- Хорошо, только действуйте спокойно, разумно. Нельзя их оттолкнуть.
* * *
Коваль возвратился домой удовлетворенный. Кто знает, может, действительно удастся создать партизанский отряд Гвардии Людовой? Однако Матеуш боялся действовать на свой страх и риск. Надо посоветоваться с округом.
У Козы тоже были новости.
В сороковом году всех местных евреев немцы согнали в гетто на Пясках. Соорудили забор из колючей проволоки и поставили будки с часовыми. Связь гетто с внешним миром почти полностью прервалась. И вот теперь в город пробрался сын известного адвоката, Видершталь. Он рассказывал об ужасах жизни за колючей проволокой, о гестаповце по кличке Худой Арнольд. О том, что кто-то выдал группу социалистов, которая уже была готова начать борьбу. Взяли их дня два назад. Уцелел только Видершталь. Провал очень серьезный, так как гестаповцы могут нащупать нить по эту сторону колючей проволоки.
- А где теперь Видершталь? - спросил обеспокоенный Коваль.
- Скрывается в городе.
- Откуда ты знаешь?
- У меня есть разные личные связи.
- Как это могло получиться, что всех взяли, а он один уцелел?
- Подозреваете Видершталя? - удивился Коза.
Матеуш подумал тогда, что удивление Козы выглядит несколько странно: будто он не знает, на что способны гестаповцы.
- Я только размышляю, - ответил Матеуш, - только размышляю. Может завариться такая каша… Хорошо бы переправить его куда-нибудь в деревню. Ведь если его схватят и он не выдержит…
- Ты прав, - согласился Коза. - Вроде бы его тайна, а знает о Видерштале все больше и больше людей.
Хорошее настроение у Коваля пропало. Через связную он передал просьбу, чтобы приехал кто-нибудь из руководства, так как есть важные дела. Потом ждал с нетерпением, строго предупредив Козу, чтобы он не искал контактов для Видершталя. Нельзя подвергать риску ни людей, ни явки.
Обеспокоенный сигналом тревоги, прибыл представитель округа. Матеуш начал с того, что его больше всего волновало, - с Видершталя. Прибывший внимательно выслушал сообщение, потом сказал:
- Ясно. Надо держаться на расстоянии. Черт его знает, может быть, это провокация. И даже неизвестно чья. Немало офицеров из "Союза вооруженной борьбы" болтают о двух врагах и обливают нас грязью. И еще. В вашу организацию входят преимущественно люди, чьи политические взгляды известны многим еще с довоенного времени. А в таком городке полиция помнит каждого человека. Что будет, если по вашей организации нанесут такой же удар, как и в других повятах? У нас и так большие потери. Вы должны быть готовы укрыть некоторых людей. Больше вопросов нет?
- Нам нужны люди для агитации, для политической работы.
- Хорошо, что напомнили. Заберем у вас товарища Михаила.
- Так ведь вы уже взяли Худого. Побойтесь бога! А у нас кто будет работать?
- Вы. И подбирайте себе новых людей. Нужно уметь их искать, товарищ.
- Мне не хватает для этого ни ума, ни образования. Оставили меня одного, старика, и думаете, что я смогу чудеса творить. Я предпочитаю отказаться от своих функций, чем наделать глупостей.
- Отказываться будете после войны, а сейчас нужно действовать. Говорите людям просто, чего мы хотим, без всяких словесных выкрутасов. Рассказывайте, какая у нас программа: вместе на Гитлера в союзе с Советским Союзом и власть для народа. Сегодня борьба, а завтра сильная Польша. Так партия всегда хотела.
Беседовали довольно долго, и Матеуш понял, что в жизни у него только один путь: борьба до полной победы над оккупантами. Поток жизни, увлекший его за собой, может донести до победы, а может занести и в подвал гестапо. Но не скажешь об этом приехавшему товарищу. Он тоже плывет в этом потоке, и у него тоже нет гарантий выжить. Матеуш только вздохнул глубоко, подумав о том, что его ждет, и перевел разговор на другую тему: о создании партизанского отряда.
