Побратимы - Василий Изгаршев 8 стр.


3

Первая танковая рота, как сказал нам по дороге в казарму Атабаев, три дня назад выехала на полигон, но здесь, в расположении, находится старшина, который специально приехал, чтобы принять пополнение. (Мы - пополнение!)

- Топайте на второй этаж, первая дверь направо, там должно быть открыто, а я к старшине домой сбегаю.

Атабаев ушел. Мы, предоставленные самим себе, поднялись по железным ступеням широченной лестницы наверх. Дверь с табличкой "Спальное помещение 1 ТР" была действительно не закрыта. В помещении в два ряда, вдоль высоких и потому, наверное, показавшихся очень узкими окон, выстроились аккуратно заправленные темно-зелеными одеялами кровати. Между рядами оставался широкий проход, сверкавший натертым до желтого блеска паркетом. В обоих его концах, у входа и у глухой стены, возвышались выложенные изразцовой плиткой печки.

- Вот мы и дома, старики, - сказал Генка, освобождая одной рукой плечи от лямки вещмешка. - Как говорится, располагайтесь. До прихода товарища старшины.

И тут мы заметили, что не одни в спальном помещении. Из-за дальней печки вышел довольно пожилой, совсем лысый мужчина в комбинезоне, с мастерком в руках и направился к нам.

- Кто такие? Пополнение? - осведомился он, подходя поближе.

- А вы, извините, по печному? - в свою очередь спросил Карпухин.

- И по печному тоже.

- Это приятно. Непыльно, а прибыльно. Дымят, что ли?

- Вроде бы такого не было. А подмазать не грех. Как-никак отопительный сезон скоро.

- А вы что, на должности истопника служите? - продолжал любопытствовать Генка.

- Должностей, сынок, у меня много. И истопником, бывает, приходится, - уклончиво ответил лысый.

У него грустные, добрые глаза, крепкие, в морщинках руки. Из-под расстегнутого, выпачканного глиной и известью комбинезона выглядывает полосатая тельняшка.

- На море служить довелось? - спросил Карпухин.

- По тельняшке определил? - Лысый запахнул комбинезон. - На море не служил. А в морской пехоте всю войну прошел. Сапером, подрывником был…

- А сейчас по печному? Вольнонаемный, что ли?

- Случается и по печному.

Влетел запыхавшийся Атабаев. И строевым к лысому.

- Товарищ гвардии старшина, пополнение в составе трех человек прибыло.

- Сам вижу - прибыло. Капитан Ермашенко где?

- В штабе. Капитан передал, чтоб вы приняли новичков и все вместе - на полигон.

- Понятно. Ну-ка, товарищ Атабаев, к военторгу на одной ноге, от них машина на полигон должна пойти. - Сказав нам, что через пару минут вернется, старшина вышел вслед за Атабаевым.

- Вот тебе и по печному делу, - развел руками Генка. - Не знаешь, где влипнешь.

- С твоим языком - где угодно, - заметил я. - Почему-то мы с Шершнем помалкивали, а тебе хоть заслонку в горло ставь. Погоди, он тебе истопника еще вспомнит.

- Ну, уж и вспомнит! Плохого я ему ничего не сказал, - неуверенно оправдывался Карпухин. - Вон и Серега подтвердит. Правда, Серег?

- Плохого действительно не говорил, - сказал Шершень, - а развязность свою с незнакомым человеком нечего выказывать.

- Ладно, буду истуканом вроде вас, слова от меня не дождетесь, - рассердился Генка, не встретив у Шершня сочувствия, на которое явно рассчитывал.

Возвратился старшина. Теперь, в форме, он уже не казался таким низкорослым и пожилым.

- Ну-с, начнем знакомиться. Да вы усаживайтесь: табуреток в роте хватает. Моя фамилия Николаев. И зовут Николаем. И по отчеству Николаевич. Одним словом, Николай в кубе. На сверхсрочной более двадцати годов. В танкистах сразу после войны. Для первого знакомства, думаю, хватит. Слушаю вас. С кого начнем? Давайте-ка с вас, юноша, - старшина посмотрел на Генку, - спрашивать-то у других вы мастак, послушаем, как про себя рассказать сумеете.

Беседа была недолгой. Оказывается, нам уже были определены и должности в экипажах - мы с Генкой попали в первый взвод, Шершень - во второй, в тот самый экипаж, где наводчиком служил Атабаев, - и отведены спальные места, тумбочки.

- Это что за чемоданчик у вас такой? - спросил Николаев у Генки, указывая на черный футляр.

- Скрипка.

