Однако после зимних каникул Сережа недоучил "Дуэли Онегина с Ленским" и вернулся на завод. Тетушка узнала, что племянник связался с "пошлым" стариком Евсеем, и запретила ходить в избушку на задворках. Иначе - отказывалась его кормить. Действуя на племянника словом, и делом, Меланья однажды за ослушание оставила его без ужина и заперла одного в доме, а сама ушла к продавцу в гости. Сережа собрал свои пожитки, выставил оконную раму на кухне и перешел к деду Евсею жить.
Тетушка ничего не могла сделать с племянником. В это время на складах начала "усыхать" мука и в больших количествах. "Усушкой" заинтересовалась прокуратура. Тетушку сняли с работы и отдали под суд… С тех пор Сережа ее не видел. Говорили, что в местах заключения она покончила с собой…
Зато дед Евсей был бесконечно счастлив. Он усыновил Сережу и гордился тем, что у него два сына. Сережа сохранил свою фамилию и называл Евсея "дедушкой". Когда приходили с работы, старик торопил Прокопьевну:
- Пошевеливайся, Настасья. Время пришло мужчинам подкрепиться.
Как-то за столом спросил:
- Когда лоб забреют, кем хочешь быть?
- Летчиком, дедушка. Летчиком - истребителем.
- Летчиком? Ишь ты! Молодец, - возгордился дед. - Это, брат, по мне. Теперь он колебался, кому из сыновей дарить самолет. Не знал старик, что купленный у государства истребитель принадлежал младшему сыну, которому суждено было подняться на собственных крыльях в небо и стать героем.
Старший - погиб в воздушном бою, упав с горящим самолетом где-то в районе Сталинграда.
Извещение о его смерти пришло на улицу Покровского второго февраля, день всенародного торжества по случаю ликвидации остатков 6-й армии Паулюса. Этот день для деда Евсея стал днем траура.
Настасья Прокопьевна не снесла удара и слегла в постель. Через неделю дед Евсей и Сережа ее хоронили. Веселье, которое вселилось в маленькую избушку на задворках, ушло безвозвратно, будто его унесла с собой на тот свет обиженная судьбой старушка…
Наступило лето. Дед Евсей потихоньку скрипел, утешая себя тем, что у него есть еще один сын, что семейная традиция Евсеевых будет продолжена в авиации. Он передал государству нужную сумму денег для покупки самолета, получил от военкома документ и отдал его Сереже.
И сегодня дедушка не вернулся… Сдерживая слезы, Сережа крепко стиснул ладонями распухшую голову, которая вот-вот, казалось, развалится от множества тревожных дум. И о чем бы он ни размышлял, перевернутая душегубка с пилоткой заслоняла собою все его думы и возвращала к гибели деда Евсея. "Как же я теперь без него?" - Сережа почувствовал себя таким маленьким, беспомощным и всеми забытым существом, что не хотелось жить… Но это была минутная слабость убитого горем, отчаявшегося человека. Он вспомнил стриженого парнишку: "Не горюй, Серега! Не пропадем". - И женские голоса вторили ему такими же теплыми словами: "Может, тебе, Сереженька, помощь какая нужна?.. Не стесняйся, сынок. Говори. Поможем. Люди - свои. В беде не оставим". - И на губах Сережи появилась еле заметная улыбка. Сережа понял, что не может чувствовать себя одиноким и беспомощным. О нем помнят. Он нужен людям… Не пройдет и года, как Сережа станет курсантом авиационного училища. А это - цель его жизни…
Послышались чьи-то шаги. Сережа поднял голову. К проходной будке подошел военный в хлопчатобумажной гимнастерке, с портупеей через плечо и новенькими повседневными погонами:
- Ваша фамилия Меньшенин?
- Меньшенин, - ответил Сережа.
- Лейтенант Смирнов, - козырнул военный. - Я от полковника Александрова. Вы звонили дежурному по гарнизону?
- Так точно, товарищ лейтенант. Я.
