Гаврош подошел к Хайке, остановился около нее. Мороз пробирал, казалось, до самых костей. Гаврош посмотрел вверх. Белый исполин поднимался высоко к небу, касаясь вершиной облаков. У Гавроша захватывало дух, когда он смотрел на обрывистые обледеневшие склоны. У подножия горы рос густой лес, на склонах его постепенно сменяли корявые низкорослые деревца и чахлые кусты.
Подошел комиссар бригады, внимательно оглядел строй и звучным голосом произнес:
- Товарищи, трогаемся! В пути не останавливаться, в сторону не сворачивать, только вперед!
Раздалась короткая команда, и колонна двинулась.
Бойцы, шедшие в голове колонны, часто сменяли друг друга, прокладывая остальным дорогу в глубоком снегу.
В бригаде было около пятидесяти раненых. Товарищи несли их на самодельных носилках.
Вьючные лошади, тяжело нагруженные боеприпасами и продовольствием, то и дело по брюхо проваливались в снег. Комиссар бригады, с обледеневшими усами, взобравшись на большой камень, поторапливал и подбадривал бойцов.
Дорога, извиваясь, поднималась в гору. Гаврош решил сократить путь и, разбежавшись, прыгнул на большой валун, выступавший из снега чуть в стороне от тропы, оттуда по камням без труда снова выбрался на тропу, только уже гораздо выше. Командир батальона, шедший за ним, хотел последовать его примеру, но поскользнулся на большом валуне, упал и провалился в снег.
- Дай-ка мне руку! - попросил он проходившего мимо Шилю.
- Что же это вы, товарищ командир? Сами же говорили, что надо беречь силы и соблюдать порядок.
- Ладно, ладно, давай!
Широко расставив ноги, чтобы не потерять равновесие, Шиля протянул ему свою винтовку и, держа ее за ствол, помог командиру выбраться из снега. Отряхивая шинель, командир бросил на Шилю укоризненный взгляд: негоже, мол, делать замечания командиру батальона. Но у Шили на лице появилось такое ангельски-невинное выражение, что командир не выдержал и рассмеялся. Засмеялся и Гаврош, наблюдавший эту сцену сверху.
Завывала метель, снег залеплял глаза, упругий ветер мешал дышать. Гаврош оглянулся, чтобы посмотреть, как переносит подъем Хайка. Она шла, наклонившись вперед, навстречу ветру, лицо ее до самых глаз было обмотано толстым шерстяным шарфом.
Кони начали спотыкаться и падать, скользя по быстро обледеневающей тропе. Бойцы охрипшими голосами понукали измученных животных. Кто-то заметил, что на одном из вьючных седел плохо закреплен итальянский пулемет и его ствол бьет лошадь по голове.
- Ничего подобного! - закричал Шиля. - Просто эти пулеметы рассчитаны не на наших коней, а на итальянских, вот бедняга и не может никак приноровиться.
Все рассмеялись.
- Н-но!.. А ну вставай! - пытался поднять упавшую лошадь бородатый партизан. - Н-но, родимая! Ну давай!..
Упавшая лошадь вдруг судорожно рванулась, пытаясь встать. Звякнули, скользя по льду, подковы, но тяжелая поклажа тянула вниз, и животное, опрокинувшись на спину, заскользило к обрыву. Помочь бедняге было уже нельзя. С испуганным ржанием лошадь полетела в пропасть.
Но ничто не могло остановить партизан. Марш продолжался в прежнем темпе. Ночь казалась нескончаемой. Время словно остановилось. По колонне передали приказ идти осторожно, соблюдая полную тишину.
Хайка поскользнулась, упала, но, стиснув зубы, снова с усилием поднялась и заняла свое место в колонне. От долгой непрерывной ходьбы гудели ноги, мучительно ломило спину. Ни на минуту не отпускало острое чувство голода, вот уже несколько часов оно мучило ее. По мере того как они поднимались все выше в гору, в ней рождался и постепенно рос какой-то еще не осознанный, необъяснимый страх.
- Хайка! - позвал ее Гаврош.
Девушка откликнулась. Из-под закрывавшего рот шарфа голос ее звучал приглушенно.
- Как ты? Устала?
- Ничего, иду пока, - ответила она и тут же почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
- Не жалеешь, что пошла с нами? - неожиданно для самого себя спросил Гаврош.
- Нисколько, вот только...
- Что?
- Только мне обидно... я падаю, а ты идешь себе впереди и даже не оборачиваешься. Когда Рита упала, еще там, внизу, ты сразу подскочил помочь... - Хайка, низко опустив голову, умолкла.
Гаврош не знал, что ответить, а Хайка ничего больше говорить не хотела. Пройдя в молчании несколько шагов, Гаврош наконец произнес:
- Как ни трудно - держись! И не надо так говорить... Ведь тебе отлично известно, что ты значишь для меня. Я буду постоянно рядом с тобой.
В эту минуту их догнал Шиля.
- Ну как, Шиля, держимся пока? - обратился к нему Гаврош.
- Держимся, - ответил тот, с трудом разлепив запекшиеся губы.
- Ничего, мы знали, на что шли, - проговорил Гаврош. - Еще в Рудо Верховный главнокомандующий сказал, что нужно быть готовыми ко всему: и к голоду, и к тяжелым маршам, и к постоянным опасностям. Как-нибудь сдюжим, мы ведь коммунисты.
Налетел снежный вихрь и засыпал протоптанную в снегу тропу, словно ее и не было. Мелкий колючий снег облеплял лицо, забивался за шиворот. Порывы ледяного пронизывающего ветра ударяли в грудь, валили с ног.
Пали уже шесть коней. Партизаны сняли с них поклажу и понесли на своих плечах.
- Ну вот, а еще говорят, что конь выносливее человека! - проговорил Божо Божович, веселый, добродушный командир взвода, с которым Гаврош познакомился еще в Рогатице и к которому сразу привязался, почувствовав его простоту и дружелюбие. Этого человека отличали оптимизм и неизменное чувство юмора.
- До вершины уже немного осталось, - бросил Шиля, подняв глаза кверху.
- Откуда ты знаешь? Ведь ее не видно, вершину эту!
- А ты что, думаешь иначе?
- Утром будет полегче, - сказал Гаврош.
- Конечно, когда взойдет солнце, станет теплее.
- Мне иногда кажется, что оно уже никогда не взойдет!
- Кого-то оно и сейчас греет!
- Солнце светит для всех, - сказал Гаврош. - Меня всегда удивляло, как это солнечные лучи сохраняют свое тепло, ведь они проходят огромный, невообразимо огромный путь, прежде чем достигают нашей Земли...
- Завтра у нас будет горячий обед, - мечтательно зажмурившись, проговорил Лека.
- И рюмка ракии для согрева! - добавил Вучко.
Подъем был крутым, и колонна сильно растянулась. Бойцы шли тяжело, то и дело скользя и падая. Гаврошу показалось, что сзади кто-то стонет. Он обернулся, чтобы посмотреть, кто это, но разве можно было что-либо разобрать ночью в такую метель?!
Снова послышался стон... Гаврош не мог понять, действительно ли кто-то стонет или это ему только кажется. Он остановился, прислушался. Нет, ничего не слышно... Оглянувшись, он увидел, что Хайки нет рядом с ним, наверное, ушла вперед. Вдруг до его слуха донесся приглушенный женский голос, который, похоже, звал на помощь...
- Ты что остановился? - положил руку ему на плечо Лека. - Так недолго и отстать.
Гаврош, не ответив, снова посмотрел в сторону вершины Игмана.
- Гаврош, из-за тебя вся колонна остановилась! - крикнул Шиля.
- Сзади кто-то зовет, - сказал Гаврош.
- Никого там нет. Пошли, нельзя долго стоять на таком морозе, - подтолкнул Гавроша Лека. - Пошли. Вперед, товарищи! Не останавливаться!.. Только вперед!
Извиваясь, как огромная черная змея, колонна ползла по крутым склонам Игмана, то сжимаясь, то растягиваясь.
Гавроша нагнал Шкрбо Лабович, пулеметчик из горняцкой роты.