- Умеете играть?

- Так точно.

- Ишь вы какой… Скрипач, значит. А я вот все дочку собирался музыке учить. Да где там! При нашем-то гарнизонном житье-бытье… В тумбочке не поместится? - Он взял футляр и отправился к Генкиной кровати. Приложил футляр к тумбочке и обрадованно сказал: - А ведь подойдет. Только и дел, что полочку убрать. Так что разрешаю хранить в тумбочке. Оно, конечно, можно бы и в каптерку, да там, пожалуй, сыровато будет. Как бы инструмент не испортился…

- Спасибо, товарищ старшина, - учтиво поблагодарил Генка.

- Спасибом, сынок, не обойдешься. Сыграешь на досуге. Ладно?

- Обязательно, товарищ старшина.

- К слову "старшина" надо добавлять слово "гвардии". Гвардии старшина. У нас часть гвардейская. И вам присвоят гвардейское звание…

- Ясно, товарищ гвардии старшина. Николаев по-доброму усмехнулся.

- Понятливых люблю. С ними служба не в тягость, а в удовольствие.

Узнав, что Шершень умеет играть на гармошке, Николай Николаевич обрадовался еще больше, чем от скрипичных способностей Карпухина. И это понятно: гармонист для роты важнее скрипача.

- Рассказывайте, какие за вами таланты значатся? - дошла очередь и до меня.

Узнав, что никаких, не смутился.

- Ну и ладно. И без талантов люди служат, - подытожил беседу старшина. - И неплохо, скажу вам, служат. Куда же наш Григорий-то пропал? Сказано было - на одной ноге. А он обе потерял. - Николаев встал и грузноватой походкой прошагал к окну. Будто самому себе, проговорил: - Гляди-ко, дождик-то и не унимается. Что за погода пошла! То жара несусветная в этих-то краях. То дожди неделями хлещут… А ребята там воюют… Поди, промокли совсем…

Только часа через два, дообедав, мы наконец дождались попутную военторговскую машину и выехали на полигон.

4

В тот день я опять не притронулся к дневнику. А на полигоне и подавно времени в обрез: многосуточные тактические учения - не прогулка на свежем воздухе. И вот только теперь, спустя два дня, возвратившись из танкопарка, вдоволь намаявшись возле своей машины, - зато она стоит теперь смирная и совсем как новенькая, будто я не месила траками полигонную глинистую хлябь, - беру тетрадку и отправляюсь в ленкомнату.

Так о чем же все-таки написать? Об учениях? Как-никак боевое крещение. Не с наряда по кухне началась служба в Группе войск, а с самого, почитай, главного дела - с боя. И это запомнится. А еще надо бы написать о командире нашей первой танковой роты.

В тот раз, когда я впервые его увидел, он показался холодным и черствым. До глянца начищенные хромовые сапоги, безукоризненно отутюженная полевая форма выдавали в нем эдакого чопорного службиста, больше всего заботящегося о выправке. На учениях он был совсем другим. Не в том смысле, что тут, без хромового глянца и несминаемой складки на бриджах, выглядел иначе. Нет, в танкошлем, и куртка - все на нем было ладно, по росту, по размеру. Иным было его лицо - открытое, разгоряченное боем, быть может, даже задиристое, лицо человека, хорошо сознающего важность и необходимость того, что происходит вокруг него, чем он сам по-настоящему увлечен.

* * *

На рассвете последнего дня учения роте поставили задачу уничтожить в глубине обороны противника противотанковый опорный пункт. От того, как рота справится с заданием, зависел успех действий всего нашего батальона.

Капитан Ермашенко, предварительно о чем-то посовещавшись с командирами взводов, собрал нас, механиков-водителей. Следуя за ротным где бегом, где по-пластунски, выбрались на обратные скаты пологой высотки, сплошь покрытой колючими кустами ежевики. Вместе с нами и бежали, и ползли командиры взводов.

Времени - в обрез. Впереди серая дождевая завеса. Скорее угадываются, чем различаются назначенные капитаном ориентиры на маршрутах движения танков. Однако ни один из механиков-водителей второго и третьего взводов ни разу ни о чем не переспросил ротного.

- Первому взводу - задача особая. Пойдете за моей машиной. Второй и третий пока остаются на месте. Вперед - по моей команде. Каждый по своему маршруту. И - огонь! Больше огня! Ясно?