- Тогда пройдем к лодке…
Утренний звонок обеспокоил начальника училища полковника Александрова. Он только что явился в служебный кабинет и, отобрав несколько бумаг в папку для исполнения, уселся за письменный стол, дежурный офицер сообщил, что в районе затона судостроительного завода в лодке рыбака, прибитой к стапелям во время ночной грозы, обнаружена курсантская пилотка.
Отодвинув папку, полковник задумался, перебирая в голове то, что могут сделать без его личного участия. Потом, резко махнув рукой, положил папку в ящик стола и энергично заходил по комнате. Он знал по опыту, что любое дознание отнимает у руководителя массу времени, надолго отстраняет его от выполнения прямых обязанностей, и решил действовать безотлагательно.
Он попросил представить ему списочный состав училища побатальонно и направил адъютанта в затон обследовать лодку, чтобы иметь на руках какие-то исходные данные для ведения крупного разговора с командирами батальонов и их заместителями по политчасти.
Чтобы не сбивать с ритма училище отсутствием на занятиях офицерского состава, совещание назначалось на послеобеденный перерыв. Но к этому времени кое-что прояснилось, и необходимость в совещании отпала.
Лейтенант Смирнов явился на доклад с пилоткой, на отворотах которой суровыми нитками вышита фамилия "Шилов". Значит, вместе с рыбаком в грозу при переправе через Сухону утонул курсант Шилов.
Просматривая списки, полковник нашел эту фамилию в минометном батальоне, во взводе лейтенанта Малинова, и ограничился вызовом комбата майора Кузьмина и командира взвода.
Прежде чем переступить порог кабинета "старика", как за глаза называли полковника сослуживцы, комбат Кузьмин подумал о причине столь неожиданного приглашения его к начальнику училища. Кузьмин не знал о ночном ЧП и не мог предположить, что разговор будет неприятным.
Доложив о себе, он получил разрешение сесть на диван. Настроение его испортилось в самом начале. Вошел лейтенант Малинов, который тоже ничего не знал о судьбе Шилова. Полковник посадил Малинова рядом с майором, показав этим, что все офицеры училища для него равны. Майор отодвинулся от лейтенанта, хотя между ними можно было разместить еще не одного человека. Поведение гостя не понравилось хозяину. На комбата повеяло холодком.
- Майор Кузьмин, - поднялся из-за стола хозяин.
- Слушаю вас, товарищ полковник.
- Потрудитесь привести ко мне вашего курсанта Шилова.
Малинов чуть не вскрикнул: "Шилова? неужели что натворил?.. Видать натворил, коли вызывает начальник училища."
Комбат вытянулся в струнку:
- Есть привести курсанта Шилова.
- Товарищ полковник! - соскочил с дивана и Малинов.
- Разрешите обратиться. - Малинов пожалел комбата, что зря сходит в расположение батальона. Ему хотелось предупредить своего начальника, что Шилов - в санчасти, если его не отправили уже в городскую больницу. Полковник разгадал услужливый жест Малинова и, покосившись на чересчур добренького командира взвода, сказал, глядя на майора:
- Не разрешаю…
Майор щеголевато прищелкнул каблуками и вышел из кабинета.
- Теперь - разрешаю… Расскажите, лейтенант, что произошло с Шиловым?
- А разве с Шиловым что произошло?
- Да… Но вам больше знать. Вы командир взвода…
Малинов в растерянности рассказал начальнику училища, что во время совещания на командном пункте, когда командиры взводов уточняли боевую задачу-второй половины учений, сержант Ершов отпустил Шилова в санчасть…
- Одного отпустил? Ночью? Да еще в грозу? Это же преступление! - побагровел полковник. - Да знаете ли вы, лейтенант, что сержант не наделен полномочиями отпускать? Это ваша обязанность.
- Знаю, товарищ полковник, - теряясь, ответил Малинов. - И сержант знает.
- Тем хуже для вашего сержанта, - пригрозил полковник. - Почему же он отпустил, если знает?
- Боялся, что Шилов умрет на огневых. У него - приступ аппендицита.
Начальник училища достал из ящика пилотку и показал Малинову:
- Полюбопытствуйте.
