Как-то ночью Никита проснулся оттого, что его больно трясли за плечи. Он поднял голову и увидел перед собой горящие глаза Ирошникова. Никита сел на постели.
- Проснись, Никита Григорьевич, проснись, - говорил в темноте Ирошников. - Слышишь, Мурашев-то наш, я точно разузнал, верные сведения - дачу себе строит...
- Да ну! - испугался Никита, пытаясь сообразить, как это сообщение может отразиться на его судьбе.
- Верные сведения, - продолжал горячо Ирошников. - В два этажа дом заломил. И все из мусора, из мусора сделано, он с Кравчуком на пару работает.
"И про Кравчука знает", - подумал Никита холодея.
- Не верю я. Мало ли что болтают, - сказал он вслух.
- Я и сам не верил, а теперь точно узнал. Я его выведу на чистую воду, выведу. Вот только отпуск возьму, поеду туда, все досконально разведаю.
- А далеко ехать? - осторожно спросил Никита.
- В Брянской области строит. А дом на имя тещи записал. Чтобы все шито-крыто было. Неглупо, а?
- Ах, в Брянской, - сказал Никита, вытягиваясь на кровати. - А я-то думал...
- Ты что-нибудь знаешь еще? Скажи, скажи. - Ирошников скомкал одеяло. - Что ты думал, скажи?
- О даче этой, - сладко потянулся в кровати Никита. - Я еще на курсах был, ребята о ней говорили. Болтает шоферня.
- Не то, ты не то думал, признайся. Ты что-нибудь знаешь? Говори! - Ирошников схватил Никиту за плечи.
- Ничего я не думал. Не хватай.
- Неправда, я по твоим глазам вижу, неправда. У тебя глаза не лгут. У тебя честные глаза. Скажи мне, скажи. В одиночку, сам знаешь, трудно бороться. Я хотел с тобой, скажи мне...
- Не думал я ничего. Просто спать хочется.
- Эх, Никита, втянули они тебя. Втянули, да? Ведь с ними одна дорога.
- Куда это? - лениво спросил Никита.
- Вот куда, - Ирошников сложил из пальцев решетку и показал ее Никите.
- Ничего я не знаю.
Никита повернулся к стене и потянул одеяло. А Ирошников все шептал в темноте, обещал куда-то поехать, разведать и вывести всех на чистую воду.
После этого ночного разговора Никита совсем успокоился. Все свои страхи он сам и выдумал. Злые языки болтают из зависти. Василий правильно говорил. И Никита окончательно убедил себя, что грузы, которые он возил, попали в детский сад, как и было написано в путевом листе.
В очередной день зарплаты Никита получил больше пятидесяти рублей, и настроение у него стало совсем хорошее. Если так пойдет дальше, будет что купить и вернуться домой не с пустыми руками.
В комнате Никита жил один. Буровой отпраздновал свадьбу и получил с женой квартиру на Парковой улице. Василий Силаев все еще не возвращался из дальней поездки, а Ирошников где-то пропадал по-прежнему.
Иногда приходила Зоя, чтобы узнать, не приехал ли Василий. Она садилась на его кровать, вытирала пыль с его тумбочки и подолгу смотрела на свою фотографию, которую Василий повесил на стене над койкой. Никита ставил на плитку медный чайник, доставал из шкафа пакетик с конфетами, и они пили чай. Зоя рассказывала о себе, хотя и рассказывать было почти нечего. Жила в Усть-Каменогорске, работала на стройке и училась в вечерней школе. Потом окончила школу, приехала в Москву, держала экзамены в строительный институт, не выдержала и осталась у дяди, маминого брата. Поступила учетчицей в автобазу - тоже дядя устроил. В прошлом году дядя получил квартиру, а она с бабушкой осталась жить в старом домике в Марьиной роще. А перед этим еще, когда поступила в автобазу, познакомилась с Василием.
- Как познакомились мы с Васей, все перевернулось, - грустно говорила Зоя.
- Да, худо тебе, - только и отвечал Никита, вздыхая.
- Пожалуйста, не жалей меня. - Зоя гордо встряхивала головой. - А то не буду ничего рассказывать. Вот письмо сегодня от него получила.
Никита повертел в руках конверт, посмотрел на штемпель - из Брянской области...
- Что он там делает, не знаешь? - спросил Никита.
- Строит что-то для подрядчика. Не знаю точно.
- Пионерский лагерь? - насмешливо спросил Никита.
- Знаешь, так не спрашивай.
- Ничего я не знаю, - испугался Никита. - Не хочешь, так не рассказывай. Я нелюбопытный.
Никита привязался к Зое, жалел ее, хотел помочь - и не знал как.
В последний день февраля приехал Василий. Большой медный чайник стоял на столе. Никита и Зоя пили чай.
Василий не вошел, а вбежал в комнату с чемоданом в руках.
- Ага, попались! - закричал он с порога. Зоя засмеялась и бросилась ему на шею. Василий чмокнул ее в щеку и поставил чемодан.
- Берегись, Никита, я тебя с твоим самосвалом на дуэль вызову. Самосвал на самосвал - кого наповал.
- Валяй, валяй, - говорил Никита, радуясь приезду Василия. - Мой посильнее, я тебя живо в овраг спихну.
- Ух, замерз. Налейте чаю. Сейчас что-нибудь покрепче внедрим.
- Опять! - с упреком спросила Зоя, опуская руку Василия, которую до этого держала в своей руке.
- Это ты опять, - усмехнулся Василий. - И я опять. Все начинает вращаться с исходной точки. Подарочек тебе привез - экономия! - И видя, что Зоя не проявляет радости, строго прибавил: - Но-но, надо - значит, привез.
Василий был чем-то озабочен. Он хвастливо рассказывал о поездке - накрутили двести процентов, привезли от подрядчиков благодарность с семью печатями, две бочки экономии, но беспокойное выражение не покидало его лица. Он то косился на дверь, то бестолково кричал и суетился, разбирая вещи в чемодане. Никита хотел было рассказать свои новости, но Василий лишь отмахнулся: "Подумаешь, Буровой. Мы с Зойкой тоже скоро поженимся. Вот только подготовочку сделаем. Правда, Зоя?" Сообщению о суде над Ирошниковым он не удивился и заявил: "Они, тихони, все такие". Однако через некоторое время заинтересовался, стал расспрашивать. Умолчав о ночном разговоре, Никита рассказал, что Ирошников пропадает по вечерам, ведет себя непонятно.
- Шпионит, - не задумываясь, определил Василий, и Никита удивился его проницательности.
- В общем, успехи на всех фронтах, - скривил губы Василий. - Неплохо устроились.
- Не стыдно тебе, Вася? - Зоя передернула плечами.
- Какие успехи? - удивился Никита.
- Так вы ничего не знаете? - Василий покосился на них и потряс кулаком в воздухе. - Премия!
Никита недоверчиво посмотрел на Василия, но тот убежденно продолжал:
- Сходи в контору. Приказ на стенке вывешен для гласности. Нам, кстати, поговорить надо без твоего присутствия.
Никита поспешил в контору. На стене, напротив кабинета Мурашева, висел напечатанный на машинке приказ по автобазе. Отмечая добросовестную работу и за экономию дизель-топлива выдать денежную премию в размере 30 рублей водителям МАЗов. Затем шли фамилии и против цифры "семь" стояло - Кольцову Никите Григорьевичу.
Он два раза перечитал приказ и медленно пошел обратно. Не замечая ничего, он пересек шумный двор автобазы, вышел на улицу, повернул в переулок.
Никита напряженно думал, но мысли все время путались, и он никак не мог добраться до главного. Это ошибка, твердил он, и ему хотелось повернуть назад, чтобы еще раз перечесть приказ и убедиться в ошибке, но он упрямо шагал вперед, потому что знал: ошибки не было. Но, кроме того, он точно знал, что не было у него и экономии топлива. Если бы в приказе была лишь добросовестная работа, это да, это было, тут все правильно. Но там упоминалась также и экономия, а ее-то и не было. Тут и находилась ошибка. Наверное, накладные перепутали. А может, он сам напутал? Нет, он каждый килограмм топлива высчитывал, потому что приходилось блуждать по московским улицам и трудно было уложиться в норму. Но он все-таки уложился. А тут экономия. Откуда? Ведь дальних рейсов он не делал.
И вдруг Никиту осенила простая мысль. Вот откуда пошла экономия! Ведь в путевке, подписанной тогда Кравчуком, стояло три рейса, а он сделал только два. Эти-то сто двадцать километров в оба конца, которые он не ездил, и дали пятьдесят килограммов экономии. Вот как все просто.
Найдя причину ошибки, он на минуту успокоился, а потом встревожился еще сильнее. Все же знают, что он не делал третьего рейса, он и диспетчеру об этом говорил. Зачем же они посчитали этот рейс и экономию за него вывели? Они сделали это специально, чтобы заманить его в свои сети. И ему уже начал мерещиться целый заговор, составленный лишь затем, чтобы дать ему тридцать рублей премии. Однако, дойдя до столь нелепого предположения, он улыбнулся про себя, и мысли его стали работать в обратном направлении. Ведь он совсем забыл об этом рейсе. Так и они. Когда в конце месяца взяли и сложили путевки, этот рейс по забывчивости не вычеркнули. Может, они еще вспомнят, и все разъяснится - он не получит премии. Но сам не пойдет разъяснять. Ошибка ошибкой, а тридцать рублей на дороге не валяются.
7
Наконец подошел день выдачи зарплаты. Чувствуя гулкие удары сердца, Никита стоял в очереди у кассы. Сейчас все разъяснится: ошибка или нет. Никита неторопливо расписался в ведомости, принял в руки заработанные честным трудом пятьдесят два рубля, тщательно пересчитал их, вызывая громкое недовольство за своей спиной, и уже, разочарованный, собрался отойти, как услышал:
- Минутку, товарищ Кольцов, - кассир достал из папки лист бумаги, провел по нему длинным сухим пальцем: - Вот здесь, пожалуйста, распишитесь в получении премии.
Никита поставил подпись, вернул лист бумаги, и в обмен на это кассир протянул ему премию. Деньги были мятые, в темных жирных пятнах, от них пахло бензином. Никите стало не по себе, он торопливо отошел от кассы, пряча деньги в карман.
Василий болтал во дворе с шоферами. Увидев Никиту, он сделал грозное лицо и поманил его пальцем. Никита подошел.
- Премией наградили? Может, должок вернешь по назначению?
- Я говорил: за мной не пропадет. - Никита хотел было достать деньги, которые жгли ему руки, но Василий ухватил его за локоть, жарко шепнул в ухо:
- Есть дело! Следуй!
Никита пошел за Василием. За углом стоял трехтонный самосвал. Никита залез в кабину, все еще не понимая, что это значит, и тревожась все больше.
- Так ты возьми, Василий Петрович. - Никите в конце концов удалось вытащить деньги, и он решительно протянул их Силаеву.
- Убери свой мусор. Мы сегодня такой магарыч загребем - закачаешься!
- Нет уж, Василий Петрович, ты меня уволь. Должок прими - и до свидания. Я еще не обедал сегодня.
- Вот мы и поедем закусить. Угостишь земляка - и квиты. Принимается?
- Честно говоришь?
- Эх, ты тульский самовар. Чего зря кипятишься? - Василий засмеялся.
Они проехали несколько улиц и остановились у старинного здания с красивой вывеской. Василий прыгнул наземь и принялся ходить взад-вперед по тротуару. Вдруг Никита увидел, что рядом с ним идет Мурашев. У начальника было усталое лицо, но шагал он бодро, по-деловому. Он говорил что-то сердитое Василию, а тот глядел начальнику в лицо и мотал головой, соглашаясь. Мурашев скользнул рассеянным взглядом по кабине, и они прошли мимо.
Минут через пять дверца кабины заскрипела, и Никита увидел Мурашева, который стоял на тротуаре.
- А, это ты, Кольцов, - сказал Мурашев. - Я и не заметил тебя. Как дела? Пассажиром стал?
Никита сдержанно ответил, что дела идут хорошо.
- Так, так, - говорил Мурашев, покачиваясь на толстых ногах и стреляя глазами вдоль улицы. - А должны идти еще лучше. На "отлично" должны идти наши дела. И в личной и в общественной жизни. Ясно?
- Буду стараться, чтоб отлично, - ответил Никита.
- Вот, вот, именно стараться, - подтвердил Мурашев, продолжая шарить глазами. - Стараться всем надо, поднимать благосостояние. Семилетка вот идет. Надо всем стараться, надо стараться. Не для себя работаем...
- Надо, надо, - повторял Никита.
- Старайся, Кольцов, старайся... - Никита почувствовал за спиной толчки: наверное, Василий пробовал ногой баллоны. Мурашев внезапно оборвал себя на полуслове, засеменил по тротуару. Никита увидел, как начальник догнал какого-то высокого мужчину с толстым портфелем. Они остановились у водосточной трубы. Высокий качал головой и не соглашался. Тогда Мурашев вытащил что-то из кармана, протянул высокому. У Никиты было острое зрение, - спасибо Федору Родионовичу: спас глаз, - и он с удивлением увидел, что Мурашев дает высокому пачку шоколада "Мокко". Высокий оглянулся, спрятал шоколад в портфель, подал Мурашеву руку и быстро пошел вдоль улицы.
Мурашев вернулся к самосвалу. Лицо у него было строгое.
- Значит, ты звякай, Василий, - Мурашев увидел Никиту и приоткрыл дверцу. - Вот видишь, Кольцов, не договорили мы с тобой: дела, брат, дела. Сейчас время такое - все трудятся.
- Трудятся, трудятся... - повторял Никита.
- Кстати, Никита Григорьевич. Не забыть бы. Там ведь один рейс за тобой оставался. Помнишь, тогда - в детский сад?
- Я помню, помню, - встревоженно перебил Никита. - Я даже сам к вам хотел... Я сделаю...
- Ладно, как-нибудь после. Не к спеху, - великодушно сказал Мурашев. - Главное, ты помнишь. Ну, желаю...
Мурашев ушел. С другой стороны появился Василий. Он покопался в моторе, потом поднялся в кабину, и они поехали.
- Начальник-то не в духе сегодня, - сказал Василий. - Ревизию в автобазе намереваются предпринять.
- Что-нибудь не в порядке? - осторожно спросил Никита. - Недостача?
- Разве можно рассчитать наперед, - неопределенно ответил Василий. - Хозяйство огромное, за всем не уследишь. Мало ли что может приоткрыться. Скажем, излишки. Тут же допрос: "Откуда у вас излишки сконцентрировались?" И пошло... Излишки еще хуже недостачи.
- Это ты верно. - Никита вдруг решился. - А взятку кому он давал?
- Ты что, с луны свалился? - Василий нервно засмеялся.
- Думаешь, я маленький? Я все вижу. Вы его караулили, а ты сигнал ногой дал. Подошел, шоколад вручил. Я уже один раз видел...
- Рассказать? - Василий пронзительно глянул на Никиту. - Хочешь? Всю механику обнажу.
Никита замолчал. Слова Василия были слишком прозрачны: на такую тему лучше не разговаривать. Потом этот разговор с начальником - тоже не к добру. Все это тревожило Никиту все сильнее, хотя ничего страшного еще не случилось. Но Никита чувствовал, что непременно случится. Сегодня же случится.
Незаметно пошел снег. Он падал все гуще, застилая улицы и дома белесой пеленой. Снег летел навстречу машине, впивался в стекло.
- Зарплата с неба посыпалась, - усмехнулся Василий.
- Отпустил бы ты меня, Василий Петрович, - попросил Никита. - Я ведь смену не отработал.
- Вот сейчас и поработаем вместе.
К удивлению Никиты, самосвал подъехал к снегопогрузчику и встал в очередь. Они отвезли снег к колодцу и снова поехали к погрузчику. Никита вспомнил, как он встретился с Силаевым и они ехали в этой же машине. И Никите сделалось тоскливо. Приближалась весна, и даже здесь, в каменном городе, уже чувствовалась ее близость: в сыром запахе потемневшего снега, в черных проталинах на крышах домов, в сосульках, уцепившихся за карнизы. Пора было возвращаться домой, на посевную. И Никите вдруг захотелось выйти из машины и пойти, пойти, все прямо и прямо - в поля. Идти напрямик по полю и полной грудью вдыхать запах земли.
Снег перестал было на минуту, а потом повалил с новой силой. Задул порывами ветер. Снежная пыль поднималась с мостовых, неслась вдоль улиц. Для хлебороба этот снег - благо; а тут, в городе, он помеха. Снег ложился на камень улиц и площадей девственно чистый, как в деревне, как в поле, когда вывозишь навоз с фермы, но люди и машины тут же топтали этот чистый снег, подминали его колесами, сгребали в кучи - снег становился тяжелым и грязным, его грузили и везли на свалку.
Самосвал подъехал к колодцу, вывалил снег в дыру. Василий вылез, поговорил о чем-то с Зоей и вернулся назад. Самосвал медленно кружился по городу, не вставая к погрузчикам. Весь обсыпанный снегом, катился по улице троллейбус. Люди торопливо шли по тротуарам. Верхние этажи домов затянулись снежной пеленой. Два раза Василий забегал в подъезды домов и быстро возвращался. Потом остановился у телефонной будки против большого рынка. Никита видел, как Василий кричал в трубку и махал свободной рукой.
Но вот широкие улицы и большие дома остались позади. Они въехали в Марьину рощу. По одну сторону стояли в ряд высокие башни, а по другую тянулись низкие бревенчатые избы, окруженные сугробами и заборами.
Василий остановился у небольшого дома на четыре окна, с высоким забором. Он шмыгнул в калитку, открыл ворота. Никита сел за руль и завел машину во двор. В руках у Василия появился небольшой чемодан, как для бани. Никита вылез из кабины, думая, что они сейчас пойдут в дом, но Василий подошел к калитке и сказал:
- Шагай!
На крыльцо вышла высокая старуха в старом пальто, наброшенном на плечи. Она поглядела им вслед, но ничего не сказала. Следом выскочил большой лохматый пес и лег у ног старухи, настороженно следя за Никитой.
Они вышли на улицу. Никита тревожился все сильнее - что еще выкинет Василий, куда он спешит? По какому такому делу?
На углу Василий вдруг поднял руку, и около них остановилось такси. Мягко покачиваясь, машина катилась по снежным валам. Василий глянул на часы.
- Дай две копейки. - Взял монету, скомандовал: - Прижмись к автомату, шеф.
Боковые окна, заднее стекло залепило снегом. Лишь спереди, сквозь расчищенный треугольник виднелась улица, по ней, переваливаясь, катились автобусы. Снег сыпал не переставая. Убаюкивающе шумел мотор такси.
- Ну и валит, - сказал шофер. - Тяжелая работа будет.
- Разгребем, - сказал Никита. - Техника нынче в силе.
- Полный вперед! - Весь в снегу Василий плюхнулся на сиденье, ухватил чемодан.
Они доехали до большой площади и прошли в здание вокзала. Никита в недоумении шел за Василием - мимо билетных касс, мимо выхода к поездам, мимо киосков. У длинного ряда серых ящиков Василий остановился, сунул в щелку монету. Затем дернул дверцу и спрятал чемодан в серый ящик. Опять пошли по каменным залам, мимо лавок, пассажиров - в широкую стеклянную дверь. Подскочил седой бородатый швейцар. Он важно и бережно снял с них замусоленные телогрейки, и они оказались в огромном высоком зале, заставленном столиками и пальмами. Василий огляделся и, петляя меж столами, зашагал в дальний угол.
- Приехали, - сказал он, усаживаясь за столиком у окна. - Садись, Никита Григорьевич, отметим это дело.
- Какое? - спросил Никита. - Премию мою?
Василий скривил губы.