бесчувствия в каждом городе и деревне от Кана до Парижа. Вы называете это войной? Я называю это…
Как он это называл, мы так и не узнали, потому что его прервал дикий вопль от стойки и звон разбиваемого стекла.
- Mille diables! - Хозяин схватил с кухонного стола резиновую дубинку и занес ее над головой. - Все вы, солдаты, одинаковы! Только и знаете, что пить и драться.
Мы бросились в другую комнату, оставив Порту, работавшего консервным ножом. Малыш и Хайде сцепились в жестокой схватке. Старик отрешенно пил в углу виски. Барселона с американцем сидели на полу, подбадривая их возгласами. Легионер, как обычно, оставался безучастным. Двух точных ударов резиновой дубинкой между глаз оказалось достаточно, чтобы разнять дерущихся. Они повалились без чувств, и зрители громко зааплодировали.
- Отлично, - с восхищением сказал я. - Но от Малыша, когда он очнется, лучше держаться подальше.
- Merde! - сказал хозяин и бесстрастно пошел обратно на кухню, я последовал за ним.
Порта в поварском колпаке и мясницком фартуке поднял взгляд и махнул нам рукой.
- Что там такое?
Хозяин выпалил что-то по-французски, мы с Портой недоуменно переглянулись.
- Видимо, ты не говоришь по-немецки? - небрежно спросил Порта. - Я французским владею неважно:
- Как? - Хозяин с внезапной подозрительностью взглянул на него. - Давно ты в Легионе?
- Года два, но способностей к языкам у меня нет. Кроме того, мы держимся со своими. Нет таких, чтобы говорили на чужом языке хорошо.
- Да, верно, легион называется Иностранным, - согласился хозяин. - Но все-таки странно как-то…
- Очень странно, - оживленно согласился Порта, - только не отвлекайте меня этими разговорами. Меня гораздо больше занимает приготовление буйабеса. Овощей, пожалуйста!
Хозяин стал рассеянно подавать их мне. Помидоры, морковку, лук, картошку. Я передавал их Порте, явно наслаждавшемуся своей новой ролью повара.
- Мне понадобятся еще тимьян с лавровым листом. И лимон с петрушкой, если есть.
Хозяин, я и две недовольные женщины носились по кухне, доставали и подносили, резали и чистили, Порта с удовольствием смешивал все это в большой кастрюле и пел какую-то песню на иностранном языке во весь свой немелодичный голос.
- Это песня венгерских моряков, - сказал он, видя у нас полное отсутствие восторга. - Венгры очень любят буйабес. У них я и узнал рецепт несколько лет назад.
- Ну и какое отношение эта чертова моряцкая песня имеет к тому, что мы здесь делаем? - сварливо отозвался я.