Нет, не зря другой капитан, у которого я начинал службу, делал из нас танкистов. Мы мчались в танках за головной машиной ротного. Через бурелом, через просеки, усеянные замшелыми пнями, все дальше отдаляясь от пологой высоты, на которую, согласно замыслу капитана, скрытно выдвигались сейчас танки второго и третьего взводов. Только бы не сплоховать, только бы не подвел двигатель. Я иду в боевом строю за Генкиной машиной. У нее бортовой номер "113", у моей - "114". Мне совсем непонятен смысл нашей скачки по чертовскому бездорожью, но, наверно, так и надо.

- "Скворец", "Зяблик"! Я - "Коршун"! Вам "триста тридцать три". Как поняли? Прием! - Чуть хрипловатый голос капитана Ермашенко вибрирует в наушниках. Наверное, от волнения.

Это приказ второму и третьему взводам на атаку. А мы? Мы продолжаем гонку с препятствиями. Неожиданно лесная чащоба расступается. В наушниках раздается спокойный голос командира танка: "Принять левее и на полной скорости вперед". Успеваю заметить, как "113", клюнув стволом, ныряет в лощину. Следом за ней, левее, ныряю и я. Едва выбрались из лощины, поступила команда открыть огонь. Выстрелы тонут в лязге гусениц, в грохоте двигателя. Только что-то тупо стучит в ушах.

А танки, вытянувшись в линию, не сбавляя ходу, мчат к той самой высотке, которую сквозь дождевую пелену нам так старательно показывал всего полчаса назад капитан Ермашенко. На самом острие взводной линии, приседая при каждом выстреле, - машина с бортовым номером "111". Красиво идет. Как на параде. Хорош, видать, механик-водитель. Не хуже нашего сержанта Каменева. И тут становится ясным замысел ротного. Пока два взвода атаковали противника с фронта, мы сумели незаметно и быстро выйти ему в тыл и внезапно ударить всей мощью огня и брони. Просто? Наверно, просто, если бы не существовало такого фактора, как фактор времени. Противник не дурак. Он ведь тоже, готовя оборону, соображал, что к чему. У наступающих, у нас то есть, совершенно не было времени для маневра, и обороняющиеся конечно же учитывали это обстоятельство, надеясь, что удар будет наноситься в лоб, с фронта. Ермашенко рассчитал все по-своему. Времени для маневра у нас не осталось бы, это точно, если бы командир роты, как то и положено, провел сначала рекогносцировку с командирами взводов, потом с командирами экипажей. Но он знал возможности роты и поступил так, как и должен был поступить в настоящем бою. Время для маневра нашлось, и противник был ошеломлен дерзостью внезапного удара наших танков с тыла. Бой длился всего несколько минут: посредник дал роте успех.

Потом, спустившись в лощину, мы стояли в строю возле пышущих жаром, заляпанных грязью машин, и капитан Ермашенко, сдвинув на затылок танкошлем (ему и это здорово шло), деловито разбирал действия каждого экипажа нашего взвода. Недостатков, оказывается, было немало. Но в целом оценка была высокой. Хорошая оценка досталась и остальным взводам.

- А ведь ладно получилось, - совсем по-домашнему заключил капитан Ермашенко. - И новички не подкачали… - Обращаясь к нам, пообещал: - Если у вас и дальше так дело пойдет, обязательно напишу в Средневолжанск, Бадамшину, мы ведь с ним однокашники. В училище курсантами пуд соли съели…

Высокий, стройный, он, сорвав с головы танкошлем, коротко бросил:

- Разойдись! Можно курить…

Опять пошел дождь. Сколько ж действительно этой жидкости скопилось на небесах! И почему-то вся она предназначалась нашему полигону, нашему военному городку. Сизый сигаретный дым прибивался дождем к земле. Мы, сгрудившись под ветвистыми грабами, продолжали начатый капитаном разговор о только что отгремевшем бое. Подошел Генка.

- Ну как, старик, согрелся?

- Да не замерз.

- То-то. Предвижу, что материалу для солдатской газеты в гвардейской танковой роте будет не меньше, чем в учебной. Дерзай, писатель.

- У тебя другого разговора нет?

- Не будьте снобом, Климов. Это вам не к лицу. Вы что, не видели, как капитан вел танк?

- Сам? За рычагами?

- А ты думал? Пересадил механика на свое место и - аллюр три креста. С таким, брат, ни в одном бою не пропадешь. Школа, видать, будь здоров! - На манер ротного Генка лихо сдвинул на затылок танкошлем. - Пошли Серегу навестим.

Шершень, привалившись к корме своего танка, уткнулся в газету.

- Просвещаешься, брат Серега? - окликнул его Карпухин. - Что нового-то пишут?

Шершень свернул газету и спрятал ее в карман куртки.

