- Есть, - сказал старый Бютцов. - Комната садовника и шофера, комната истопника в подвале. В доме теперь полно пустых комнат.
- Пусть ночует в подвале, - сказала Инга.
- Папа, ты много убил русских? - спросил Иоганн.
Подполковник, едва не поперхнувшись, растерянно посмотрел на сына. Выручил старый Бютцов:
- У тебя примитивные представления о войне, Иоганн.
- Сегодня ночью, - торжественно сказал Иоганн, сжав рукоять кинжала, - я убью одного русского!
- О господи, - вздохнула Инга.
Старый Бютцов поднялся. Погасил аккуратно сигарету.
- Пошли спать, вундеркинд. Я расскажу тебе кое-что о войне… Спокойной ночи, мой мальчик. Спокойной ночи, Инга. - И, поцеловав сына и невестку, старик уводит Иоганна из гостиной, продолжая с ним разговор: - Па войне у каждого свои обязанности, твоя обязанность- хорошо учиться…
Иоганн обернулся в дверях и, щелкнув каблуками, вскинул руку.
- Хайль Гитлер!
- Спокойной ночи, - сказал подполковник.
Наконец они остались одни.
- Я ужасно соскучился, - сказал подполковник, накрыв своей крупной ладонью изящную руку жены.
- Почему ты не писал так долго? Ты даже не предупредил, что приедешь.
- Не мог. Меня внезапно вызвали в Берлин. Я думаю, за новым назначением…
- Боже мой! Неужели на фронт?
- Вряд ли.
- Иногда мне бывает так страшно, что жить не хочется, - сказала Инга.
Подполковник промолчал, прислушиваясь к тишине в доме, потянулся к шнуру торшера и выключил свет.
Шумский не спал. Запрокинув руки за голову, он смотрел на зарешеченное оконце под потолком, за которым начинался рассвет…
Серый "Хорьх" стоял на том же самом месте, где недавно Карасев-Деннерт оставлял свою машину, - рядом с кафе в дальнем пригороде Берлина.
В окнах кафе дважды промелькнула Гелена.
Вышел Бютцов. Шумский выскочил из машины, открыл ему дверцу. Бютцов сам сел за руль.
- Все в порядке, - сказал он. - К десяти я должен быть в строительном управлении войск СС.
Обычные фанерные шкафы, столики, аккуратно застеленные бумагой, занавесочки на окнах. Даже герань на подоконниках. А за занавесочками - решетки. Это кабинет начальника концлагеря.
За одним столом сидел немецкий офицер, за другим, с пишущей машинкой, - писарь из заключенных, с лоснящейся физиономией.
Подполковник Бютцов стоял в ожидании у дверей.
Офицер сказал писарю по-русски:
- Займись им, Николаев. - И по-немецки - Бютцову: - Что он натворил?
- На шоссе вдоль Потсдамерзее машину обстреляли какие-то люди. Шофер повел себя подозрительно. По-моему, он нарочно снизил скорость…
- Около озера? Правильно, где-то там скрываются бежавшие из лагеря поляки. Ну что же, вы поступили разумно, господин подполковник, что привезли его к нам.
- Иди сюда, - подозвал Шумского писарь. - Стань здесь. Опусти руки. Смотри на меня. Отвечай. Картуз сними, сволочь! Фамилия?
- Лунин.
- Имя?
- Иван.
- Тебя что, за язык тянуть?
- Федорович…
- Я могу уехать? - спросил подполковник у офицера.
- Конечно, - сказал тот. - Распишитесь вот здесь, пожалуйста.
Фон Бютцов расписался и вышел из кабинета, лишь мельком взглянув на Шумского.
- Нашел его карточку? - спросил офицер у писаря.
- Нет, господин лейтенант!
- Болван! Найти! А пока заведи новую. И - в шестой ревир.
- Слушаюсь…
Писарь вел Шумского через плац, освещенный мощными прожекторами с вышек. Узкие, как бойницы, окошки бараков были темны и безжизненны. Слышен был хруст шагов и лай собак.