Лейтенант Малинов побледнел и совсем растерялся:
- Где вы ее взяли, товарищ полковник?
- В лодке утонувшего рыбака.
Малинов, казалось, перестал быть военным и превратился в деревенского парня-рубаху, у которого выходит наружу все, чем наполняется душа. Полковник поспешил подойти к Малинову:
- Возьмите себя в руки, лейтенант. Вас никто не обвиняет.
- Я не боюсь ответственности. Мне жаль Шилова.
- Пожалейте сержанта Ершова, на нем вся ответственность.
Малинов с надеждой взглянул на начальника училища:
- А нельзя ли нам, товарищ полковник, с сержантом на двоих разделить эту ответственность?
Полковник положил ему на плечо руку и, сосредоточенно глядя в глаза, предостерег от чрезмерного увлечения принимать на себя ответственность.
- У вас широкие плечи, - сказал он. - Не сомневаюсь. Они выдержат все. Но не следует, лейтенант, валить на них чужую вину. Это несправедливо. Более того. Если хотите, ненужное рыцарство. Достаточно нам и двух жертв.
- Но я командир взвода, - настаивал Малинов. - У меня произошло ЧП.
- Не знаю, как бы вы повели себя на месте сержанта Ершова. Но ЧП произошло в ваше отсутствие, и отвечать будет Ершов. Успокойтесь, лейтенант и потрудитесь привести Ершова ко мне.
Малинов вышел из кабинета с подавленным настроением и ничего не видел перед собой. Он даже не заметил в прихожей майора Кузьмина, который ожидал его выхода. Кузьмин слишком заботился о своем авторитете среди подчиненных и не хотел, чтобы командир взвода слышал, как начальник училища станет отчитывать его, комбата, за исчезновение курсанта Шилова.
Кузьмин вошел в кабинет и с порога начал докладывать по всей форме…
- Садитесь, майор, - прервал его начальник училища.
- Вы что-нибудь узнали о судьбе курсанта Шилова?
- Так точно, товарищ полковник. Узнал.
- И что вы думаете на этот счет?
Комбат соскочил с дивана… Сидите-сидите.
- Мне кажется, товарищ полковник, курсант Шилов… утонул… Его не было ни в казарме, ни в санчасти…
Начальник училища остановил взгляд на прилизанных усиках комбата и с нескрываемой враждебностью за его скоропалительные выводы спросил:
- Вы в этом уверены?
- Абсолютно, товарищ полковник. Уверен.
- А не кажется ли вам, майор, что курсант Шилов дезертировал?
- Никак нет-с, товарищ полковник.
- Почему?
- В моем батальоне это исключено.
- Ах, в вашем батальоне! - иронически подчеркнул полковник. - А в моем училище - возможно. Если я вас правильно понял, вы хотите сказать, что ваш батальон лучше других подразделений?
- Об этом свидетельствуют данные боевой и политической подготовки.
Полковник встал и, гладя в упор на комбата, спросил:
- А о чем свидетельствует ЧП, от которою вы, майор, увиливаете?
Комбат выступил в лице, соскочил с дивана и, приняв стойку "смирно!", в растерянности ответил:
- Виноват… Но я перестаю вас понимать.
- Тут нечего понимать. Ваша амбиция неуместна. Не забывайте, майор, что речь идет о человеке. Не о вещи.
- Виноват…
- Вы, - продолжал начальник училища, - утверждаете, что Шилов утонул. Я допускаю возможность дезертирства. Оба выстрела пока холостые, потому что лишены вещественной аргументации. Одно бесспорно: Шилов пропал без вести. И где пропал? В тылу. Когда фронт ежедневно пожирает тысячи. Народ нам этого не простит. Вы понимаете, майор, что это значит?
- Так точно, товарищ полковник. Понимаю.