На другой день во время обеденного перерыва к отцу подсел Юзеф.
- Гестапо что-то вынюхивает, - проговорил он тихо. - Войтушевский сказал мне, что они роются в довоенных документах магистрата. А арестованных евреев почти всех расстреляли за еврейским кладбищем. Только несколько из них еще сидят в тюрьме.
- Ты, может, знаешь, в чем тут дело?
- Ищут Видершталя.
Вот тебе и новые заботы… Что теперь сделают немцы? Взяли группу Видершталя, но наверняка знают, что это была не единственная организация в городе. В кого теперь ударят? А дела торопят, и ничего отложить нельзя.
3
Зной и духота дня разрядились под вечер внезапной бурей. На спускавшихся к Любавке улочках зашумели ручьи. Ливень прогнал с улиц немецкие патрули. Даже автомашины останавливались на дороге. Но через час-полтора черные тучи исчезли и на небе заблестели звезды. Легкий ветерок разносил запах цветов. Легко дышалось очищенным от пыли воздухом.
Но люди промокли до нитки, и Коваль с беспокойством вслушивался в их уставшие голоса. В первой операции боевой группы Гвардии Людовой в Мнихове участвовали семь человек, вооруженные двустволкой, обрезом и пистолетом. Двустволку принес Винценти Козек, близкий родственник Шимека. Он выменял ее у вдовы лесника Покоры за два гуся. За курицу вдова дала еще несколько патронов. Обрез принес Гула. Еще в сентябре 1939 года он нашел приличную винтовку, отпилил кусок ствола и спрятал ее под навесом хлева. Только маловато было боеприпасов - всего девять патронов. Пистолет добыли случайно. Носил его полицейский Смочик из тминного полицейского поста в Едлиске. Он был большой любитель выпить и однажды, сильно поднабравшись, забрался в кусты возле речки поспать. Ребята выследили его, забрали оружие, а самого связали собственным ремнем. В магазине пистолета было только три патрона. Двустволка, обрез и пистолет… Всего около двадцати боевых зарядов и семь человек, лежащих в траве у подножия Чарной Гурки. А у противника?
В Мнихове много жандармов и полиции, в бараках возле Чернева расквартирована воинская часть, кроме того, в Хмелевце - фольксдойче да еще тминные посты, вооруженные гражданские служащие. Самый паршивый немецкий солдат имеет винтовку и до черта боеприпасов. У оккупантов автоматы и пулеметы. А жандармы даже моторизованы. Вот ксендз когда-то говорил, что у Давида была только праща, а он победил могучего Голиафа. За ним стоял бог… А кто стоит за этой семеркой? Может, тоже произойдет чудо?
Лежали в траве, скупо перебрасывались словами, ждали: когда прекратится всякое движение, они встанут и пойдут на юго-восток. Ковалю страшно хотелось закурить. Время от времени он лез рукой в карман - и вытаскивал руку обратно. Нельзя… Матеуш не хотел признаться в этом даже самому себе, но он боялся. Боялся… Одно дело говорить о борьбе на собраниях, а совсем другое - за городом ждать момента выхода на операцию, отдавать себе отчет в том, что в случае встречи с любым патрулем у них не останется никаких шансов на удачу. Да, лежать в траве и вслушиваться в этот вечер, при каждом шелесте гадать, не немцы ли идут… Станут ли они легкой добычей жандармов или окажут сопротивление?
Когда-то он воевал, была у него сила и твердая рука. Брал на мушку людей в рогатых шлемах, не обращал внимания на свист пуль. Насмотрелся на смерть своих и чужих. Да, когда-то он был солдатом. Сегодня он боялся за себя и за этих шестерых, лежащих рядом с ним. Долго колебался, прежде чем дал согласие. А чтобы доказать Козе, что колебался не от страха, решил сам пойти на операцию.
- Провести операцию должен я, - напирал Коза. - У нас есть боевые ребята, хотят действовать. Мы столько говорили о борьбе, о помощи Красной Армии.
- Кроме разговоров нужно иметь возможности.
- У нас уже есть оружие. Правда, всего три ствола…
- Мало.
