"Ходики" были реликвией командира разведроты, своего рода оберегом. Вместе с Бережным часы добрались до самого Днестра. Никто не знал, что в них спрятан православный крестик, освященный в храме Николая Чудотворца, который дала капитану мать, когда его направляли в Испанию.
Это было уже в самом конце военных действий. Бережной воевал в Испании в составе интернациональной бригады всего полгода, но они запомнились капитану навсегда. Ведь ему пришлось принять участие в обороне плацдарма на правом берегу реки Эбро. Армия Франко потеряла в этом сражении около 80 тысяч человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Там был сущий ад.
Войска Франко, поддержанные германским авиационным легионом "Кондор", прорвали оборону республиканцев только с седьмой попытки. А потом началось отступление…
Капитан прошел с этим крестиком все ужасы трех войн и остался жив. Мало того, он был всего лишь четыре раза ранен, притом легко. Правда, крестик приходилось постоянно прятать, особенно от политруков. Иначе у Бережного были бы большие неприятности.
В 1941 году, во время отступления, он снял "ходики" в каком-то небольшом украинском селе со стены разрушенной хаты. Только она одна и устояла после бомбежки. Все остальные сельские строения сгорели дотла или были полностью разрушены прямым попаданием бомб.
В том, что "ходики" уцелели, Бережной увидел добрый знак. Мало того, часы не только остались целыми, но еще и тикали, будто и не было кругом смерти и полной разрухи.
Капитан почти машинально положил часы в свой вещмешок (со стороны поведение Бережного выглядело неадекватным; возможно, потому, что он не спал двое суток, едва держался на ногах от усталости и плохо соображал), и с той поры с ними не расставался.
А крестик пристроил с внутренней стороны, возле механизма, чтобы не было видно. И надевал его лишь тогда, когда шел на передовую. (Что, впрочем, случалось довольно часто).
Ефрейтор Валиков разогрел на плите две банки американской тушенки, которую солдаты прозвали "вторым фронтом", положил на стол пачку галет и большую плитку шоколада.
– Ешь, ешь, не стесняйся… – Капитан Бережной как-то незаметно перешел на "ты"; Маркелов ему понравился.
В блиндаж вошел Горин.
– Знакомься, – сказал капитан Бережной и кивком головы указал в сторону Алексея. – Младший лейтенант Маркелов.
– Старший лейтенант Горин…
Маркелов и Горин пожали друг другу руки; видно было, что молодой лейтенант сильно застеснялся. Наверное, ему еще не приходилось здороваться за руку со старшими по званию.
– Между прочим, Семен, – Бережной хитровато сощурился, – этот юноша немецкий язык знает как свои пять пальцев.
– Да ну?
Горин отставил в сторону кружку с чаем и на этот раз острым, цепким взглядом осмотрел лейтенанта, который сидел как на иголках.
– Посмотри, – капитан пододвинул Горину бумаги Алексея.
– Значит, учился в университете… – Горин внимательно изучал сопроводительную записку.
– Так точно, товарищ старший лейтенант! – подхватился Маркелов.
– Сиди, сиди, – поморщился Горин. – Мы не в штабе полка. Слушай, лейтенант, тут вот какое дело…
Он посмотрел на Бережного; тот согласно кивнул. Тогда старший лейтенант продолжил:
– …Вот какое дело – нам действительно нужен толковый офицер, свободно владеющий немецким. По второму пункту у меня сомнений нет, а вот по первому… Ты пойми меня правильно, без обид. Мы недавно такого, как ты, молодца похоронили. Молод, горяч был, а в нашем деле спешка и показная удаль – прямая дорожка на тот свет. А у тебя вообще нет боевого опыта. Это плохо. Но боевой опыт – дело наживное. Главное, чтобы котелок правильно варил. Короче говоря, у меня к тебе есть только один вопрос: в полковую разведку пойдешь?
– Товарищ старший лейтенант! – Маркелов даже побледнел от сильного волнения. – Я… я оправдаю!.. Это… моя мечта, – сказал он уже тише и смущенно потупился.
– Можно было определить тебя в разведку приказом… – Горин прошелся по блиндажу. – Однако, есть одно "но": ты будешь назначен командиром спецгруппы, основная задача которой – эффективный поиск в глубоком тылу противника. Для этого необходимо – как минимум – отличное владение немецким языком и знание специфики разведывательных операций. Придется учиться. А это совсем непросто. Поэтому требуется твое согласие.
– Я буду учиться! Я постараюсь…
– Не сомневаюсь в этом. – Горин впервые за вечер улыбнулся. – И еще одно, пожалуй, главное: спецгруппа создается приказом по армии из лучших полковых разведчиков и будет выполнять распоряжение разведуправления штаба армии. Нам группа будет подчиняться номинально, однако за подбор кандидатур мы отвечаем целиком и полностью. Прошу это учесть. Ты, конечно, новичок, но мы тебе доверяем. Нам бы очень не хотелось ошибиться…
– Понял, товарищ старший лейтенант, – серьезно ответил Маркелов.
Глубокая складка прорезала его высокий лоб, и мягкие черты юношеского лица вдруг приобрели жесткое, сосредоточенное выражение.
– Доверие оправдаю, – добавил он проникновенно.
– А пока у нас отдых и полк в резерве, займешься подготовкой своих подчиненных к предстоящим заданиям. Судя по бумагам, ты великолепно владеешь личным оружием. Это так? – Горин испытующе посмотрел в глаза Маркелова.
– Да… вроде того… – смутился тот.
– Вот и отлично.
Горин возвратил младшему лейтенанту его офицерское удостоверение.
– А то наши орлы-разведчики совсем разленились, – продолжил он с осуждением. – Даже жиреть начали. Нужно, чтобы они были в форме. Задание понятно?
– Так точно!
– Тогда иди, отдыхай. Поди, устал с дороги… Знакомься с личным составом. Бывший командир разведгруппы Попов находится в госпитале, и выйдет оттуда не скоро. Всеми делами сейчас заправляет старшина Татарчук. Он и введет тебя в курс дела. Старшина – опытный разведчик, из пограничников. Воюет с первого дня войны. Валиков!
– Чаво!
– Проводи младшего лейтенанта к разведчикам. Утром, в половине восьмого, прошу ко мне. Удачи, Маркелов.
– Спасибо…
– Пойдемте… – Валиков страдальчески вздыхал и морщился. Мороз придавил не на шутку, и шагать в расположение полковой разведки у вестового особого желания не было…
На следующий день Маркелов с утра пораньше отправился в штаб и возвратился лишь к двенадцати. Вчера вечером познакомиться толком со своими будущими подчиненными он так и не успел. Разведчики встретили его сдержанно, но доброжелательно. Лишь сержант Кучмин, обстоятельно осмотрев его лицо и фигуру (даже не пытаясь это скрыть), тихо, как бы про себя, пробормотал: "Третий…"
Смысл высказывания сержанта Маркелов понял в штабе, когда его принимали на довольствие. Оказалось, что за полгода разведчики потеряли двух своих командиров. Один из них, лейтенант Серегин, вообще погиб глупо. Его догнала шальная немецкая пуля уже на своей стороне, когда он готовился спрыгнуть в траншею. Перед этим радостный Серегин встал едва не во весь рост (разведгруппа притащила из глубокого немецкого тыла очень ценного "языка"), нарушив этим все предписания негласного устава фронтовой разведки, за что и поплатился своей жизнью.
В этом "уставе" говорится, что самый опасный участок линии фронта – пятачок перед собственными окопами. То ли немцы, опомнившись, ударят по разведгруппе из всех видов оружия, то ли свои по запарке или с испугу (если на часах стоит новобранец) срежут под корень. Не успеешь и пароль сказать.
Шагая по рыхлому, еще не слежавшемуся снегу, который прикрыл разбитую танковыми гусеницами дорогу, младший лейтенант пытался представить свои дальнейшие действия. Это ему плохо удавалось, и когда он открыл дверь землянки, где разместились разведчики, в голове был сумбур – смесь уставных наставлений, советов Горина и личных соображений.
