А люди на подлодке радостно приветствовали "Петлякова", бросая вверх пилотки.
- Вот, черт, как бывает на этом флоте!
Пе-3 сделали круг над подводным кораблем, покачали крыльями и развернулись в сторону своего аэродрома.
А РQ-18 все не было. Вышестоящее командование нервничало: немецкое радио передавало хвалебные сообщения о разгроме конвоя. Противоречивые сведения поступали от английской военной миссии при штабе Северного флота. Особый Северный авиаотряд Мазурука сообщил, что его летчики в районе Новой Земли обнаружили несколько стай вражеских подводных лодок: в том районе намечался маршрут конвоя…
Было отчего хвататься за голову. Нервозность в верхах передалась летчикам: вылетающие на поиск экипажи поднимались задолго до рассвета, тщательной проверке подвергалась их готовность, без конца уточнялись маршруты, квадраты моря. Сначала экипажи проверял начальник связи полка, потом помощник начальника штаба по разведке, инженер, штурман и наконец сам командир. Сверху следовало очередное предупреждение, и все повторялось.
В конце концов, выдержка изменила лейтенанту Усенко.
- Вы бы, товарищ командир, - сказал он, - вместо того чтобы нас дергать, дали б побольше отдохнуть. Придет конвой в зону - найдем, не пропустим!
Командир полка сердито осадил летчика:
- Это еще что такое? Отстраняю от полетов! - и добавил более миролюбиво: - Не тебя одного дергают.
Задание ответственное, понимать надо. На досуге хорошенько подумай: почему нас держат здесь, а не бросают под Сталинград?
С первыми лучами скупого дневного света стало ясно, что на хорошую погоду рассчитывать нечего. "Служба бога" - метеорологи - дали такой прогноз, что лететь было нельзя. Но в море улетели экипажи Жатькова, Богомолова, Щербакова, Устименко, Гаркушенко, Стрельцова. Вслед за ними готовились Усенко с Новиковым и Пузанов с Рудаковым.
Заметно похолодало. Константин посмотрел на сапоги, подумал, что, пожалуй, сегодня было бы разумнее слетать в унтах и в меховом комбинезоне, но они хранились в землянке, идти за ними не хотелось. Приказал Александрову:
- В обе машины бензина залить под пробки!
Над аэродромом погода стояла сносная: облачность хотя была сплошной и с размытой нижней кромкой, но высокой. Вдали за летным полем в дымке серела небольшая сопка. До нее было шесть километров. Если такая видимость удержится и над морем, то Усенко надеялся ширину полосы обследования двумя самолетами довести до двадцати километров. Неплохо!
Из "семерки" выпрыгнул Лопатин. Подошли Новиков с Василием Кравченко, и летчики уточнили совместные действия в полете. Они стояли в кругу, одетые в одинаковые регланы, с пистолетами на боку, в шлемофонах и с целлулоидными планшетами в руках - все рослые, молодые и худые. Отличался только Макар Давыдович, он был старше всех по возрасту и в звании. Но все слушали и смотрели на Усенко, командира группы. Константин, показывая на карту, говорил:
- Попробуем слетать на полный радиус. Думаю, нам галсировать в ближних квадратах моря нечего. Если б там был конвой, его бы уже обнаружили те, кто улетел перед нами. Будем искать где-то у границы зоны, а может, и за нею.
- Это мысль! - поддержал адъютант. - Но надо думать и об обратном пути. Подожди, я сейчас подсчитаю.
Он вытащил из планшета навигационные инструменты.
- Смотри, куда можно забраться!
Усенко удивленно рассматривал карту: в районе, который показал Лопатин, меридианы были нарисованы так густо, что сетка их напоминала раскрытый веер.
- А сколько же будет до берега?
- Восемьсот с гаком.
Тонкие брови летчика сошлись в прямую линию: он задумался, поглаживая округлый подбородок.
- Так далеко "Петляковы" еще не летали. Если экономить горючее… - и решительно рубанул рукой. - Дойдем! Новиков! Если погода начнет зажимать, держись рядом крыло в крыло. Понял? Ну-у, тогда по самолетам! Пошли, хлопцы!