- А откуда взять больше? Вы поможете? - горячился Коза.
- Попробуем добыть денег. Наверное, оружие можно купить.
- Деньги… - Коза только рукой махнул.
Оба хорошо знали, что денег нет. Не хватало даже на бумагу для размножения на гектографе радиосообщений.
В подвале у него закопана банка Вайнера. Коваль догадывается, что в ней: наверное, золото и доллары… Вайнер умер, а семья, очевидно, в гетто, хотя никто точно не знает. Некому возвратить банку. А пригодилась бы весьма для вооружения группы. Коза говорит правду. Нельзя больше сдерживать ребят. Долго и настойчиво разъясняли им необходимость вооруженной борьбы с оккупантами, а теперь все дело свелось к собраниям. Но как пустить в дело доверенные ему деньги? А вдруг явится кто-нибудь из семьи Вайнера? Будут считать Коваля мошенником.
- Действительно, денег нет, - согласился Матеуш.
- Давай проведем операцию.
- Хорошо, но тихую, без стрельбы.
- Боитесь?
- Я сам тоже пойду, - сказал тогда Коваль.
- Зачем? Это не ваше дело ходить на боевые операции. Вы должны всем руководить.
- Именно поэтому я и пойду.
Сначала он решил рассказать Козе о скрывающихся возле Домбровки русских. Пусть привлечет их к операции. Солдаты, им не страшно идти в бой. А ребята возле них поучатся. Но не рассказал. Ведь начать должны сами, только сами, не чужими руками. Теперь, лежа на мокрой траве, он ясно сознавал: вот оно, начало пути. Куда этот путь приведет их? К осуществлению мечты о лучшей человеческой доле или к гибели?
- Время, - сказал Коза.
- Да, конечно, - вздохнул еле слышно Матеуш. Собрал людей в тесный кружок и начал вполголоса: - Я, товарищи, коротко. Мы являемся первым в Мнихове отрядом народной вооруженной силы - Гвардии Людовой. Сегодня мы начинаем первый бой с фашистами. Какой это враг - объяснять вам не нужно. С сегодняшнего дня начинаем с ним вооруженную борьбу. В этой борьбе должна родиться народная Польша, хотя это и не нравится нашей реакции, помещикам и фабрикантам. А теперь предоставляю слово товарищу Сенкале, командиру отряда Гвардии Людовой.
Коза откашлялся, с минуту помолчал и только потом произнес:
- Боевой приказ номер один: продвигаемся по Сандомирскому шоссе. Я и товарищ Скромный в авангарде, сзади прикрывает товарищ Войтек. Задание, - замолчал, чтобы глотнуть воздуха, - задание такое: прервать связь между Мниховом и Сандомиром. Спилим телеграфные столбы и сожжем мост. Ясно? Еще несколько наставлений: не курить, смотреть во все глаза, по сигналу падать на землю и ждать.
Коваль одобрительно кивал головой. Правильно все сказал Коза. Парень служивый - был в армии, смелый, ну и голова варит.
Растворившись в ночи, их еле заметные тени плыли по спящей земле. Короткие вздохи, иногда прерывистый, возбужденный шепот. Прошли опушкой леса до дороги, ведущей в Едлиск, потом межами в сторону шоссе. Никого вокруг, только где-то в деревне вдруг залает собака. Тихий свист-люди припали к земле, звякнула пила, кашель Гулы - и снова молчание. На фоне неба выделяется ряд телеграфных столбов. Они торчат, словно темные, связанные проволокой пальцы. koi да стоишь под ними, слышишь стонущий посвист. Когда-то давно, когда он был еще мальчишкой, думал, что это бренчат летящие по проволоке слова. Пила гудит ритмично, летят опилки, руки людей давят на столб, провода звенят, еще усилие - и столб подскакивает, наклоняется набок, зависает. Нижний конец роет в земле глубокую борозду. Люди с пилой бегут к другому столбу, а Чайка рубит провода топором. Коза собирает людей, чтобы сообща втащить столбы на мостик. Когда столбы уложены, Сокол подбегает с банкой керосина, но не обливает, а ждет приказа командира. Коза, ощупывает рукой доски мостика.
- Черт возьми этот дождь… - говорит он Ковалю. - Мокрые.
- Что делать. Попробуй как-нибудь зажечь.
- Хотя бы немного соломы.
- До хат слишком далеко, нет времени.
- Вот именно, - бурчит Коза, - а разобрать не успеем.
- Кончай, - торопит Коваль.
- Зажигать!
Вспыхнул огонек, зажженная тряпка описала дугу и упала в лужу керосина. Огонь…
- За мной! - кричит Коза и соскакивает с насыпи.
Все бросились вдоль ручья. Коваль сильно запыхался. Молодые намного обогнали его, только Коза держался неподалеку. Командир сжимал в руке обрез и каждую минуту оглядывался назад. Пламя над мостиком поднималось все выше…
Раздался резкий шум мотоцикла. Было слышно - гнал он вовсю, вскоре зарычал возле горки у леса, потом на повороте несколько сбавил скорость. Наконец они увидели его на прямом участке дороги. Слабый свет фары словно подметал шоссе. Перед мостиком мотоциклист затормозил, мотор заурчал на малых оборотах. Два человека суетились возле огня. Один из них внезапно поднял дуло автомата и широким веером выпустил длинную очередь. Несколько пуль плеснулось в воду, а несколько просвистело над пригорком. Ему вторил другой автомат.
- Отходим, - приказал Коза. - Сначала Седой с Чайкой и Соколом, потом мы.
- Может, подстрелить одного? - предложил Гула.
- Тихо! Отходить!
Коваль спускался медленно, раздвигая руками ветки. Немцы били рядом длинными очередями. Через несколько минут мотор взревел - мотоцикл уезжал обратно. И Матеуш подумал, что скоро сюда явятся жандармы.
Спешно уходили в сторону Зачернянского леса. Пробирались вдоль ручья, часть пути шли по воде, чтобы собаки не взяли след. Потом лесами обошли хутор в Корытковцах, пересекли просеку и достигли хозяйства лесника - старого Юрася, дяди Гулы. Небо уже светлело. Было самое время отдохнуть. Залаяла собака и сразу же замолкла, усмиренная Юрасем. Лесничий ждал их, сидя на крыльце. Он завел их на гумно, где было сено. Потом принес большущую буханку хлеба, молоко и вареные яйца.
- Курить можете здесь, - показал рукой на глиняный пол, - только осторожней.
- Ясно, - кивнул головой Коза, - не беспокойтесь.
* * *
Воскресное утро было погожее и теплое. В лесу щебетали птицы, на дворе лениво кудахтали куры. Из хлева вытолкали коров. Они топтались у колодца, пока парень в расстегнутой рубахе не выгнал их за ворота. Косые лучи солнца через щели между досками проникали внутрь гумна. Коваль, прижавшись к стене, наблюдал за маленьким мирком хозяйства лесника.
Юрась обмотал голову сеткой, взял дымарь. За домом, отгороженные от леса изгородью, стояли ульи. Юрась спокойно, не торопясь, поднял первую крышку улья, одну за другой достал рамки. Одни уложил обратно, другие отставил в сторону. У крыльца собрались куры. Жена Юрася бросила им отруби, куры хлопотливо засновали около ее ног. Пес лениво потянулся возле будки. Если бы не посапывание спящих усталых людей, по уши зарывшихся в сене, можно было бы забыть о войне и оккупации.
Первая операция удалась. Вроде бы сделали немного: спилили три телеграфных столба и подожгли мостик. Всего-навсего маленький эпизод, который, самое большее, разозлит начальника повятовой жандармерии и, может, даже не станет известен крайсляйтеру. Однако он оставит свой след в полицейском рапорте. А может, и еще где-нибудь?
Первая, лишь только первая операция. За ней должны последовать другие. Для этого нужны, однако, люди и оружие. Немного смогут они сделать, выводя каждый раз боевую группу из города. Что-то надо придумать. Коваль прислушивался к дыханию спящих и думал, что не может ставить под сомнение достигнутый результат. Хорошо то, что они вышли, что отважились, что положили начало…
Метеку он сказал, что ходил ремонтировать жнейку в деревню. Впрочем, сын возвратился домой поздно, усталый, разгоряченный. Сначала не хотел ни о чем говорить, но после ужина отошел.
- У жандармов ночью была тревога, - начал он. - Несколько машин выехало в сторону Сандомира.
- Что это они? - спросил отец, стараясь не проявлять излишнего интереса.
- Черт их знает. Кто-то появился в окрестностях.
- Кто?
- Никто не знает. Мы ходили тут, чтобы достать "языка".
Вот, оказывается, почему устал Метек. Его командование тоже хотело знать.
- Начальство приказало?
- Это надо, - ответил Метек, словно немного обидевшись на этот вопрос. - Нужно знать, что делают немцы.
"И, пожалуй, не только немцы", - мысленно добавил Матеуш. Значит, "Союз вооруженной борьбы" не дремлет. Из этого тоже нужно сделать выводы.
Коза располагал более точными сведениями. Жандармы обшарили все окрестности, сделали обыск в деревне. Возвратились в город лишь только перед полуднем. В городе тоже неспокойно. Следовательно, в будущем операции надо проводить только за городом, в сельской местности. Мнихов пока в расчет не идет. Здесь много полиции, трудно отходить после акции, все друг друга знают, конспирацию соблюдать нелегко.
Можно сделать налет на наблюдательный пункт возле Вежбенчина. Там только шесть солдат. Они особенно не интересуются населением, в основном занимаются добычей жратвы. К тому же это недалеко от Мнихова. Или, например, на Джевице, самую дальнюю от города гмину. На сторожевом посту семь полицейских и один жандарм. В гмине правит староста Качак. Лижет немцам сапоги, выколачивает налоги, а на принудительные работы гоняет преимущественно тех, кто не может откупиться. Полицейские пьют, следовательно, с ними не будет больших хлопот. Если захватят оружие, можно подумать и о чем-нибудь более серьезном.
- А ты подумал, сколько на это надо времени? - спросил он тогда Козу. - По моим, например, расчетам, по крайней мере, три ночи: одна, чтобы дойти туда, так как надо скрытно обойти деревни, другая уйдет на операцию и отход, а третья - на возвращение в город. Можно ли отрывать людей на такое время?
- Черт возьми, - вздохнул Коза, - следовательно, Джевице отпадает.
- Я, однако, за Джевице. Только нужно сделать иначе.
- Как?
- Проведи эту операцию с группой русских и людьми из Домбровки.
- Правильная мысль, - согласился третий член комитета - товарищ Стефан.
- А как же с оружием для боевой группы? - спросил Коза.
- Тем, в лесу, оружие нужнее.
- Группе тоже.
- Ты командуешь Гвардией Людовой во всем районе или только в городе? - рассердился Матеуш. - Может, удастся создать партизанский отряд, а ты устраиваешь торги.
- Хорошо, как-нибудь все устроим, - закончил примирительно Коза.
Решили, что Коза должен бросить работу. Нельзя командовать группой, работая целый день на кирпичном заводе. Договорились, что на жизнь ему будут собирать товарищи, а сейчас ему необходимо отправиться в Домбровку.
Неделю спустя по городу распространились слухи о советском десанте в Джевице. Рота солдат разгромила полицейский участок и тминную управу. Говорили, что скоро здесь пройдет фронт. Другие же утверждали, что нападение совершили солдаты в польских мундирах, вооруженные до зубов.
Немцы забеспокоились. Усилили посты перед казармами жандармерии, расставили жандармов на всех перекрестках, стали проверять документы и обыскивать прохожих. А Коза не подавал признаков жизни. Коваль не знал, что и думать. Наконец явился Шимек. Приехал вроде как на базар: привез немного картофеля и овощей. Походил по городу, заплатил в управе налог, а потом зашел к Ковалю.
- Привез привет от ребят, - с порога начал он.
- Наконец-то! - обрадовался Коваль. - Рассказывай скорее.