Аврора - Канта Ибрагимов 3 стр.


Сам знаешь, сколько с нашими земляками в Москве проблем, а тут еще девушка. Нехотя я пошел к проходной. Думал, сейчас увижу ревущую чеченку. А на ее лице, как мне сперва показалось, какая-то неприятная ухмылка, и держится почти вызывающе, - в общем, вроде нет уныния. И я хотел было сразу же развернуться и уйти, но мимо проходили люди в шубах - минус тридцать на улице, а она в легкой курточке. И только мы поздоровались, даже ритуальных о житье и бытье не успел я спросить, а она сходу:

- Я биолог. В аспирантуру МГУ хочу поступить.

- А какой вуз окончила? - спросил я.

- Чеченский университет.

Я, дурак, в ответ:

- Можешь туда же и возвращаться.

А она:

- Я отличница! - и, видя мою реакцию: - Не надо думать, что чеченский университет и МГУ совсем разные вузы, программа ведь одна.

- Тогда зачем сюда подалась? - я был почти раздражен, а она в ответ:

- Вы ведь знаете, в Чечне развал, а университет ныне - одно название, и аспирантуры там нет.

- А чем я могу помочь? - на чеченском это почти что прощание, а она, голос повысив:

- Я столько лет училась, не пропадать же моим знаниям?

И если бы в этот момент я на ее лице увидел уныние и мольбу, я бы ее на ночь-две устроил бы в общежитии и как-нибудь помог бы вернуться обратно. Однако на ее лице была какая-то улыбка, то ли ухмылка, - что-то вызывающе-надменное, так что мне просто захотелось ее проучить, эту чеченскую дерзновенность поставить на место. Так что на следующий день, не считаясь со своим временем, повел на кафедру "Молекулярной химии", где заведующая - моя хорошая знакомая.

Завел я землячку в кабинет, а сам, чтобы не слышать этого позора, - в коридор, думая, что собеседование продлится минут пять, для приличия - десять. А прошло полчаса - я удивлен. Ну, и академический час позади, - не стерпев, я приоткрыл дверь и только тогда, оказывается, отвлек разговорившихся собеседниц:

- Заходи, заходи, Ломаев, - позвала по фамилии меня заведующая. - Очень хорошая девочка, - так и сказала - "девочка". - Да, вот что. Ваше имя - Урина, конечно же, прекрасно и романтично, как вы перевели - Утренняя Заря, но, простите, по-русски это слово как-то звучит….

- Урина - Аврора, - чуть ли не перебивая вскрикнула землячка.

- Аврора?! - призадумалась заведующая. - А что? Очень красивое имя - Аврора! Я вас поздравляю, Аврора Таусова: для начала вы стажер - исследователь МГУ. А ты, Ломаев, помоги ей с общежитием, пропиской и прочим.

Вот таким образом взвалил я сам себе на шею заботы о ней, ведь у нее ни паспорта, ни денег… а если честно, я тогда был потрясен. И я так не желал помогать, просто заведующая мне была очень близка, а ведь кафедра "Молекулярной химии" - одна из сложнейших в вузе. Думая об этом, - справится или нет, - я через пару недель случайно вновь встретил заведующую, и на мой немой вопрос она дала ответ:

- Упорна, очень упорна; вот только с компьютером у нее большие проблемы, - в Чечне она о них только слышала. Если она с компьютером совладает… А так, ты ей подсоби, Ломаев.

Я и так ей все, что мог, сделал: документы, общежитие, деньги, правда, как она настояла, в долг. А тут, как-то с утра, Аврора у меня в профкоме объявилась, с тем же неунывающим видом, со своей странной улыбкой, и сходу говорит:

- Мне работа нужна.

- Ты работаешь.

- Еще работа: утром, вечером, ночью.

- На жизнь не хватает?

- Хочу компьютер купить и на компьютерные курсы пойти…. Уборщицей могу.

- Уборщицей? - призадумался я. Как раз мы за пьянство уволили одного мужика. - А на улице?

- Куда угодно.

- Снег убирать нелегко, - я лично познал эту работу. - И зарплата - незавидная.

