"Если они захватили Крамарчука – а в этом уже можно не сомневаться, – то содержат его в подземелье". Эта мысль и заставила Беркута устремиться вдоль каменистого склона к речушке, по руслу которой можно было выйти к ее небольшому притоку, а уже по нему подняться к гроту, ведущему в бункер Легионера. Даже если Крамарчука успели увезти, там мог скрываться сам Смаржевский.
– Думаешь, майор действительно оказался предателем? – тяжело дышал у его правого плеча Мазовецкий. Чуть позади них спокойно, словно на легкой разминке, топал коваными немецкими сапогами Корбач. Беркут заметил, что во время операций Звездослав становится слишком скуп на слова. Но предельно собран и храбр. Если окажется, что его, Беркута, вызывают за линию фронта для подготовки к десанту, он сделает все возможное, чтобы в той, новой, группе оказался и Корбач. Будет просить об этом штабистов.
– Мне бы этого не хотелось, – пощадил Беркут национальные чувства поручика. – Но ситуация странная.
– Тогда зачем бы он прятал Крамарчука от нас? Почему не выдал его немцам? Считаешь, что пытается служить и тем и этим?
Громов устало взглянул на поручика и промолчал. Сам он мог бы задать Мазовецкому те же вопросы. Но есть ли в этом смысл?
– И потом, как объяснить его "откровения"? Какого дьявола он посвятил нас в тайну своего бункера?
– Объяснение может быть только одно: немцы вышли на майора уже после того, как мы отсиделись в его склепе. А там, кто знает: заставили или попросту завербовали.
Прежде чем преодолеть полосу галечника, отделяющую лес от речки, они затаились в кустах и внимательно осмотрелись. Эта небольшая заминка их и спасла. Из-за высившегося на берегу огромного валуна вдруг показалась пилотка. Владелец ее медленно, осторожно поднимался во весь рост.
– Они отходят к возвышенности! – крикнул он кому-то невидимому по-русски. – Давай наперерез!
– Но ведь было приказано сидеть здесь, – проворчал в ответ другой полицай. Он говорил с заметным украинским акцентом и скрывался где-то за береговым обрывом.
– Ну, так всё, отсиделись! Вон они, там! Может, и схватим хотя бы одного! Не за грош, так за спасибо.
Капитан вовремя перехватил ствол автомата Мазовецкого и предостерегающе поднял руку перед лицом Корбача, затаившегося чуть левее его. Полицаев оказалось трое, они прошли в каких-нибудь двадцати метрах от кустарника, и, возникни сейчас иная ситуация… Но партизанам нельзя было выдавать себя. Иногда выигрывает не тот, кто вовремя выстрелил, а тот, кто вовремя снял палец со спускового крючка, – Беркут знал это по собственному опыту. Выждав, пока полицаи зайдут за гряду камней и заросли ельника, он первым метнулся к пролегавшей неподалеку ложбине.
* * *
По подземному пещерному руслу они без особых приключений добрались до выступа, за которым чернел вход в бункер, и Беркут, достигший его первым, прислушался к тому, что происходит внутри. Выстрелы сюда не долетали, за каменной плитой тоже вроде ничего не происходило: ни голосов, ни движений. Но именно эта тишина настораживала его и заставляла все оттягивать и оттягивать мгновение, когда нужно будет отодвинуть плиту и протиснуться в узкое пространство, которым заканчивалась подземная обитель Легионера.
– Позволь мне, – прошептал Мазовецкий, оттесняя капитана от входа. – Я позову Смаржевского по-польски. В меня он не выстрелит. Попробует договориться, завербовать.
Беркут осветил лучом плиту и, погасив фонарик, хлопнул поручика по плечу.
– Подстрахую. Войдешь в пещеру – присядь.
Эта плита-колонна была не тяжелой, но они потратили минут десять, чтобы неслышно сдвинуть ее и дать возможность Владиславу нырнуть в пролом.
– Пан майор, пан майор! – услышал Беркут голос Владислава, стоя за ребром плиты и держа под прицелом проход, в котором едва-едва угадывались отблески фонаря. Он помнил, что одна "летучая мышь" висела в этом подземелье под потолком, другая стояла в неглубокой нише.