- "Так точно", - с насмешливостью в голосе повторил начальник училища. Ничего вы не поняли. Учтите, майор. Вы не только командир. Вы воспитатель. На вас смотрят курсанты… А теперь вернемся к нашему ЧП. Используйте местных рыбаков и неводом проверьте дно реки в районе переправы. Поднимете утопленников - ваша взяла. Что касается сержанта Ершова, то я передаю материал в прокуратуру гарнизона. Сержанта будет судить трибунал.
Из всего сказанного начальником училища майор Кузьмин отобрал то, что входило в круг его прямых обязанностей.
- Есть, товарищ полковник, проверить дно реки! - прищелкнул каблуками и козырнул комбат. Он готов был проверить морское дно, лишь бы выскользнуть из железной лапы "старика". - Разрешите идти!
- Идите.
Майор вышел из кабинета и плотно закрыл за собой дверь, точно боялся, что его могут вернуть в кабинет для дальнейшей "проработки". "Ну, старая песочница! - в душе выругался майор, обмахиваясь носовым платком. - Живым вгонит в гроб из-за какого-то курсанта. - И, возмущаясь жестокостью "старика", вытер лицо, покрытое испариной: -Шел бы в отставку да не глумился над боевым комбатом." - Кузьмин считал себя боевым, хотя и не был на фронте.
Порываясь уйти, он как-то случайно повернул голову и заметил в темном углу прихожей сержанта Ершова, который молча приветствовал своего бывшего командира и стоял навытяжку. Комбат не подошел к нему, сделав вид, будто не заметил сержанта, как вдруг увидел сидящего рядом лейтенанта Малинова, не пожелавшего встать при следовании майора. Комбат остановился, дабы отчитать невежественного командира взвода. В это время распахнулась дверь кабинета и на пороге появилась фигура начальника училища. Майор, ничего не сказав лейтенанту, попятился к выходу…
- Сержанта Ершова, - сказал полковник и оставил дверь открытой.
В тот же день военный прокурор дал санкцию на арест Ершова с предварительным заключением его в следственном изоляторе при гарнизонной гауптвахте.
НАЧАЛО СЛЕДСТВИЯ.
Следствие по делу Ершова поручено вести старшему лейтенанту Александру Георгиевичу Невзорову, человеку молодому и скромному.
Юрист по образованию, Невзоров сразу же после окончания университета, которое совпало с началом войны, добровольцем ушел на фронт. Тяжелое ранение и ампутация левой руки списали его из армии подчистую. Диплом помог ему удержаться в военной форме и получить работу по специальности.
В первых числах июля Невзорова прислали для пополнения прокурорско-следственного аппарата гарнизона. Возбужденное против Ершова уголовное дело стало для старшего лейтенанта первым блином на его следственной сковородке и старший лейтенант боялся, как бы этот блин не свернулся комом. "Важно не спешить", - утешал себя начинающий следователь.
Изучая материалы дознания, Невзоров пришел к выводу, что ему остается по данному делу, не приступая к следствию, написать обвинительное заключение с указанием меры пресечения и поставить точку.
Но когда он дошел до последнего листка папки, непронумерованного и не подшитого, остановился на нем и стал читать. Это был рапорт сержанта Ершова, написанный в кабинете начальника училища и адресованный председателю трибунала. Сержант сожалел о содеянном и просил дать ему возможность на поле боя кровью искупить вину перед светлой памятью погибшего друга детства.
Искренность чувств, излитых сержантом на листке серой бумаги, заставили старшего лейтенанта по-иному взглянуть на своего подследственного.
Все оказалось гораздо сложнее, чем думал Невзоров. Его заинтересовало загадочное исчезновение Шилова. Невзоров представил себе ночное ЧП со всеми возможными подробностями, и теперь, когда готовился к следствию, дело Ершова "О превышении власти при исполнении служебных обязанностей" переросло вдело Ершова - Шилова, вернее - одного Шилова, потому что дело Ершова само по себе яснее ясного и не нуждается в предварительном следствии.