Летели, как позволяли облака, на высоте тысяча двести метров. Прошли горло Белого моря, оставили позади ИПМ - исходный пункт маршрута - мыс Святой Нос и повернули на север. Новиков держался в строю хорошо: не наседал и не отставал, шел на одном уровне с ведущим. Усенко убедился в собранности ведомого, смотрел на него одобрительно.
Давно растаяли в дымке родные берега. Небо все больше хмурилось. Нижняя кромка облачности постепенно понижалась, обзор сокращался. Море выглядело темным, как застывшая студенистая масса, покрытая рябью волн. Ветер заметно усилился, становился порывистым. Иногда его порывы были настолько сильны, что подбрасывали самолеты. Летчики выравнивали машины и продолжали улетать все дальше на север. Становилось прохладнее. Мерзли лицо, руки. Константин пожалел, что не взял унты и меховые перчатки - краги.
В небе и в море было пусто, но тревожно. Беспокоила мысль, что где-то здесь рыскают фашистские пираты, летают их самолеты…
Усенко поглядывал через плечо на Лопатина и видел, что тот еще и еще раз брался за инструменты, считал, пересчитывал. Конечно, ошибиться он не имел права! А методы определения места самолета в море были примитивны. Все зависело от знания вектора ветра. Но этих данных бомбардир не имел, и негде было их взять. И все же Макар Давыдович старался обеспечить надежное самолетовождение.
- Ну и погодка, будь она неладна! - ворчал он. - Прет и прет всякая бяка! Где только берется такая прорва?
- Арктику недаром зовут кухней погоды.
- Выходит, мы сейчас в том самом котле, где ее варят?
- Точно! Легче стало?
- Еще бы! Даже появилась охота пройти чуть дальше того квадрата, который мы намечали вначале.
- Да ну? - обрадовался Костя. - Вот бы… до полюса!
- А что? Когда-нибудь доберемся и до полюса. Но сегодня сможем приблизиться к нему… еще на полсотни верст!
- Макар Давыдович, дорогой! С вами я чувствую себя всегда уверенно. Даешь прибавку!
- Ты мне зубы не заговаривай! Следи за режимом моторов и за расходом горючего. Экономь его!
- Два часа уже иду на экономичном! Специально консультировался у инженера. Он утверждает, что Пе-3 может держаться в воздухе до пяти часов. Если по-умному, конечно.
- Заманчиво, но будем считать так, чтобы хватило вернуться домой…
Монотонно на одной и той же ноте гудят и гудят моторы. Минута за минутой накручивает минутная стрелка часов время, и с каждой минутой на семь километров удаляются "Петляковы" от материка в океан. Летчики приникли к стеклам кабины, не сводят глаз с поверхности воды в надежде найти суда конвоя либо противника. Тщетно. Пусто. От однообразия и скуки клонило в сон. Бороться с ним Лопатину все труднее, и он решил сказать об этом пилоту. Но тот опередил:
- Попробовать не желаете? Прошу! Чудо века - шоколад эрэс! - и подал… обыкновенный сухарь.
Адъютант скептически посмотрел на него, неохотно взял и вдруг почувствовал голод. Откусил кусок, заулыбался.
Константин увидел улыбку, спросил не без умысла: - Что так, Макар Давыдович? Не понравился эрэс?
- Что ты? Только при чем здесь реактивный снаряд?
- Эрэс? Ха-а! То ржаной сухарь!
Летчики посмеялись над полковыми острословами, и Усенко рассказал, как однажды его выручил Гилим. С тех пор в каждый полет он брал такой "шоколад".
"Эрэс" помог: сон пропал, усталость снизилась.
- Сколько до берега, Макар Давыдович?
- Восемьсот с гаком! Наш квадрат, пора начинать поиск.