– Не стреляйте! – едва различил Беркут негромкий ответ, однако принадлежать Смаржевскому голос не мог.
– Это ты, Крамарчук? Я – Мазовецкий.
Услышав это, Беркут сразу же рванулся в нишу вслед за поручиком.
– Спасай, душа твоя антихристовая! – умолял сержант Крамарчук. – Закрючили меня.
Крамарчук, связанный, избитый, был подвешен на веревке, переброшенной через вбитый в потолок крюк так, что едва касался носками пола.
– Кто здесь был, где они? – негромко спросил Беркут, выхватывая из-за голенища нож и быстро перерезая веревки.
– Поляк и еще какой-то немецкий офицер. Когда завязалась стрельба, они бежали.
– Ты ранен, цел?
– Пока только мордобоем занимались, – зло сплюнул сержант. – Сначала в дипломатию играли, но под конец рассвирепели… Когда один из них присмотрелся и понял, что дал маху.
– Это был Штубер? Немецкий офицер Штубер? Поручик, выгляни. Только осторожно.
– Нет, не он. И по-русски этот плоховато говорит.
– Значит, ждали, пока подъедет Штубер. Офицер, очевидно, командовал взводом, устроившим засаду.
– Смотри, капитан, – удивленно воскликнул поручик, – здесь, в нише, целый арсенал! Три автомата, пистолет, гранаты.
– Поищи хорошенько, здесь и пушку найдешь, – ответил вместо Беркута Крамарчук, одной рукой хватая свой валявшийся на столе немецкий офицерский ремень с двумя пистолетами, а другой – автомат. – Ну, христопродавцы!.. Теперь у меня с вами будет другой разговор. Ты, капитан, тоже хорош. Что ж ты мне не сказал, что в этой берлоге есть еще один выход?
– Думаешь, это пригодилось бы?
– Ты же видишь, как мне везет на каменные склепы!
Мазовецкий осторожно отодвинул прикрывающий основной вход камень-стояк и выглянул. В подземелье проникли первые, едва пробившиеся через частокол сосняка, лучи холодного утреннего солнца. Владиславу оно показалось горным миражом.
Пока он изучал подходы к пещере, все трое быстро разбирали арсенал майора: рожки с патронами, гранаты, запасные обоймы к пистолетам.
– Пора уходить, командир, – первым подал голос Корбач. – Иначе немцам придется вбивать сюда еще несколько крючьев.
– То есть как это – уходить? – нервно рассмеялся Крамарчук. – Ты что?! Не дождавшись хотя бы одного из них?! Да я его на этот же крюк!
– Корбач – на поверхность! – вмешался Беркут. – Замаскируйся. В бой вступаешь в крайнем случае, когда будем отходить. Позицию занимай так, чтобы контролировать оба выхода.
– Капитан, гости! – послышался голос Мазовецкого. – Майор Смаржевский и немец. Буду встречать у входа. – Он юркнул в проход и сразу же задвинул за собой камень.
Андрей прислушался. Под завывание вет-ра, прорывавшегося в щели между камнями, стрельба то затихала, то вспыхивала с еще более яростной силой. Но при этом явственно удалялась к возвышенности, куда уводила карателей группа младшего лейтенанта. Эти же двое – немецкий и польский офицеры – возвращались, решив, что опасность окончательно миновала. Прозрение их должно было стать жестоким.
Беркут метнулся к висевшей под потолком лампе, погасил ее, оставив гореть только ту, что в нише, и, вернувшись к выходу, прижался к боковой стенке. Крамарчук затаился по другую сторону, втиснувшись в углубление, к которому подступали нары.
– Займешься первым, – успел предупредить капитан. – Если Смаржевский – не убивать.
Зашуршала плита, на серой каменной стене отразилось похожее на изогнутое велосипедное колесо очертание входа. Оно становилось все ярче и ярче.
– Ну что, можно отводить этого партизана в дом, – по-немецки сказал Смаржевский. – И отправлять в Подольск. Пусть теперь им занимается гестапо.
– Жаль, что не попался сам Беркут, – ответил немец, когда, низко пригнувшись, майор уже переступил каменный выступ-порог пещеры.
Ответить Смаржевский не успел. Андрей захватил его за волосы, оглушил рукояткой пистолета и толкнул к Крамарчуку, а сам нырнул в тамбур пещеры, в которую, низко нагнувшись, уже входил немецкий офицер. От неожиданности немец на какое-то мгновение замер, потом, нервно нащупывая кобуру, дернулся к выходу. Но подоспевший Мазовецкий перехватил его, развернул, обезоружил и, сбив с ног, заставил буквально на четвереньках вползти назад, в бункер…
– Кажется, вы очень сожалели, что не смогли повидаться с Беркутом, – сказал Владислав обер-лейтенанту. – Он перед вами. Что вы хотели ему сказать?
– Теперь уже ничего, – ответил за него Смаржевский, неожиданно придя в себя. – Но хочу напомнить, пан Беркут, что в этом подземелье вы находили приют. Я делал для вас все, что мог.
– Поручик, уведи этого, – кивнул Беркут в сторону обер-лейтенанта. – Поговори с ним в гроте, на берегу речки. Кажется, тебе нужны были мундир и документы. А я задам несколько вопросов мягкосердечному и гостеприимному пану Смаржевскому, который успевает давать приют и партизанам, и гестапо, и целой роте карателей.
– Все равно вам отсюда не вырваться! – вдруг истерично закричал обер-лейтенант, нервно подергивая плечами, словно пытался освободиться от веревок, которыми его никто не связывал. – Солдаты уже возвращаются сюда! Вам не уйти! Вас повесят, как бандитов! Особенно тебя, Беркут, тебя! – выкрикнул он последнюю фразу на ломаном русском. – Ты не уйдешь от возмездия!
– Убери эту истеричку, – презрительно бросил Беркут по-немецки. – Стыдно смот-реть. Так что, пан майор, – обратился к Смаржевскому, как только Мазовецкий вытолкал орущего обер-лейтенанта, – продолжим наш разговор? Я не ксендз, но сегодня охотно выслушаю вашу исповедь. Только учтите, у нас с вами не более десяти минут.
– Какая уж тут исповедь? Сжальтесь, пан лейтенант, – Смаржевский тяжело присел на нары и, поморщившись, ощупал затылок. – Вы же понимаете: они заставили меня. Немцы. Гестапо. Сами убедились, как они умеют "уговаривать".
– Но и я знаю, как умеешь уговаривать лично ты, христопродавец! – захватил его пальцами за подбородок Николай Крамарчук. – И брось вилять: "заставили", "уговорили"!.. Если бы заставили, ты бы, допрашивая меня, так не зверствовал. Да и немцы не так относились бы к тебе. Продался, как последняя шлюха, – так и скажи. И задом по земле не елозь.
Пистолетный выстрел, донесшийся из-за каменной стены, заставил замолчать не только Крамарчука. Беркут мельком оглянулся на нишу, за которой исчезли Мазовецкий и немец, а Смаржевский передернулся всем телом, словно кто-то ударил его ножом в спину. Но, похоже, именно этот выстрел напомнил ему, что он – офицер, что идет война, и что сделавший в ней выбор должен принимать смерть мужественно.
Майор поднялся, лихорадочно оправил френч, застегнул ворот и устало, почти безразлично посмотрел на Беркута.
– Пусть он выйдет, – кивнул в сторону Крамарчука. – Говорить хочу с офицером и смерть принять – тоже от руки офицера.
Беркут и Крамарчук переглянулись.
– Выйди, Николай. Последняя просьба, как-никак. Послушаю, что он скажет.
– И почему я до сих пор не офицер?! – остановился Крамарчук между Смаржевским и Беркутом. – А то бы я имел полное право подвесить пана майора на тот же крюк, рядом с фонарем, на который он подвесил меня. Еще раз попадусь немцам, потребую, чтобы допрашивал меня только сержант.
– В следующий раз тебя допросит лично Гитлер, – положил ему руку на плечо Беркут. – Сочтет за честь. А пока проверь пост. У вас, майор, десять минут, – напомнил он, когда Крамарчук задвинул за собой камень-стояк. – К немцам сами напросились?
– Если бы сам! Раскрыли. До сих пор не пойму, как это произошло.