Разведчики обедали. Огромный – косая сажень в плечах и ростом под два метра – сержант Пригода ловко орудовал поварешкой; на его круглом лице задумчиво зеленели добрые, с затаенной грустинкой глаза. Они меняли цвет каждую минуту – от изумрудной зелени до темной, цвета бутылочного стекла, в зависимости от настроения Пригоды.
Быстрый в движениях, словоохотливый старшина Татарчук, с чересчур живым лицом, постоянно меняющим выражение, рассказывал очередной анекдот, на которые был великий мастак.
Рядовой Ласкин, сощурив серые плутоватые глаза, с невероятной скоростью работал ложкой. В конце стола сидел неторопливый кряжистый молчун, сержант Кучмин.
По тому, как старшина Татарчук изредка бросал в его сторону быстрые вопрошающие взгляды, можно было заключить, что мнение Кучмина даже для него отнюдь не безразлично.
– Сидайтэ, будь ласка… – Пригода подвинул Маркелову табурет. – Выбачайтэ, шо нэ ждалы.
– Ничего, ничего, спасибо… – Маркелов принялся за еду.
– Товарищ младший лейтенант! – Татарчук с многозначительным видом протянул Маркелову кружку, наполненную какой-то темной жидкостью. – Перед обедом положено принять. Да и вообще, неплохо бы за знакомство… Ну это… того… – Он выразительно поскреб пятерней свой кадык.
– Что это? – Маркелов пригубил кружку и, поперхнувшись, вскочил. – Спиртное?!
– Так точно… – с удивлением воззрился на него старшина. – Коньяк. Трофейный. Берегли для особого случая.
– Да как!.. Да как вы!.. – Маркелов с негодованием выплеснул коньяк на пол. – Пьянку устраивать?! Стыдно! Чтобы это было последний раз! Ясно, старшина?
– Ага, так точно… – унылый Татарчук с вожделением втянул воздух, в котором сильно запахло спиртным. – Куда уж ясней. И все же, хороший коньяк был, французский. А вы его – на пол…
– Отставить разговоры! – Младший лейтенант посмотрел на часы. – Пообедали? Теперь у нас по расписанию стрельбище.
После обеда распогодилось: подул теплый ветерок, проглянуло солнышко сквозь серые тучи. Первым на огневой рубеж лег Ласкин. Отстрелявшись, он заботливо протер автомат фланелькой и только тогда побежал к мишеням. Возвратился с подавленным видом и скромно пристроился за спиной Пригоды.
– Скверно, очень скверно, Ласкин… – Маркелов сокрушенно покачал головой.
– А я тут причем? Автомат не пристрелян, – оправдывался Ласкин. – Дали нам какое-то барахло…
– Плохому танцору вечно что-то мешает: то калоши, то чересчур широкие штаны, – сухо сказал младший лейтенант.
– Оно, конечно, словами и слона можно завалить… век воли не видать… – чуть слышно выругался задетый за живое Ласкин.
Маркелов услышал лишь конец фразы, хотел ответить что-то резкое, но передумал.
– Рядовой Ласкин!
– Слушаю!
– Дайте мне ваш автомат.
Поставив новый диск, младший лейтенант вскинул автомат к плечу и, почти не целясь, как показалось разведчикам, ударил по мишеням короткими очередями.
– Здорово! – Татарчук считал попадания. – Лучше, чем получается у тебя, Степа.
– Посмотрим, – невозмутимо ответил Кучмин и передернул затвор.
Вопреки трепетному ожиданию Маркелова, которому очень хотелось показать высокий класс в стрельбе, результаты у Кучмина были чуть получше, чем у него, хотя оба отстрелялись на "отлично".
– Старшина! – Алексей завелся. – Ваш пистолет!
По указанию младшего лейтенанта установили дополнительные мишени. Сбросив шинель и держа в обеих руках по пистолету, Маркелов, легко отталкиваясь от земли, побежал, как-то странно заваливаясь то на одну, то на другую сторону; затрещали пистолетные выстрелы.
– Вот это да-а… – Татарчук почесал затылок. – Такого видеть мне еще не приходилось…
– Все пули в "яблочко"! – захлебнулся от восторга Ласкин. – Круто…
– Неплохо бы и нам научиться… – обронил задетый за живое Кучмин.
Теперь он смотрел на нового командира разведгруппы уже другими глазами. Видно было, что Маркелов начал вызывать у сержанта симпатию.
– Чем мы сейчас и займемся… – Маркелов сиял, как новая копейка, – он был в своей стихии. – Это так называемая стрельба по-македонски.
– И в чем ее соль? – спросил Кучмин; у него даже глаза загорелись в предвкушении чего-то необычного.
– Смотрите, как нужно обращаться с оружием. Большие пальцы, которые удерживают пистолеты, плотно сцепляются один с другим. Это называется "македонский захват". Оружие ориентируется на цель стволами, поставленными параллельно друг другу. Стрелять "по-македонски" можно хоть из двух пистолетов залпом одновременно, хоть порознь и поочередно, выстреливая один боекомплект за другим. В любом случае преимущества боевой работы из двух стволов очевидны. Если стрелять даже из одного пистолета, но удерживая две единицы оружия "по-македонски", то такая стрельба по особо важной точечной цели получится гораздо скорострельнее и результативнее. Причиной тому является не только удержание оружия усилиями двух рук, но и то, что дополнительная масса нерабочего в момент стрельбы пистолета не позволяет стреляющему стволу чрезмерно сбиваться при отдаче после выстрела.
– А как целиться при одновременной стрельбе из двух стволов? – спросил Татарчук.
– Некоторые спецы умудряются ловить цель одновременно каждым глазом в прицельные приспособления правого и левого пистолета. Но у большинства стрелков так не получается, поэтому следует целиться визуально из одного пистолета, а второй ориентировать параллельно основному стволу. Чтобы стрельба получилась результативнее, цельтесь мушкой и целиком левого пистолета, а стреляйте из правого.
– А почему так? – снова подал голос Кучмин.
Он даже начал дрожать от нетерпения. Ему хотелось побыстрее встать на огневую позицию, чтобы научиться стрелять по-македонски.
– Потому что правая кисть (если вы не левша) у человека лучше разработана, – ответил Маркелов. – Когда вы научитесь инстинктивно, не задумываясь, ориентировать правый пистолет под левый прицел (а это нарабатывается довольно быстро), начинайте целиться из правого пистолета и нарабатывать координацию наведения оружия левой рукой.
– Да-а… – протянул Ласкин. – Это тебе, Петро, не поварешкой махать.
– Навчымося… Нэ святи горшки липлять…
– Так-то оно так, но… – Ласкин с сомнением посмотрел на свои руки с длинными гибкими пальцами. – Кто что на что учился, Петро… Боюсь, эта грамота мне не по зубам. Вот ежели "перышком" фрица пощекотать – это да. Это мы могём.
– И еще одно, – вдохновенно продолжал младший лейтенант, который почувствовал себя в своей стихии. – На тренировках старайтесь запомнить мышечной памятью возникающее в мышцах силовое напряжение. Переведите его в разряд ощущений. Потренируйтесь делать все это вслепую, а затем, открыв глаза, проверьте визуально, как у вас получилось. При необходимости, введите поправку и снова поработайте с мышечной памятью.
– Это относится к стрельбе залпом с двух стволов или вразнобой? – спросил Татарчук.
– Неважно. Главное, чтобы в кистях рук и плечах постоянно сохранялись координационные усилия, которые запомнились мышцами на удачных тренировках. Тогда все получится так, как надо. Если же переключить внимание на прицеливание, руки разожмутся, и каждый из двух пистолетов начнет стрелять сам по себе. Поэтому на первых тренировочных этапах основное внимание необходимо направлять на общий хват рук, а цель пусть будет восприниматься, скажем так, расплывчато, неконкретно. Оружие само ее достанет, если все будет сделано правильно.
– Наверное, нужно много тренироваться, – сказал Кучмин. – У нас не будет столько времени…
– Не знаю. Скорее всего, да, не будет. Конечно, при частых тренировках результаты растут быстро. Рано или поздно у стрелка проявляется так называемый "координационный эффект" – неожиданно для себя он обнаруживает, что может уверенно и точно поражать цель сразу из двух стволов, не прицеливаясь визуально. И еще одно: чем меньше вы включаете голову при скоростной стрельбе по-македонски навскидку, тем лучше у вас получается результат.
– Мы будем стараться, – горячо заверил Кучмин младшего лейтенанта.
– Ага, – подтвердил Ласкин. – Зуб даю.
– И последнее… – Тут Маркелов немного заколебался, потому как то, что он сейчас собирался сказать, было известно ему лишь в теории. – Думаю, эти знания нам тоже понадобятся. Я имею в виду мгновенное отключение конечностей, то есть стрельба по рукам и ногам одновременно из двух пистолетов при необходимости взять противника живьем. Стволы при этом разводятся в стороны на необходимый угол, чтобы при залповом огне две пули одновременно поразили противника или в оба плеча, или в обе руки, или в обе ноги выше колен.
– Ну, оци акадэмии мы вжэ проходылы, – не без некоторого бахвальства сказал Пригода. – Бо бувають фрицы дужэ шустри…
После "лекции" Маркелова разведчиков нельзя было узнать. За полтора часа они расстреляли весь боезапас, предназначенный для занятий на неделю, и Татарчуку пришлось бежать на склад боеприпасов, где он долго уговаривал знакомого старшину выдать ему дополнительно две сотни патронов к пистолету.
– Та шо вы там, уместе с борщом их трэскаете?! – возмущался старшина.
Он был почти земляком Ивана, из Сум.
– Мыкола, не горячись, – обнимал его за плечи Татарчук. – Мы ж с тобою друзи? А то як жэ. То хиба ты нэ выручишь друга? Нэ вирю!
– От цыганська морда! – сердился Мыкола. – Як змей пидлазыть. Нэ дам, бо усё на подотчете. Нэма запаса.
– Да ладно тебе, чертяка… – С этими словами Иван достал из кармана бутылку трофейного вина с красивой наклейкой. – Держи, куркуль.
Вино и коньяк запасливые разведчики держали на всякий случай. И что удивительно, этот "всякий случай" выпадал на их долю очень часто. Наверное, у него был нюх на хорошие напитки.
– Ну, можэ шо и найду… – сказал Мыкола, и бутылка исчезла со стола с такой потрясающей скоростью, словно ее корова языком слизала.
Он полез куда-то в глубь своей каптерки и шебаршился там минут пять. А когда возвратился, то в руках у него была каска, доверху наполненная пистолетными патронами.
– На, – ткнул он каску в руки Татарчука. – Даю по вэлыкой дружбе. И не вздумай прыйты завтра! Бо знаю я тэбэ. Одэржыш вид мэнэ гарбуза и от ворот поворот. Клянусь, шоб я здох.
– Мыкола, не будь таким жестоким, – с укоризной ответил Татарчук. – Бо мы ж земляки. А за патроны большое спасибо. Эх, брат, где наша Сула!
У Мыколы мгновенно увлажнились глаза. Он шмыгнул носом и буркнул:
– Иды вжэ…
Вечером разведчики куда-то дружно засобирались. Пошушукавшись в своем углу, делегировали к Маркелову, который что-то писал у стола, Татарчука и Пригоду.
– Разрешите обратиться! – молодцевато прищелкнул каблуками франтоватый старшина.
– Почему так официально? – с улыбкой посмотрел Маркелов на своих разведчиков.
И, запнувшись, уставился на Пригоду.
– Товарищ младший лейтенант, – интимные нотки прорезались в голосе Татарчука. – Нас сегодня пригласили на небольшую вечеринку. Девчата-зенитчицы. Тут, неподалеку… И вас, кстати, тоже. Ненадолго, до отбоя успеем… – И уже почти шепотом: – Ну так как?
Маркелов молчал. Тогда, тихо охнув и прокашлявшись, заговорил Пригода, которому больно наступил на ногу Татарчук, взывая о помощи:
– Кх-кх!.. Гарни дивчата. Ей-богу… – Нужные слова почему-то не шли на ум Петру; наконец, отчаявшись, сержант выпалил: – То пидэм, чы ни?!