- Значит, и мы с приемником, - улыбнулся Василий.
- Молодец, Данилов! Молодец, Михаил! - Морозов от души потряс его руку. - Теперь регулярно будем Москву слушать...
Данилов кивнул и, глубоко вздохнув, проговорил:
- И у меня будто гора с плеч свалилась...
Вот уже больше двух месяцев он выполнял задание Василия Афонова: собирал самодельный радиоприемник. Издавна Михаил Данилов увлекался радиотехникой. Не один приемник собрал за свою жизнь. До войны это было просто. Заходи в магазин, выбирай лампы, проводники, сопротивления, контуры. А где теперь взять нужные части?
Получив приказ подпольного центра, Данилов целыми днями ходил по городу. Его часто видели на базаре, в различных мастерских, основанных предприимчивыми кустарями, возле немецких складов, где хранились аккумуляторы и электрические батареи.
Постепенно Данилов нашел все нужные части для будущего приемника. Он торопился, потому что знал, как необходим приемник подполью. Кроме того, Василий подгонял его, ругал за медлительность. Подпольщикам был известен крутой нрав Афонова - он требовал незамедлительного выполнения своих приказов. Поэтому долгими ночами просиживал старый мастер, собирая приемник, забывал про усталость, не щадил себя, напрягал глаза, утомленные светом коптилки.
- Я его так запрятал, что ни одна ищейка не унюхает, - он хитро прищурил глаза. - Настроил - и в печку. Только антенну в трубу вывел. А наушник через отдушину протащил. Вот увидите, здорово получилось...
- Вместе пойдем, Василий? - спросил Морозов.
- Нет. Иди один... Ты занимаешься листовками, ты и послушай сегодня. А я тех связных инструктировать буду. Надо им рассказать, что мы сделать успели. Глядишь, и о нас Москва сообщит по радио.
- Хорошо! Я приду, - сказал Морозов Данилову. - Нам с Василием еще поговорить надо.
Данилов понимающе кивнул и вышел из комнаты.
Морозов подробно изложил Афонову план создания боевых дружин. Василий пристально посмотрел на него узкими щелками глаз:
- Все правильно. Только не рано ли?
- По-моему, вопрос этот давно назрел. Красная Армия со дня на день может прорваться к Таганрогу. Чем мы ее поддерживать будем?
- А то, что немцы наступать собираются, ты забыл? - усмехнулся Василий. - Или считаешь, что Брандт обманул Трофимову?
- Нет, наступать они, видимо, будут. Но неизвестно еще, что из этого получится...
За дверью послышались тяжелые шаги. В комнату вошел высокий человек с пышной шевелюрой. Над губой его ленточкой чернели усы.
- Здравствуйте, Сахниашвили, - приветливо сказал Василий, поднимаясь с табуретки.
- Что нового, кацо? - спросил Морозов и тоже пожал ему руку.
- Зачем спрашивать? Раз пришел, сам расскажу.
Сахниашвили расстегнул ворот промокшей от дождя рубашки, причесал влажные вьющиеся волосы и, усевшись на стул, положил ногу на ногу.
- У нас в больнице все утихло, - сказал он. - Никого больше не вызывают. Будто и не было побега. Но дальше так действовать нельзя. Зачем зря рисковать? Меня прикрепили к лагерю военнопленных. В больнице я аптекарь, а в лагере фельдшером буду. Так начальник сказал. Вот мы и придумали новый вариант. Я пленных командиров из лагеря в больницу стану класть. А Сармакешьян и Козубко продержат их в палате недели три-четыре, а потом подпишут заключение о смерти. Этот документ я в лагерь коменданту отнесу, для отчета, а людей на ту сторону. Вот какой план прорабатывать надо.
- А что, ловко придумали, - согласился Морозов.
- Молодцы, действуйте! - Василий хлопнул себя по колену и потом спросил: - Сармакешьян входит в медицинскую комиссию по набору рабочей силы в Германию?
- Зачем один Сармакешьян? Там и Козубко работает...