- Все новое. Читать только некогда. Как в той песне: "Все ученья да ранний подъем…"

- С экипажем-то поладил?

- Поладил, да не совсем…

- Как понимать прикажешь?

- А так. Атабаев проходу не дает. Кроме как салагой не называет. А вчера вечером, когда на ночлег устраивались, отвел в сторонку и говорит: ты мне, мол, обязан бритву свою механическую в подарок преподнести. В знак знакомства. И ремнями должен со мной поменяться. Тебе еще, мол, как медному котелку, служить, а у меня, говорит, дембель на носу.

- Так и говорит?

- Так и говорит.

- А ты про него командиру доложил?

- Неудобно.

- Ему вымогать удобно, а тебе вывести вымогателя на чистую воду неудобно! А ну-ка я сам с ним поговорю.

- Не надо, Гена. Я дал слово молчать, - признался Шершень.

- Пижон! Не он - ты пижон, Шершень. Да за такие проделки на бюро его, на комсомольское собрание тащить надо. И ротному обо всем рассказать…

- Погоди, Генка, кашу заваривать. Может, это просто розыгрыш. Неумный, но розыгрыш, - вмешался я.

- Ничего себе розыгрыш. Твоего товарища салагой зовут, вещи у него вымогают, а тебе все прикрыть хочется. Шито-крыто, на тормозах? Да?

- Да не кипятись ты понапрасну. Слова еще не дела.

- Ну ладно. Только ты, Шершень, не будь тряпкой. Смотри не вздумай ничего ему отдавать. Понял? Чуть что - ко мне! Ясно? А я-то знаю, как поступить. Ладно?

- Да что я, маленький? - Шершень полез в карман за газетой.

По дороге с высотки в нашу сторону спускалась транспортная машина с кухней на прицепе. Наступало время "Ч" для старшины Николаева. Хлюпая раскисшими сапогами, мы пошли к своему взводу.

- Держи хвост морковкой, Шершень! - выкрикнул Генка товарищу. - Донесения - голубиной почтой! Приятного аппетита!

5

"Дорогие мама и папа!

Теперь я могу вам сообщить свой постоянный адрес. Пишите. У меня все хорошо. У Гены тоже. Мы в одной роте и в одном взводе. Успели побывать на учениях. Интересно! А больше пока нигде не были. Товарищи во взводе и в экипаже встретили хорошо. Вместе со мной в танке наводчик - Федор Смолятко. Белорус, из Минска. Если холодильник хорошо работает, так знайте, это потому, что его Федя собирал, он трудился на МЗХ. Заряжающий - Иван Андронов. Парень простой и уважительный. Учитель истории. Космонавту Николаеву земляком и даже вроде бы дальним родственником по материнской линии приходится. А командир у нас Селезнев по фамилии. Старший сержант, а за глаза его все называют просто Сашей. Он самый высокий и сильный во всей роте. Из Ростовской области, из города Шахты. А там, как вы знаете, силачей не перечесть. Вот вы и познакомились со всеми моими товарищами, которые шлют вам свой гвардейский привет. От меня привет тете Лене и Алексею Ивановичу.

Валера".

6

Никаких увольнений в предвыходные и выходные у нас не бывает. Потому что некуда ходить в увольнение. Не в городе живем - в лесу. Но с разрешения ротного в свободное от службы время в воскресенье можно организованно сходить по грибы, по ягоды, благо лес рядом - с трех сторон подступает к самому забору. Для любителей рыбалки не заказан путь на речку Куницу. До нее тоже рукой подать. Сразу за забором, с южной стороны, начинается широкая речная пойма. И почти посередине ее в обрамлении кустистых плакучих ив протекает Куница. Я поначалу решил, что это наше русское название, употребляемое только в гарнизоне. Оказывается - нет, так речку зовут поляки. И хотя ничего другого, кроме пескарей, никому за всю историю полка в Кунице поймать не удавалось, ряды любителей рыбалки не редели. Мы с Генкой, как истинные волгари, знавшие всяческие россказни про уху стерляжью, тройную, чесночную, с перцем, и прочие рыбацкие варева, от одних баек про которые начинается слюноотделение, естественно, примкнули к отряду рыбаков.

В воскресенье, наскоро смастерив нехитрые приспособления, вполне похожие на удочки, мы, с разрешения капитана Ермашенко, отправились на Куницу. В обычное время, говорят, она совсем тихая и мелководная: воробью по колено. А сейчас вспухла от дождей, того и гляди, выплеснет мутные воды из берегов.

Назад Дальше