- Мне хватит, - рада она, и как испытание, в том году зима была суровая, снежная.

Как-то задержался я на работе допоздна: снег валит, со свистом пурга до костей прошибает, а вдалеке какая-то тень лопатой скребет.

Я подумал, что она совсем раздетая, а на ней та же легкая курточка - я аж сам съежился.

- Холодно? - спросил я, а она:

- Работа спасает.

В ту ночь я не спал, все думал о ней. Как ей купить хотя бы пальто в подарок? На следующий день обзвонил земляков, по-моему, и ты помог, скинулись.

А она наотрез отказалась деньги брать, говорит, и так много долгов.

Тогда я на свой глаз и вкус купил пальто, занес в ее комнату в общежитии, и она в тот же вечер в этом пальто зашла ко мне на работу - как я угадал размер? - и, как бы в ответ, принесла очень вкусный чеченский тыквенный пирог. И как она умудрилась в условиях общаги его приготовить?

- Она нравилась тебе? - перебил Цанаев.

Ломаев не ответил, только протяжно вздохнул, вновь продолжил рассказ:

- После этого я Аврору долго не видел, а она вновь удивила - вдруг узнал, что уволилась с работы уборщицы. Но мне в то время было не до нее, я готовился к повторной защите кандидатской, мне надо было набрать очень сложный табличный и схематический материал, и кто-то посоветовал наборщицу - Аврору: быстро, грамотно работает и недорого берет.

"Неужели это наша Аврора?" - подумал я.

А это и впрямь она. О деньгах и заикнуться не позволила, а работа - все четко.

Боясь повторного провала, я от всех день защиты скрывал, а она - в зале!.. Конечно, она не при чем - я слабый физик, работа хилая, хотя мне кажется, из-за нее я еще более смущался - вновь прокатили… А ты сам знаешь, - продолжает свой рассказ Ломаев, - если и повторную защиту провалили, то в МГУ практически шансов нет: как на ученом, поставили крест. Но я не хотел сдаваться, работал, хотя, если честно, даже не знал, что я делаю и к чему должен прийти. И я постоянно пытался понять, что же делают остальные: вроде ничего особенного, да я и этого не могу. А тут, гляжу: в сборниках молодых ученых одна за другой стали выходить статьи Авроры Таусовой, и динамика не только в статьях, но и в статусе: стажер - аспирант - ассистент - старший преподаватель. И как-то незаметно годы пролетели; я все тот же профсоюзный клерк, а Аврора явилась ко мне на работу и деньги на стол:

- Спасибо огромное, вы меня так выручили, просто спасли. Я вам так благодарна…. До сих пор вернуть не могла.

- Деньги забери, - почти потребовал я. - Не я один помогал, а многие земляки.

- Я вышла к защите, - как праздник сообщила Аврора, - хочу чистой, без каких-либо долгов быть.

- Это не долг, - возразил я.

- Все равно возьмите, - настаивает она. - Теперь поможете другим.

- Нет, - я ведь тоже упертый.

- Тогда, - Аврора несколько смутилась, задумалась, - если моя защита пройдет, вы с супругой и я пойдем в театр. Я так мечтаю в Большом театре побывать… А то столько лет в Москве, и нигде не была, разве что в библиотеках.

- Хорошо, - согласился я, - только на эти деньги, я думаю, мы не раз в театр сходим.

- Спасибо, - сияла Аврора. - Можно вас на защиту пригласить?

Наверное, по привычке, только я один в диссертационном зале сильно волновался. А защищающаяся Аврора была, как мне показалось, очень уверенной, и это неудивительно: она владела материалом, четко, ясно и лаконично отвечала на все вопросы. Ни одного "шара" против. А один из оппонентов вполне серьезно заявил, что после некоторой доработки эта работа соответствует уровню докторской.

Что касается меня, то я был горд за Аврору и потрясен. И единственно, что мне оставалось - достать билеты в Большой театр, изначально лишь два. А Авроре соврал, что жена приболела.

Если честно, на тот момент я сам в Москве жил уже второй десяток лет, лишь пару раз был в театре, и то по принуждению, - через профком билеты навязывали, а в Большой Аврора пойти заставила.

От Большого, декораций и самой атмосферы я был в некотором шоке, но от оперы стал зевать, а во время антракта, как и все, поторопился в буфет, взял два бокала шампанского с некими мыслями насчет вечера с Авророй. Но она категорически отказалась пить и так жестко пристыдила меня, мол, какой-никакой, а мусульманин, что и я к бокалу еле притронулся; заодно понял, что она недотрога.

Тем не менее, мы еще пару раз ходили в театр. Кстати, от балета уже и я был в восторге, а более - от возможности быть рядом с ней. Однако это продолжалось недолго. В Чечне уже шла война, и она как-то обмолвилась - братья воюют.

Я на это почему-то не обратил особого внимания. И как-то, помню, по весне - погода была прекрасная - она к театру не явилась, и лишь на следующий день я узнал, что Аврора уехала в Грозный - брат погиб.

Вернулась она не скоро, внешне почти не изменилась. Только вот вместо театра стала меня агитировать идти в мечеть, хотя бы на пятничную молитву. Я как-то сумел от этого отказаться, но отказаться от встреч с ней я уже почти не мог. Все искал повода встретиться, а увидимся - я не знаю о чем говорить, разве что о науке и моих неудачных изысканиях. И до того я, видимо, договорился, что она как-то предложила:

- Давай соединим твою физику и мою микробиологию.

На что я предложил иное:

- Давай лучше соединим наши судьбы.

- Вначале только наука, - строго постановила Аврора. - Вы ведь женаты. Дочь…

- Я себя считал всю жизнь самым упорным и трудолюбивым, - продолжал свой рассказ Ломаев. - Однако Аврора - что-то особенное. И главное, у нее все по графику, по плану, все расписано - и никаких отклонений. И где-то через месяц-полтора после начала совместной работы, когда она полностью освоила мой материал, заявила: через год будешь защищаться, заранее подадим заявку, а сейчас публикации, побольше статей.

Честно говоря, я сомневался, а ее требование к труду было почти несносно: я выспаться мечтал, а тут телеграмма - еще один брат погиб.

Вернулась она из Грозного через две недели: сильно изменилась, исхудала, даже почернела:

- Отца жалко, - не раз повторяла, - столько детей воспитал, а своего собственного угла до конца жизни не заимел. Гибель сыновей его подкосила… А в Чечне еще больший бардак… Нам надо работать.

С еще большим усилием и усердием она взялась вновь за мою работу, так что через год я крайне удивил своего научного руководителя:

- Кто помогал? - был первый вопрос.

Я все, как есть, рассказал.

- А на защите сам отстоишь или тоже подруга будет отвечать?

- Сам, - отвечал я.

Так оно и получилось, потому что к тому времени началась вторая чеченская война, у Авроры погибли еще два брата, она вновь была в Чечне. А приехала - вновь она в трауре, а я, тем не менее, хотел было объясниться в любви, все подбирал удобный момент, и она это чувствовала, не давала возможности объясниться. Но я упрямый, и, наверное, какой-либо определенности в наших отношениях добился бы, да Аврора поступила непредсказуемо - вошла в контакт с моей женой, благо в одном корпусе работают, и как-то вечером пришел я домой, а Аврора с супругой чай на кухне пьют, как закадычные подруги.

Тем не менее, через пару дней или неделю, я все же встретился с Авророй. Как и у всех чеченцев, вначале тема одна - война в Чечне. А потом я вдруг выдал:

- Суна хьо еза!

- Ты женат, - не раздумывая ответила она. А чуть погодя добавила: - Твоя супруга - хорошая женщина. Надо бы ее в Ислам обратить, - и, наверное, увидев мое удивление: - Впрочем, это ваше семейное дело…. А мне надо докторскую защитить, очень надо. За два года я уложусь.

- Я ничуть не сомневался, - продолжал Ломаев, - что она за эти два года уложится. И не как ранее, а изредка, мы с Авророй встречались: она сутками пропадала в лаборатории, все какие-то опыты проводила, и по публикациям и выступлениям на научных конференциях я понимал, что она уже идет к завершению эксперимента… как вновь война в ее жизнь вмешалась, радикально все изменила. Аврора вновь умчалась в Грозный, и теперь - надолго…. Я точно не знаю, но говорят, бомба попала прямо в их дом.

После этого я только раз ее видел - Аврора раненого отца привозила в Москву на лечение. Пришла ко мне в долг просить. Вновь пропала. А на днях звонит, я рассказывал, что ты мой друг… В общем, если можешь, возьми ее на работу, не пожалеешь, она ученый-специалист, и никогда не подведет… Видимо, тяжелая у нее ситуация. Я прошу…

* * *

По правде, будучи еще в Москве, Гал Цанаев пару раз отчего-то вспоминал эту Аврору, и то с каким-то странным ощущением неуравновешенности, словно имя под стать "залпу Авроры" могло предвещать что-то революционно-переворачивающее. Дабы знать, что за ученый эта Аврора, коль Ломаев так яростно восхвалят ее, Цанаев решил просмотреть труды, благо и по своим научным делам он должен был посетить библиотеку. Кандидатская диссертация Таусовой, действительно, очень качественна, добротна, в ней, поистине, есть актуальность и научная новизна. А вот последние публикации на грани фола: она применяет в своих экспериментах опасные реагенты… Однако Цанаеву ныне не до научных споров, оргвопросы поглощают все время. Наверное, поэтому он постарался побыстрее выкинуть из головы рассказ Ломаева и его просьбу. А прилетев в Грозный, Цанаев вовсе о ней позабыл: в прифронтовом или фронтовом городе не до чужих бед, как бы самому выжить, да и институт на ноги нужно поставить.

Конечно, понятно, что никто Цанаева жить и работать в бушующем Грозном насильно не заставлял, у него, как уже отмечалось, свой интерес, в том числе и материальный. Однако, это не главное, а главное, в этом Цанаев и сам себе боится признаться, но это так: как ученый, на все это насилие, хаос, бойню и кажущееся безумие он смотрит диалектически - идет борьба - единство и борьба противоположностей, где даже отрицание отрицается, - вся эта философия жизни давно известна, и как об этом легко рассуждать через толщу лет, через громадное время и пространство, а как тяжело в этом сумасбродстве жить, точнее, быть, ибо это не жизнь - здесь господствует смерть. Но в том-то и дело, что именно здесь умирает и отмирает все старое, прогнившее, догматически нежизнеспособное и тормозящее развитие, и рождается новое, может быть, не совсем развитое и совершенное, да это новое: новая жизнь, новая поросль, новый этап человеческих отношений, - и Цанаев неосознанно, чисто интуитивно, хотел быть здесь, в эпицентре событий, в эпицентре взрывов, канонады, стонов. Когда природные вихрь и гром - благодать! И если бы здесь же, в Грозном, была бы его семья, его любимые дети, то переживая за них, Цанаев бы здесь и неделю не выжил… А так, он один, лишь за себя в ответе и, наверное, поэтому он в этом хаосе находит своеобразные прелести. Он уже знает, когда летят лениво самолеты и как на учениях пускают легкие, пустые ракеты-болванки, а когда со свирепым ревом в пике и ярый свист смертоносных бомб.

Знает, когда холостыми бесконечный залп канонады, - музыкой держат фон войны, а когда настоящий "Град" с такой мощью рванет, что аж воздух кругом накаляется, и пусть цель далеко в горах, даже в Грозном все содрогается. Знает он, когда идет колонна солдатиков-срочников, как они сами от любого шороха дрожат, а когда контрактники - мародеры - убийцы, от которых надо бежать. Знает он бравых чеченских боевиков, чей завидный боеприпас, как и сапоги, новизной блестит. Знает он и простых чеченских ребят, у которых трофейный перекошенный от стрельбы автомат, за поясом тесак, а глаза, подростково-юношеские глаза - в них взрывы горят, - не отступят и не уступят - их убьют… Однако их дух, дух новой молодой жизни не истребить, - он бессмертен, ибо только этой юной, свободной, независимой и горделивой волей, энергией, напором и бесстрашием сердец держится и развивается человеческая мысль, история и цивилизация. Именно кипение, столкновение и становление этого нового миропорядка ощущает Цанаев в Чечне. И, конечно, он не боец, не воин, да и возраст и пыл далеко не юношеский, но он, будучи в самой гуще этих кровавых событий, чувствует себя не иначе, как носителем знаний, учителем, созидателем нового кавказского дома, нового общества. И пусть кругом бесконечный рев войны, смерть, слезы, грязь, бардак, неудобства, - словом, бе-шено-удручающий дискомфорт, но это жизнь, борьба, развитие и прогресс!..

Вот так думает ученый Цанаев, и в этом хаосе отсутствует внутренняя дисгармония, а наоборот, он находит здесь свои прелести и новизну существования. И как иначе, если вдруг, чего ранее никогда не было, прямо во внутреннем дворе института на огромной плакучей иве шесть пар огромных сов дни коротают. А по огромным старым тополям, кои из-за обстрелов чудом сохранились, бегают стайкой задорные, пушистые белки и людей совсем не боятся, и к кормушкам уже привыкли, и с рук корм едят.

Цанаев и так спозаранку является, а ради такой прелести - белок покормить, он с удовольствием на работу пришел, а тут его опередили. Какая-то девушка белок уже приманивает. Лишь вплотную приблизившись, Цанаев ее узнал - Аврора.

- Удивительно, - говорит она. - В Норвегии, в институтском дворе, тоже вот так белки по деревьям бегали, тоже с рук ели.

- А вы были в Норвегии? - спросил Цанаев.

- Да, по приглашению. Мы там совместные эксперименты проводили.

- Ну и что в результате получили?

- Эксперимент не закончила, - она как-то сразу обмякла, даже рука с кормом опустилась. - Обстоятельства заставили вернуться сюда, - тут она постаралась выдавить улыбку. - Постараюсь у вас закончить эксперимент.

- Приборы есть?

- Будем создавать, если на работу возьмете.

- Как не взять? Друг Ломаев за вас просил, рекомендовал, - они уже поднимались по лестнице. - А создавать не с чего - деньги лишь на зарплату. А зарплата ученого в России - это далеко не Норвегия.

- На все воля Божья, - выдала Аврора.

- Ты хочешь сказать, что в Норвегии Бога больше, чем здесь или верят лучше, искреннее?

- По-моему, там рай земной.

- А что там не осталась?

- Хм, кому я там нужна?.. А, впрочем, предложение было… Но я чеченская девушка. К тому же обстоятельства заставили сюда вернуться.

- Какие обстоятельства? - поинтересовался Цанаев.

- Война.

- От войны все бегут, а ты сюда… Впрочем, сам такой, - он еще что-то хотел сказать, но зазвонил его мобильный, и когда они продолжили разговор в кабинете, перед ним уже лежали документы. Цанаев сказал: - Странное у тебя имя - Урина!

- Я старшая в семье, - она опустила голову. - Мои родители чабанили в степях Калмыкии. Как-то посреди ночи моей матери стало плохо. На трехколесном мотоцикле отец повез ее до ближайшего села. Не довез… говорят, с зарею появилась на свет и я, поэтому Урина - Утренняя Заря. А вообще-то меня везде называют Аврора.

- Это имя - Аврора, ты сама выдумала? - спросил Цанаев.

- Да, - она на мгновение потупила взгляд и вновь прямо глядя в лицо: - Вы можете называть меня, как вам удобно.

- Мне все равно, - бесстрастно выдал директор. - Как ты хочешь, так и буду называть.

- Тогда Аврора, - с неким вызовом и чуть громче положенного сказала она, отчего Цанаев слегка встрепенулся и, исподлобья поглядев на девушку, сказал:

- Если честно, то в моем сознании почти что разные имена, по сути. Урина - Утренняя Заря - это спокойствие, умиротворение и счастье предстоящего дня. А Аврора - бунт, страсть, революция и переворот.

- Называйте, как вам удобно.

- Лучше Урина.

Назад Дальше