На село опустился тихий зимний вечер. Повалил снег, и вскоре началась настоящая метель. Бойцы взвода, вернувшиеся из охранения, разбрелись по селу в поисках ночлега. Троих братьев Люмовичей - Вучету, Милику и Драгомира - приютил в своем невысоком глинобитном домике старик крестьянин.
- Откуда будете? - спросил он их, когда партизаны поели и отдохнули.
- Из Черногории, отец, - ответил Милана. - Привела нас война и в твою деревню.
- Из Черногории? Что ж, черногорцы всегда были храбрыми солдатами...
В это время подразделения 738-го полка готовились к внезапному нападению на Белые Воды. Немецкие лыжники должны были атаковать село с двух сторон. От села Вражич к Белым Водам приближалась усиленная рота лыжников, насчитывавшая сто шестьдесят автоматчиков под командованием капитана Кунце Райнера, который уже участвовал в боях с Первой пролетарской, кончившихся для немцев поражением. Теперь, предвкушая легкую победу, капитан радовался возможности отомстить партизанам за свои прежние неудачи, однако на его красивом холеном лице не отражалось ничего, кроме надменности.
Другая колонна, многочисленнее первой, подходила к Белым Водам со стороны деревни Педиш. Командовал ею приятель Кунце капитан Клаус Вебер, властолюбивый и эгоистичный офицер, который часто повторял своим солдатам, что они должны "убивать, и убивать не столько для того, чтобы отомстить за погибших, сколько для того, чтобы их самих не убили". Вебер подошел к Белым Водам с юго-запада, укрываясь в лесу, доходящем почти до самой околицы села.
Капитан Вебер дрожал, но не от страха, а от возбуждения. Он был только недавно откомандирован в штаб 718-й пехотной дивизии и еще не имел никакого опыта боев с партизанами. Его приезд в Югославию в штабе дивизии объясняли по-разному: одни утверждали, что родственные связи с высокопоставленными чинами вермахта помогли ему избежать Восточного фронта, другие же, напротив, приписывали его перевод в Югославию опале, в которую он попал из-за каких-то провинностей.
Вебер со своим отрядом остановился на опушке леса, еще раз осмотрел в бинокль мирно дремавшее село.
- Кажется, пока все идет хорошо, - обернулся он к своему заместителю, толстому лейтенанту Керберу. - Пусть люди немного отдохнут и проверят оружие. Я, лейтенант, буду на правом фланге, а вы - на левом.
- Слушаюсь, господин капитан!
- Мы постараемся застигнуть их врасплох, но учтите: что бы ни случилось - только вперед! Назад пути нет!
Капитан Вебер снова поднес бинокль к глазам. Из-за стволов деревьев было видно, как над некоторыми крышами вьется дымок.
Радист, все это время хлопотавший у рации, снял с головы наушники и протянул их Веберу:
- Капитан Кунце просит вас!
- Что, уже пора? - спросил Вебер, беря наушники. - Говорит капитан Вебер. Я слушаю вас, господин Кунце.
- Приветствую вас, господин капитан! Вы уже на месте? В селе никого не видно, жители словно вымерли,
- Коммунисты, наверное, тоже в тепле сидят. Плохо, если они в домах, - сказал Вебер.
- Почему?
- Проще было бы перестрелять их на улицах.
- По приказу командира дивизии мы должны привести нескольких пленных, а в домах их взять даже удобнее... - сказал Кунце.
- Когда начнем, господин капитан?
- Три минуты на подготовку и - вперед!
- Хорошо!
- До встречи в селе!
Вебер, не отрываясь, смотрел на циферблат часов. На лбу его выступил холодный пот, губы пересохли. Как и тогда, два года назад, перед первым боем, ему вдруг безумно захотелось остановить стрелки часов, остановить время. Как перед тем первым боем в его жизни, его вновь охватило гнетущее предчувствие близкой смерти.
- Пора! - прошептал он и закричал: - Вперед!
С автоматами наперевес гитлеровцы пошли в атаку.
Единственный часовой, находившийся с этой стороны села, увидев цепи атакующих, открыл огонь, чтобы предупредить ничего не подозревавших партизан. Из домов стали выбегать полуодетые бойцы. Внезапность нападения противника и глубокий снег осложняли задачу обороняющихся. А немцы были уже на улицах села. Не имея возможности занять круговую оборону, партизаны под прикрытием огня двух пулеметов бросились в контратаку. Гитлеровцы меньше всего ожидали этого и в первые минуты растерялись, однако численное превосходство было на их стороне, и партизаны вынуждены были отступить. Небольшие их группы, укрывшись за стенами домов, прикрывали отход своих товарищей.
Но вот оба пулемета партизан замолчали - кончились патроны. Воспользовавшись этим, немцы снова пошли в атаку. Однако сопротивление партизан не ослабевало, на улицах завязалась рукопашная схватка.
Недавний выпускник школы Милика Люмович лежал за поленницей. Он уже успел уложить одного немецкого автоматчика, но два других не давали ему поднять головы, стреляя длинными очередями. Пули тупо ударялись в дрова, свистели над головой. В минуту короткого затишья Милика обернулся и заметил недалеко от себя брата, лежащего за стволом толстого дерева.
- Живой, Вучета? - спросил Милика.
- А тебя не задело? - отозвался тот.
- Нет. А где Драгомир?
- Драгомир! - закричал Вучета.
А Драгомир в это время лежал на красном от крови снегу рядом с тяжело раненным капитаном Кунце. Оба выстрелили одновременно...
Несколько бойцов попытались перебежать из канавы, где они укрывались, к Милике, но автоматные очереди из-за угла дома заставили их броситься в снег.
Бой затягивался. Гитлеровцы сжимали кольцо. Только сгустившаяся темнота помогла остаткам партизанской роты выбраться из села.
В этом бою геройски погибли братья Люмовичи и многие другие партизаны. Но и гитлеровцы понесли тяжелые потери. Чтобы отомстить партизанам, они подожгли село. К утру на месте села чернели лишь обугленные стены домов.
Гитлеровцам не удалось взять в плен ни одного партизана...
13
Трагедия в Пьеноваце
Два легендарных партизанских командира пали в неравном бою с гитлеровцами. Пытаясь эвакуировать орудия со станции Пьеновац, они оказались застигнутыми врасплох вражескими лыжниками и конницей...
20 января 1942 года 738-й полк 718-й пехотной дивизии окружил 1-ю роту 2-го батальона пролетариев, а на другой день, 21 января, подразделения 697-го полка 342-й пехотной дивизии атаковали 5-й шумадийский батальон Милана Илича (Дяди Шумадийского), в составе которого в это время находился и романийский отряд Славиши Вайнера, известного под именем Дяди Романийского.
697-й полк наступал в направлении на Хан-Пиесак, из которого части Первой пролетарской успели вовремя уйти, избежав таким образом окружения.
После долгого тяжелого марша через Брековину партизанский батальон остановился на ночлег на железнодорожной станции Пьеновац. Бойцы расположились в зале ожидания на станции и в здании находившейся неподалеку начальной школы. Партизаны натаскали дров, затопили печи и вскоре, измученные трудным маршем, заснули.
Патрули контролировали все подходы к Пьеновацу, а вдоль железной дороги в обоих направлениях были устроены партизанские засады.
В тот вечер оба командира партизан долго беседовали в полутемной комнатке начальника станции. Они только недавно познакомились, но уже успели привязаться друг к другу, и сейчас недостатка в темах для разговора не было.
Милан Илич состоял в КПЮ со дня ее основания, до войны ему часто приходилось быть организатором и участником многих нелегальных партийных конференций и собраний. Отец девятерых детей, он в первые же дни восстания 1941 года включился в борьбу с оккупантами. Доброго и внимательного, по-отечески заботливого к бойцам Илича любили все в батальоне. Он был талантливым, рассудительным, умеющим быстро находить нужное решение командиром.