- Ну ты и фраер голубой, - усмехнулся писарь. - Быть на воле - и вернуться обратно… Знаешь, что такое шестой ревир? Оттуда одна дорога - в печку.
- Вы этого не допустите, Каминский.
- Что?! - Писарь остановился. - Откуда знаешь мою фамилию?
- Идем-идем.
- Откуда знаешь мою фамилию, сволочь?
- Оттуда…
- На пушку берешь?
- О суде над предателями и изменниками родины в Харькове - родной ведь ваш город? - могу рассказать с подробностями…
- Что тебе нужно?
- Это вам нужно, чтобы я выбрался из шестого ревира и при случае мог рассказать где надо, что бывший баталер одесского полуэкипажа и мелкий жулик Роман Каминский сделал одно доброе дело.
- Кто ты такой?
- Подумайте.
- Здравствуйте, подполковник. - Невысокий, рано полысевший господин с холеным лицом вышел из-за стола навстречу Бютцову, прибывшему в особый лагерь
"Дора". - Семья?.. Надеюсь, все живы и старший фон Бютцов по-прежнему полон здравого скептицизма. Уважаю независимые умы стариков. Отличный был архитектор ваш отец…
- Благодарю. Слава богу, в семье все по-прежнему.
- Прекрасно. А теперь перейдем к делу. Согласно распоряжению фюрера увеличивается объем работ по строительству новых объектов в особом лагере "Дора", и потому мы очень нуждаемся в толковых инженерах.
У меня о вас довольно лестные отзывы, есть надежные рекомендации. Но специфика нашей работы требует особого внимания к людям… Прошу. - Он указал подполковнику на стул и раскрыл папку с документами. - До декабря сорок третьего года вы служили в штабе гене-рал-инспектора инженерных войск… В конце декабря ненадолго исчезли…
- Я был тяжело контужен при нападении партизан на поезд, доставлен в госпиталь без сознания…
- Да-да, ваши документы и вещи нашлись потом… в чемодане. Как долго вы пролежали в госпитале?
- До марта.
- Это соответствует выписке из истории болезни.
К сожалению, полевой армейский госпиталь № 118 в 4 июле в полном составе попал в окружение в Белоруссии, и мы не имеем возможности запросить архивные данные.
- Если вы не доверяете мне… - Бютцов встал.
- Ну-ну, обиделись, как ребенок. Горе с вами, интеллигентами. Отбросьте амбицию, подполковник. У вас будут слишком широкие полномочия в "Доре", чтобы мы не сделали хотя бы формальной проверки.
Млынский стоит на горе. Идет мокрый снег. В долине под ним раскинулся маленький немецкий городок Корцен. Лицо полковника сурово и неподвижно, словно высеченное из камня.
Чуть в стороне стоят Канин и Хват, командиры партизанских отрядов Гонуляк и Нечипоренко. Здесь же - Ерофеев, Бейсамбаев, Озеров…
Мимо проходят, спускаясь к городку, отряды партизан, роты красноармейцев.
Млынский раскрывает планшет.
- Операция начнется ровно в шесть тридцать. К этому времени ваши люди в Корцене, Гонуляк, уже должны блокировать комендатуру и контору завода. Ваш отряд, Нечипоренко, перекрывает и контролирует дороги. Отходить будете последними по сигналу зеленой ракеты.
- Ясно.
- Капитан Бейсамбаев прикрывает минеров Озерова.
- Есть!
В город ворвались с двух сторон. Бойцы Бондаренко и партизаны Гонуляка забросали гранатами комендатуру. Группа Бейсамбаева, прикрывая минеров, проникла к стенам завода.
Гранатами взорвали ворота… Ворвались в казармы охранного батальона. Дрались врукопашную, штыком и прикладом…
Мгеладзе бил из пулемета по контратакующим эсэсовцам. Млынский молча отстранил его и сам приник прикладу "Дегтярева"…
Бойцы прорвались на завод, в цехи…
к складам готовой продукции, где лежали серебристые корпуса ракет…
к железнодорожной станции…
Минеров Озерова вели по цехам рабочие из подпольной группы Сопротивления.
Быстро закладывали взрывчатку под станки, под ящики с готовой продукцией, под турбины электростанции, в склады с корпусами ракет…
Млынский сидел у ворот завода на каком-то бетонном обломке, перевязывал пораненную руку, стягивая бинт зубами. Подошли Хват и Озеров.
- К взрыву все готово, товарищ полковник.
- Выводите людей из города.
- Есть!
- Ну, капитан, - Млынский повернулся к Озерову, - покажи мне свое хозяйство.
Они вошли в цехи, где для отвода глаз делали какую-то мебель. Потом спустились в бетонные подвалы с конвейерными линиями для производства корпусов ракет…
На окраине города, в каменном сарае, минеры Озерова устанавливали взрывные машинки, тянули провода. Где-то в отдалении хлопнул выстрел, и в небо взвилась зеленая ракета.
- Отошли, - сказал Ерофеев.
- Разрешите взрывать, товарищ полковник? - спросил старшина-сапер.
- Я сам…
Старшина-сапер отдал честь и отошел в сторону. Млынский крутанул ручку взрывной машинки - и раздался грохот. Над заводом взметнулось пламя, замелькали обломки, повалил черный дым.
Млынский снова крутанул ручку - и взлетела на воздух электростанция…
Млынский скрипнул зубами, покачал головой.
- Нет… не проходит… нет… - Он посмотрел на Озерова, вздохнул. - Продолжайте, капитан…
В результате смелых, дерзких действий отряда и партизан Корцен был взят, завод, электростанция и гарнизон противника уничтожены. На небольшой площади городка собрались работавшие на военных объектах узники - русские, украинцы, белорусы, чехи, словаки, поляки…
К ним обратился комиссар отряда подполковник Канин:
- Дорогие соотечественники и наши братья, угнанные в фашистское рабство! В Корцене гитлеровские главари, несмотря на очевидность неизбежного своего поражения, организовали производство нового смертоносного оружия. Мы положили этому конец. Дни фашистской империи сочтены. Героическая Красная Армия одерживает победы на всех фронтах. Ломая яростное сопротивление врага, она стремительно приближается к логову фашистской Германии - Берлину. Проводят успешные военные операции и союзники по антигитлеровской коалиции.
В этих условиях долг каждого из вас, а также каждого честного немца - приблизить день освобождения народов от фашистской тирании, которая принесла им неисчислимые лишения и страдания.
Мы призываем вас к активной борьбе за полное освобождение народов Европы от коричневой чумы. Вступайте в партизанские отряды, подпольные группы! Днем и ночью наносите удары по врагу! Час нашей великой победы близок! - закончил Канин под бурные аплодисменты.
Узники восхищались бесстрашными действиями отряда и партизан, радовались успехам Красной Армии, просили принять их в отряд.
Вольф вошел в свой кабинет. Не снимая кожаного пальто, только скинув фуражку и стянув перчатки, направился к столу. Крюгер остался у дверей.
- Я слышал, заводы в Корцене сильно пострадали…
- Дело дрянь! - сказал Вольф. - Сплошные кучи развалин. Принесите мне кофе… Документы из Кракова прибыли?
- Они у вас на столе, группенфюрер, - ответил Крюгер, включая радиолу.
Вольф нашел нужную папку. Листая ее, добрался наконец до фотокопий удостоверений всех, кто посещал за последнее время зону "Величка". Вольф открыл ящик стола, достал личное дело Кюнля. В тщательном сравнении фотографий не было необходимости… Вольф стукнул по столу кулаком.
- Кюнля ко мне! Немедленно!
- Инженер Кюнль находится в данное время в командировке в Пенемюнде, - сказал Крюгер.
- Доставить его сюда! Поезжайте сами! Привезите его, Крюгер! Подождите! Прикажите увеличить и размножить эту фотографию. - Вольф вырвал из папки копию удостоверения Кюнля с фотографией Шумского. - Объявите имперский розыск!.. Шляпа! Старая грязная шляпа этот Занге! Я ему припомню и полигон, и ловушку, и заводы в Корцене!
Бютцов и господин из строительного управления в сопровождении оберштурмфюрера осматривают штольни горы Конштайн. За ними следует армейский инженер-капитан с равнодушным и сонным лицом.
Здесь работают заключенные: рубят камень ломами и кирками, вывозят на тачках. Все это - под присмотром капо из заключенных-уголовников и эсэсовцев. В руках у надсмотрщиков - дубинки.
- Римские катакомбы, - ворчит Бютцов. - Все как до рождества Христова…
Рядом надсмотрщики избивают заключенного, который, обессилев, опрокинул тачку.
- Эти скоты работают только из-под палки, - сказал эсэсовец.
- Уложиться в такие сроки с такими средствами и работниками… Ну и втянули же вы меня в авантюру! Нужны квалифицированные рабочие.
- Где же я их возьму, господин инженер?
- Раз вы не можете найти мне людей, я буду сам отбирать их в лагерях, тюрьмах, строительных батальонах.
- Вы получите все полномочия, подполковник, только, пожалуйста, закончите строительство в срок.
Кюнль стоял посреди кабинета Вольфа, вытянув руки по швам, и глаза его заволокло туманом от отчаяния и страха. Похоже, он давно не понимал слов, которые выкрикивал ему в лицо группенфюрер.
- Кто ты?! Кто?! Если ты - Зигфрид Кюнль, то это кто? - Вольф швырнул на стол копню удостоверения Кюнля. - Как попала эта фотография на твое удостоверение, мерзавец? Кто был вместо тебя в зоне "Величка"? Отвечай, ублюдок! Где этот человек? Где ты с ним познакомился? Когда? Когда ты стал предателем?
Наконец Вольф понял, что Кюнль просто не слышит его и вот-вот грохнется в обморок. Он подошел к радиоле, поставил пластинку. Сладкие звуки Глюка наполнили кабинет.
- Сядь, - сказал Вольф.
Кюнль как подкошенный опустился на стул.
- Как зовут этого человека? - уже спокойнее спросил Вольф, показав фотографию Шумского.
- Не знаю…
- Где ты с ним познакомился?
- В отеле "Монополь"… В Кракове…
- Крюгер!
Крюгер тотчас же вошел, будто стоял за дверью. - Стенографируйте! - приказал Вольф.
Бютцов и толстый майор идут вдоль строя заключенных. В руках у майора - списки. Почти не глядя на заключенных, он тычет в каждого пальцем:
- Слесарь… фрезеровщик… инженер… учитель…
- Не надо, - говорит за спиной Бютцова эсэсовец, и заключенного выталкивают из строя.
Бютцов замечает Шумского. У того на полосатой робе - черный треугольник уголовника.
- Сварщик… токарь… архитектор…
- Фамилия? - спросил Бютцов у Шумского.
- Мильх. Эдгар. Номер сорок одна тысяча двести тридцать четыре. - Шумский сдернул полосатый колпак, но ни один мускул не дрогнул на его лице. Бютцов проглотил комок, сидевший в горле, и прошел мимо.
- Электрик, - ткнул в Шумского пальцем толстый майор.
Ранним утром отряд Млынского был вынужден ввязаться в бой с карателями.
Млынский из укрытия под скалой наблюдает за ходом боя, грея руки о жестяную кружку с чаем. Рядом - Хват, замполит Канин, Ерофеев и незнакомый нам человек с белыми как снег волосами. Из-под накинутой на его плечи солдатской серой шинели виднеется ворот мундира немецкого офицера.
Чуть подальше - телефонисты и Катя Ярцева с рацией.
Сверху хорошо видны фигурки карателей в белых маскировочных костюмах, с яростным упорством пробирающихся через снег и пулеметный огонь.
- Это они пытаются рассчитаться с вами за Корцен, - говорит седой.
- И за подземный завод в Тропау, и за склады Тухеля… - усмехается Хват. - Долго им придется рассчитываться…
Взрывом на них швырнуло комья земли и снега.
Млынский выплеснул из кружки остатки чая, перемешанного с землей.
- Хват, передай Бейсамбаеву, пусть накроет эти чертовы минометы.
- Есть!
- Главное - заманить карателей поглубже в ущелье, - говорит полковник седому.
Катя Ярцева вырвала из блокнота листок с только что принятой радиограммой.
- Шифровка от Фрибе.
Млынский прочел, передал листок Канину.
- Шумский и Бютцов - на месте.
- Лихие ребята, - сказал Ерофеев.
- Да, - покачал головой Хват. - Я бы не смог, как Шумский. Он же видел в "Величке", в каких условиях заключенные работают на этих заводах. И добровольно пошел на это.
- Характер стальной. Вот майор Воробьев. - Млынский кивнул на седого. - Разве скажешь, что он второй год ходит по лезвию бритвы?
- Ну уж по лезвию… - улыбнулся Воробьев.
- Необходимо передать Шумскому в "Дору" взрывчатку и детонаторы, - сказал ему полковник.
- Взрывчатку можно достать у немцев, - ответил тот. - Я, пожалуй, теперь лучше их интендантов знаю, что где у них лежит. Только вот проклятые компоненты для уранового оружия куда-то запрятали…
- Найдем, - сказал уверенно Млынский. - Операция по передаче взрывчатки очень рискованна. Нужны надежные люди для сопровождения, перемаркированная тара, подлинные накладные…
- Мы с Карасевым сделаем это с немецкой педантичностью, товарищ полковник, - сказал майор Воробьев.
- Я уверен.
Огонь минометов ослаб.
- Молодец Бейсамбаев! - сказал полковник.
- Я пойду к Бондаренко, Иван Петрович, - поднялся Канин. - Им туговато приходится.
- Иди, - кивает Млынский. - Скажи, пусть продержатся еще немного. Скоро мы ударим со всех сторон, да так, что отобьем у них охоту бегать за нами.
В штольнях особого лагеря "Дора" шел спешный монтаж оборудования.
Шумский, в черном комбинезоне, каске, с голубой повязкой на рукаве, на которой по-немецки и по-русски написано: "Бригадир электриков", наблюдал за укладкой кабелей на крюках вдоль стен. К нему подошел один из заключенных.
- Ты, бригадир, тут прохлаждаешься, а в нашем ре-вире третьи сутки электричества нет. Это тебя не касается?
Шумский заметил, что за ними наблюдает заключенный из-за станка, и заорал на подошедшего:
- Я тебе сейчас на морде таких фонарей навешаю, что никакого электричества не нужно будет!
За спиной у него расхохотался рыжий шарфюрер.
- Молодец, Мильх! Из тебя со временем выйдет толк. - Он угостил Шумского сигаретой. Тот отошел, а рыжий шарфюрер вдруг нахмурился. - Постой! Раньше я мог тебя где-то видеть?
- Все может быть, шарфюрер, - пожал Шумский плечами.
Глухая штольня забита нарами в три этажа. Темно. На нарах копошатся люди-скелеты. По стенам сочится вода. Слышны стоны, кашель, глухие проклятия… У самого выхода, забранного железной решеткой, копается в электрическом распределительном щите Шумский, ему подсвечивает самодельной коптилкой заключенный Кунц.
- Господин бригадир, - спросил Кунц, - вы получаете посылки с воли?
- Да, иногда, от двоюродного брата.
- А я - от невесты. Два раза в месяц.
- Здравствуйте, товарищ Кунц. - Шумский пожал ему руку.
- Здравствуйте, мы давно вас ждем.
- Рыжего шарфюрера надо убрать…
- Постараемся. Осторожный, гадина… - Кунц помолчал и добавил с усмешкой - А про посылки вранье, к сожалению.
Узким и низким тоннелем Шумский и Кунц выбрались в довольно просторное помещение, вырубленное в скале.
Шахтерские лампы едва освещали заполненную людьми пещеру. Кунц представил собравшихся: