* * *
В умывальнике, большом, темном и грязном помещении, с отсыревшими и облупившимися стенами, почти никого не было. Ночная смена еще не вернулась, дневная ушла. В бараках оставались только больные.
Тюрморезов, оглядевшись, заметил в дальнем углу старшего писаря Тягунова, старательно мывшего котелок. "Неужели он? Быть не может"…
Ко всем, кто работал в канцелярии, пленные относились с большим недоверием, презрительно называли их "придурками". Тягунов вызывал у Тюрморезова особенную настороженность. Старший писарь у гитлеровцев свой человек, на привилегированном положении. Тюрморезов слышал, как однажды лагерь-фюрер дружески назвал его: Борис. "Неужели этот Борис и есть…" После минутного колебания он направился к Тягунову, встал рядом с ним и, сняв с плеча полотенце, подставил под струю воды.
- Вы Якова знаете?
- Встречался в Уфе… - Тягунов придвинулся к Тюрморезову, мокрыми пальцами крепко стиснул его руку пониже локтя. - Наконец-то! Наконец-то!
Он проговорил это с такой радостью, что у Тюрморезова как-то сразу исчезло чувство недоверия.
Тягунов, склонившись над котелком, начал рассказывать об организации, ее делах и людях. Негромкий, глуховатый голос его звучал спокойно, ровно, но это только подчеркивало твердость, убежденность, с которой он говорил.
- Диверсии я не считаю нашей главной задачей. Люди… Мы обязаны сохранить для Родины наших людей. Вражеской пропаганде надо противопоставить нашу, большевистскую. Мы должны зажечь в людях надежду на освобождение. Время готовить восстание…
Он коротко сообщил об обстановке в Бельгии, о связях с бельгийскими коммунистами, с подпольной патриотической организацией бельгийцев "Белой бригадой", о том, как организован выпуск листовок.
- Через неделю - две мы получим первый номер нашей русской газеты. Она будет называться "Известия". Материал из лагеря уже передан. Печатают бельгийские коммунисты. Газета пойдет во все русские лагеря…
Тюрморезов хорошо знал, что скрывается за этой скупой информацией: каждодневная работа, смертельно опасная, требующая неимоверного напряжения нервов, нечеловеческой выдержки. Слушая Тягунова, он ни на секунду не отрывал взгляда от его лица - задумчивого, с прозрачно-светлыми, мягко прищуренными глазами.
Действует группа Тягунова
Военинженер третьего ранга Борис Иванович Тягунов попал в Бельгию, пробыв в концлагерях около года. На фронте под Ленинградом, оказавшись во вражеском окружении, он собрал группу бойцов и командиров и больше месяца действовал с нею в тылу врага. Фашисты схватили его, когда он с горсткой солдат пробивался через линию фронта к своим. Попав в плен, Тягунов дважды пытался бежать. Оба раза его ловили, и только чудом он оставался жив. Неудачи не сломили его. Они лишь помогли прийти к единственно правильному выводу: в одиночку ничего не сделаешь, надо создавать подпольную организацию.
Небольшую группу подпольщиков ему удалось сколотить в лагере 304-1V-H, под Лейпцигом. Но через месяц его отправили в Бельгию.
Первым, с кем Тягунов сошелся здесь, в Айсдене, был лейтенант Михаил Петрович Бещиков, москвич, преподаватель истории. Вторым вступил в организацию Борис Комаров (Маранцман), третьим - капитан Федор Сайковский, кадровый командир Красной Армии.
На совещании четверки было решено действовать, не дожидаясь, когда группа станет многочисленной. Организовывать диверсии, вести среди пленных пропаганду, искать связи с бельгийскими подпольщиками.
Тягунов, Бещиков и капитан Сайковский попали в четвертый, "немецкий", забой, как его называли в шахте. В этом забое работали почти одни немцы. Большинство из них было настроено против русских.
Мастер забоя Макс сам работал, как зверь, и заставлял работать других до седьмого пота. Стоило русскому на минуту остановиться, как уже раздавалась дикая брань.
Однако, хорошенько приглядевшись к Максу, Тягунов понял, что мастер не так опасен, как показалось вначале. Макс, разумеется, не против Гитлера, нет. Он выбился в мастера, в "пурьоны", неплохо зарабатывает. Но этот человек, двадцать лет проработавший под землей, честен. В ею душе еще не погасла шахтерская, рабочая совесть. Макс любит свой тяжелый труд и гордится им. Мастер мог бы и не рубить уголь. А он встает туда, где опаснее. Большая физическая сила в нем сочетается с удивительной сноровкой, смелостью и необычайным шахтерским чутьем. Подрубая подорванную породу при проходке штрека, Макс выскакивает из-под обваливающейся груды в последнюю секунду. С ловкостью кошки отскочив в сторону, он с восторгом смотрит на летящие камни, восклицает:
- Эгей, как идет! Эгей!
В Тягунове Макс вызывал двойное чувство: ненависти и уважения. И второе постепенно брало верх. Чутье подсказывало, что в решающую минуту Макс не выдаст.
В "немецком" забое работало двое бельгийцев и словенец Петро, родом из Югославии. Шахтеры звали его Петером, он разговаривал на немецком языке, и русские долго не знали, что Петро словенец. Первое время он ничем не проявлял своего дружеского отношения к пленным, хотя и старался держаться поближе к ним. Сядет неподалеку, молча слушает. Не догадываясь, что он отлично понимает их (Петро в совершенстве владел шестью иностранными языками), пленные разговаривали при нем открыто. Так он узнал их настроения, убедился, что перед ним люди, которым можно доверять. Только после этого Петро начал сближаться с русскими.
Тягунов, подружившись с Петро, решил попытаться установить через него связь с бельгийскими коммунистами. Случай для откровенного разговора представился скоро.
В лагерь часто наезжали власовские "представители" разных рангов, от лейтенанта до генерала. Собрав военнопленных, они начинали их убеждать, что Советский Союз проиграл войну, что Красная Армия доживает последние дни, и призывали вступить во власовскую армию, помочь Гитлеру скорее "освободить Россию от большевиков". Тем, кто пойдет во власовскую "освободительную" армию, обещались всяческие блага. Вражеская пропаганда успеха не имела. Но находились слабовольные, малодушные люди, которые, не выдержав мук плена, каторжной работы, шли к предателям. Попадались и такие, которые только ждали случая пробраться к Власову. Один из таких оказался в четвертом забое вместе с Тягуновым. Когда в лагерь приехал власовский "генерал" Севастьянов, этот изменник сам подошел к нему и записался в РОА. Он думал, что его сразу же выпустят из лагеря. Но на другой день власовца послали в шахту.
- Успеешь еще, - сказал зондер-фюрер, когда он утром пришел в канцелярию. - Когда будешь нужен, тебя позовут. А сейчас отправляйся в шахту. Во время перерыва пленные, работавшие в штреке, собрались кучкой. Власовец робко подошел к ним, но сидевший рядом с Бещиковым парень, рыжеголовый, с обнаженной, блестевшей от пота широкой грудью, угрожающе крикнул:
- Не подходи, паскуда! Прочь!
- Ну-ну, не пужай…
Парень рванулся, схватил каменную глыбу.
- Убью, зараза, предатель!
Бещиков поймал парня за руки. "Пропадать из-за этой мрази… Брось!" Парень вырывался, скрипел зубами.
- Советскую власть продал, шкура…
Власовец отошел, сел у стены штрека и, задыхаясь от злобы, начал выкрикивать:
- Что она дала людям-то, ваша советская власть? Две коровы имеешь - значит, кулак. В колхоз не хочешь идти - кулак. А раз кулак - раскулачивай, в Сибирь гони… Да, все забирали, все! Говорили, к войне готовимся, на оборону давай, на танки, на самолеты. А где они, ваши танки, самолеты? Вона - на Волгу немец пришел. Продали вас большевички… Кончилася советская власть!
- Замолчи, гад! - На власовца сразу бросилось несколько человек. Но в эту секунду появился Макс. В низком, глухом штреке загремел его голос:
- Э-эй, работать, дьявол вас возьми!
Пленные, возбужденно переговариваясь, потянулись к нагруженным углем вагонеткам. Вместе с русскими шел Петро Он был свидетелем схватки с власовцем. Тягунов подошел к нему вплотную, сказал угрюмо:
- Ты не верь таким мерзавцам. Они клевещут на нашу страну, на Советскую власть. Это враг, изменник… Он враг наш и твой, Петро.
- Зачем ты мне это говоришь, Борис? Ты плохо обо мне подумал! - с обидой проговорил Петро. - Если мне скажут: умри, Петро, за советский народ, за Советскую класть - я умру. А ты…
Тягунов крепко сжал его руку.
- Спасибо, Петро… - Тягунов огляделся и, не выпуская руки Петро, негромко сказал: - Нам надо поговорить. Отстанем…
Улучив момент, они поднялись в верхний штрек, где никто не мог их подслушать. Тягунов сказал прямо:
- Нам надо вырваться отсюда. Мы будем бороться с врагом вместе с бельгийцами. Вы должны помочь вырваться… А сейчас, пока мы в шахте, надо вредить им, срывать добычу угля. Мы готовы… Но мне надо связаться с коммунистами.
- С коммунистами? - Петро хитровато прищурил глаз. - Считай, что ты это сделал. Я - коммунист.
- Сердце меня не обмануло! - невольно вырвалось у Тягунова. - Ты должен связать нас с комитетом.
- Свяжу. Здесь, в шахте, мы будем работать с тобой вместе.
Через Петро был налажен выпуск листовок. Кем и где они печатались, долгое время не знал даже Тягунов. Петро был блестящим конспиратором. Он смело брался за самую черновую, опасную работу, приносил в шахту пачки листовок, проводил одну диверсию за другой и оставался вне всякого подозрения. Гитлеровцы с доверием относились к этому тихому, безотказному "работяге".
Позже Тягунов узнал, что Петро - старый коммунист, профессиональный революционер. Он работал во многих странах Европы - в Чехословакии, Венгрии, Польше, Франции, Германии, сражался в Испании против Франко рядовым бойцом интернациональной бригады.
Только Тягунов установил связь с подпольным комитетом и начал налаживать работу среди военнопленных, как его неожиданно вызвали в канцелярию лагеря. "В чем дело? Неужели пронюхали?" Тягунов шел в канцелярию, охваченный тревогой. Но, войдя в помещение, взял себя в руки. Обращаясь к сидевшему за столом "воспитателю" белоэмигранту Шрейдеру, спокойно спросил:
- Кто меня вызывал?
- Вы - Тягунов? - Шрейдер, покуривая сигарету, смотрел на Тягунова пристальным, колючим взглядом.
- Тягунов, господин Шрейдер.
- Гвардейский ротмистр фон Шрейдер. - "Воспитатель" сделал ударение на слове "фон". - Кем вы были" Красной Армии? Звание?
- Военинженер третьего ранга.
- Так-так… - Шрейдер, гася сигарету о край пепельницы, продолжал пристально смотреть на Тягунова. - Вот что, Тягунов. Такие люди, как вы, нам нужны. Вы инженер и хорошо знаете немецкий язык. Я думаю взять вас работать сюда, в канцелярию. Что вы скажете?
Тягунов молчал. Только сейчас он почувствовал, как напряжены его нервы.
- Что же вы молчите, Тягунов? Идемте, к лагерь-фюреру.
Лагерь-фюрер Виганд, сидя за большим столом, долго и открыто, выкатив круглые бесцветные глаза, разглядывал Тягунова.
- Садитесь, Тягунов, - неожиданно проговорил он, показывая рукой на стул. - Вы инженер, интеллигентный человек, мы это понимаем… Мы, немцы, умеем ценить людей. Да, да, Тягунов, умеем! Вы не будете больше работать под землей. Я назначаю вас старшим писарем. Мне нужны такие люди.
- Спасибо за внимание, господин лагерь-фюрер. Но я бы хотел остаться в шахте. Там я принесу больше пользы…
Виганд, взявшийся уже за карандаш, чтобы написать распоряжение, вскинул голову, с недоумением посмотрел на Тягунова.
