Ортельсбург был куда более крупным городом, чем те, откуда они только что приехали. Его можно было бы сравнить с нашим райцентром. На главных улицах имелись дома в четыре-пять этажей. Это была уже не глухая провинция. Впрочем, и до культурных центров отсюда было не близко. Война тут побывала серьезнее. Но тоже не особенно. Как-то так получалось, что группа Елякова все находилась на бывшем стыке двух фронтов. Справа наступал третий Белорусский, слева - второй. А здесь воевали не очень. Тем не менее многие дома носили следы снарядов, а от некоторых зданий остались одни руины. Их разбирали немецкие пленные под охраной наших солдат. Конвоиры откровенно скучали. Куда немцам бежать? Никто их укрывать не станет. На улице попадались воронки, в каком-то скверике стояла подбитая немецкая зенитная самоходка.
Как водится, более всего пострадал вокзал. Транспортные узлы всегда упорнее всего обороняют. На запасных путях виделись какие-то сгоревшие цистерны и груды обломков, по которым вообще трудно было определить, что же это было. Судя по всему, во время боев на вокзал нанесли визит вежливости наши бомбардировщики - потому как запасные пути были изрядно перепаханы бомбами.
Возле депо стоял пехотный старший лейтенант, а рядом с ним испуганный солдатик.
- Вот он стоял на посту возле вокзала.
- Товарищ капитан, мне никто не приказывал охранять эту немецкую технику, - испуганно оправдывался он.
- Вас никто и не обвиняет. Вы видели офицера, который уехал на этой дрезине?
- Так точно. Он был с каким-то немцем. А офицер - высокий худой майор. Он подошел ко мне, показал документы, спросил, как найти начальника вокзала.
- Как он выглядел?
- Погоны пехотные. Довольно молодой. Лицо у него такое… Узкое, неприятное. И главное… Неподвижное. Говорит, а на лице никакого выражения. Прямо как маска. Губы тонкие. Если бы я увидел - сразу бы узнал…
- А как он говорил? Я имею в виду, по-русски правильно говорил?
- Так точно. Нормально говорил. Только вот… По-интеллигентски. Как диктор на радио. И еще… Заикался немного. У нас так один после контузии разговаривал.
Начальник вокзала, немец, выглядел совсем испуганным.
- Эти двое предъявили документы. Спутник майора показал удостоверение члена комитета "Свободная Германия". Они сказали, что им нужно осмотреть какой-то объект, оставшийся с войны. С ними отправился ваш солдат…
- Интересно, где теперь этот солдат? - спросил Мельников.
- Где, где? Лежит где-нибудь в кустах с пулей в голове. Я смотрю, эти ребята не шутки шутят, - зло бросил Еляков. И обратился к начальнику станции: - А у вас не сложилось впечатления, что офицер - не русский, а ваш соотечественник?
Немец несколько обалдело уставился на капитана.
- Герр гауптман, я бы никогда не подумал. Но теперь, когда вы сказали… Вы знаете, у меня мелькнула мысль: он очень похож на немецкого офицера. Что-то в нем было даже юнкерское. Но, герр гауптман, я ведь не слишком хорошо знаю, какие у вас бывают офицеры. И не мое это дело…
- Все ясно, пойдемте, ребята. Опять двадцать пять. Как только они видят форму и погоны, они все становятся по стойке "смирно" и больше ни о чем не думают.
- А юнкер - это как у нас до революции? Это которые за белых воевали? - спросил Мельников.
- Юнкер - это прусский помещик, - пояснил Копелян. - Ихний дворянин.
- Вот уж странно. Кого в СС почти не было, по крайней мере, среди младших и средних офицеров, - так это дворян. Там, наоборот, больше разная шпана, набранная из-под всех германских заборов, - покачал головой Еляков.
- А заикание - это ведь серьезная примета… - предположил Зверобой.
- Ага. Это скорее всего маскировка, чтобы скрыть дефекты произношения, если они есть. Нет, на разведку это не тянет. Там все-таки у немцев были более подготовленные люди. А это отдает какой-то самодеятельностью. Но самодеятельностью талантливой. Но давайте лучше посмотрим документы нашего "свободного германца".
Еляков внимательно осмотрел документ с разных сторон.
- Так. Если липа, то очень грамотная липа. Но ведь что интересно - пропуск выписан в Алленштайне всего несколько дней назад. Так что, я думаю, документик-то подлинный. Хотя бы потому, что надо четко знать, как и что писать. А тут все грамотно.
- То есть получается, он и в самом деле член этого комитета? - спросил Мельников.
- Вряд ли. "Свободная Германия" - это организация антифашистки настроенных немецких военнопленных. А уж у нас, разумеется, их проверяли на всю катушку. Все гораздо проще. В канцелярии в Алленштайне сидит кто-то, кто имеет доступ к бланкам документов. И этот кто-то щедро снабжает ими наших друзей. Вряд ли, конечно, это русский. Но там ведь наверняка работают и немцы. Или те же поляки. Так что нам теперь стоит наведаться в этот славный город и разобраться - откуда идет утечка.
- Товарищ капитан, но ведь тогда все их игры - это уже не самодеятельность. Это получается - подпольная организация.
- А ты что думал? СС была очень серьезной структурой. Если бы было по-другому, разве они сумели бы устроить то, что устроили? И нам придется долго еще ее выкорчевывать. И к тому же скажу вам одну тайну, которая, правда, уже тайной не является. В конце войны Геббельс вовсю призывал немецкий народ к партизанской войне. Он надеялся, что в Германии повторится то, что было в СССР.
- Про это я слыхал, мне в Зенебурге об этом рассказывали. Но немцы на это не способны, - покачал головой Мельников.
- Он прав, товарищ капитан. Вон во времена Наполеона. В России были партизаны. В Испании их было еще больше, чем у нас. А в Германии - можно сказать, и не было. Никто против Наполеона не воевал, - подтвердил Копелян.
- А кто спорит? О немецких партизанах я и в самом деле тут не слыхал. Только о всяких бродягах, вроде тех, которых вы успокоили. Но ведь базовые структуры немцы подготовить могли? Создать подпольную сеть - могли? Вполне! А теперь кто-то эти структуры использует… И тут опять мы вспоминаем нашего специалиста по партизанской войне… Что получается? Некто якшается с литовскими националистами. Причем он не просто якшается, но фактически ими командует. Этот некто знает русский. Имеет доступ к фашистскому подполью. При этом он либо очень рисковый парень, либо ему очень что-то нужно. Он ведь играет ва-банк. Ведь стоит хоть кому из наших что-то заподозрить - и все. Это у вас в глубинке все живут как на курорте. А в Аленнштайне "Смерш" работает… А они уж если вцепятся, то просто так не выпустят. Нет, в самом деле, какой интересный человек. Так и хочется познакомиться…
Глава 5.
ДЬЯВОЛ ВСЕГДА ОБМАНЕТ
6 июля, Алленштайн
Чем ближе к Кенигсбергу - тем больше руин. А может, чем больше города, тем более были видны следы железного веника войны, который обратным ходом прошелся и по этой земле. В Алленштайне явно шли бои - и бои серьезные. Тут уж разрушенных домов, воронок и прочих следов жестоких сражений было хоть завались. Немцы в этом городе пытались всерьез удержаться - и наши их вышибали не по-детски. На одном углу ребята увидели даже редкое зрелище - сгоревшую советскую самоходку СУ-100. Редкое - потому что свою подбитую технику наши старались сразу же вытащить. Но тут вытаскивать уже было нечего - груда покореженного металла. Чуть дальше виднелся и виновник гибели бронированной машины - вдавленные в землю ошметки немецкой зенитки "Флак", проклятья наших танков. Видно, фашистские артиллеристы подкараулили, когда самоходка высунется из-за дома - и вдарили… Но следующая машина все-таки смешала пушку с землей.
…Мельников, Копелян и шофер "виллиса" сидели на машине на одной из площадей и перекуривали. Капитан велел ждать и куда-то ушел - а они наблюдали за происходящим. Было на что посмотреть. Угол площади загромоздили красные кирпичи из наполовину обрушенного здания. От него осталась всего лишь стена - и на одном из окон даже сохранились занавески. Теперь этот завал разгребали немецкие пленные. Это были, судя по всему, люди самого последнего призыва - совсем молодые парни и, наоборот, дяди в возрасте - с седой щетиной на лицах. В другом углу площади стояла полевая кухня. К ней змеилась длинная очередь гражданских - в основном, конечно, женщин и стариков. Все держали в руках миски, котелки и прочую посуду. Толстый повар метал в подставляемые емкости суп.
- Вот ведь, ребята, кто бы знал, что немцев кормить придется, - бросил водитель.
- А что тут делать? Мы ж не фашисты. Если б сразу всех… С ходу. А так - вон женщины стоят, а мы с женщинами не воюем, - отозвался Копелян.
Но тут началась какая-то суета. За углом раздался пистолетный выстрел. Били из "ТТ". Потом оттуда появились несколько женщин, несущихся в панике.
А потом появился и главный виновник переполоха. Это был русский офицер. Он, держа пистолет наперевес, пер на пленных, которые застыли при виде такого зрелища. Конвоиры - они тоже оцепенели - явно не понимали, что предпринять. Защищать каких-то немцев, против своего - да еще офицера… А офицер тем временем прицеливался в одного, стоявшего с краю - ярко-рыжего парня. Тот стоял и тупо глядел на приближающуюся смерть.
Мельников тоже не слишком любил вражеских пленных. Но… Как он осознал уже потом, ему было жалко не пленных, хрен бы с ними. Жалко стало этого самого офицера, на груди которого успел разглядеть несколько наград. То есть ничего подумать Мельников не успел, но как-то в один миг ярко представил все, что будет дальше. Пленного офицер застрелит. В центре города, на виду у всех. И отправится за это под трибунал. Чтоб другим неповадно было. О таких вещах он не только слышал - о подобных случаях командование специально сообщало всему личному составу.
Мельников направился неспешной походкой наперерез офицеру. Тот повернулся к нему, соответственно, нацелив "ТТ". Дуло смотрело прямо Сергею в грудь. "Вот ведь связался, - мелькнула мысль,. - помирать из-за каких-то немцев". Но деваться было уже некуда.
- Ты! Я тебя… - заорал офицер. У него были какие-то совершенно бессмысленные глаза. Не пьяные - а совсем непонятые…
И тут вдруг Мельников ощутил задницей - сейчас офицер будет стрелять. Сергей бросился на землю как раз, когда грохнул выстрел. Перекатился. Под рукой оказался какой-то обломок кирпича, который Сергей кинул в офицера. Вышло косо. Кирпич только задел руку противника, тот даже не выронил пистолет. Но дуло ушло в сторону. И тогда Мельников показал класс. С положения "лежа" он прыгнул - и засветил ногой офицеру в грудь.
Дальше уже было делом техники. Подбежали Копелян и шофер, конвоиры… Офицера стянули его же ремнем.
- Что тут происходит? - загремел невесть откуда возникший Еляков.
- Да, товарищ капитан, вот этот безобразничал… На пленных лез с пистолетом… - докладывал водитель.
Между тем Мельников разглядывал офицера. Майор-артиллерист. А если судить по наградам и нашивкам за ранения… Видимо, противотанковый. Тогда ясно. Это были, по сути, смертники. Противотанковые артиллеристы долго не жили. Потому что немецкие танкисты тоже умели воевать. И пядидесятисемимиллиметровку накрывали быстро. Так что разные выходки тех, кто остался жив, можно было понять.
- А ведь на белую горячку не похоже, - изрек Еляков тоном специалиста. Он в этом деле немного разбирался. В Восточной Пруссии время от времени такие вещи случались. В брошенных домах и замках остались запасы вина, коньяков и прочих напитков. Некоторые офицеры срывались. Но это было что-то другое.
- Вы его взяли? - подбежал какой-то сержант. - А я уже думал - придется мне с ним под трибунал идти.
- Вы кто? - Грозно рявкнул Еляков.
- Я его денщик. Простите, не уследил…
- Так что случилось?
- Понимаете, в марте "тигры" прорвались на наш дивизион. Товарищ майор получил контузию. Плохо спал после этого. А потом - в брошенном немецком штабе нашел какие-то таблетки, будь они прокляты. И ведь какая-то сволочь объяснила ему, как ими пользоваться! С тех пор и пошло. Вечером съест одни - спит, как убитый. А утром другие глотает. И бегает бодро…
- Понятно. В госпиталь! В дурдом! - заявил Еляков непререкаемым тоном. И обратился непосредственно к сержанту: - Вот вы лично проследите, чтобы его заперли в отдельной палате. И никого туда не пускали. А не то он хрен знает что натворит.
- Он что, с ума сошел? - спросил Мельников.
- Почти. Но это и тебе урок. А то знаю я вас… Про наркотики что-нибудь когда-нибудь слышал?
- Как кокаин на Гражданской нюхали - слышал. Дядя Саша, сосед наш, рассказывал, как пил спирт с кокаином, чтобы от усталости не свалиться. Так он, этот майор, что, наркотики употреблял?
- Не совсем. Но что-то вроде того. Таблетки он жрал, которые бодрят, понял? Мне кое-что об этом приходилось слышать. Перветин или бензедрин… На Гражданской кокаином пробавлялись, а у немцев были хорошие химики. Когда совсем разваливаешься от усталости, съешь такую штуку - и прыгаешь, как новенький. Пилоты немецких дальних бомбардировщиков, к примеру, эти штуки жрали.
- Так ведь это же здорово! - воскликнул Копелян. - Съел таблетку, и снова в поход.
- На войне, может, и здорово, - согласился Еляков. - Когда припрет и выхода другого нет. Тогда понятно - пусть хоть что жри, лишь бы задание выполнить. Но все хорошо в нужном месте и в нужный час. А так… Тем более, если на ночь после таких таблеток снотворным успокаиваться. А он, видимо, так и делал. Кончается это… Вот тем, чем ты видел, и кончается. Человек - не машина. Да и машины ломаются, если с ними так обращаться. Кстати, знал бы ты, сколько народу с кокаина после Гражданской мозгами примерно так же повредились. Милиция их потом утомилась ловить, а порой и просто отстреливать…
И тут… Откуда-то из переулка появилось нечто рыжее. Никто сначала не понял, что это такое - а лишь потом сообразили, что это просто девушка небольшого роста с огромной копной рыжих волос. Она стремительно промчалась мимо компании, стоявшей вокруг поверженного майора и, отпихнув конвоира, кинулась на шею рыжему пленному - тому, в которого тот целился.
- Клаус! Тебя не убили… А то вокруг уже кричат, что русские собрались тебя расстрелять…
- Никто меня не хотел расстрелять…
Эти двое выглядели забавно. Двое таких рыжих, что аж глаза болели. Но пленный немец был явно какой-то туповатый. На вид парню было лет пятнадцать. А вот девушка постарше - и как ртуть.
- Меня вот этот русский спас, - меланхолично продолжал рыжий немец. И показал на Мельникова.
Девушка кинулась к нему.
- Вы спасли моего брата… Он ведь ни в чем не виноват. Его призвали в фолькштурм, только когда ваши подходили к городу. Он даже не стрелял. Он сразу же хотел сдаться…
Сергей посмотрел на девушку. Она была очень не похожа на немок, которых он знал. Более всего она походила на мальчишку, который зачем-то отрастил себе такую вот шевелюру. И - светили огромные зеленые глаза.
Мельников поперхнулся, но все-таки выдавил банальную фразу, которая в Германии катила на все случаи жизни:
- Фройлян, я выполнял свой долг…
Девушка присмотрелась - и вдруг напряглась, как кошка перед прыжком.
- Можно я вас поцелую?
Не дождавшись ответа, она прыгнула на грудь Мельникова. Ее губы пахли ячменным кофе, которое теперь пили немцы - за неимением другого. Пока девушка висела у него не шее, Сергей провел руками по ее платью. Одни кости… Девушка, почувствовав его руки, прижалась еще крепче, но потом отскочила, как мячик.
- До свиданья, я уверена - мы еще встретимся!
- Все, инцидент исчерпан! Все остальное решат те, кому положено. А мы - едем! - скомандовал Еляков.
Они выехали за городскую черту и вкатились во двор особняка. Это было двухэтажное здание, не пострадавшее от боев. Все, как и положено, - перед фасадом - клумбочки с цветочками (когда хозяева успели их посадить?), все окна - чистенькие, а перед входом их встречала милая седая фрау в белом переднике.
- Добро пожаловать, господа офицеры!
Они прошли по широкой дубовой лестнице в большой зал. За огромным столом уже сидели Копелян и шофер.
- Господа офицеры! Ваш ужин!
Женщина, встречавшая их на входе, теперь подавала некое блюдо - оно, конечно, было изготовлено из обычных американских консервов, которые отдал хозяйке водитель, - но изготовлено было как-то хитро… Запах стоял до неба.
- Господа офицеры не хотят вина?
Мельников обернулся на голос. И - обомлел. Это была та самая рыжая девушка.
- Знакомьтесь, господа, моя племянница, Инга. Впрочем, простите. Я так привыкла врать нацистам… Это моя воспитанница. Их родителей - ее и брата - нацисты забрали… А я объявила детей своими родственниками. Их не трогали. Только брата все равно забрали в фолькштурм.
- Я его сегодня видела! И вот он его спас… - показала рыжая на Мельникова.
- Вот, Сергей, посмотри на фрау Фольк, - кивнул Еляков на пожилую женщину. - Ты видишь редкий случай в Германии, когда человек по-настоящему боролся с нацистами.
- Бросьте, герр гауптман. Я не боролась против них, я просто их очень не любила. Мой муж был знаменитый инженер-строитель, он много работал в двадцатых годах в СССР, а потом работал в Англии. Он говорил: эти страны нам не победить. Мой муж говорил так: эти люди будут сражаться до последнего человека и до последнего патрона. А уж если эти две страны объединились - тогда это - непреодолимая сила… Ему, наверное, повезло, что он умер от сердечного приступа. Он так много говорил, что мог бы тоже попасть в концлагерь. У нас не любили, когда много болтают. А он не мог сдержаться.
И тут у Мельникова зародилась шальная мысль… Любые профессионалы - мирок достаточно узкий. Вот, к примеру, в их армии все хорошие разведчики - слыхали друг о друге. Так, может, и строители…
- Фрау Фольк, а вы, случайно, не слышали о таких людях: Феликс Йорк, Август Шахт, Отто Хансен…
- Почему же не слышала? Йорка я хорошо знала. Хансена хуже. Хорошие строители. Специалисты по подземным коммуникациям. С Йорком мой муж даже дружил. Но потом пришли к власти нацисты. Мой муж - он не боролся против них, но он старался держаться в стороне. Он стал строить дороги. Говорил - гитлеры приходят и уходят, а дороги останутся. А эти чуть ли не вприпрыжку побежали к той власти. Не из-за убеждений. Я помню, как в тридцать втором тот самый Йорк высмеивал гитлеровцев, потешался над их арийской теорией. Но… Строитель рожден для того, чтобы строить. Новая власть нуждалась в подобных специалистах. До этого ведь ничего в Германии толком не строили. А тут были перспективы. Большие перспективы. Так что, честно говоря, мне трудно их осуждать. Они стали рыть что-то под Кенигсбергом. Но дальше я о них ничего не знаю.
- Их убили. Уже после войны.
- За все надо платить… - покачала головой фрау. - Сделка с дьяволом не сулит добра. Он все равно обманет.
Обед прошел весело. Пожилая фрау, узнав, что Сергей говорит по-английски, перешла на этот язык и стала рассказывать разные английские анекдоты. Вина выпили достаточно. В конце концов Мельников вышел во двор, присел на какие-то камни, которые раньше, наверное, выполняли тут эстетическую функцию, - и закурил.
- Можно у тебя попросить сигарету?
Сергей обернулся - возле него стояла рыжая девушка Инга.
- Только у меня не ваши, а русские. Они крепкие. - Сергей протянул ей "Казбек".
- Ничего, - девушка уселась рядом и задымила.