Время, отпущенное прокурором, чтобы прописать Ершову штрафную роту, не прошло даром и в корне изменило представление Невзорова о ночном ЧП. Невзоров не верил, что Шилов утонул, и подозрение вызвала пилотка, которая едва ли могла удержаться в перевернутой душегубке старика, если оказалась там случайно. Значит, Шилов прикрепил ее к острию доски, чтобы ввести в заблуждение следствие и заявить о себе, что он утонул. Но как это доказать прокурору? Прокурор отвергает версии, не подкрепленные вещественными доказательствами. Ему подавай факты - и только факты.
На этот счет у молодого следователя - две возможности. Одна - поднять со дна реки труп рыбака. Любое повреждение на теле покойного - неопровержимое доказательство, что старик убит, а Шилов дезертировал. Но как только невод вторгался в речное царство, ничего, кроме несортовой рыбешки да старых топляков, не отягощало мотни, как будто дед Евсей, минуя чистилище, спустился в рай, который, по расчетам рыбаков, находится именно там, под градом Устюгом Великим. Вторая возможность - эксперимент с местом причаливания лодки. За неимением в городе специалистов по инженерно-транспортной экспертизе, Невзоров взял на себя этот несложный опыт, чтобы установить, в каком месте лодка стала неуправляемой - на фарватере или у берега, если прибило к стапелям. Правильная постановка опыта дала бы следствию показания не в пользу Шилова и явилась бы основанием для прокурора завести новое дело, о котором хлопочет Невзоров.
Подшив рапорт Ершова и поставив номер страницы, старший лейтенант убрал со стола бумаги, закрыл папку, положил в сейф и вышел на улицу.
Утро было солнечное. Обжигающий ветерок поднимал в воздух тополиный пух, который, как новогодние снежинки, кружился над городом, засыпая мостовые, тротуары, одежду людей, вызывая неприятное ощущение у прохожих. Начиналась томительная жара, заставлявшая горожанина заглядывать в тенистые скверы, покрытые тем же отпугивающим пухом.
Невзоров пустился через весь город к судостроительному заводу, чтобы провести задуманный опыт с местом причаливания лодки.
В проходной его остановила Авдотья Никандровна:
- Вам кого, товарищ старший лейтенант?
Невзоров показал удостоверение и попросил вызвать к
проходной ученика токаря Сергея Меньшенина, к которому у него дело.
- А может, не стоит его от работы отрывать? - спросила вахтерша. - Если вы насчет убийства рыбака Евсея, то я могу Сережу заменить.
- Как вы сказали? Убийства? - переспросил Невзоров.
- Я не ослышался?
- Нет, у вас слух хороший.
- Простите. Ваше имя-отчество?
Вахтерша назвала. Старший лейтенант с ее разрешения зашел в проходную. Сведения о его подследственных, которыми располагала посторонняя женщина, не могли быть случайными. "Если Авдотья Никандровна утверждает, что дед Евсей убит, - подумал Невзоров, - значит, имеет на это какое-то основание".
- Скажите, Авдотья Никандровна, - сгорая от нетерпения, спросил старший лейтенант, - кто, по-вашему, убил рыбака Евсея?
Вахтерша замялась и ответила не сразу:
- Разве вы не видели пилотки?
- Видел, конечно, - проговорил Невзоров, поняв, что не о том спрашивает
- Там есть фамилия убийцы, - продолжала вахтерша.
- Ваш лейтенант Смирнов показывал Сереже. Я тоже видела… Шилов… Он и убил…
Невзоров почувствовал неловкость перед пожилой женщиной:
- Извините, Авдотья Никандровна. Ваше мнение полностью совпадает с моим, но меня интересует другое. Как вы пришли к такому выводу?
- Душегубка деда Евсея помогла…
- В каком смысле?
- Пристала к стапелям. Значит, перевернута с плотов.
- Совершенно верно! - с чувством произнес старший лейтенант и тут же выставил на суд вахтерши намерение проделать этот опыт при понятых и результаты занести в протокол.
- Поздно, - разочаровала его Авдотья Никандровна.
- Почему поздно?
- Вода упала. Лодка застрянет у пристани…
- Да… Вы правы, - с сожалением признал Невзоров.
- Время действительно упущено. Я, знаете, не подумал об этом.