- Мотоцикл с дороги убрать, - приказал Черемушкин. - Метров за тридцать по левую сторону. Мы отходим вправо, к юго-западу. За пленного отвечают лично Телочкин и Юлаев. Старшина, в темпе, внимательно осмотреть место схватки. Слышишь?
Густой шумовой вал многочисленных моторов, металлический лязг и скрежетание явственно раздались справа. Укрывшись в кустарнике, разведчики тревожно вслушивались в приближающийся непонятный гул, разносивший по лесу неумолкающее эхо.
Из-за поворота одна за другой выползали машины. Тускло отсвечивая металлом бронированных бортов, с замаскированными фарами двигались танки. Пленный лейтенант в форме эсэсовца, придя в себя, нетерпеливо дернулся всем телом, засучил связанными ногами, стараясь вытолкнуть изо рта тугой, раздирающий губы кляп. Но, почувствовав у виска обжигающую сталь пистолетного ствола, он склонил голову и затих.
А по дороге все шли и шли вражеские машины. После танков - бронетранспортеры, затем - тяжелые, набитые солдатами грузовики, тянувшие за собой на сцепе полевые орудия и полковые стодвадцатимиллиметровые минометы. Замыкая колонну, прошли приземистые, с длинными стволами самоходные установки. И вновь, с интервалом в одну-две минуты, прошло больше десятка автомобилей, крытых брезентом.
- А это что еще за каракатицы? - спросил Румянцев.
- Каракатица, говоришь? - Кивнул Двуреченский на проходящие мимо автомашины с зачехленными прямоугольными предметами. - Поясню: немецкие десятизарядные реактивные установки.
- Вот она вражья сила, - глухо проговорил сержант Телочкин, облизывая сухие от волнения губы. - Понятно, к переднему краю торопятся.
- Хватит чужим любоваться. - Прервал реплики товарищей Черемушкин. - Будем уходить. Как ни трудно - лишний груз, но мешки с парашютами возьмем с собой. Оставлять их здесь нельзя. Умненько запрячем где-нибудь по пути.
- Их-то возьмем, - огорченно вздохнул Румянцев. - А вот одну рацию не уберегли. Распотрошил ее проклятый "мессершмитт". Как остался при этом жив Щегольков - загадка. Плачет по своей старушке радиостанции.
- Как это плачет? - спросил Черемушкин.
- А так - плачет натуральным образом.
- Ладненько. Разберемся позже. Хорошо, что с нами Коврова. Везет же нам с первого захода. К чему бы это, старшина? А в общем, если признаться, не ожидал такого крупного успеха. Противник открывает свое лицо, подтягивает к переднему краю крупные воинские части. Подобьем дебит-кредит. Мимо нас прошли двадцать один танк Т-4, двенадцать бронетранспортеров, восемнадцать самоходок, четырнадцать реактивных установок и около полусотни четырехтонных автомобилей с разнокалиберной артиллерией и пехотой. Вроде бы отдельный моторизованный полк, входящий в неизвестное нам соединение.
Пленный опять зашевелился, похоже, он вслушивался в тихий разговор. Коврова, сидящая рядом с эсэсовцем, заметила, как огнем ненависти загорелись его глаза, и толкнула рукой Румянцева. Гитлеровец, встретившись со взглядом разведчика, неясно забормотал, отворачивая взгляд в сторону. Видимо, он что-то понял из разговора русских. От бессилия, от охватившего его чувства беспомощности и обреченности, унтерштурмфюрер заскрипел зубами и застонал.
Когда, удаляясь, во тьме скрылся огонек последней машины, Черемушкин озабоченно посмотрел на часы: скоро наступит рассвет. Зарядами стал накрапывать схожий с осенним, мелкий дождь. Укрывшись плащ-накидкой и включив электрический фонарик, Черемушкин быстро, с присущей ему тщательностью, сверил карту по компасу, определил точное местонахождение, сделал свои пометки. По воле случая они оказались в тридцати километрах от своего конечного маршрута и в семи - до границ квадрата "двадцать три", где планировалось первоначальное приземление. Параллельно шоссейной дороге, в восьми километрах к северу от разведчиков, проходила железнодорожная магистраль, связывающая две небольшие узловые станции Юдино и Лопатино. Группе предстоял долгий и тяжелый, полный опасности путь среди гарнизонов врага к квадрату "сорок один" - поляне "Черный кристалл". Оставаться же здесь в непосредственной близости к шоссейной дороге, производить допрос пленного было рискованным.
Взвесив все за и против, Черемушкин спешно отошел с разведчиками в глубину леса, как и решил раньше - в юго-западном направлении. Остановившись в двух километрах от места приземления, посоветовавшись со старшиной Двуреченским, лейтенант отдал приказ Румянцеву и Ласточкину обследовать близлежащую местность… Разведчики долго ждали их возвращения.
Глава седьмая
Мысль о том, что вражеский разведчик мог воспользоваться в своих целях как источником секретной информации обычным телефоном полевого типа, поразила воображение начальника особого отдела дивизии. В своей многолетней практике чекист Окунев не встречал подобных примеров. Линия связи между частями и подразделениями, штабами высших воинских образований - нерв их жизни. Она постоянно притягивала к себе внимание неприятельских лазутчиков. Естественно, сохранить в неприкосновенности кабельную телефонную связь было не простым делом, особенно в условиях лесистой, сильно пересеченной местности. Но на сей раз предложение о периодическом подслушивании телефонных переговоров пришлось сразу же отвергнуть. Обмена секретной информацией по кабельной связи не вели. Повреждений телефонных линий давно не наблюдалось. Кроме того, кабельная связь дивизии охранялась особо тщательно, проверенными людьми. Значит, те сведения, которые могли попадать в руки немецкого командования, вражеский разведчик черпал из иного источника. Это-то и было загадкой для Окунева. Можно ли заподозрить в утечке информации кого-либо из офицеров штаба дивизии? Они, эти подозрения могли оказаться совершенно случайными, не имеющими под собой реальной почвы. Он хорошо знал, во что обходятся порой не проверенные обвинения.
Окунев подошел к телефонному аппарату. "Мог ли враг пользоваться микрофоном трубки, подготовленной заранее, то есть установить в ней контактный микромеханизм? - Молчаливо размышлял он. - В таком случае контакты механизма размыкались бы при нажатии на клапан трубки и соединялись, как только бы трубка ложилась на аппарат. Естественно, каждая фраза любого разговора около такого телефона стала бы известна тому, кто преследовал подобную цель. Правда, препятствием тут служил дивизионный коммутатор. Однако человек, имеющий прямое отношение к обслуживающему персоналу, мог использовать свое служебное положение. Нет. Это отпадает. Хотя в иных условиях вполне допустимо. Но если вражеский разведчик ввел в действие автоматическую радиостанцию? Миниатюрная, крошечная, она свободно уместилась бы в каком-нибудь предмете в блиндаже командира или начальника штаба дивизии. Например, в том же телефонном аппарате… Думай, хорошенько думай, майор! - Окунев критически усмехнулся: работа такой радиостанции была бы наверняка запеленгована. - Где же тогда решение? Какого звена в общей цепи поисков не достает, чтобы сделать верный шаг?" - В течение долгих часов майор Окунев строил всевозможные догадки, анализировал известные ему случаи в практике… Он с досадой скомкал погасшую папиросу, нервно вышагивая по землянке, еще раз бросил взгляд на эбонитовый корпус аппарата, стоявшего на столе, и снова посмотрел на часы. Стрелки показывали полночь. В восемь утра он должен явиться на доклад к командиру дивизии. А враг выигрывал время и оставался неуязвимым.
Майор решительно подошел к телефонному аппарату, связывающему особый отдел дивизии с блиндажом генерала Чавчавдзе.
- Товарищ первый! У телефона "Семерка". Разрешите в порядке эксперимента временно заменить ваш телефонный аппарат. Так точно, в таком же корпусе.
- Это Кондрашов подал вам подобную мысль? Знаю, что подполковник отсутствует. Но вы не поставили меня в известность о результатах дешифровки последней…
- Виноват, товарищ первый! Радиограмма, как и положено, находится в руках сотрудников спецотдела. Активно изучается. Имеются определенные трудности, так как она зашифрована другим вариантом кода.
- Смотрите, не разорвите резину, которую тяните… - от положенной на рычаги аппарата трубки послышались короткие сигналы зуммера.
- Лейтенант Скворцов! - негромко позвал Окунев. Из соседней небольшой комнатушки вышел стройный, подтянутый офицер.
"Юнец еще", - подумал о своем сотруднике Окунев, глядя на его красивое, по-девичьи чистое лицо, на пышные каштановые волосы.
- Немедленно явитесь к командиру дивизии. Замените в его блиндаже телефон, вот на тот. - Окунев указал рукой на стоящий в углу землянки аппарат.
- Слушаюсь, товарищ майор!
Окунев устало потянулся всем телом. Беспрерывная, многочасовая работа давала о себе знать. В последнее время удавалось выкроить на сон какие-нибудь три-четыре часа в сутки. С возвращением лейтенанта Скворцова Окунев вновь погрузился в размышления. Ожидания не оправдались. В коробке телефонного аппарата ничего, указывающего на его предположения, не оказалось. Он посмотрел, прощупал каждую деталь, как внимательный и опытный врач осматривает, прослушивает на приеме пациента. Потом вскрыл оболочку анодной батареи…
- Найду, обязательно найду, - вслух проговорил Окунев, чувствуя тупую ноющую боль в области затылка, напоминание о недавней контузии. - Только отдохну малость. Скворцов! - Позвал он лейтенанта. - Вашему объекту сегодня особое внимание. Будьте только осторожны.
Окунев толкнул сплетенную из гибких стволиков ясеня легкую дверь землянки. Постоял на пороге, привыкая к темноте, вслушиваясь в едва уловимые шорохи переднего края. Вокруг разливалась необычная, звенящая тишина. Но майор знал, что вокруг дремлют громады одетых в броню машин, глаза многочисленных наблюдателей неотрывно просматривают узкую, всего в несколько десятков метров, полоску "ничейной" земли, окутанную чернильной завесой южной ночи. Знакомая, едва угадываемая в темноте тропинка привела его к узлу связи дивизии. Он задержался рядом с охраняющим землянку часовым автоматчиком и узнал знакомый голос радистки Николаевой, монотонно, настойчиво повторяющий: "Меркурий"…. "Меркурий"… "Я - "Фиалка"! Я - "Фиалка"! Слушаю тебя, "Меркурий"! Раз… Два… Три… "Меркурий"…"
Подумав, Окунев подавил в себе желание войти к связистам и, повернувшись, стал удаляться в сторону озера. Раздавшийся впереди всплеск воды, глуховатый, ласковый, но между тем угрожавший кому-то голос несколько отвлекли его мысли. Вплотную подойдя к берегу, Окунев остановился, невольно улыбнувшись стараниям человека привести в повиновение лошадь.
- Касатка… Касатка… у, дура бесстыжая! - Говорил солдат, не замечая стоящего позади офицера.
Лошадь не слушалась; рвала из его рук уздечку, тянулась оскаленной мордой к воде. Ездовой, в котором Окунев признал рядового Клестова из комендантской роты, потеряв терпение, с силой хлестнул по влажным бокам лошади гибкой хворостиной. Лошадь отчаянно рванулась в сторону, Клестов не удержал уздечку и упал в воду. Выскочив на берег и будто потешаясь над человеком, норовистая кобыла облегченно и радостно заржала.
Эта небольшая сценка развеселила Окунева. Возвращаясь в землянку, он уже не чувствовал прежней гнетущей головной боли. Легко и свободно шагая с давно забытым мальчишеским озорством, ударил короткой, сучковатой палкой по гибкому, тонкому стволу белеющей во тьме березки. Та вздрогнула, затрепетала каждым своим листочком, окатывая Окунева градом холодной росы.
У самых дверей своей землянки он лицом к лицу столкнулся с подполковником Кондрашовым и сержантом Злобиным.
- Входите, Сергей Валентинович, - пригласил Окунев, пропуская впереди себя начальника разведки и связиста. - Откровенно, заждался вас, - признался он, обращаясь к подполковнику и в то же время с интересом рассматривая стоящего перед ним по стойке "смирно" сержанта Злобина - невысокого, чернявого, спокойного на вид человека.
- Что привело вас ко мне… и чем могу служить, товарищ сержант? - недружелюбно спросил Окунев.
- Мы пришли к вам, товарищ майор, - спокойно проговорил Кондрашов, - чтобы снять подозрения относительно причастности сержанта Злобина к известному нам "чепе".
- Вы хотите сказать, Сергей Валентинович, о преданности товарища Злобина нашему народу? Так это проверенный факт. Можете быть свободны и продолжать службу, товарищ сержант.
- Не торопитесь, Евгений Алексеевич! Сержант за время моего отсутствия решил уникальный ребус…
- Что-о? - недоверчиво протянул Окунев, садясь и тут же вновь вставая из-за стола. - Что вы сказали?
- Да! Да! Да! Ларчик-то открывается просто… - ответил Кондрашов все еще недоверчиво смотрящему на него Окуневу и положил перед ним продолговатую по форме батарею - питание для полевых телефонных аппаратов.
- Сей предмет мне знаком, - указал майор взглядом на лежащую на столе другую, точно такую же батарею с выпирающими из битумной оболочки угольными электродами.
- Полоса невезения, товарищ майор, - фактор временный. Уверен, что в наших поисках мы вышли на финишную прямую. Таких батарей к вашему сведению, Евгений Алексеевич, всего три. Две из них в своих преступных целях использовал майор Левашов. Третья же при дотошном исследовании открыла свою тайну. Вы же не достигли успеха лишь потому, что работали с обычным типом элемента, выпускаемого отечественной промышленностью. Вначале сержант Злобин и не помышлял о том, что это особой конструкции изделие совмещало в себе источник электропитания и вмонтированный в этом же корпусе, в изолированном отсеке, крошечный самозаписывающий автомат. Особой чувствительности микрофон выполнял здесь двойную роль: фиксировал разговор, а при обратном движении ленты через него же и воспроизводилась запись. Сержант Злобин при возникающей неисправности телефонного аппарата, установленного в блиндаже комдива, попросту убирал батарею, а взамен ставил новую, переданную ему своим непосредственным начальником с условием обязательного возврата отработанной. Третий экземпляр батареи в руки Левашова не попал. Это произошло перед самым вашим приходом к комдиву. Я узнал, когда последний раз производилась замена батареи и кто ее менял. Побеседовал с сержантом Злобиным и поручил ему как технически грамотному человеку применить свои способности в разгадке тайны. И вот результат…
- Спасибо, товарищ сержант, - пожав руку Злобину, поблагодарил майор. - Ваше невольное соучастие в преступной деятельности известного вам лица примет форму свидетельских показаний. Надеюсь, разговор останется между нами… Отдыхайте.
- Итак, - проговорил подполковник Кондрашов, беря из рук Окунева анодную батарею, - это специально изготовленная по заказу фашистских секретных служб конструкция по внешнему виду не отличима от нашей, состоит из тонкого пластмассового корпуса, разделенного перегородкой. Причем сам корпус батареи разъемный, имеет плотное соединение и в маскировочных целях оклеен серой, плотной бумагой с соответствующим трафаретом на русском языке. В первое отделение - в ванночку из алюминиевой фольги - помещен сложный, со специальными добавками цинковый конденсат - иными словами, гальванический элемент питания. Во второй половине размещен микроскопический самозаписывающий аппарат, срабатывающий на звук голоса.
"Вот один путь, по которому шел вражеский разведчик, собирая сведения особо секретного характера. И сколько же потребовалось бессонных ночей, чтобы разгадать тонкий и хитрый прием врага!" - думал Окунев, вслушиваясь в голос Кондрашова.
- Но, позвольте, Сергей Валентинович! - Нервное напряжение майора Окунева несколько ослабло, и только серые, задумчивые глаза отражали легкую тень присутствующего в нем какого-то беспокойства. - Как и когда могла вам прийти в голову такая идея? Собственно, похожая мысль появилась и у меня.
- Как вам сказать… Случайность ли дала к этому толчок? Едва ли. У каждой случайности имеется своя строгая закономерность. Но об этом, разрешите, расскажу позже, в конце нашего с вами разговора. Смотрите!
Кондрашов сорвал серую ленту бумаги, укрывавшую корпус. Едва заметные, идущие поперек него линии говорили о разъемных составных частях. Легкий нажим пальцев рук - и батарея разделилась на две половины. Одну из них Кондрашов положил на стол, а вторую - основание корпуса, в котором, плотно запрессованные, сидели в пазах небольшая плоская батарейка и самозаписывающий автомат, схожий с луковицей малых размеров, - поднес ближе к свету. Движение рук начальника разведотдела были точны и уверены, как будто ему не раз приходилось заниматься подобными сюрпризами фашистской разведки. Опущенная вниз концом перочинного ножа защелка резко отбросила вверх внутреннюю крышечку, раскрывая перед глазами офицеров уложенный в корпусе механизм.
- Похоже на магнитофон, - заметил Окунев, с живым интересом наблюдая за манипуляциями Кондрашова.
- Совершенно верно, Евгений Алексеевич, - ответил Кондрашов. Медицинским пинцетом он извлек из корпуса две миниатюрные катушки с узкой и тонкой магнитофонной лентой. Катушки сидели на круглых и тонких, как швейные иглы, валиках с продольными пазами.
- Что бы это означало? - спросил он у Окунева, показывая на цифры, вытесненные на кромке донышка аппарата. - Четыре дробь двести. И это - ферр-четыре…
- Разрешите, Сергей Валентинович!
Кондрашов передал аппарат Окуневу.
- Понятные цифры, - после некоторого раздумья произнес тот. - Вот эта, первая цифра, обозначает порядковый номер изделия. Последующие говорят о том, что лента имеет длину двести метров, ферромагнитная, запись четырехдорожечная… - Он чуть задумался, а потом продолжил: - Попробуем воспроизвести запись. Вы не возражаете, Сергей Валентинович?
Кондрашов кивнул головой.
Установив в аппарате на прежние места обе кассеты, Окунев, согласуя свои действия со схемой на внутренней крышке и следя за направлением красной стрелки, передвинул влево крошечный рычажок переключателя, затем он нажал указательным пальцем полукруглую головку пусковой кнопки. Возник едва слышимый шелест работающего механизма.
- Стоит только поставить общую крышку на место - и звук совершенно исчезнет, - заметил Окунев.
Через минуту он перевел рычажок от центра вправо, вновь нажал на пусковую кнопку и сейчас же послышался голос командира дивизии - тихий, похожий на вкрадчивый шепот: "…Поднявшись с аэродрома, ЛИ-2 взял курс на северо-запад. Расстояние - пятьдесят километров по прямой - он мог бы преодолеть, положим, за двадцать минут…"
Окунев выключил аппарат. Несколько мгновений он и Кондрашов не проронили ни слова.
- Но, если сказать честно, то ничего особо мудреного здесь нет, - разочарованно отметил Кондрашов.
- О других возможностях разведчика нам сможет рассказать только он сам, - добавил Окунев.
В землянку стремительно вошел старший лейтенант Шелестов - офицер из шифровального отделения дивизии. Увидев двух старших по званию, он повернулся к подполковнику Кондрашову:
- Товарищ подполковник! Разрешите обратиться к майору Окуневу?
Кондрашов молча кивнул головой.