Самолеты полетели "змейкой". Глаза с большей надеждой вглядывались в гребни волн, в небо. Пусто и пусто… Летчики оживились, когда на море стали попадаться льдины, потом и целые ледяные поля. Белыми бесформенными пятнами они резко отличались от темно-свинцовой воды, казались неподвижными, как заснеженные острова. На одном из полей у самого его края внимание экипажа привлекли подозрительные черные точки. Снизились. Точки зашевелились и… попрыгали в воду. Оказались тюленями.
Облачность продолжала прижимать "Петляковых" к волнам.
Похолодало. Ледяные поля кончились. Опять колыхалась только однообразная морская равнина.
- Все, Костик! - решился Лопатин. - Пора возвращаться.
- А если еще пройдем немного? Чуть-чуть?
- Нельзя бесконечно. Я и так с риском. Бензина не хватит.
- Ну и что. Сядем на воду. Подберут. Главное - найти конвой, сообщить, чтоб не получилось как с семнадцатым.
- Ты прав. Под Сталинградом сейчас совсем плохо… Ну а если не встретим? Мы и так уж вышли за границу зоны! Стой! Что это? - вскрикнул бомбардир.
- Где?
- Слева! Какой-то шар, что ли? Откуда он? И серый.
В стороне от самолета чуть повыше под облаками проносился вытянутый предмет серого цвета, напоминавший шар. Усенко развернул Пе-3 к нему и… замер от удивления: все море до границы видимого горизонта было усеяно знакомыми усатыми дымящимися жуками - пароходами. На равных полукилометровых расстояниях друг от друга плыли они по три в колонне. Колонн таких было десять! С боков и спереди пароходов, сливаясь цветом с серой водой, шли боевые корабли. Дымов за ними не было, но белые буруны от форштевней и за кормами виднелись издали.
Сомнений не было: шел конвой, тот самый, который летчики двух авиаполков так долго и упорно искали, - РQ-18-й!
Константин настолько поразился увиденной картине, грандиозной и впечатляющей, что совсем забыл про ведомого. Чувство тревоги внезапно пронзило его. Он резко оглянулся и обрадовался: Новиков был на месте. Молодец!
А Макар Давыдович деловито считал пароходы, считал боевые корабли, пересчитывал, делал записи в бортжурнале.
- Костя! В строю вижу двадцать восемь транспортов и около тридцати… Нет! Пятьдесят кораблей охранения! - доложил он. - Подсчитаем: конвой по фронту раскинулся примерно на восемь кэмэ да в глубину на четыре. Итого: занимает площадь в тридцать два квадратных километра. Костя! Этот ж целый город! И где? В море. Даже не верится, что такое может быть не во сне!
- Макар Давыдович! Аэростаты! Над ними аэростаты!
Точно! Над каждым пароходом, поднявшись к облакам, в воздухе величественно плыли продолговатые серые камеры аэростатов. Один из них, очевидно, сорванный ветром, несколько минут назад и обнаружили летчики.
С ходового мостика одного из боевых кораблей к облакам взлетели две зеленые ракеты: у самолетов запрашивали опознавательный сигнал: "Я - свой!"
Пилот раз крутнул штурвал вправо, другой, третий - Пе-3 накренился трижды - это и был опознавательный.
- Вот и поздоровались, поприветствовали друг друга! - радовался удаче Константин. На него вдруг нахлынуло какое-то хмельное буйство, и он предложил: - Промчимся бреющим?
- Ты что? Очумел от радости? Над конвоем же летать запрещено, собьют! Потопали домой да побыстрее. Для нас теперь каждая минута на вес жизни. Боюсь, бензина не хватит! Ложись на курс 161. Да держи поточнее: выйдем на берег, я обратной прокладкой уточню место конвоя. Поехали!
Усенко в последний раз осмотрел окутанный дымами чудо-город в море и развернул машину на юг. Новиков не отставал.
И теперь погода не баловала летчиков. Наоборот, она все чаще подбрасывала им сюрпризы: то обволокнет самолеты моросью, то щедро посыплет сухим снегом, неожиданно опустит кромку облаков да так низко, что перед глазами уставших людей начинало рябить от близости пенных гребней. "Петляковы" рассекали морось, отряхивали снег, стремительно проносились над волнами и упорно приближались к родным берегам.
Короткий заполярный день заметно шел на убыль. Еще быстрее таял запас бензина в баках Пе-3…
Через час обратного полета Лопатин отстучал в эфир радиограмму о месте обнаружения конвоя. Эфир прослушивался плохо: был наполнен нескончаемым треском радиопомех, творимых гитлеровцами, и начавшей бушевать магнитной бурей. Все же в хаосе звуков бомбардиру удалось получить "квитанцию" - подтверждение, что радиограмма "землей" принята.
Задание было выполнено! Теперь, что бы ни случилось с летчиками, командование узнало, что РQ-18 приближается! Сознание этого поднимало дух уставших до безумия летчиков, рождало новые силы и надежды.
Но нарастали и новые трудности: наряду с ухудшением погодных условий росла тревога из-за уменьшающегося запаса бензина, из-за вероятности проскочить мимо берега Кольского полуострова и попасть в Белое море, а там уж никакого горючего не хватит, чтобы попасть на землю.
Появился еще один враг: приближающаяся ночь.
Возбуждение улеглось, в самолете воцарилась тишина. Лопатин перешел на микрофонную связь, пытался вызвать Энск, но помехи оказались сильнее мощности радиопередатчика.
Берег появился справа раньше, чем бомбардир ожидал по расчетам. Настроение у людей поднялось. Лопатин немедленно выключил секундомер, записал точное время полета от конвоя и снова включил: участок берега, на который вышел самолет, ни он, ни Усенко не узнавали. Нужно было лететь до появления знакомого ориентира.
- Так это же мыс Орлов! - обрадовался Константин, приглядевшись к полосе суши. - Теперь, считай, дома!
Лопатин внес коррективы и дал курс на аэродром. Над полуостровом наступали хмурые полярные сумерки.
Усенко с беспокойством поглядывал на ведомого: сможет ли он сесть при такой видимости? Новиков шел рядом, как приказал командир группы, крыло в крыло. Ведущий жестом показал ему: садись первым! Тот долго не понимал. Потом кивнул.
А впереди уже появилось знакомое плоскогорье, за ним провал глубокого каньона реки Поной. На темном поле дымили шашки. У посадочных знаков горели керосиновые фонари "летучая мышь". Фонари маленькие, а видны издалека - так потемнело. Константин глядел на огоньки и соображал: как посадить ведомого? Радио из-за помех не работало. Что делать? И тогда решил завести Новикова на посадочную полосу.
Он помахал крыльями и пошел вперед. Ведомый понял намерение командира, послушно держался за ним, повторяя все эволюции. Когда перед носом самолета оказались посадочные знаки, он убрал газ и благополучно сел. Порядок! Усенко облегченно вздохнул и… оробел: на приборной доске тревожно горели красные лампочки - бензин был на исходе! Когда рулил к стоянке, моторы заглохли: горючее иссякло. К самолету бросилась толпа.
- Весь аэродром сбежался! - довольный, ворчал Лопатин. - Хорошо! Машину на руках закатят в укрытие.
- Командир полка встречает, комэск! - разглядывал толпу Константин, неторопливо выключая приборы и питание. - Разнос не учинят, что пролетели больше положенного?
- Победителей не судят, говорили еще в Древнем Риме! - весело усмехнулся адъютант и нагнулся, чтобы открыть входной люк.
Едва летчики спустились на землю, как оказались в плотном кольце встречающих. Их тискали, помогали снять спасательные средства, восторгались. Потом все расступились, освобождая дорогу Богомолову.
Усенко вскинул руку для рапорта, но комполка опередил:
- Нашли?
- Так точно!
- Что там делается?
- Двадцать восемь транспортов! Все море в дыму!
- Молодцы, крещенные огнем! - Богомолов, не скрывая радости, обнял летчиков. - Утерли нос девяносто пятому! Быстро документацию в штаб - и в столовую! Есть и отдыхать!
К прилетевшим протиснулся Щербаков. Сердечно поздравив с успехом, комэск откровенно сказал:
- Мы уже считали вас погибшими. Вы ж пробыли в воздухе на двадцать минут больше расчетного. Как же ты ходил?
- На экономичном. Я ж консультировался…
- Ох, экспериментатор! Из-за тебя чуть не поседел. Ну да ладно! Пошли в столовую!
С неба донесся гул моторов, и над головами людей в полутьме низко пронеслись два самолета с включенными аэронавигационными огнями.
- Кто это?
- Капитан Пузанов и Рудаков. Они улетели после тебя.
Волна радости, несколько минут бушевавшая на стоянке, сменилась тревогой за жизнь тех, кто сейчас находился в воздухе: аэродром для ночных полетов не годился.
Огоньки в темном небе то появлялись, то пропадали.
- Надо бочки! Запалить бочки! - закричал Богомолов и напрямик через летное поле бросился к старту. За ним побежали другие.
Гул моторов и огни приблизились. Но "Петляков" заходил на посадку поперек узкого летного поля. От посадочного знака навстречу ему взвилась красная ракета, запрещающая посадку. Сотрясая воздух могучим гулом, самолет опять ушел в темноту. Гул его постепенно ослаб. Второго Пе-3 не было слышно: он исчез где-то на юге.
В конце летного поля рядом с фонарями вспыхнуло пламя и поднялось факелом - заполыхала бочка с мазутом.
Со стороны моря снова показались огни самолета. Опять он зашел под большим углом к посадочной полосе, и ракета угнала его. Затаив дыхание, люди следили за страшным поединком жизни со смертью.
Снова воздух содрогнулся от низко пролетевшего Пе-3. Внезапно гул его оборвался. До аэродрома донесся глухой удар, потом взрыв.
Без команды люди бросились бежать в ту сторону, откуда донесся этот страшный взрыв… Разбился экипаж одного из лучших летчиков 95-го авиаполка капитана Пузанова…
Еще жертвы. Причины? Те же. Верно, аэродром не имел ночного старта. На нем вообще не было никакого Аэродромного оборудования. Бензин, масло, воду в самолеты заправляли с рук ведрами. До ночного старта ли с его громоздким оборудованием? Верно и то, что сами летчики пренебрегали жестким законом авиации, гласящим, что посадка самолетов в любом случае должна производиться за час до наступления темноты. За час!
Но кто не знал, что враги, летающие с норвежских и финляндских хорошо оборудованных стационарных аэродромов, не воспользуются этим часом, чтобы разгромить конвой? По долгу совести наши летчики не бросали без охраны суда. Не могли бросить!..
Война! На ней радость и боль утрат шагали рядом.
…Экипаж Рудакова отлетел подальше от аэродрома на юг и там выбросился с самолета на парашютах.
Суровый сентябрь Заполярья
1
Надежно охраняемый Северным флотом и летчиками ОМАГ обратный конвой QР-14 без потерь вышел из советской зоны и был передан для дальнейшего сопровождения союзному флоту. Все наши силы перенацеливались на охрану подходившего конвоя РQ-18.
Штаб ОМАГ разработал план прикрытия конвоя. По нему над судами с рассвета до темноты должны были патрулировать усиленные наряды истребителей: в дальних районах - двухмоторные из понойской группы, в ближних - у берегов на доступный радиус действия - одномоторные, летавшие с аэродромов, расположенных на побережье Кольского залива и полуострова Рыбачий. Основная роль при этом, естественно, отводилась всепогодным Пе-3 из 13-го и 95-го авиаполков. Им приказывалось все светлое время суток держать над конвоем четверки. Разделенные на пары, они обязывались летать на встречных курсах - "ножницами" - и пресекать попытки вражеской авиации прорваться к судам с северо-западной, северной и северо-восточной сторон.
В авиаполках развернулась экстренная напряженная работа. Штабы приступили к планированию и установлению очередности вылетов четверок. Однако уже первые расчеты показали, что имевшихся в полках сил для такой задачи недостаточно.