Шмелев посмотрел на часы и поднял ракетницу.
- Действуй, - сказал Рясной.
Красный след поднялся над соснами, бледно прочертил облака. Лес огласился криками "ура", треском автоматов. Солдаты вскочили и побежали в атаку. Всюду среди сосен мелькали серые фигуры.
Деревья расступились, и за ними открылась безбрежная водная гладь. Полковник Рясной остановился на опушке, наблюдая за тем, как бегут солдаты. Между берегом и лесом было неширокое чистое пространство. Но вот солдаты добежали до берега, прокалывая воображаемыми штыками воображаемые врагов. Скоро вся цепь вышла к берегу - дальше бежать было некуда.
Выбирая места посуше, солдаты ложились на траву, садились на камни, спускались и жадно припадали к воде. Дождь кончился. Солнце краем глянуло из-за туч, висевших над горизонтом, вода в озере сделалась темной, почти свинцовой. Стрельба прекратилась, и над берегом встала тишина.
- В центре хороший взвод, - сказал Рясной. - Кто командир?
- Лейтенант Войновский, - ответил Шмелев.
- Дельный офицер. Что он получил сегодня?
- Он из последнего пополнения. Еще не участвовал.
- А-а, - протянул Рясной. - Вспоминаю. Ты еще рыбу мне тогда за них прислал. Хорошие были судаки.
- Я людей на рыбу не меняю, товарищ полковник.
- Ладно, ладно. Объяви ему благодарность.
- Слушаюсь, - ответил Шмелев.
Вдоль берега были густо раскиданы валуны. Они вырастали прямо из земли, выставив покатые шершавые бока. Между двумя валунами был вырыт окоп полного профиля.
Войновский присел у валуна, очищая грязь, налипшую на сапоги. Он был возбужден и счастлив: взвод первым достиг берега, сбросил "врага" в озеро, и Войновский знал, что это очень важно.
- Сапоги-то слабоваты у вас, товарищ лейтенант. Тряпочку вот возьмите. - Перед Войновским с тряпкой в руке стоял Шестаков.
- Спасибо, Шестаков. - Войновский виновато улыбнулся. - Перед отъездом из училища не успели новые получить. Все выдали, ремни вот... а сапоги не успели.
- На войну спешили. Не куда-нибудь.
По ту сторону окопа неярко задымил костер, и солдаты со всех сторон тянулись на огонек. Шестаков прыгнул через окоп, присел у огня, доставая из-за пазухи сухие щепки.
- Дрова на кухне колол? - спросил Маслюк, высокий плечистый сержант со следами оспы на лице.
- Привет от старшины Кашарова, - сказал Стайкин. Солдаты засмеялись. Войновский не понял, почему они смеются, однако засмеялся вместе со всеми.
- Лейтенанта пустите, люди, - сказал Шестаков, двигаясь и давая место Войновскому.
Войновский прыгнул через окоп и сел ногами к огню.
- Вот скажите, товарищ лейтенант, - обратился пожилой солдат с длинным худым лицом, - зачем мы окопы тут копаем? Для какой необходимости?
- Как вам сказать? - Войновский замялся, видя, что солдаты замолчали и смотрят на него. - По-моему, это ясно. Немцы копают окопы на том берегу - в стереотрубу хорошо видно. Мы строим свою оборону на этом берегу.
- Для симметрии. Понял? - Стайкин сделал выразительный жест руками.
Солдаты вяло засмеялись.
Маслюк протиснулся вперед и встал у валуна, протянув к огню руки.
- Я вот знать хочу, товарищ лейтенант, как мы до тех окопов добираться будем? Сейчас-то вот спихнули их в озеро. А как до них живых добраться?
Войновский посмотрел на озеро. Солнце прошло сквозь тучу, багровый диск тускло задымился в плотном мареве низко над водой. Широкая багряная полоса растянулась по небу, кроваво опрокинулась в озеро. Далекого чужого берега не было видно - озеро преграждало путь. И оно же указывало дорогу.
- Как пойдем? - выскочил Стайкин. - А как Христос по морю, яко посуху, пройдем. Шестаков впереди, остальные за ним.
- Ты не балагурь, - сказал Шестаков. - Это дело серьезное. Надо берегом идти. Ведь озеро - оно круглое и со всех сторон берега имеет. Вот и надо берегом пройти. Справа или слева. Правильно я говорю, товарищ лейтенант?
- Возможно, - неуверенно сказал Войновский. - Такой вопрос должен решаться командиром бригады.
- Это верно, - сказал Шестаков. - Как прикажут, так и пойдем. Лодка-то пошла туда - и нету ее. Так и мы...
Из леса выехала зеленая пятнистая машина. От группы офицеров, сгрудившихся на опушке, отделилась высокая тощая фигура и зашагала на длинных ногах к машине. Офицеры взяли под козырек и стояли, не двигаясь, пока полковник садился в кабину и машина разворачивалась и выходила на дорогу. Машина скрылась в лесу, и офицеры опустили руки.
- Скоро и мы до дому двинемся, - сказал Маслюк.
- Только дом не тот.
- Нет хуже - в обороне стоять, - заметил пожилой солдат с длинным лицом. Войновский не помнил его фамилии.
- В бою тебе хорошо.
- В бою лучше: думать некогда. А в обороне мысли всякие лезут.
- Эпоха, - сказал Шестаков, вороша сучья в костре.
- Ты тоже недоволен? - спросил Стайкин.
- Вот я и говорю, - невозмутимо начал Шестаков. - Подвела меня эпоха. В первую войну, думаю, не дорос. Нет, забрили в пятнадцатом. Во вторую, думаю, слава богу, перерос. И опять не угадал, опять взяли. Эпоха такая, к нормальной жизни не приспособленная.
- Нет, вы послушайте, уважаемые зрители! - вскричал Стайкин, выворачивая губы. - Генерал-ефрейтор недоволен и жалуется на эпоху. Чем ты недоволен, кавалер?
Солдаты настороженно затихли, ожидая очередного представления, на которые Стайкин был мастак.
- Я всем доволен, - сказал Шестаков, расстегивая шинель и запуская руку в карман. - Время вот только жалко. Много времени потерял. Почитай десять годов потерял на войне. Сначала за царя воевал три года, потом еще три - за Советскую власть сражался. Теперь, значит, тоже третий год пошел, сколько еще будет - ясности нет.
- Черная неблагодарность! - вскричал Стайкин. - Война его человеком сделала. Был бы мужиком, и никто о нем не знал, если бы не война. А теперь человек. Кавалер.
- Я не человек, я - солдат, - спокойно ответил Шестаков. - Был я человек крестьянского класса. На гражданке мастером был, избы ставил, печи клал. На обе руки мог работать. Меня за двести километров просить приходили.
- Сортиры он ставил, вот что он делал. А война его подняла. Полковник ему ручку жмет, в газетах про него пишут. Поят, кормят, одевают да еще в газетах пишут.
- Это ты верно говоришь, - Шестаков вытащил из кармана старый засаленный узелок и показал его Стайкину. - И народы разные повидал на войне, и поездил по белу свету - в Галиции был, в Пруссии. Колчака до самого Байкала гнали, с япошками там встречался, интересный народ. Потом на Амур поехали. Русский солдат, куда ни пришел, все дома. За казенный счет передвигался. И хлеба солдатского съел немало. И кормили, и серебром награждали. А время все равно жалко. У солдата ведь время пустое. - Шестаков развязал узелок и вытащил вороненый серебряный крест, подвешенный на красной колодке.
- Смотри-ка, ребята, никак, царский крест?
- Ай да старик. Лихо.
- Когда отхватил?
- В шестнадцатом. С Брусиловым тогда наступали. Я немца на штык взял.
- Какой у вас "Георгий"? - спросил Севастьянов.
- Тоже третий. - Шестаков потрогал рукой орден Славы на гимнастерке. - Не знаю, как расположить. Который главней? - Шестаков привинтил крест правее ордена Славы.
- Наш главней, конечно.
- Георгиевский крест носили на правой стороне, - сказал Севастьянов. - А золотой офицерский "Георгий" был главным военным орденом.
- А разрешат его носить?
- Почему же? Он его за кровь получил.
- Вот у нас, братцы, прошлым летом случай был, - сказал пожилой солдат с длинным лицом. - Под Порусью наступали. Там высота была смертная, два года бились за нее. Народу полегло - страсть. Тогда генерал берет свою папаху - а в папахе полно орденов - и посылает своего адъютанта, молоденький такой лейтенантик. Взял тот папаху с орденами, пополз вперед и давай ордена бросать на высоту, прямо в окопы к немцам. Собирай, ребята. Ну, конечно, все побежали, а потом в штыки - заняли высоту. И орденов набрали.
- Ты тоже набрал?
- Что мне - жить надоело? Я в ямке лежал. А которые, говорят, по три штуки подобрали...
Кто-то скомандовал "смирно". Все вскочили.
К берегу подходили офицеры. Впереди шагал капитан Шмелев, за ним - Рязанцев, Плотников.
Войновский выступил вперед и отдал рапорт.
Сергей Шмелев оглядел солдат, остановил взгляд на Шестакове. Тот поспешно застегнул шинель, поправил ремень.
- От имени командира бригады, - говорил Шмелев, - объявляю личному составу взвода благодарность за умелую контратаку и уничтожение вражеского десанта.
- Служим Советскому Союзу, - громко сказал Войновский, солдаты хором повторили.
- Сегодня вечером в штабе будет кинокартина, - сказал Рязанцев. - Ваш взвод приглашается на первый сеанс.
- Хорошо бы про войну, - мечтательно проговорил Стайкин. Солдаты заулыбались.
- Не горюй, Стайкин, - сказал Шмелев. - Долго здесь не задержимся.
- А мы не горюем, товарищ капитан, - сказал Шестаков. - Это такая война, что ее на всех хватит.
- Хорошо поползали, товарищи, - сказал Рязанцев. - Спасибо вам.
- Такие атаки, товарищ капитан, солдату только в сладком сне снятся, - сказал Стайкин. - Противника нет, никто в тебя не стреляет. Атакуешь, как на танцверанде. С музыкой.
- А в бою как? - спросил Рязанцев, оглядывая солдат. - Так же хорошо будем ползать?
- В бою будем еще лучше, - ответил за всех Шестаков.
- А почему?
- Тут мы для начальства старались, товарищ капитан. А в бою для себя будем стараться.
Солдаты засмеялись.
Сергей Шмелев объявил конец привала. Джабаров подал лошадей. Офицеры уехали. Солдаты строились в колонны и шагали к лесу.
Солнце опустилось ниже, лизнуло краем озеро. Тяжелая свинцовая вода окрасилась в багровый цвет, кровавая полоса стала шире и пробежала по всему озеру, от солнца к берегу. Одинокая чайка металась над водой - грудь и крылья ее тоже были кровавыми в лучах солнца. Вдалеке играла рыба, кровавые круги широко расходились по воде - казалось, с той стороны льется в озеро живая горячая кровь.
ГЛАВА VI
Превратностью военной судьбы глухой и малонаселенный район Елань-озера оказался важным стратегическим районом, за который в течение трех лет боролись обе воюющие стороны. На северной и южной оконечностях Елань-озера находились два крупных узла - Старгород и Большая Русса, которые прикрывали фланговые подступы к Ленинграду и Москве. Противник рассчитывал обойти озеро с севера, чтобы окружить вторым внешним кольцом Ленинград. Обход же Елань-озера с юга давал немцам возможность нанести фланговый удар по советским войскам, прикрывающим правое крыло московского направления. В первые же месяцы войны вражеские армии дошли до Елань-озера, овладели Старгородом и Большой Руссой, проникли далеко на северо-восток и юго-восток, добрались до Тихвина и верховьев Волги. Однако в первую же зимнюю кампанию противник был остановлен и отброшен назад, потому что восточный берег озера все время оставался в руках советских войск. Немецко-фашистское командование пренебрегло этой малонаселенной, лишенной дорог болотистой местностью, но именно здесь, в лесах Северо-Запада, накапливались свежие силы советских войск, отсюда наносились мощные контрудары по флангам вражеских группировок.
В этих лесах, не затихая ни на минуту, долгие месяцы кипел кровавый котел Демянской битвы, шли большие и малые бои за плацдармы и переправы, за опорные узлы и населенные пункты, за безымянные рощи и высоты, и ни одной из сторон не удавалось добиться решающего стратегического успеха: полководцы оттачивали здесь свое мастерство, а солдаты учились умирать. Сражение как бы застыло в пространстве и совершалось в неширокой полосе на север и на юг от Елань-озера, и вся эта полоса была многократно разворочена, выжжена, разрушена многообразными орудиями войны. Война сводила здесь с лица земли деревни и леса, ровняла с землей высоты и холмы, и на каждом шагу тут были Долины смерти и Кровавые дороги, "Kreuzwald" и "Soldatengrabhöhe" и прочие отметины на местах сражений, которых не бывает в официальных сводках и которые навечно останутся в памяти живых.
Совершающиеся здесь битвы, несмотря на свою неподвижность, оказали влияние на весь ход борьбы на северо-западном крыле советского фронта; немцы были вынуждены перебрасывать сюда резервы с тем, чтобы расходовать их в приеланьских лесах и болотах, а окружение 16-й немецкой армии под Демянском надолго смешало карты фашистского командования.
Но несмотря ни на что, немцы не хотели уходить отсюда. Передний край противника ощетинился лесными завалами, надолбами, долговременными огневыми точками, опутался рядами колючей проволоки, ежами; предполье было обильно усеяно минами и волчьими ямами, за первой линией обороны шла вторая линия, а за второй - третья.
К тому же естественные препятствия: многочисленные реки, медленно текущие по низкой и плоской приозерной равнине, непроходимые болота и трясины надежно прикрывали немецкие войска от фланговых ударов наших войск.
И, наконец, озеро прикрывало врага еще надежнее, чем лесные завалы, болота и реки.
Позиционная война шла два года. Войска вели перестрелку, прощупывали друг друга ночными вылазками - словом, готовились к новым, ожесточенным битвам: наступал год военного перелома, и начиналось великое обратное движение войск, в ходе которого надо было снова забрать все то, что было отдано врагу прежде, - и снова обе стороны должны были расплачиваться за это обратное движение бесчисленным множеством человеческих жизней.
Сто двадцать вторая отдельная стрелковая бригада, которой командовал полковник Рясной, прошла большой суровый путь. Она принимала участие в ликвидации Демянского котла, в неудачном летнем наступлении на Большую Руссу, сильно пострадала в этих боях и после их окончания встала в оборону на берегу Елань-озера. Патрули день и ночь дежурили на берегу. Через каждые пятьсот-шестьсот метров были оборудованы огневые точки и наблюдательные пункты. По ночам патрули усиливались, чтобы схватить вражеских разведчиков или десантников, если они попытались бы проникнуть на советский берег. Солдаты исправно несли службу, а в свободное время писали письма, ловили в озере рыбу, загорали, пока было тепло, купались и не задумывались о том, что ждет их впереди: ведь на войне солдат не имеет права думать о смерти.
Батальон капитана Шмелева занимал участок берега протяженностью в двадцать километров; второй батальон, которым командовал майор Клюев, был левым соседом Шмелева.
Клюев плотно закрыл дверь, заглянул даже в замочную скважину и, убедившись, что никто не подслушивает, на цыпочках подошел к Сергею Шмелеву.
- Опять за старое? - с усмешкой спросил Шмелев.
- Щепетильное дело. - Клюев подошел к столу, вытащил из планшета карту, разгладил ее ладонями и сказал: - В случае чего...
- Не отвлекайся, выкладывай, - сказал Шмелев. Он ходил по избе, заложив руки за спину.
Клюев посмотрел на карту, провел по ней указательным пальцем и тяжело вздохнул.
- Вызывал? - спросил Шмелев.
- Сегодня третий раз, - сказал Клюев.
- Надо решать.
- А как, Сергей? Скажи - как?
- Что он говорил сегодня?
- Ругал. Ох, ругал. Ты, говорит, пособник врагу. Я, говорит, рассматриваю беременность на фронте как дезертирство, и ты способствовал этому дезертирству. Дал двадцать четыре часа на размышление.
- Ты все говори. Не скрывай от меня. Поздравил Катю?
- Она аттестат требует, нужны ей мои поздравления. И он - за нее. Пиши, говорит, заявление в финансовую часть, аттестат на пятьсот рублей. За одну ночь - пятьсот рубчиков отдай. А чей он - неизвестно.
- Не скромничай. Ты с ней полгода жил.
- Нерегулярно, клянусь тебе, нерегулярно. Какая тут жизнь, когда нас фрицы колошматили. Блиндажа даже отдельного не было. Помнишь, к тебе ходил? Вот сейчас бы пожить...
- Уже завел? - Шмелев остановился перед столом, с любопытством разглядывая Клюева.
- Нет, клянусь, нет. Он же у меня всех забрал. Сам знаешь.
- Третьего дня в медсанбат ездил. Зачем? Быстро!
- Уже доложили, да? Кашаров, сукин сын, доложил. Эх, Серега, скучный ты человек. Въедливый, в душу влезешь, однако скучный. Скучная у тебя жизнь, одинокая. А я люблю широту и разность натур. Они же сами ко мне льнут. Я - мужчина видный. Где тут моя вина?
- Вот что, Павел. Ты моего одиночества не трогай. Или уходи. Приехал советоваться - тогда слушай: будешь платить.
- Интересно - за что?
- Объяснить популярно?
- И после этого ты мне друг? - Клюев помолчал, вздыхая. - Я к тебе, как к другу, приехал. У меня же семья. Мать-старушка. У жены аттестат на восемьсот рублей, у матери - на четыреста. Я от Катьки свое семейное положение не скрывал. Она знала, на что идет.
- А ты, выходит, не знал? - Шмелев невесело усмехнулся. - У тебя же сын родился, продолжение твое на земле.
- Триста, - быстро сказал Клюев.
- Чего триста?
- Рублей. Хватит ей и триста.
- Ты же отец. Эх ты, отец. Как его назвали? Павловичем будет.
- Чего привязался? Ты ко мне лучше не привязывайся, не береди меня... Триста пятьдесят, больше не дам.
- А сколько он весит? Крепкий, наверное, малыш? Похож?
- Сергей, умоляю тебя. Четыреста. Больше не могу. Никак. - Клюев провел ладонью поперек горла. - Жене - восемьсот, матери и ей - по четыреста. Больше никак не могу. Клянусь!..
В избу вошел старший лейтенант Плотников. Клюев быстро положил руки на стол, склонился над картой и забубнил скороговоркой:
- В условиях нашей лесисто-болотистой местности маневренная война сильно затруднена. Поэтому мы вынуждены действовать мелкими группами или идти в лоб, что приводит к излишним жертвам. Поэтому я предлагаю форсировать Елань-озеро и нанести внезапный фланговый удар по противнику в районе... - Клюев поводил по карте пальцем и сказал наобум: - в районе Устрикова.
- Воюете на карандашах? - сказал Плотников. - До Устрикова, между прочим, двадцать семь километров. Советую брать ближе.
- Отставить маскировку, - сказал Шмелев.
Клюев умоляюще сложил руки:
- Сергей, прошу тебя. Я же серьезно говорю. Устриково - самое подходящее место...
- Старший лейтенант Плотников, доложите майору, о чем мы с ним сейчас говорили.
На Клюева было жалко смотреть,
- Серега, умоляю, - повторил он, прижимая руки к груди.
Четким шагом Плотников подошел к столу и отдал честь Клюеву.
- Разрешите доложить? Поздравляю вас, товарищ майор, с рождением сына.
- Шпионил? Подслушивал? В скважину подглядывал? - Клюев был красным от стыда и размахивал руками.
- Никак нет, товарищ майор, - спокойно сказал Плотников. - Про письмо мы еще вчера знали. А что полковник вас вызывает - еще утром. Беспроволочная связь работает. Честно говорю.
- У, мародеры, - Клюев выругался. - Черт с вами, едем на маяк. Выпьем за новорожденного.
- Товарищ майор, разрешите доложить. Обушенко вернулся из госпиталя.
Клюев вскочил:
- Где он?
- На маяке.