- Посмотрю на этот сад и всегда буду вспоминать тебя, - сказал в этот вечер Сания. - Ведь это твой сад, твое детище.
Камиль обнял ее.
- Наблюдай за ним, Сания, ладно? Следи, чтобы не засох, береги сад.
7
Наутро Сания почувствовала себя нехорошо, поэтому Камиль решил попрощаться с ней дома. Хасану также велел оставаться дома, около матери.
Когда вышли на крыльцо, крепкая толстушка в цветастом с крылышками переднике подметала двор около сада. Увидев Камиля с Санией, она оторвалась от работы и приветливо улыбнулась:
- Здравствуйте! Куда собрались?
- А, Гашия-апа! - сказал Камиль. - Хотел зайти к тебе попрощаться. Ну, прощай, соседка, уезжаю! Вот! - Камиль поднял плечи и показал заплечный мешок.
- Сегодня? - удивилась Гашия. - Почему так? Бро" саешь жену в таком положении… - Гашия обернулась к Сании, и на ее лице мелькнул испуг. - Как здоровье, Сания? Плохо себя чувствуешь?
- Немного знобит.
- Это от нервов, видно, - сказал Камиль. - Ты уж иди домой, Сания. Иди, иди! Ничего не поделаешь, Гашия-апа, приходится ехать. Ты, Гашия-апа, была хорошей соседкой, спасибо. И после моего отъезда не за" бывай Санию. В эти дни особенно. Сама понимаешь…
- Как не понять! Об этом не беспокойся. Разве оставлю Санию! Боже упаси! Иди. Счастливого пути! Уезжай здоровым и вернись здоровым. Желаю тебе!
Гашия решительно отошла и прислонила к забору метлу.
- Знала - не стала бы мести. Даже и не начинала бы!
Хасан заинтересованно спросил:
- Почему не начинали бы, Гашия-апа?
- Не знаешь, почему? Когда человек уезжает, в доме не подметают.
Камиль улыбнулся:
- Есть такой обычай, сыночек… Ладно, до свидания. Будьте здоровы, живите хорошо!..
8
В саду перед военкоматом собрались сотни уезжающих и провожающих.
Камиль в растерянности остановился. Тут было немало знакомых, однако ни с кем из них Камиль не был близок.
Но вот из-за кустов акаций донеслись веселые голоса, точно на большой перемене во дворе школы. Действительно, показались шумной компанией его ученики, окончившие в этом году школу. Одни из них уезжали в армию, другие пришли провожать. Камиль заметил Рифгата, Миляушу, Карима стояла тут же, как показалось Камилю, с виноватым видом. Первым подошел Рифгат.
- Камиль-абый! - сказал он, радостно улыбаясь. - Не нас ли пришли провожать?
Усмехнувшись, Камиль ответил:
- Как провожать? Я еду вместе с вами.
- С нами?
Рифгат смешался. Ему показалось не совсем удобным стоять рядом со своим учителем, и не просто учителем, а директором школы. Словно он был виноват в том, что жизнь вдруг уравняла их обоих.
И тут ему на помощь пришел Шакир.
- Вы, конечно, Камиль-абый, будете нашим командиром, - сказал он.
- Не знаю, как придется, - улыбнулся Камиль. - Чтобы стать командиром, вряд ли будет достаточно одного опыта учительской работы.
Но Миляуша повернула разговор в другую сторону, шутливо укорив своего недавнего директора:
- Как можно так, Камиль-абый? Со своими учениками не захотели попрощаться. Мы для вас устроили бы настоящие проводы.
- Не нужно, Миляуша! Разве я один уезжаю, чтобы только мне устраивать проводы? Сама ты что думаешь делать?
- Уезжаю в Казань. Хотя считаю не совсем удобным…
- Почему?
- Думала идти на завод, но папа…
- Поезжай в университет, - сказал твердо Камиль.
- А вдруг возьмут и папу?
- Газиза-абый? Разве его призывают?..
- Призовут наверняка, - сказал кто-то знакомым, не то сердитым, не то больным, голосом. - И не только отца, но еще и вас призовут.
Все повернулись туда, откуда раздался голос.
Недалеко в саду росла старая, кривая, покрытая грибками осина. Около нее стоял Фуат, прислонившись плечом. На нем заношенная одежда, на ногах рваные сандалии. Его вид угрюм, губы роджаты.
А рядом прислонилась к белой березе Фардана. Она точно пришла на свадьбу - на ней модное платье с узорчатыми цветами, на ногах лиловые шелковые чулки и такого же цвета туфли на высоких каблучках. Словно созерцая какое-то интересное зрелище, смотрит она на Камиля и улыбается по-детски наивной улыбкой.
- Ах, это вы, Фардана! - подошел Камиль. - Кто тут кого провожает? Вы Фуата или вас Фуат?
Фардана ответила:
- Призвали и Фуата. Так ведь, Фуат?
Фуат не ответил. А Фардана начала расспрашивать Камиля:
- А где же Сания? Почему не пришла провожать?
- Я не разрешил ей. Ей не до того.
Фардана стала серьезной:
- Начались роды? Есть младенчик?
- Пока еще нет…
Фуат раздраженно проворчал:
- Кому нужны сейчас твои младенчики!
- Фуат, что это с вами? - спросил Камиль. - Вы сегодня встали не с той ноги? На что рассердились?
- Как же не сердиться! Ведь знают: человек не годен для армии - и тем не менее берут.
- Вас признали негодным?
- Я и сам знаю, что негоден. Все равно вернут обратно из Казани. Лишние расходы для государства, и мне нервы треплют.
- Может быть, признают годным для какой-нибудь работы в тылу?
- Куда я годен, с моим сердцем? С моим желудком… Не знаю, если дело дойдет до таких, как я… не знаю… - Вдруг, что-то вспомнив, он сунул руку в нагрудной карман. - Пропади пропадом, не взял лекарства! Фардана, на-ка рецепт, сходи в аптеку. Куда я положил эти чертовы грамоты? - Порывшись в кармане, он вытащил какие-то бумаги и быстренько спрятал обратно. - Пропади пропадом, оставил в кармане другого пиджака. Иди быстрей, Фардана, шевелись!
Фардана не спеша направилась в аптеку.
- Зайди по дороге к Исаку Соломоновичу, - крикнул ей вслед Фуат, - пусть он поговорит с комиссаром. Скажи, что, мол, все равно из Казани вернут обратно. Да шагай же быстрей!
Но Фардана, точно не слыша, все так же степенно шествовала по улице.
- Чертово племя! - выругался Фуат. - Тьфу!
Камиль посмотрел на его искаженное злобой лицо и невольно призадумался.
В это время сотрудник комиссариата начал выкликать прибывших.
Рифгат, Миляуша и другие школьники окружили Камиля. Он с улыбкой повернулся к ним - с молодежью было легче. Вскоре мобилизованных построили. Послышалась команда, и они зашагали к зданию военного комиссариата.
9
На следующий день, в предрассветных сумерках, мобилизованных повели на пристань. Парохода еще не было. Берег Камы, обычно тихий, был заполнен провожающими. Дебаркадер, лестницы, лежавшие на берегу бочки и кучи толстых канатов, даже прибрежные камни были густо усеяны людьми.
Люди, связанные узами родства или дружбой, разбились на группы. Некоторые устроились на берегу у воды и в ожидании парохода, разостлав скатерти, расставили закуски. Другие, усевшись поодаль, вели тихие разговоры. Слышались звуки гармоник, песни. Кто-то задорно плясал.
Камиль и Фуат стояли рядом.
- Задержалась ваша Фардана, - сказал Камиль.
- Видимо, уже забыла меня. Не успел уехать из дома, а уже забыла, - злобно сказал Фуат. И добавил - Чертово племя!
- Вы это всерьез? - удивился Камиль.
- Мне не до шуток. - У Фуата задергалась щека, - Эх! Ты еще не знаешь женщин!
- Видимо, не только женщин, но и мужчин как следует не знаю, - рассердился Камиль, Он в упор посмотрел в глаза Фуату. - Хотя бы в эти последние минуты поостерегся говорить такие слова. Стыдно, Фуат! Фардана не такая женщина…
- Вон ведь, - перебил его Фуат, - посмотри, как она вышагивает! Точно красотка, вышедшая пофигурять по скверу…
По дороге к берегу не спеша спускалась Фардана.
- Да еще скалит зубы, - добавил Фуат.
Они пошли навстречу Фардане.
- С праздничком! - язвительно сказал Фуат, когда поравнялись.
Фардана ответила ему в том же духе:
- Не спеши, вернешься из Казани - тогда будет праздничек. - И повернулась к Камилю. - Ну, Камиль, остались бы еще на денек, я бы успела вас поздравить.
- Что случилось? - встревожился Камиль.
Фардана улыбнулась:
- Проводила вашу Санию в больницу.
Камиль побледнел.
- Как - в больницу?
- Ну да, в родильный дом.
- Почему вы так улыбаетесь! С ней плохо? Говорите правду!
- Будьте спокойны, ничего с ней не сделается. Если хотите знать, рожать ребенка - это одно удовольствие. Труднее не рожать… В общем, Сания велела вам не беспокоиться. Приказ.
"Сания велела" - эти слова успокоили Камиля, Словно он увидел Санию, услышал ее голос.
- А Хасан где?
- Не беспокойтесь. Пока не вернется Сания, я буду ему матерью.
Тут Фуат неожиданно начал успокаивать Камиля:
- Не беспокойся, Камиль, Фардана сладит с ним.
- Спасибо вам, Фардана. Сания ничего больше не наказывала?
- Как же! Приказала беречь себя.
- Похоже на нее, - сказал Камиль как бы про себя.
Погрузившись в свои мысли, он замолчал. А Фардана повернулась к Фуату:
- Ну что ты губы надул? На что злишься?
Камиль почувствовал, что ему лучше уйти. Сославшись на то, что ему хочется пить, он направился к ближайшим ларькам.
Тяжело ему было.
Ожидание ребенка всегда тревожит отцовскую душу. В эти минуты все чувства как бы обостряются. И мелочи, мимо которых в другое время проходишь без внимания, приобретают особую значимость. Так было, когда он ждал первого своего ребенка. Он долго сидел тогда в саду около родильного дома.
Родильный дом был построен недавно, вокруг раскинулся настоящий лесной участок. Камиль вышел на заросшую цветами полянку и сел на скамью, механически жуя сорванную былинку.
Вдруг он почувствовал на ногах легкие укусы. Оказывается, рядом находился муравейник, и потревоженные муравьи густо облепили его ноги.
Случись это в другое время, Камиль яростно смахивал бы их, давил ногами… Но в эти минуты тревожного ожидания он был добр и полон нежных чувств.
- Кусайте, милые, кусайте, - говорил он, глядя на суетившихся муравьев.
Наконец вышла сестра в белом халате и поздравила с сыном. Сказала, что Сания жива и здорова.
Велика была его радость.
А сейчас?..
С высокого берега, опершись локтями на ограду, Камиль смотрит вниз, на столпившийся около дебаркадера народ.
Кого только не было в этой облепившей пристань, тревожно гудящей, как пчелиный рой, толпе. Какие чувства бушевали в ней, какие роились мысли, сколько лилось горьких слез! Был ли тут хоть один человек, который с болью в сердце не чувствовал, как дороги ему пришедшие проводить люди и как сам он бесценен для них? Не могло быть такого! Ведь каждый человек сам по себе - это целый мир, и для кого то он дороже всего на свете…
Казалось, громада чувств таится в этой толпе и не может найти выхода. Какое-то странное, торжественное спокойствие царило над колышущейся толпой, над глухим изломом голосов…
И вдруг все вздрогнуло - протяжный гудок парохода напомнил о приближении разлуки. На берегу поднялась суматоха. Неожиданно Камилю послышалось, что кто-то его окликнул. Он увидел на дебаркадере Рифгата. Около него стояли его мать, Гульсум-ханум, с Миляушей. Оказывается, окликнула Камиля Миляуша, - она махала ему рукой.
Камиль стал проталкиваться к ним, они тоже двинулись к нему навстречу.
- Тоже уезжаешь, Камиль? - спросила Гульсум-ханум. Ее приветливое, всегда готовое к улыбке лицо стало серьезным, глаза увлажнились.
Чтобы поднять настроение старой учительницы, провожавшей сына, Камиль постарался сказать бодрее:
- Почему мне не уезжать, Гульсум-апа? Чем я хуже других?
Но шутка не удалась, никто даже не улыбнулся.
- Где Сания? - спросила Гульсум.
Камиль, нахмурившись, рассказал о положении Сании и закончил просьбой:
- Надеюсь, вы позаботитесь о ней.
- Надейтесь! И я на вас надеюсь: пожалуйста, не упускайте из виду моего Рифгата.
- Не беспокойтесь, Гульсум-апа, Рифгат за себя и сам постоит.
- Ведь мальчик еще! - Глаза ее наполнились слезами, дрогнули губы. - Дитенок!..
- Ну уж, мама, зачем ты так…
Гульсум обняла Рифгата.
- Все, все, не буду!
Миляуша, стараясь не замечать смущения Рифгата, повернулась к Камилю:
- Камиль-абый, если будет время, пишите нам письма.
- Постараюсь, Миляуша. Но не забывайте и сами писать.
- Разве мы вас забудем!..
Дебаркадер покачнулся - это причалил пароход. Шум и суета усилились. Послышались рыдания, начались прощальные объятия, поцелуи. Каждый кричал, словно стараясь, чтобы все услышали только его голос, Резкие слова команд перекрывали этот шум.
Камиль, решив оставить мать и сына в последние минуты наедине, торопливо попрощался и поднялся на палубу, обращенную к дебаркадеру.
Пароход дал второй свисток, на дебаркадере все смешалось, слышен был только душераздирающий плач женщин.
Камилю стало не по себе. Что же это такое? Точно провожают навеки…
Из толпы выделился седобородый, с красным лицом старик. Подняв над головой маленький жилистый кулак, он что-то яростно кричал.
Камиль узнал в нем бессменного рабочего пристани Ялантау, потомственного водника Бабайкина.
- Бейте проклятого! - кричал старик. - И возвращайтесь с победой!
Слова эти, звучавшие необыкновенной страстью, словно придали резкий и ясный смысл невообразимой суматохе на берегу. Дрожь прошла по всему телу Камиля. Очень большую ответственность налагали эти слова, но они же вселяли твердость и веру…
Пароход отчалил. Скоро на берегу затихло все. Воцарилась тишина и на пароходе. Но огненные слова старика все еще звенели в ушах Камиля:
"Бейте проклятого! И возвращайтесь с победой!"
10
В Казани мобилизованных привели на пересыльный пункт военного комиссариата. Большой зал клуба был заполнен до отказа. Стулья были сдвинуты в угол: в просторном зале, где в мирное время танцевали сотни людей, даже на подмостках сцены вплотную сидели новобранцы. И хоть настежь были открыты все окна, в зале висела густая духота. Казалось, не найдется больше места и для одного человека. Тем не менее втиснулась вся команда, с которой приехал Камиль. Да еще кто-то нашел возможным пошутить: "Добро пожаловать, гости дорогие!"
Однако кое-кому из новоприбывших было не до шуток.
- Может, солить нас тут собираются, - проворчал Фуат. - Безобразие!
- Лучше уж помолчите! - заметил сердито Камиль.
Но долго ждать не пришлось. Новичков разделили на несколько команд. Всех молодых сразу увели, в том числе и Рифгата с Шакиром.
Камиль одним из первых попал на медкомиссию и вскоре вышел.
- Что-то очень быстро, - сказал Фуат. - Ну, что сказали?
- Годен.
- Может, как следует не смотрят?
- Если надо, смотрят. А я… На что мне жаловаться? Я здоров.
Из комнаты, где работала комиссия, один за другим выходили люди. Фуат с интересом всех расспрашивал, А Камиль сел па подоконник и собрался было писать письмо Сании.
Не зная, как начать, он сидел в раздумье. Впервые в жизни почувствовал мучительность разлуки. Расставания бывали у них и раньше - поездки в дома отдыха или двухнедельные командировки в Казань; даже и тогда, стосковавшись друг о друге, они писали нежные письма. Но все это казалось теперь чем-то незначительным. Разлука, которая ничем не угрожает, оказывается, вовсе не разлука. Это только освежение любви.
А теперь? Нет, это совсем другое.
"Сания моя!" - написал Камиль. И когда писал эти слова, у него от волнения задрожали руки.
- Сания моя! - повторил он. - Сердце мое!
И стал писать быстрей, словно испугавшись, что не успеет кончить.
"…Тороплюсь, чтобы успеть отправить это письмо с Фуатом…"
Как раз в эту минуту услышал за спиной голос Фуата.
- Не спеши, Камиль, - сказал Фуат сдавленным голосом.
Камиль обернулся:
- Что с тобой, Фуат?
- Добавь: солдат Фуат.
До сих пор они обращались друг к другу на "вы", теперь сразу перешли на "ты".
- Что ты говоришь, Фуат?
- Взяли. Говорят, годен в строй.
Камиль пристально посмотрел в глаза Фуата. И в его взгляде тот почувствовал укор.
Камиль спрятал в карман начатое письмо и улыбнулся:
- Значит, признали здоровым, Фуат? Очень хорошо. Выходит, ты не хуже других.
- Я сам так думаю, - съехидничал Фуат, - Зачем было лечиться в санаториях, надо было пойти на комиссию в военкомат. - И, как бы отвечая на какой-то упрек, возникший в глазах Камиля, добавил: - Честное слово, никогда меня не обнадеживали так в медкомиссиях.
- Ладно, - сказал Камиль, - если так, нам придется пройти долгий путь вместе, А сейчас давай писать письма домой.
11
Просторная, светлая комната. Солнечное утро. Здание отгорожено от шума и уличной пыли большим садом. Настежь распахнуты окна. Солнечные лучи, проникая сквозь кусты черемухи, мерцают на одеяле.
На кровати лежит Сания. Ее разбудили солнечные лучи. Не поворачивая головы, она переводит взгляд на соседние кровати. Две матери еще спят. Четвертая кровать пуста. Пышно взбитая подушка, кажется, ждет кого-то.
Сания наслаждается покоем. По всему ее телу пробегают приятные, теплые токи, приливает к грудям молоко. В комнате все время мягко веет свежий ветерок, доносит душистый запах. Что это так пахнет? Для черемухи, пожалуй, поздно… Сильный, медовый. Запах розы?.. Нет, скорей липы… Или каких-то ягод? Все в нем есть. Знакомый, старый, родной запах…
Со стороны Камы слышен тоскливый долгий гудок. На мечтательное лицо Сании ложится тень, словно от набежавшего облака.
Но вот за дверью послышалось позвякивание детских колясок, и лицо Сании снова светлеет.
"Дитя мое идет! Иди, мое сердечко, иди!"
От скрипа двери проснулись и матери на соседних кроватях. Одна из них - молодая женщина Фания - родила только первого ребенка. Еще до прихода Сании она освободилась от родильных мук. И ребенок ее был здоров, и сама она чувствовала себя хорошо. Тем не менее она все время была в слезах. Ее муж, шофер грузовика, на второй день войны уехал на фронт. Фания горячо любила мужа, и ей казалось, что счастью их не будет конца. А теперь эта недавно окончившая семилетку девушка упала духом и жила в тревожных предчувствиях. Поэтому Санию, свою бывшую учительницу, она встретила, как родную мать, с наивной доверчивостью стала поверять ей свои сердечные тайны, изливать печаль-тоску.
- Что теперь буду делать? Как буду жить без него, как все перенесу? - плакала она. - И как все это случилось? Я и не думала, что будет война.
Сания старалась успокоить ее:
- Не торопись считать себя несчастной, ведь еще ничего не случилось с твоей любовью.
- Как же не случилось? Разлучили с любимым мужем! Осталась с ребенком…
- Это и хорошо, что ты осталась с ребенком.
- Ох, Сания-апа! Отец даже и не видел его…