- Нет, ни разу не вспоминал, - ответил зампотылу, не поворачиваясь лицом к Бурцеву. Она работала в городе в ателье, со штаба армии генеральшам наряды шила. Генералы Толика двигали. У неё, знаешь, сколько знакомых в Москве. Она свою дочку в ВУЗ вмиг устроила и папашу, наверное, скоро генералом сделает.
И тут до Бурцева дошло, к чему этот произнесённый тост и появившееся отчуждение офицеров к нему. "Наверное, офицера, пытавшегося сделать карьеру через сватовство к дочери комдива, не стал бы уважать и я" - подумал Бурцев.
У солдатской кухни, помешивая черпаком, колдовал повар. Запах свежей ухи разносился по всему лесу. Это полковые умельцы ещё на утренней заре сетями наловили щук и окуней, и сейчас полковой повар завершал начатое им дело. Наконец уха была готова и Туровская стала приглашать гостей к столу. Две девушки официантки разносили в тарелках дымящуюся уху. Банкет продолжился. После ухи гостей потянуло на танцы. Нежный и тонкий запах ухи ушёл и вместо него разносился запах поджаривающегося на углях шашлыка. Комдив приложился к бутылке. Начпо увлёкся молоденькой женой начальника клуба полка, и всё время тащил её танцевать. Бурцев пригласил Любу на танец.
- Где вы учитесь? - спросил Бурцев.
- В Москве, в инязе.
- В прекрасном городе учитесь, - сказал он.
"Облака вокруг.
Купола вокруг.
Надо всей Москвой-
Сколько хватит рук".
- Нет, не так, - засмеялась она.
"В дивном городе сем.
В мирном городе сем
Где и мертвой мне
Будет радостно".
- Вы, наверное, москвич?
- Нет, не москвич. Учился в Москве, почти пять лет прожил в первопрестольной. Любите Цветаеву?
- Обожаю, и не только её. Боже, как я люблю стихи Окуджавы. Его песни, это что-то не-земное. "Эта женщина в окне в платье розового цвета".
- Это он о вас писал стихи, - Бурцев улыбнулся.
Люба взглянула на рукав розового платья и застеснялась. Лицо ее покрылось румянцем. Боковым зрением он заметил, что за ними следят две пары глаз: комдивши и жены начпо.
Чтобы сгладить неловкость, Бурцев продолжил:
"Потому, что на земле
Две дороги, та и эта".
Но в это время закончилась кассета в магнитофоне, и он вынужден был отвести Любу к тому месту, где стояли комдивша и Алла.
Елизавета Павловна поняла, что дело сделано и является только помехой, решила уехать домой, а Любу оставить здесь. Но к Любе, как ненужный репей, цеплялся подвыпивший парторг, почему-то оказавшийся без жены.
- Алла, мне кажется, нам пора ехать, а то мой скоро налижется, а твой за молоденькой ухлёстывает, того и гляди, в кусты поведёт. Женщины взяли своих мужей и направились к машинам.
- Василий Петрович, - сказала Алла, - мы на вас Любашу оставляем. Просим доставить в полной сохранности. Шутливо погрозив пальцем, она улыбнулась.
- Привезём, все будет в полном ажуре, - кричал пьяный парторг.
- А мы вас и не спрашиваем, - раздражённо ответила комдивша, - мы оставляем Любочку под ответственность Василия Петровича.
- Не беспокойтесь, я лично привезу домой, - не понимая сути дела, вмешался Туровский. Бурцев всё понял, улыбнулся.
- Не беспокойтесь, всё будет хорошо. Люба уже взрослая, и к тому же такая умница, - сказал Василий.
- Вам понравилась моя девочка? - глаза Елизаветы Павловны загорелись.
- Мы с ней очень хорошо о поэзии поговорили. Она стихи любит.
- Что вы, она в детстве их запоем читала. Я ее, бывало, ругаю, что уроки
не делает. А она как будто делает, а сама спрячет книжки и читает. Воевали мы с нею за это дело. Так, я на вас надеюсь, Василий Петрович? - она положила свою руку на кисть его руки и слегка прижала.
Вечеринка продолжалась допоздна. У Любы было много ухажёров. Подвыпившие молодые политработники один перед другим, забывая про своих жён, увивались возле дочери комдива. Ей было весело и интересно. Она была так тронута столь большим к ней вниманием, что вдруг почувствовала себя королевой бала, где-то там, в том далёком прошлом, девятнадцатом веке, она скользит в длинном платье по паркету и сам Петя Ростов, юный, как и она, её приглашает на танец. Она забыла обо всём: о наставлениях матушки относительно Бурцева, об инструкции опытной интриганки Аллы Филипповны и с какой целью оказалась в этой компании. А Бурцев всё стоял и разговаривал с офицерами. Иногда захмелевшие жёны тянули его на танец. Того контакта, о котором мечтала Елизавета Павловна, не получилось.
По окончанию вечеринки Туровские отвезли Любу домой. Мать с нетерпением ждала её. Когда зазвонил звонок, она кинулась к двери. Захмелевшая Люба почти ввалилась в прихожую.
- Боже, - схватилась за голову мать, - девушке разве прилично так напиваться. Что он подумает?
- Перестань мама, там все пьяненькие были. А где батя?
- Храпит твой батя, нажрался как свинья и храпит. Они у нас ещё добавляли. Славик оттуда бутылку с закуской прихватил.
- Он, что со стола взял? Как он мог?
- Нет, Туровский подхалимничал, пакет в машину положил. Ну что, у тебя с Василием Петровичем дружба завязалась?
- Нет, какая дружба, пару раз танцевали. Он всё с офицерами стоял и разговаривал. Бормоча себе под нос, Люба раздевалась, готовясь лечь под одеяло.
- А ты где была!? - вся раздражённая вскрикнула Елизавета Павловна.
- Ой, мама, так весело было.
- На кой черт тебе эти женатики?
- Ты не права, там и холостые были.
- Я же тебе говорила, не отходи от него ни на шаг.
- Зачем мне нужен этот старик!?
- Какой он старик - всего лет на десять тебя старше. А потом, он не сегодня-завтра командиром полка станет. Отец ему поможет. Или ты хочешь остаться без квартиры, да по гарнизонам потаскаться, как я с твоим отцом.
- Да, немного-то вы и таскались - всё пределах Минской области. Я же помню. Когда в академии батя учился, тогда уезжали, а потом сюда вернулись.
- А ты знаешь, сколько мне труда стоило, чтобы сюда вернуться! - закричала Елизавета Павловна.
- Ма! чего ты так расстроилась, ещё ничего не потеряно. Всё только начинается. А, вообще-то, он душка. - Люба зевнула, натягивая на себя одеяло.
Елизавета Павловна продолжала бормотать об отцовских генах, и что без матери ни отец, ни дочь ничего не способны сделать.
- Мам, дай поспать, - уже себе под нос сказала Люба и засопела.
Прошло несколько недель. Однажды Бурцев был в городе. Проезжая на своей бежевой "шестёрке", он увидел идущую по тротуару Любу. Она была в коротеньком лёгком платьице. Шалун-ветер подхватывал слегка подол, оголяя загорелые ноги почти до самых ягодиц. У Бурцева, давно не державшего в руках женщину что-то затрепетало в груди и защекотало в ноздрях. Он обогнал Любу метров на десять, прижался к тротуару и высунул голову в окно, при этом почти лёг на сидение пассажира.
- Здравствуйте, Люба. Вам куда?
- К универмагу, а потом домой, если, конечно, согласитесь подвезти.
- Конечно, подвезу.
Люба подошла вплотную к машине.
- Так лёжа и поедем, - засмеялась она.
- Нет, в машине лёжа другим занимаются, - Бурцев широко улыбнулся, блеснув белыми зубами.
- А вы гляжу хулиган, - Люба щёлкнула Бурцева пальчиком по носу и села в машину.
Они подъехали к универмагу. Бурцев искоса поглядывал на её загорелые колени. Люба заметила это и улыбнулась. Потом он ждал её целых полчаса. Наконец она вернулась с какими - то коробками. Пропетляв по городским улицам, машина выскочила на шоссе. Ехали молча. Не умеющий развлекать женщин, Бурцев никак не мог найти ключ к началу разговора.
- Скоро и каникулам конец, - собравшись, изрёк он первую фразу.
- Ой, так жалко, лето быстро кончается, а на следующий год уже каникул не будет, прощай милая студенческая пора.
- Вы же будущий педагог, а учителя только летом отдыхают. Я сколько прослужил, а летом в отпуске был всего четыре раза, а так - зима, осень.
- А почему вы думаете, что я пойду учителем работать? Иняз - могу и переводчиком. Ей так хотелось продемонстрировать ему познание иностранного языка.
Она не выдержала и процитировала что-то на английском языке. О, лучше бы она этого не делала. Иногда лучше промолчать, чем сказать невпопад, вызвав у собеседника отвращение. Ею содеянная глупость так резанула по душе Бурцева, что он потерял всякое желание обладать ею. Вмиг исчезло трепетание души, и он заметил, что те коленки, на которые он смотрел минуту назад с вожделением, сейчас ему стали безразличными.
- Я не знаю английского языка, - сквозь зубы процедил он.
Далее ехали молча. Машина остановилась возле дома. Люба положила свою маленькую ручку на широкую кисть Василия.
- Пойдёмте к нам пить кофе.
- Люба, в другой раз, дел много.
- Нет, нет, другого раза не будет, я знаю. У меня скоро каникулы закончатся, я уеду. Какие могут быть дела в субботу? Пойдёмте, иначе я обижусь, - не выпуская его руки, настаивала Люба, - и мама будет очень рада, она вас так уважает.
- Ну, хорошо, только не надолго, - согласился он.
Когда они вошли в квартиру комдива, у Елизаветы Павловны от неожиданности перехватило дух. Сейчас у неё было чувство, как у азартного рыбака, которому подфартило подсечь на крючок огромного судака. Она не находила себе места.
- Успокойся, чего ты мама бегаешь! - повышенным голосом сказала Люба. - Приготовь нам кофе.
Этот командный тон окончательно добил в Бурцеве некогда возникшее не из чего, так на пустом месте, увлечение Любой. Теперь он окончательно понял, что они с Любой совершенно разные люди, и случись что-нибудь серьёзное, ему захочется убежать от неё в первую же брачную ночь.
- Елизавета Павловна, мне, будьте добры, без сахара, - чтобы скрыть свою неприязнь к Любе, громко сказал он. На кухне гремела посуда. Люба достала коньяк и поставила на стол.
- Сейчас будем пить кофе с коньяком, - щуря свои глаза, улыбнулась Люба.
Бурцев заметил, что её глаза были точь-в-точь как у Елизаветы Павловны - зеленоватые и с хитринкой. На Бурцева смотрел самоуверенный и расчётливый взгляд.
- Что вы, я же за рулём, и потом, мы же договорились, ненадолго.
- Никуда мы вас не отпустим, - вмешалась Елизавета Павловна, неся перед собой огромный поднос с закусками. Вы что, собираетесь ещё в город ехать? - спросила она, расставляя на стол тарелки.
- Нет, не собирался.
- Вот и хорошо, машину оставите возле дома. Никуда она не денется. Вызовем машину Анатолия Антоновича.
- Зачем? У меня своя служебная есть.
- Тем более, зачем мы голову ломаем. У нас сегодня праздник. Любочка вам разве не сказала?
- Нет, мама, это же наше семейное, - вмешалась Люба.
- Сегодня, Василий Петрович, день нашей семьи. Двадцать четыре года как мы поженились с Анатолием Антоновичем. Сейчас он приедет, и будем гулять, - пошутила Елизавета Павловна.
- Поздравляю вас, Елизавета Павловна, а я то думаю, что за коробки Люба из универмага несёт. Теперь понял - это подарки.
- Открой секрет, Любочка, что ты нам с папой купила?
- Папе стаканы, пиво пить, а тебе парфюмерию и маленький кофейный сервиз.
Позвонили в дверь, Люба вскочила, ища ногой под столом свалившиеся с ног тапочки.
- Наверное, батя пришёл, - сказала она.
- Сиди, я сама.
Елизавета Павловна пошла в коридор. С огромным букетом цветов вошёл уже подвыпивший комдив.
- С праздником тебя, Лизонька, с днем образования нашей ячейки социалистического общества.
Язык его уже заплетался и он с трудом выговорил неудобное для него слово. Комдив замолчал, выпрямился, подал грудь вперёд, как будто перед ним стоял его начальник, затем улыбнулся и вручил жене букет цветов. Та взяла букет и с недовольством взглянула на мужа.
- Ты уже успел? - строго сказала она.
- Это мы так, Лизонька, чуть-чуть, - он большим и указательным пальцем показывал меру этого чуть-чуть, крутя ими перед носом Елизаветы Павловны.
- Прошу тебя, Толя, веди себя прилично. У нас гость. - Елизавета Павловна нервно одернула вертевшуюся перед лицом руку.
- Какой гость? - комдив стал по стойке смирно и вытаращил на жену глаза.
- Какой, какой - такой! - нервно ответила она. - Любашин друг, Василий Петрович.
- А, очень рад, очень рад, - в предчувствии новой выпивки радостный комдив заспешил в зал. С Бурцевым поздоровался как со своим близким другом, с которым давно не виделся. Обхватил его за плечи и похлопал по спине.
Когда был накрыт стол, Анатолий Антонович поднял бокал и произнёс:
- Ну вот, вся семья в сборе. Давайте выпьем за этот замечательный день, день образования нашей семьи и нарождающейся новой.
От этих слов Люба покраснела, а Бурцев от смущения наклонил голову. Но, выпив и приступив к закуске, чувство неловкости у всех прошло.
Весь вечер Елизавета Павловна веселила всю семью. Со своим огромным даром сватовства она рассказывала интересные истории, где Любочка всегда оказывалась главным героем. Она обладала ещё одним талантом: вкусно готовить и умением угощать. В результате этого умелого угощения Бурцев оказался навеселе. Поздно вечером, когда уже комдив своим лицом искал салатницу, а Люба незаметно от всех зевала в кулачок.
Бурцев вызвал служебную машину и уехал домой. Утром, когда он забирал своего "Жигуленка", из окон наблюдали особо интересующиеся жизнью комдива. Они видели, как днём Бурцев входил в дом с дочерью комдива, а теперь наблюдали, как он отъезжал. По городку пошла молва, что у Бурцева с "принцессой", (так её величали в городке) большой роман. И что он уже почти зять, и ночует у них.
Комдивша была очень довольна успеху её мероприятия. В конце августа Бурцеву позвонила Елизавета Павловна. Она расспросила о его делах, сетовала, что он так давно не был у них.
- Василий Петрович, - как бы борясь со своей неловкостью, сказала она, - Любочка сегодня уезжает на учёбу. Мы хотели бы посидеть, так сказать в семейном кругу. Люба очень хотела, чтобы вы были, но стесняется вас пригласить. Я, как мама, беру на себя этот грех, - она звонко засмеялась. - Мы приглашаем вас. Вот Любочка рядом стоит, я передаю ей трубку.
Люба взяла трубку. Когда она поздоровалась, Бурцев почувствовал, что она действительно стесняется. Её прерывистое дыхание в трубку и порой нескладные предложения выдавали то, что она борется внутри себя со своей застенчивостью.
На проводах Любы действительно было немного людей. Семья комдива, начальник политотдела с женой, Любина подружка с женихом и Бурцев. Бурцева приняли как своего. Все считали, что дело уже совершённое, помолвка как бы негласно уже состоялась. Но только так не считали Люба и Василий. За столом было весело. Все желали Любе успешного завершения учёбы и хорошего распределения. Когда тост подняла Елизавета Павловна, вначале пожелала Любе того же, что и все, затем взглянула на Бурцева.
- Ну вот, Василий Петрович, через годик и наша невеста будет готова.
Люба покраснела. Она взглянула на мать. Та, ничего не подозревая, продолжала улыбаться.
- Мама, разве можно так!? - Люба с шумом бросила на стол вилку и нож и выбежала на балкон.
- Ну что я такое сказала! - воскликнула Елизавета Павловна, повторяя несколько раз. Наступило молчание, которое длилось несколько минут. Бурцев поднялся из-за стола.
- Не беспокойтесь, Елизавета Павловна, я сейчас всё улажу, - сказал он и пошел к Любе.
Люба стояла, прижавшись спиной к стене. Бурцев видел ещё не ушедшую краску на её мокрых щеках.
- Не обижайтесь на Елизавету Павловну, - сказал он, кладя руку на Любино плечо. - Всё это исходит от простоты душевной, от материнской любви.
- Я всё понимаю, Василий Петрович, - Люба подняла свои большие глаза полные слёз и взглянула на Бурцева. Их глаза встретились. Они некоторое время смотрели друг на друга молча. И вот теперь, ей захотелось сказать ему всю правду, всю без утайки, без кривляния, хитростей и компромиссов.
- Понимаете, я её очень люблю, - сказала Люба, - а она пытается заставить меня жить по своим правилам. Из-за любви к ней я не могу ей перечить, боюсь её обидеть. Но это же моя жизнь, Василий Петрович, моя, а не её. Я не люблю вас и боюсь ей сказать. Я люблю другого. Да и вы я вижу тоже. Так?
- Да, вы правы, - сказал он, - теперь мы знаем всё друг о друге. И всё случившееся будем считать как шутку.
Люба улыбнулась, Бурцев достал платочек и вытер ей щёки.
- Вот так лучше - вам улыбка больше к лицу. А теперь пойдёмте к столу.
Глава 5
Колесников пришёл из госпиталя немного посвежевшим. Но внимательно вглядевшись в лицо, можно было поймать отпечаток былой болезни. Отношения между ним и Бурцевым были натянутыми. Однажды, как-то в конце сентября, в полк приехал комдив. В его машине сидела Елизавета Павловна. Колесников вместе с Бурцевым встретили комдива. После доклада Колесниковым, комдив поздоровался с офицерами за руку, взял Колесникова под локоть и повёл по дорожке в сторону плаца.
- Здравствуйте, Вася, - через окно машины приветствовала комдивша.
- Здравствуйте, Елизавета Павловна.
- Люба письмо прислала, вам передаёт большой привет.
- Ну, как она там поживает?
- Что вы, - Елизавета Павловна развела руками, - это же столица, не то, что наша дыра.
В ответ Бурцев только усмехнулся и ничего не сказал.
- Если хотите ей написать, я вам её адрес оставлю. - Она подала через окно листок, вырванный из тетрадки в клеточку. На нём аккуратным почерком был написан адрес.
- Спасибо, - Бурцев взял листок и положил в карман.
Комдив и Колесников стояли в стороне и о чём-то долго говорили. Вернее говорил комдив, а Колесников всё молчал. Елизавета Павловна, чтобы как-то скрасить наступившее неловкое молчание, стала рассказывать всякие истории о Любе, но Бурцев их почти уже не слушал. Он всматривался, как нервно жестикулировал руками комдив, а на лице у Колесникова ходили желваки.
После разговора с комдивом Колесников ходил сам не свой. Такоё состояние Бурцев наблюдал за ним почти неделю.
- Леонид Константинович, почему вы такой расстроенный? - однажды спросил Бурцев.
- Вася, ты любишь рыбалку? Правда, с меня рыбак никакой, но как на счёт того, чтобы взять удочки и посидеть пару часов на берегу?
- Я такой же рыбак, но посидеть не откажусь.
Стоял конец сентября. Уже листья начинали желтеть, природа готовилась засыпать, но земля ещё отдавала теплом уходящего лета. Над вечерней водой висел как белая шапка, туман. Колесников достал две удочки, банку с червями и картонный ящик, который перед отъездом положил ему начпрод. Закинули удочки. Колесников достал из ящика бутылку водки, нарезал хлеба и стал открывать консервы. Один за другим клевали окуньки.
Бурцев вытаскивал то одну, то другую удочки, не успевая насаживать на крючок червей.
- Кинь ты их, Вася, давай выпьем и поговорим.
Выпили, затем повторили. Когда в голову ударил хмель, Колесников пересилил в себе неловкость.
- Вася, - начал он, - я тебя прошу, поговори ты с комдивом. Я согласен, только пусть он мне место здесь найдёт - в штабе армии или в штабе дивизии. У меня дочь в десятом классе учится, а он меня в Борки в кадрированный полк хочет сослать.
- Так это же хорошо, - засмеялся Бурцев, - пасека без пчёл, такая же должность, только нет дорогого личного состава.