- Мы договорились, чтобы они наших людей браковали.
- Нет, так не надо делать. Наши не каждый день в комиссии работают. А там есть две девушки, на бирже труда сидят. Хорошие девушки. Они у меня листовки брали. Надо с ними поговорить. У них бланки, они могут освобождение написать. Их твой брат Костя знает. Потом есть еще один рецепт. Руки в негашеную известь обмакнуть. Язвы появятся. Немцы очень боятся экземы. Сразу освобождение дадут. А на руках язвы быстро проходят.
- Спасибо за совет. Попробуем все использовать, - сказал Василий. - Надо помогать тем, кто не хочет в Германию ехать. Так ведь, кацо?
- И этим надо помогать и другим тоже. У нас в больнице военнопленные с голоду пухнут. Чем помочь можем?
Василий задумался.
- Давай Кононова подключим к этому делу. Пусть с подсобного хозяйства продукты подбрасывает, а уж мы найдем дорогу к военнопленным, - предложил Николай.
- Согласен. Пора собирать совещание штаба. Тогда и о дружинах поговорим. Так, что ли, комиссар?
- Когда соберемся?
- Если успеешь оповестить народ, хоть завтра.
- Лучше послезавтра. Вернее будет. - Николай посмотрел на часы. - Время-то смотри как летит. Уже три, а мне еще Турубарова повидать надо и к шести быть у Данилова.
- Иди, иди, раз торопишься. Если я до шести освобожусь, тоже приду послушаю, - пообещал Василий.
* * *
К Михаилу Данилову Морозов пришел за пятнадцать минут до начала передачи последних известий.
- Ну, показывай свою машину, - шутливо попросил он. Данилов подвел его к печке, открыл дверцу и, кивнув на груду щепок, пересыпанных золой, похвастался:
- И анодные батареи там же спрятаны.
- Где ж ты их раздобыл?
- Пришлось обручальное кольцо у жены забрать. Немцы больно охочи до золота. Договорился я с одним немцем на узле связи. Рассказал ему байку, что один румын мне за анодные батареи пуд пшеницы дает. И выменял их на кольцо. Фриц аж облизнулся, так ему кольцо приглянулось. Притащил мне батареи... - Данилов вздрогнул. - Только вот кольцо жалко... Двадцать лет его жена носила.
Морозов ласково похлопал его по плечу.
- Молодец, дядя Миша... Не горюй. Наши вернутся, раздобудем тебе самое лучшее кольцо.
- Эх, поскорее бы наши пришли, - снова вздохнул Данилов. - Бог с ним, с кольцом-то! Давай-ка лучше послушаем, что там на фронте делается, - он достал из отдушины наушники и протянул их Морозову.
За треском и шорохом эфира Николай услышал наконец два длинных и один короткий гудок.
"...Восемнадцать часов по московскому времени", - прозвучал до боли знакомый голос диктора.
Напрягая слух, Николай старался не пропустить ни слова. В сообщении Советского Информбюро говорилось о боях местного значения на Центральном и Ленинградском фронтах, о действиях белорусских партизан, которые уничтожили немецкий обоз с продовольствием, о героизме моряков, обороняющих Севастополь.
Афонов пришел, когда передача последних известий уже подходила к концу.
- За вчерашний день наши летчики сбили в воздушных боях двадцать девять фашистских самолетов, - с радостью повторил Николай последние слова диктора и передал наушники Афонову.
Надев их, тот долго и сосредоточенно случал.
- Чего тянешь? Передача уже закончилась.
- Подожди, Николай, - отмахнулся Василий. - Первый концерт Чайковского для фортепьяно с оркестром...
В течение нескольких минут наушники переходили из рук в руки. С затаенным дыханием ловили люди звуки знакомой мелодии. После бравурных немецких маршей, громыхавших с утра до вечера в городской радиосети, музыка Чайковского лилась словно из далекого сказочного мира.
- Хватит, товарищи. Надо беречь батареи, - сказал Данилов и, просунув руку за дверцу печки, выключил приемник. - В какое время завтра придете слушать?