- Вы не хотите идти в канцелярию?
- Разрешите мне подумать. Я могу просить об этом?
Лагерь-фюрер переменился в лице. Казалось, он сейчас выскочит из-за стола и ударит дерзкого пленного. Но он сдержался.
- Ладно, завтра скажете Шрейдеру!
Когда Тягунов вышел, Виганд недоуменно сказал Шрейдеру:
- У него, наверное, не все дома. Впрочем, все эти ученые - ненормальные люди. Я давно в этом убедился, Шрейдер.
- Фон Шрейдер, господин лагерь-фюрер.
- Ладно, ладно, господин фо-он Шрейдер!
* * *
Как только Тягунов показался во дворе лагеря, к нему бросились Бещиков и Сайковский.
- Ну слава богу, пришел! - Сайковский облегченно вздохнул. - А мы уж думали… Зачем вызывали?
- Хотят, чтобы я работал в канцелярии старшим писарем. Этого еще недоставало!
- Старшим писарем? - переспросил Бещиков. - Мне кажется, Борис, это не так уж плохо. Если войдешь к ним в доверие, они передадут документы, списки, ты станешь хозяином канцелярии…
- Михаил прав, - согласился Сайковский. - Эти мерзавцы работать не любят. Им нужен человек, который бы за них вел все дела. В канцелярии ты много сделаешь для организации.
Тягунов молчал. Высокий лоб прорезали морщины.
- Что же ты решил? - нетерпеливо спросил Бещиков.
- Я понимаю, что это нужно… А товарищи? Они ведь не знают, с какой целью…
- Борис Иванович, но этого требует дело, - глухо проговорил Сайковский. - Дело!
- Хорошо, я соглашусь. Завтра…
Но утром Тягунов не пошел к Шрейдеру. Когда подняли их смену, он встал в строй вместе с товарищами.
- Ты что - решил отказаться? - спросил Бещиков.
- Нет. Но сегодня еще поработаю. Надо попрощаться с Петро.
Петро сразу же оценил все преимущества новой "должности".
- Отлично, Борис! Войдешь к ним в доверие - все будешь знать. Понял? Чем ближе к ним, тем меньше подозрений. В канцелярии будешь часто встречаться с Купфершлегером. Попробуй его использовать. Возможно, он не пойдет на активную помощь. Но ручаюсь, что не продаст.
- Хорошо, пора идти. Связь со мною через Бещикова.
* * *
Тягунова, Сайковского и Бещикова в этот день поставили на подкатку вагонеток с породой. Вагонетки с породой подавались с верхнего горизонта по наклонному штреку лебедкой, целыми поездами, по пятнадцать-двадцать штук. Наклонный участок штрека, проходивший выше забоя, достигал полкилометра. Поезда здесь развивали такую бешеную скорость, что, выскочив на горизонтальный участок штрека, продолжали нестись вперед самоходом. Навстречу им шли поезда вагонеток. Там, где поезда встречались, Тягунов однажды устроил завал. В тот раз диверсия не вызвала подозрений. Сегодня он решил повторить ее.
Наверху, где загружали породой вагонетки, произошла задержка. Макс послал Тягунова узнать, что там случилось, а сам пошел в забой, темневший в стене.
Тягунов скрылся в сумраке штрека. Пробежав сотню метров, остановился, погасил лампу, огляделся. Никого… Он опустился на колени, выдернул из кармана ключ, нащупал рельс. Каждое движение точно рассчитано, руки работают с поразительной быстротой. Минута, и гайки ослаблены, рельс сдвинут. Тягунов вскочил. Задыхаясь от крутого подъема, побежал дальше наверх. Но он не преодолел и половины подъема, как послышался гул поезда. Тягунов прижался спиной к стене штрека, замер. Поезд пронесся мимо. Он продолжал стоять неподвижно. "Сейчас, сейчас…" В штреке внизу раздался страшный треск и грохот. Казалось, там взорвалась гора…
Отдышавшись, он спустился вниз. Вагонетки, врезавшись одна в другую, громоздились до самого потолка. Весь штрек забит породой.
Слева, из темноты забоя, выскочил Макс. Он чуть не столкнулся с Тягуновым, подходившим к завалу.
- А, это ты…
Макс шагнул к нему, глянул в лицо, потом бросил взгляд на груду искореженных вагонеток и снова посмотрел на Тягунова - колюче, подозрительно. Не сказав ни слова, резко повернулся, закричал на сбежавшихся рабочих:
- Что стоите, дьявол вас разорви! Гоните сюда вагонетки, разгружайте… Скоты, мерзавцы!
Догадался Макс или нет, что завал сделали русские? Быть может, решил, что это - случайная авария? Но этот его взгляд… Нет, Макс понял. И не выдал.
На другой день Тягунов явился в канцелярию, занял свой "пост" старшего писаря.
В канцелярии уже работал один пленный - Александр Ременников. Его взяли сюда сразу же, как только русские прибыли в Айсден.
- Что вы делаете? Ваши обязанности? - с плохо скрываемой неприязнью спросил старший писарь.
- Сижу на сигаретах. По указанию господина фон Шрейдера выписываю сигареты и раздаю. Отличная работа, должен вам сказать! - ответил Ременников и грустно улыбнулся. После минутного молчания, продолжая разглядывать лежавший перед ним большой список, проговорил негромко, с неожиданным волнением - Это замечательно, что вас сюда прислали. Один бы я здесь пропал. А теперь уже можно жить.
Тягунов задумчиво смотрел в окно.
- Значит, командуете сигаретами?
- Да, сигаретами… Я, право, не знаю, почему они посадили меня сюда. Наверное, потому, что я хорошо пишу объявления. Я архитектор. Перед самой войной институт окончил. Мечтал поработать, и вот… выписываю сигареты в немецкой канцелярии…
В голосе Ременникова звучала такая боль, что Тягунов невольно подошел к нему, положил руку на плечо.
- Ничего, вы еще будете строить города.
Ременников поднял голову, их взгляды встретились.
- Я верю в это. Верю в победу… Даже если они дойдут до Урала…
Тягунов промолчал. Сел за стол и начал разбирать бумаги.
Ременников оказался сердечным, добродушным парнем. Он удивительно быстро сходился с людьми, в лагере у него было много друзей. Но, приглядевшись к нему, Тягунов понял, что за добродушием у него скрывается крепкий характер и расчет. Да, он далеко не так прост, этот Ременников!
Его общительность совсем не случайна. Ременников изучает людей, их прошлое, настроения. От него Тягунов много узнал о своих товарищах по несчастью. И Ременников работает с пленными. Беседует с ними осторожно, больше говорит намеками и шутками, но смысл его слов хорошо понятен: надо быть сплоченней, надо держаться!
Убедившись, что на Ременникова можно положиться, Тягунов решил поговорить с ним напрямую. Однажды утром, когда они оказались в канцелярии одни, Тягунов сказал:
- Было бы неплохо создать в лагере организацию. Подпольную боевую группу… Как вы считаете? - Тягунов, стоя спиной к окну, смотрел Ременникову в глаза.
- Организацию?! - Ременников встал, лицо его побледнело. - Да, да! Это совершенно… это… - Он не мог говорить от волнения.
Тягунов рассказал о плане создания многочисленной группы, о том, что уже сделано. Ременников без колебаний согласился вступить в организацию.
Разговор с Тягуновым сильно подействовал на него. Он как-то сразу переменился, стал необычно молчалив. Лицо строгое, сосредоточенное, в глазах беспокойный блеск. Тягунов, весь день пристально наблюдавший за Ременниковым, видел, что он ждет минуты поговорить с ним. Как только немцы и "воспитатели" ушли из канцелярии, Ременников сразу же подошел к Тягунову и сказал решительно:
- Если что случится, валите все на меня. Так будет лучше… Пусть уж я один…
- Надо работать так, чтобы не было провала. Главное - правильно подбирать людей.
Ременников оказался хорошим подпольщиком. В нем счастливо сочетались выдержка, осмотрительность и смелость. В короткое время он вовлек в организацию десять человек и позже возглавил самую большую и активную группу подпольщиков.