- Что, тяжело? - спросил Гаврош, пропуская его вперед.
- Пулемет все плечо оттянул.
- До пастушьей избушки осталось уже немного... Там нас ждут боснийцы, - послышался чей-то голос, и Гаврош узнал Зеку Войводича, партизана из 1-го батальона.
Зека отличился еще в первом бою с немцами. Зайдя в тыл наступающей немецкой роте, он неожиданными бросками гранат нагнал на немцев страшную панику и заставил их в беспорядке отступить.
- Какая там пастушья избушка! До нее еще топать и топать, - возразил Шиля.
- Ерунда! Игман по сравнению с моим Комовом - это все равно что котенок рядом со слоном! - бросил Зека.
- Мои ребята тоже из тех краев, - вставил Шкрбо.
- Ничего, как-нибудь заберемся, - сказал Гаврош. - В конце концов, боснийцы тоже не по воздуху туда прилетели.
- Верно, - поддержал его Войводич. - Раз смогли они, сумеем и мы.
Разговор утих. Гаврош отыскал глазами Хайку, которая теперь шла впереди, и ему вспомнились ее недавние слова о Рите. Он усмехнулся, подумав, что Хайка ревнует... Снова послышались какие-то неясные звуки, похожие на стон. Гаврош решил, что это, наверное, просто тихо перекликаются идущие сзади бойцы.
- Наверху находится дом старого Мозера. Этот немец поселился здесь после первой мировой войны да так и живет до сих пор, разводит чернобурых лисиц, - раздался чей-то голос.
- Не болтай зря, ни о каких чернобурых лисицах здесь никто и не слышал.
- Что вы заладили, лисицы да лисицы?! Какое нам до них дело? Наша задача - дойти. Выдержать.
- У меня глаза слезятся от ветра и снега.
- Ничего, это можно вытерпеть.
- Скоро мы останемся совсем без боеприпасов для минометов. Только что еще один конь сорвался в пропасть, а он как раз вез боеприпасы.
- Отобьем у немцев!
- Господи! - воскликнул кто-то. - Может ли кому-нибудь быть хуже, чем нам сейчас?
- Помогайте друг другу! - закричал командир батальона. - Как там раненые?
- Плохо. Им ведь тяжелее всего. Но мы сделаем все возможное, чтобы живыми доставить их в Фочу.
Тревожные мысли все больше одолевали партизан. Кто знает, дойдут ли они? А если и дойдут, то что ждет их там, на другой стороне Игмана?
Хайка опять упала... Поднявшись и отряхнув снег с одежды, она, как показалось Гаврошу, растерянно оглянулась, словно не зная, куда идти дальше.
В эту минуту мимо них пробежал командир батальона, поторапливая бойцов: скоро начнет светать.
- Откуда у него еще берутся силы бегать? - бросил кто-то из партизан.
- Да, промчался, будто не по горам лазил, а несколько дней отъедался и отсыпался!
Хайка между тем вновь заняла свое место в колонне. Гаврош теперь шел рядом, готовый в любую минуту подхватить ее - ему показалось, что она вконец обессилела и едва держится на ногах.
Неожиданно кто-то толкнул Гавроша в спину. Оглянувшись, он увидел Леку, который, словно только что очнувшись от сна и не понимая, где находится, растерянно уставился на Гавроша.
- Что с тобой? - спросил Гаврош.
- Веки страшно отяжелели, глаза сами собой закрываются. Наверное, я задремал на ходу, вот и налетел на тебя.
Идти становилось все труднее. У Хайки уже не осталось сил. Ей хотелось опуститься прямо на снег и, закрыв глаза, хоть несколько минут посидеть не двигаясь. Но она знала, что, если это случится, она уже не сможет подняться, а больше всего Хайка боялась стать обузой для своих товарищей. Она находилась в полузабытьи, ей казалось, что вокруг нее в воздухе извиваются противные скользкие щупальца, в любой момент готовые схватить и задушить ее. В ушах ее вдруг раздались какие-то незнакомые голоса, чей-то хриплый смех, протяжные стоны. Затем все это так же неожиданно исчезло, и перед ней возникла картина из такого далекого теперь, довоенного прошлого. Было это два с половиной года назад. Она только что с отличием окончила гимназию, и родители отправили ее отдохнуть в чудесный пансионат, находившийся на берегу живописного горного озера. В тот день она шла по берегу и рвала цветы, радуясь их необыкновенной красоте и пьянящему аромату. Вот там-то она и встретила Гавроша... Через несколько дней, когда они вместе гуляли у озера, слушая веселый стрекот кузнечиков, им повстречались две девушки. Одна была небольшого роста, смуглая, темноволосая, с маленьким шрамом на лбу и родинкой возле губы; вторая - высокая, стройная, белокурая. Гаврош, видимо, уже знал этих девушек. Поздоровавшись с ними, он подвел Хайку:
- Познакомьтесь, это моя невеста!
Девушки с любопытством посмотрели на нее.
- Меня зовут Хайка, - протянула она им руку.
- Значит, невеста? - переспросила высокая.
Хайка покраснела от смущения.
- Вас ждет счастье. Вы оба такие красивые, - улыбнулась другая девушка. - Только...
- Что? - встрепенулся Гаврош.
- Только, если хотите сохранить свою любовь, уходите от этого озера!
- Почему? - удивленно спросила Хайка.
- А потому, что оно обращает в лед самый жаркий огонь любви.
Хайка посмотрела на нее с недоверием.
- Видишь вон ту гору, на вершине которой никогда не тает лед? Такой же лед покрывает сердца тех, кто приходит на берег этого озера, - серьезно сказала белокурая девушка.
- Зачем же вы сами шли сюда? - спросил Гаврош.
Девушки переглянулись, а потом смуглая ответила:
- Раньше, когда наши любимые были рядом с нами, мы сюда не ходили. И теперь, как видите, пришли одни. Дело в том, что наших женихов забрали в армию, а когда девушки разлучаются с любимыми, они, по нашим обычаям, приходят сюда и разговаривают с озером. Оно утешает их в трудную минуту. Только надо приходить в полнолуние. Видите, какое это странное озеро...
- И озеро с каждой разговаривает? - спросил Гаврош.
- Только с теми, кто верен своей любви.
- А как же оно... разговаривает? - поинтересовалась Хайка, не отводя взгляда от гладкой поверхности воды.
- Если оно спокойно, значит, все хорошо, тот, кого ты ждешь, жив и здоров, тоскует по тебе, ну а уж если вода волнуется, бурлит, то ничего хорошего не жди - беда идет... - очень серьезно ответила девушка с белокурыми волосами.
- А почему тогда озеро убивает любовь? - спросила Хайка.
- У нас говорят, что любовь - начало и добра и зла, - задумчиво произнесла темноволосая.
- Легенда рассказывает, - снова заговорила белокурая девушка, - что лет двести назад сюда пришли двое влюбленных. Родители были против их любви, и они, убежав из родного села, нашли пристанище здесь, в этих горах. Они распахали этот луг и на том месте, где сейчас озеро, построили дом. Но вскоре сюда пришла еще одна молодая пара, которая тоже вынуждена была покинуть свое село. Пришедшие попросили уступить им часть земли. Вот из-за земли они и поссорились. Женихи, горячие головы, схватились за ножи... В жестокой схватке погибли все четверо... Люди говорят, что так осуществилось проклятие, тяготевшее над ними с того дня, как они убежали из дома. Земля на этом месте расступилась, с гор побежали семь ручьев, и образовалось озеро.
- А они так любили друг друга! - добавила смуглая девушка.
- Да, за любовь иногда приходится платить дорого, - задумчиво проговорил тогда Гаврош...
"Может быть, и за нашу любовь нам придется потом расплачиваться", - думала Хайка, с трудом переставляя ноги.
На востоке уже занималась заря. Игман островерхой пирамидой уходил высоко в небо, вершина его терялась в темных облаках, спустившихся совсем низко. Через минуту все пропало в сплошной серой круговерти неутихающей метели.
Предчувствие близкой опасности все больше тревожило девушку, и она, несмотря на все свои усилия, никак не могла преодолеть это состояние.
К ней подбежал запыхавшийся Гаврош.
- Я тебя зову уже целых десять минут, - задыхаясь, проговорил он. - Что с тобой?
- Ничего... Я просто задумалась. Мне почему-то вспомнилась наша та встреча... Помнишь, у озера?.. У рокового озера, - добавила она задумчиво. - Солнце уже садилось, а светловолосая девушка рассказывала нам об этом таинственном озере и советовала скорее бежать от него, если мы хотим сохранить нашу любовь...
В эту минуту с ними поравнялся Шиля.
- Доктор говорит, надо идти как можно быстрее, а то уже есть обмороженные, - сказал он.
- Еще бы, - пробормотал Гаврош, - такой мороз да ветер!..
Лека, видимо, тоже уже выбивался из сил. Нетвердым шагом он приблизился к Гаврошу и на миг оперся на его плечо.
- Господи, когда же конец? - вырвалось у кого-то.
- До победы путь долог, - ответил Гаврош.
- Держись, друг, - громко сказал Лека, - сейчас в смертельную схватку вступили две силы: великая сила прогресса и сила тьмы и реакции. И ты тоже принимаешь участие в этом гигантском сражении, так что надо выстоять, надо...
- Только бы эту зиму пережить, - прошептал Гаврош, - давно таких морозов не было...
- Мы обязаны победить, пусть даже враг многочисленнее нас и лучше вооружен, - продолжал Лека. - Конечно, победить его мы сможем только с максимальным напряжением всех сил, используя для борьбы даже самые малые возможности. Ленин высказал мысль о том, что в революции мелочей нет, что тактика борьбы рабочего класса должна быть построена на скрупулезном учете самых, казалось бы, незначительных мелочей, только тогда революция может одержать победу. - Лека закашлялся и умолк.
Гаврош взял Хайку за руку:
- Держись!
- Держусь! Обузой ни для кого не буду, - ответила она.
- Лучше уж умереть от пули, чем замерзнуть на этой проклятой горе! - поплотнее запахивая шинель, проговорил Шиля.
- Интересно, что делают сейчас моя жена и ребятишки?.. - раздался чей-то густой бас.
Гаврош глубоко вздохнул. Он снова с тревогой подумал об отце. Где-то он теперь?
- Сколько еще до этой чертовой вершины? И зачем нам вообще на нее залезать, наверное, можно было и вокруг обойти, - проворчал тот же бас.
Гаврош опять взял Хайку за руку.
- Быстрее, быстрее, товарищи, не задерживаться! - послышался голос командира бригады.
18
Новый ход Кейтеля
Когда генерал Литерс вновь прилетел в Белград с приказом Кейтеля принять от генерала Бадера командование войсками вермахта в Югославии, Бадер, с одной стороны, почувствовал облегчение, а с другой - страх, ведь он не смог справиться с этой проклятой бригадой, и неизвестно, что ждало его теперь...
Причиной замены Бадера Литерсом послужила неудача операций немецких и итальянских войск против Первой пролетарской бригады, а также разгром партизанами нескольких усташских гарнизонов. На другой же день после приезда генерал Литерс вылетел в Славонски-Брод и там сразу же организовал свой новый штаб. Старый опытный генерал вермахта, он в отличие от своих предшественников трезво и без предубеждений оценивал силу и значение Первой пролетарской бригады и партизанского движения в Югославии в целом. Во время двухчасовой беседы в Берлине с фельдмаршалами Кейтелем и Йодлем, стараясь всячески показать несостоятельность действий генералов Бёме, Бадера и Турнера, он между прочим сказал:
- Югославские партизаны - неплохие бойцы. Они могут с успехом воевать против наших регулярных частей и небольшими отрядами, и относительно крупными соединениями, такими, например, как эта пролетарская бригада. Не следует забывать и того, что они пользуются большой поддержкой у народа. Я считаю, что в создавшемся положении целесообразно широко применять против них тяжелую артиллерию, танки и авиацию. Ту часть населения, которая помогает партизанам, необходимо подвергать самым жестоким репрессиям...