– Что тут непонятного? "Летчик". Его работа.
– Да, но он каким-то образом вышел на меня.
– Это могло произойти случайно. Посоветовали. Кстати, где он сейчас?
– С ними, с карателями.
– После операции вернется сюда?
– Должен вернуться.
– Один?
– Предполагаю, что один. Я бы мог встретить его и помочь вам…
– Ваша помощь, майор, нам уже не понадобится, – неожиданно появился Мазовецкий, на ходу застегивая портупею. Теперь он был в мундире обер-лейтенанта, словно специально для него пошитом.
– Как знать, – проворчал майор.
– Кажется, с минуты на минуту должен подойти "Летчик", – молвил Беркут. – Или у него какая-то иная кличка? – обратился к Смаржевскому.
– Не знаю, называл себя "Пилотом".
– Вот как: "Пилотом"? Звучит. Предупреди ребят, Мазовецкий, чтобы встретили.
– Как же вы могли продаться немцам? Вы, поляк, патриот? – ткнул Мазовецкий дулом пистолета в грудь майору. – Сумели убедить, что после войны нам все равно придется быть союзниками и вести разведку против Советов? У них это, как по Библии.
– Убери пистолет, – холодно ответил Смаржевский. А когда тот отвел ствол оружия, подтвердил: – Да, именно этим они меня и взяли. Не деньгами, нет, ни за какую валюту Смаржевский не продается, и я хочу, чтобы вы, поручик Войска Польского, знали это.
– Почему же вы перед нами так сразу раскрылись? – спросил Беркут, когда, пожелав майору собачьей смерти, Мазовецкий вышел. – Крамарчука ведь могли взять и где-нибудь вдали от вашего дома, отводя от вас подозрение.
– Да не сообразил я. Решил, что сержант – это и есть вы. Ну а с остальными… С остальными немцы потом расправились бы.
– Значит, с немцами вы сотрудничаете недавно? Правильно я понял?
– Арест вашего двойника – первая акция. Первая и последняя. Будь я проклят. Погибнуть за связь с фашистами! Если бы еще месяц назад какая-нибудь цыганка нагадала мне такое, я бы повесился.
– Вместе со мной из Польши пришли полька Анна Ягодзинская и "польский украинец" Звездослав Корбач. Жаль, что их здесь нет. Они бы рассказали, что вытворяют в вашей, пан майор, Польше ваши несостоявшиеся союзники. Уж они бы вас за это предательство точно вздернули.
– Верните мне пистолет. С одним патроном. Дайте умереть по-солдатски. – Он отвернулся к углу, в котором – Андрей только сейчас заметил это – висела небольшая, прямо на куске доски написанная Матерь Божья и, перекрестившись, начал шептать молитву.
– Капитан, – вдруг послышался негромкий голос Мазовецкого. – Идут двое. Один – в гражданском, другой – вроде как в мундире офицера.
– Далеко они?
– Метрах в ста.
– Вот что, майор. Хотите искупить вину?
– Что?! – испуганно переспросил Смаржевский.
– Я спрашиваю: хотите ли вы искупить свою вину? Не передо мной – перед Польшей?
– Неужели это возможно?! – встрепенулся майор. – Вы решитесь дать мне оружие? Я пристрелю их. Слово офицера. А потом уж себя. Можете в этом не сомневаться.
– Нет, после этого вы исчезнете. Оставаться здесь вам все равно нельзя. Вернетесь в Польшу, свяжетесь с партизанами. Борьбы и искупления там хватит на весь ваш век.
– Неужели отпустите меня?
– Я не отпускаю вас, а посылаю в бой. Это разные понятия. И не вздумайте предать еще раз! Мазовецкий!
– Я, пан капитан, – снова появился в подземелье поручик.
– Верните майору пистолет. Клянется, что все, чему его учили в разведке, употребит на благо Польши. И еще… передайте Корбачу и Крамарчуку, что отходим.
– Если позволите, я приглашу немцев сюда, – предложил Смаржевский.
– Божественный план. Ждите меня в долине, поручик. В бой ни в коем случае не ввязываться.
Владислав отдал один из пистолетов с двумя запасными обоймами майору, подождал, когда он выйдет, и вместе с Беркутом втиснулся в проход, ведущий к речке.
– Может, отправишься в Польшу вместе с ним? – спросил его Андрей, снова переходя на "ты".
– С ним – нет. С ним не пойду. Даже если он на моих глазах уложит целый полк фашистов.
– Напрасно. Два хорошо подготовленных разведчика – уже костяк группы.
– Два разведчика, один из которых в любую минуту выдаст отряд, – проворчал поручик. – Спасибо за попутчика, пан капитан, давно мечтал о таком.
Договорить Мазовецкий не успел. Рядом с пещерой, негромко, словно в глубине колодца, прозвучал пистолетный выстрел. Потом еще один. И вот уже в перестрелку включились два автомата.
Прихватив со стола запасной шмайсер из арсенала Смаржевского, Беркут осторожно выглянул из подземелья. Майор отстреливался, стоя за ближайшим валуном. Еще два шмайсера прикрывали его с "крыши" подземелья.
– Он уходит, – зло проговорил Смаржевский, когда, сорвав с плеча автомат, Беркут оказался рядом с ним. – Офицера я уложил, а вот "Пилот" уходит. Именно он и почувствовал что-то неладное. Возможно, обнаружил кого-то из ваших людей.
Андрей заметил мелькавшую между деревьями фигуру, но стрелять по ней не стал – бессмысленно. Убитый поляком немецкий офицер лежал метрах в двадцати, и Беркута так и подмывало подобраться к нему, чтобы посмотреть, не Штубер ли это.
– Первым выстрелил Пилот, – объяснил Смаржевский. – А то я бы сумел заманить их.
– Значит, свидание с Пилотом откладывается? Жаль.
– Немцы! В долине! Вижу человек десять! – докладывал Крамарчук, лежа где-то наверху, между камнями.
Решившись, Беркут перебежками добрался до убитого. Нет, это был не Штубер. Подобрав лежащий рядом с немцем пистолет, капитан достал из его кобуры запасные магазины и, теперь уже не спеша, вернулся к пещере.
– Вы свободны, майор. Сдержите свое слово. Не передо мной, перед своей Родиной. Крамарчук, Мазовецкий, отходим!
Вместе с ними Смаржевский прошел через пещеру, cпустился по руслу в долину, и, наспех попрощавшись, побежал к своему дому.
– Думаешь, он действительно вернется в Польшу, чтобы воевать? – скептически спросил Крамарчук и, глядя вслед майору, нервно повел стволом автомата, еле сдерживаясь, чтобы не скосить его.
– Не сомневаюсь, – резко ответил Беркут, на всякий случай отбивая ствол его шмайсера. Он, конечно, понимал чувство человека, видящего, как, отпущенный восвояси, спасается его недавний палач, однако отменять свои решения было не в его правилах. – Ты сам видел убитого им офицера.
– А что ему, немца жалко, что ли? Дурак я, что не выпотрошил его, гада.
– Оружием можно лишь убить человека, воскресить его оружием невозможно, – уже на ходу заметил Беркут. – А словом, доверием, прощением – это иногда удается.
24
До выхода радиста на связь оставалось два часа. Во время этого сеанса он должен был передать согласие Беркута следовать в район, который будет указан в радиограмме Украинского штаба партизанского движения, для отлета на Большую землю. А также согласие поручика Войска Польского Владислава Мазовецкого пересечь линию фронта и стать офицером одного из подразделений создаваемой на советской земле польской воинской части.
Вопрос следовать или не следовать в район, который будет указан, для Беркута не стоял. Анд-рей вообще не понимал, почему при этом спрашивают его согласия. Он офицер, и подчиняется приказам. Разве что Центр хотел выяснить оперативную обстановку в местах действия отряда, возможность пробиться к указанному району? Тогда другое дело…
А вот с Мазовецким все обстояло сложнее. Никакого энтузиазма по поводу приглашения за линию фронта он не проявил. Беркута это удивило.
Ему много раз приходилось выслушивать от поручика всевозможные планы "прорыва к своим", то есть перехода в Англию или в Африку, к союзникам, где он мог бы вступить в одну из частей Войска Польского, формирующихся за рубежами Польши.