Ему не хотелось оставаться в Пьеноваце, и он сначала решил, что с наступлением темноты уведет отсюда свой батальон, но, увидев, как сильно измучены бойцы, мгновенно уснувшие на полу вокзала, он пожалел их и не стал будить. Кроме того, он по опыту знал, что гитлеровцы обычно не нападают ночью, и решил дать бойцам отдохнуть до утра, Сам он заснуть не мог и пошел обойти посты. У здания школы, где разместилась часть батальона, стоял на посту молодой партизан Милован Нинкович.
- Далеко же мы забрались, товарищ командир! - увидев подходившего Илича, произнес он, поеживаясь от холода. - Конечно, я не командир, но, по-моему, здесь нам оставаться нельзя.
- Это почему? Что тебя смущает?
- Да ведь на этой станции мы все равно что в клетке, а мы, посавцы, привыкли к равнине.
- Ах вот как!..
- Да, я думаю, что если на нас здесь нападут, то никто живым не выберется отсюда, - серьезно посмотрев в глаза командиру, сказал Нинкович.
После этого разговора Дядя Шумадийский вместе с комиссаром батальона Драганче Павловичем пришел к командиру романийского отряда Славише Вайнеру.
- Что думаешь делать? - спросил он его.
- Я считаю, завтра на рассвете надо уходить из Пьеноваца, - ответил Дядя Романийский.
- Правильно, оставаться здесь опасно.
Вайнер сказал, что Главный штаб партизанского движения Боснии и Герцеговины предложил Первой пролетарской бригаде и романийскому отряду следовать к Фоче, где к ним присоединятся еще три партизанских батальона. Таким образом будет создано крупное соединение, способное проводить серьезные операции против оккупантов.
Илич слушал Вайнера с огромным вниманием. С каким необыкновенным человеком свела его судьба! С поистине юношеским пылом Вайнер брался за любое дело, в самые тяжелые минуты умел воодушевлять партизан личным примером и храбростью. По всей Сербии о беспримерном мужестве и героизме Славиши Вайнера ходили легенды. Внешний облик его как нельзя лучше соответствовал легендарному образу партизана-богатыря: был он высокий, статный, атлетически сложенный. Он носил меховую шапку с трехцветной ленточкой и пятиконечной звездой, короткую серую куртку. На ногах его были опанки - обычная обувь сербских крестьян; за поясом парабеллум, ручные гранаты, на шее бинокль.
Он всегда сердился, когда слышал похвалы в свой адрес, и говорил, что его достоинства и заслуги сильно преувеличены.
- Народ Боснии и Герцеговины борется за свою свободу, а я лишь капля в этом могучем потоке, - часто повторял он.
Рядом с Миланом Иличем, подперев кулаком голову и слушая Вайнера, сидел комиссар батальона Драганче Павлович, бывший студент политехнического института. Он был сыном известного белградского коммерсанта, благодаря чему его квартира была у полиции вне подозрений и в ней до войны нередко проводились нелегальные партийные собрания и совещания. В 1936 году он стал членом КПЮ, а через год был арестован и осужден. Два года он провел в мариборской тюрьме. Когда началось восстание, Павлович находился в Македонии в качестве инструктора ЦК КПЮ. Убежденный революционер-коммунист, он со дня формирования Первой пролетарской бригады стал комиссаром одного из ее батальонов. В кожаном планшете его лежал дневник с эпиграфом на первой странице: "Теперь речь идет уже не о том, что лучше умереть стоя, чем жить на коленях, а о том, что лучше бороться стоя, чем умереть на коленях".
Сейчас, беседуя с Вайнером и Иличем, Драганче Павлович был очень встревожен и озабочен. Он прекрасно понимал и разделял опасения командиров в связи с ночевкой партизан в Пьеноваце. Все трое знали, что надо быть готовыми ко всему, и старались предугадать возможные действия противника.
Милан Илич устало поднялся и пошел еще раз проверить посты и осмотреть станцию.
Рано утром после обильного завтрака бойцы выстроились перед школой.
День обещал быть ясным, погожим. Мороз становился все сильнее. Снег сверкал и искрился под лучами солнца, и партизанам приходилось щуриться.
Вдоль железнодорожного полотна тянулась наполовину скованная льдом река. Слышался однообразный шум ее воды.
Вокруг станции высились огромные, покрытые снегом горы, грозные в своем недоступном величии. Тому, кто смотрел на них снизу, казалось, что он находится на дне гигантского кратера вулкана с неровными зазубренными краями, откуда виден лишь краешек неба и откуда вряд ли возможно выбраться.
На небольшом пятачке возле железнодорожной станции царило необычное оживление. Одни партизаны тащили ящики с боеприпасами, другие - длинные доски, из которых по приказу Вайнера надо было соорудить сани для двух захваченных у немцев орудий, третьи готовились к походу. И все-таки дело продвигалось мало. Особенно медленно шла погрузка трофеев и орудий.
Кое-где на возвышенностях вокруг станции были выставлены дозоры. Нескольких бойцов направили для установления связи с ближайшим батальоном партизан.
Никто, в том числе и Славиша Вайнер, не ожидал, что гитлеровцы пойдут из Хан-Пиесака прямо на Пьеновац через Брековину. Все были уверены, что они не решатся пойти незнакомым путем, тем более что идти пришлось бы по бездорожью, по глубокому снегу, который сильно затруднял продвижение.
Вайнер, еще раз переговорив с комиссаром Драганче, все же решил направить один дозор к Брековине, маленькой железнодорожной станции в четырех километрах от Пьеноваца. Дозор, состоявший из пятнадцати бойцов, обнаружил немцев уже на подходе к Пьеновацу. Четырнадцать партизан вступили в бой, отправив одного назад, на станцию, чтобы предупредить партизан об опасности.
- Немцы наступают со стороны Брековины! - задыхаясь от быстрого бега, сообщил он.
Раздалась команда отходить вдоль железнодорожного полотна. Иного пути не было: справа и слева поднимались неприступные горы, а сзади были немцы.
- Черт возьми! - в сердцах ругнулся Илич.
В эту минуту ударили пулеметы - немцы ворвались на станцию. В колонне партизан началось замешательство, послышались стоны раненых.
- Занять оборону! - скомандовал Вайнер.
- Не робей, ребята!.. Гранаты к бою! - закричал Милан Илич.
Но немецкие лыжники в белых маскировочных халатах уже залегли. Они открыли убийственный перекрестный огонь из автоматов и пулеметов.
Неожиданно на станцию по железнодорожному полотну на полном скаку влетела немецкая конница. Двое партизан открыли по ней огонь из ручного пулемета. Передние всадники были срезаны очередями, но врагов было слишком много...
Несколько партизан бросились к реке.
- С ума сошли! Куда вы?.. Стойте! - закричал что было силы Вайнер. Он вскочил на ноги, и тут пулеметная очередь прошила его грудь. Обливаясь кровью, он упал на снег.
Недалеко от него лежал тяжело раненный Драганче Павлович. Снег под ним окрасился в алый. цвет. Комиссар выпустил длинную очередь из автомата, еще раз нажал на спуск, но затвор сухо щелкнул - кончились патроны. Комиссар вытащил пистолет, последний раз окинул взглядом поле боя и, приставив дуло к груди, выстрелил...
Боем руководил Милан Илич. И вдруг его команда прервалась на полуслове - пуля попала ему в голову.
Шестьдесят три партизана пали в этот день в Пьеноваце, и среди них - два выдающихся человека, чьи имена были овеяны славой.
На другой день штаб бригады произвел реорганизацию батальона. Остатки первой и второй роты объединили в одну - первую шумадийскую. Командиром роты был назначен Никола Любичич, а комиссаром Павел Швабич.
Когда Верховный главнокомандующий узнал о том, что произошло в Белых Водах и Пьеноваце, он был потрясен до глубины души гибелью стольких партизан.
- Борьба не бывает без жертв, - сказал он, - но она требует и большой осмотрительности. Подобные трагедии не должны повториться.
14
Раскаяние легкомысленных
Внимательно следя за ходом операции против партизанской бригады, генерал Бадер в то же время изо всех сил старался оговорить своего предшественника Франца Бёме, который, по его словам, как угорь увильнул от югославского кошмара. Безуспешные попытки Бадера расправиться с Первой пролетарской бригадой отрицательно повлияли на его военную карьеру, обещавшую быть блистательной...
Невыспавшийся и злой, генерал Пауль Бадер прилетел на "юнкерсе" в Сараево. В Белграде, когда самолет поднялся в воздух, падал мокрый снег. Здесь же, в Сараеве, на чистом небе светило яркое солнце. На аэродроме Бадера встретил генерал Гарольд Турнер, который прибыл сюда днем раньше, чтобы заранее подготовить для Бадера самую свежую информацию о ходе операции против Первой пролетарской бригады. Уже на аэродроме Турнер сообщил Бадеру, что партизанская бригада под ударами немецких частей в беспорядке отступает по направлению к Сараевскому Полю, где она и будет окончательно уничтожена. Между прочим он сообщил, что схваченный ими ранее партизан Алоиз Кочмур завербован и после основательной специальной подготовки направлен с разведывательным заданием в партизанскую бригаду, где с помощью установленного пароля свяжется с работающим в ней агентом и передаст ему приказ под любым предлогом выбраться из бригады и срочно прибыть в Сараево, чтобы сделать подробный доклад о бригаде, Верховном штабе, его намерениях и вообще обо всем, что заинтересует немецкое командование.
За обедом в отеле "Европа" Гарольд Турнер подробно рассказал Бадеру о ходе боевых действий против бригады за последние дни, упомянул он и о листовках, которые сбрасываются с самолетов над территорией, занятой партизанами. Внимательно выслушав его, Бадер вернулся к вопросу об Алоизе Кочмуре.
- Меня интересует, - сказал он, - может ли гестапо гарантировать, что этот бывший партизан будет действительно добросовестно работать на нас?
- Он отбывал каторгу в Сремска-Митровице, бежал оттуда. Потом попал к усташам, те передали его нам. Если бы партизаны узнали обо всем этом, они его сразу же расстреляли бы, так что в этом человеке можно не сомневаться, - ответил Турнер.
Генерал Бадер встал, пересек зал ресторана и остановился у окна.
По улице маршировала рота немецких солдат. Бадер услышал обрывки солдатской песни. Турнер подошел к нему в предложил пройтись и посмотреть город.
- К чему мне это? - воспротивился было Бадер.
Он не любил Турнера, считая, что этот туповатый служака не может самостоятельно мыслить и принимать решения, что он скор на обещания, но на деле нерасторопен и к тому же склонен к наушничеству.
- Надо же хоть немного развеяться, да и город интересный, - проговорил Турнер.
Они вышли из ресторана. Их сопровождал штурмбанфюрер СС Генрихс, работавший в гестапо. Он руководил операцией по вербовке и засылке Кочмура. Это был энергичный и опытный работник, быстро продвигавшийся по служебной лестнице благодаря своим незаурядным способностям...
Улицы были пустынны.
Генерал Бадер с любопытством присматривался к редким прохожим, что-то тихо бормоча себе под нос. Генерал Турнер и штурмбанфюрер СС Генрихс безуспешно пытались завести с ним разговор. Бадер как бы не замечал их и быстро шел вперед.
Так они дошли до одного из самых старых и живописных районов Сараева. Бадер бросил беглый взгляд на величественные мечети и минареты и, обернувшись к штурмбанфюреру СС Генрихсу, спросил:
- Где я буду ночевать?
- В отеле, господин генерал. Номер для вас уже приготовлен, - ответил тот.