- Это пусть Морозов решит, - кивнул Афонов на Николая. - Он у нас и агитация и пропаганда. Ты, Михаил, вместе с приемником поступаешь в полное его распоряжение.
- Приду ночью, в половине двенадцатого, - сказал Морозов. - В это время передают самые последние сообщения...
- А на патруль не боитесь нарваться? - спросил Данилов.
- У меня заготовлен ночной пропуск.
- Буду ждать, - сказал Данилов коротко.
Когда Морозов и Афонов вышли от Данилова, солнце склонялось к западу. Было светло и пахло морем. Низко над городом ревели немецкие бомбардировщики. Неуклюже растопырив шасси, они разворачивались над крышами зданий и планировали в сторону аэродрома.
- Смотри! Авиацию подбрасывают. Значит, действительно со дня на день наступать собираются, - тихо, сквозь зубы процедил Василий.
- Неужели наши ничего не знают?
И словно в ответ на это в прозрачной бездонной голубизне появилась белая нить инверсии, протянувшаяся за крохотным силуэтом самолета.
Со всех сторон ударили зенитки. Серые точки разрывов в беспорядке повисли вокруг советского разведчика. За надрывным ревом фашистских бомбардировщиков не было слышно гула его моторов, но белый след продолжал упорно ползти в голубом океане безоблачного неба. Будто снежки на стене, лепились возле самолета разрывы зенитных снарядов, и вдруг на самом острие инверсии показался ядовито-черный дым. Огромный ком пламени, переломив плавную линию полета, заскользил к земле, оставляя в небесной синеве огромный траурный шлейф.
- Сбили, гады! - вырвалось у Василия.
- Этот уже не расскажет о том, что видел, - Николай снял с головы фуражку и, продолжая следить за падающим разведчиком, спросил: - Каменский и Пономаренко идут на ту сторону?
- Сегодня ночью отправляются. Константин им уже передал пояса.
Горящий самолет упал в море. Никто из летчиков так и не воспользовался парашютом. Над городом по-прежнему ревели моторы немецких бомбардировщиков.
* * *
С появлением радиоприемника распространение листовок по городу пошло более успешно. Теперь сестра Василия Таисия Каменская ночами не отходила от пишущей машинки. Когда радио приносило сводки об успешных действиях Красной Армии, Морозов сам составлял листовки и требовал от Таисии подготовить к утру не менее пятидесяти экземпляров. А утром в квартиру Каменских приходили тайные почтальоны - Мария Кущенко, Тина Хлопова, Лидия Лихолетова и Дора Галицкая. Они получали по десятку бюллетеней и распространяли их в городе. Для подпольных групп листовки через связных отправлял сам Василий или Николай.
Так эти бюллетени, названные подпольщиками "Вести с любимой Родины", размножались на пишущей машинке десятками экземпляров, расклеивались по улицам, передавались знакомым, разбрасывались на предприятиях города.
Случалось и Таисии Каменской распространять листовки между своими знакомыми. Однажды к ее больному ребенку пришла врач Нина Козубко. Она осмотрела мальчика и, выписывая лекарства, стала рассказывать о положении на фронтах. Таисия и ее муж переглянулись. Заметив это, доктор Козубко достала из портфеля смятую, замусоленную листовку:
- Можете сами прочесть, если не верите...
Таисия Каменская узнала свой бюллетень "Вести с любимой Родины" и, вернув его доктору, принесла другой, с новыми данными. С этого дня Нина Козубко стала забегать по утрам к Таисии за свежими новостями.
На второй машинке работала жена Федора Перцева. В общей сложности подпольщики Таганрога выпускали порой до ста листовок в неделю. Так проводились в жизнь указания подпольного центра об усилении пропаганды среди местных жителей. И это давало свои плоды.
Как-то во время обеденного перерыва кузнец котельного цеха Максим Плотников вызвал Василия Афонова из авторемонтных мастерских и повел его за полуразрушенную кирпичную стену, туда, где высились груды металлолома. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что вокруг никого нет, он сказал:
- Сегодня после работы зайдем ко мне на квартиру. Там нас один человек дожидаться будет.
- Кто такой? - насторожился Василий.
- Мой знакомый, из Михайловки.
- А что он хочет?
- Хочет связаться с городским подпольем. Но я ему ничего еще о нас не говорил. Понимаешь, к ним в село попала наша листовка "Вести с любимой Родины". Она у них кое-кого за живое задела. В городе, мол, советские люди действуют, а мы, мол, что, хуже других. Вот и создали они у себя подпольную группу. Пока у них всего четверо. Но среди этих четырех и начальник полиции Михайловки. Он и нам очень может сгодиться...
- Явная провокация, - перебил Плотникова Василий.
- Погоди, Вася, не горячись. Я ведь тоже себе не враг. Руководителем они моего старого дружка Акименко выбрали. Парень крепкий и свой. Он и приходил ко мне вчера вечером. Попросил по дружбе узнать, с кем из городских связь наладить. Я ему, конечно, ни слова о нашем штабе, а про себя подумал, не грех нам и этих к своему делу приобщить. Вот и хочу, чтоб ты сам с Акименко покалякал. Он сегодня к вечеру обещал наведаться.
- Не нравится мне этот визит, - задумчиво проговорил Василий. - Почему он тебе с первой встречи все рассказал? Даже начальника полиции назвать не побоялся.
- Так я ж тебе объясняю. Мы с этим Акименко дружки. В свое время хлеб-соль пополам делили. Я за него руку на отсечение не пожалею, - горячо стал доказывать Максим.
- А чего ж ты сам ему не доверился? - Василий лукаво прищурил глаз, исподлобья глянул на Плотникова.
- Дисциплина не позволила. Без тебя не решился на такое. Я ему пообещал с народом поговорить, выяснить, может, кто знает подпольщиков. Вот он и явится вечером за ответом.
- Хорошо! - согласился Василий. - Жди вечером и меня в гости. Я еще кое с кем посоветоваться должен.
На том и расстались.
Перед тем как отправиться к Плотникову, Василий встретился с Морозовым и сообщил ему о состоявшемся разговоре. Николай одобрительно отнесся к предложению Плотникова, но посоветовал действовать осторожно. Решено было, не раскрывая городскую подпольную организацию, связаться с подпольщиками села Михайловки и на деле проверить их.
В этот вечер Василий допоздна засиделся у Плотникова. Акименко не вызвал у него подозрений. Это был молодой, коренастый парень лет двадцати пяти, с открытым и добродушным лицом.
Он рассказал Василию об остальных трех членах их малочисленной организации. Оказалось, что Сергей Шубин пошел работать в полицию по единодушной просьбе своих же односельчан и всячески помогает людям в трудные минуты.
- Нам ведь для чего с городскими встретиться нужно? Их, небось, специально оставили. Они с той стороной сообщаются. И нам бы подсказать могли, каким делом заняться. А то мы сами себе и начальники и подчиненные. Шубин вон из полиции ящик с патронами утащил, а куда нам их столько, у нас ведь и ружьев-то нету, - рассказывал Акименко.
- А как же вы с немцами бороться собираетесь? - спросил Василий.
- А мы пока не боремся, мы вредим.
- И что ж, успели навредить?
- У нас в большом амбаре фрицы семенной фонд закладывают, вот мы и надумали бирки на мешках поменять.
- Для чего? - не понял Василий.
- Ну, на яровые - озимые повесить, а на озимые - яровые. Вместо урожая немцы шиш соберут.
- Этого ни в коем случае делать пока нельзя, - мрачно сказал Василий. - До урожая еще год жить, а за это время и наши вернуться могут. Кому же вы навредите?
- Если наши придут, мы обратно все перевесим.
Афонов промолчал, задумался. Он понял, что этих лихих ребят нельзя оставлять на произвол судьбы. Иначе они могут провалиться на пустяковом деле, погибнут без пользы. А если ими руководить, если направлять их действия, немалую помощь окажут они своим односельчанам да и городскому подполью в тяжелые дни фашистской оккупации.
Чтобы окончательно убедиться в надежности этих людей, Василий договорился с Акименко, что пришлет человека за ящиком с патронами.
- А хотите, мы сами их вам доставим. Шубин часто на мотоцикле в Таганрог приезжает, - предложил Акименко, уже прощаясь.
- Что ж, можно и так. Привозите сюда, к Максиму Плотникову. Ты как, Максим, не возражаешь?
- Пусть привозят ко мне, спрячу в хорошем месте.
Когда Акименко ушел, Василий сказал, обращаясь к Максиму:
- Кроме твоего дома, они ни к кому не должны ходить. И, кроме тебя, никто о них знать не должен. Эту группу в Михайловке поручаю лично тебе. Через тебя и связь с ними поддерживать будем. Ясно?
* * *
На очередном совещании штаба предложение Морозова о создании боеспособных дружин было принято единогласно. Решили организовать три боевых отряда. Командование ими поручили Георгию Тарарину, Виктору Гуде и Федору Перцеву. Это были наиболее грамотные и наиболее зрелые в военном отношении люди.
Максим Плотников, как ответственный по сбору оружия, получил указание распределить винтовки, автоматы и боеприпасы и выдать их поровну представителям каждого отряда. Казалось, все устраивалось как нельзя лучше. Подпольщики Таганрога готовились к решительным боям с гитлеровскими захватчиками. Руководители городского центра ожидали возвращения своих посланцев с той стороны.
Морозов еще спал, когда в землянку заглянула мать.
- Николай! К тебе Андрей Афонов пришел.
- Сейчас. - Морозов поднялся с топчана, натянул рубашку, брюки, зашнуровал ботинки и стал выбираться из своего убежища.
Возле дома на крыльце стоял связной штаба Андрей Афонов.
- Идемте быстрее. Василий вызывает, - сказал он, не успев еще отдышаться после быстрого бега.
- Что-нибудь случилось? - насторожился Николай.
- Не знаю. Кажись, кто-то с той стороны пришел, - ответил Андрей, опуская глаза. - Я к нему по делу зашел, а он как шуганет. "Живей, - говорит, - за Морозовым. Чтоб одна нога здесь - другая там". Вот я и примчался.
- Откуда же ты узнал, что с той стороны пришли?
- Так у Василия Николай Каменский сидит, - выпалил Андрей.
- Мама! Я ухожу! - крикнул Николай в раскрытую настежь дверь.
- Постой! Съешь хоть бурак. Опять целый день голодный пробегаешь, - Мария Бенедиктовна выбежала на крыльцо, но сын уже исчез за калиткой.
Морозов торопился. Радостное возбуждение не покидало его. "Наконец-то! Значит, связь с Красной Армией восстановлена. Теперь хоть не будем работать вслепую. Можно рассчитывать на помощь с той стороны".
В комнате Василия Николай увидел сидевшего рядом с хозяином свежевыбритого человека. Волосы его были аккуратно зачесаны назад, из-под пиджака виднелась белая отутюженная рубашка, но лицо выглядело усталым.
- Знакомься, Морозов. Это и есть Николай Каменский, - сказал Василий каким-то неестественно хриплым голосом и мрачно кивнул на продолжавшего сидеть человека.
Пожимая холодную руку Каменского, Морозов никак не мог поймать его взгляда. Карие глаза его бегали по сторонам.
- Что ж, Каменский, может, я чего и не понял, расскажи-ка еще раз, все с самого начала. Пусть твой тезка теперь послушает. Садись, Николай, - предложил Василий, пододвигая Морозову стул.
- Чего же рассказывать? Не верят нам на той стороне, вот и весь сказ.
- Нет, нет! Давай уж по порядку, - в голосе Василия послышались повелительные нотки.
По-прежнему избегая взглядов Морозова, Каменский начал рассказывать: