С этими словами, стараясь не делать преждевременных резких движений, я легонько, по высокой дуге левой рукой кинул сапог молодому. Дальше все пошло на сотые доли секунды, словно в замедленном кино: вот Федька медленно и почти рефлекторно поднял обе руки - в одной револьвер - пытаясь ухватить и поймать сапог, который летит ему прямо в лицо… Вот "борода" на мгновение отвлекся и проводил летящий сапог взглядом… Кажется, тот летел медленно-медленно, а моя правая рука неуловимым движением одной только кисти уже выстреливала разящий стальной клинок, извлеченный из-за голенища правого сапога… Нож вошел в горло "бородатого", и я тут же переключился на второго: из положения "сидя", как учил инструктор по "джиу-джитсу", резко выбросил вперед и одновременно в сторону правую ногу - при этом жестко уперся ладонями в землю. Подсечка удалась, я зацепил сильным и резким круговым движением ногу парня, после чего он потерял равновесие и начал заваливаться на спину. Самое любопытное, что сапог он все же поймал и сейчас, даже падая, не выпускал из рук. У меня в запасе было не больше двух-трех секунд: болезненный удар по голени шокировал "молодчика" на очень короткое время, а в руке у него оставалось оружие. Сейчас все мое внимание сосредоточилось именно на револьвере: мгновенно оказавшись на корточках, я прыгнул на противника сверху и захватил кисть руки, в которой был пистолет. В это время он выстрелил, но я уже успел отвести ствол в сторону - теперь у парня не было ни малейшего шанса. Ребром ладони наотмашь я резко ударил его по горлу, прямо по выступающему острому кадыку…
Трупы я присыпал опавшей листвой, даже не обыскав и не проверив хотя бы содержимое их карманов - эти двое, кто бы они ни были, меня абсолютно не интересовали. Собрав свои вещи, я постарался как можно быстрее покинуть место недавней скоротечной схватки: выстрел из револьвера мог привлечь внимание - не исключено, что у этих двоих были поблизости сообщники.
Я снова бежал не меньше двух часов, прежде чем решился сделать повторный привал и все-таки подкрепиться: голод давал о себе знать. Дождя не было, и с самого утра светило солнце. Я выбрал сухое место на пригорке, снова под высокой сосной - мне нравились эти стройные и благородные деревья. Пока жевал неизменную тушенку с хлебом, размышлял над своими многочисленными "приключениями" в советском тылу с момента выброски - всего-то за трое с половиной суток! Вывод был неутешительным: с самого начала все пошло наперекосяк, через "пень-колоду"… Я считал, что операция по захвату русского аэродрома почти наверняка была обречена на провал. Девяносто девять процентов успеха подобных мероприятий зависят от таких факторов, как скрытность и внезапность. А в данном случае шуму наделали более чем достаточно: сначала при выброске, потом сегодня ночью - на КПП. Смершевцы ведь тоже не дураки - вполне могут "допереть" до истинных целей и задач, которые пытаются осуществить здесь немцы. Тем более каналы информации у них весьма разносторонние, включая агентурные сообщения, а также показания задержанных агентов и даже перебежчиков. В половине шестого я достиг последнего заметного ориентира перед конечной точкой своего сегодняшнего перехода: лесного озера под названием Верхнее. От него я двигался уже в темноте, ориентируясь исключительно на фосфоресцирующую стрелку компаса. Слава богу, вышел точно в нужное мне место - хоть в чем-то повезло в череде преследующих меня неудач и чрезвычайных происшествий последних дней. Впрочем, мне пока везло в главном: я был еще жив и находился на свободе.
К девяти вечера, изрядно вымотанный и уставший, я прибыл в исходный квадрат: еще через час, уже в полной темноте, вышел на большую лесную поляну. Она была отмечена на моей карте еще на "той стороне" как возможное место для приема десанта и даже специального самолета (типа "Арадо") - таких "площадок" на карте было указано десятка два, в разных районах Смоленской области. Все они были расположены в достаточно глухих и удаленных от населенных пунктов местах. Разложив на земле чемодан с рацией, я закинул проволочную антенну на сук невысокой березки, потом настроился на частоту абверовского разведцентра. Поймав знакомые позывные, я "отбил" текст шифровки со следующим коротким сообщением:
Сообщаю координаты исходной точки для встречи десанта… Жду дальнейших указаний.
Крот
Ответ был стандартным - при свете электрического фонарика я расшифровал его через пять минут:
Кроту.
Следующий сеанс связи ровно через час. Ждите дальнейших указаний. С приветом.
Вернер
Итак, через час… Минувший день был солнечным, земля немного прогрелась и еще не успела остыть: я расстелил на траве под березкой плащ-палатку и лег на спину, заложив руки за голову. Нынешняя осень выдалась в этих краях дождливой, но относительно теплой - не по-осеннему ласковый ветерок трепал мои короткие волосы и сейчас, когда не было дождя, можно было вполне комфортно переночевать даже на открытом воздухе. Правда, под утро могут ударить заморозки - так ведь и спать в эту ночь мне вряд ли придется: я был уверен, что десант выбросят именно сегодня.
Подошло время очередного сеанса связи. Я вышел в эфир и принял очередную радиограмму:
Кроту
Выброска по указанным вами координатам сегодня ночью от 02 часов. Наземные ориентиры: три зажженных костра в форме треугольника. Пароль при встрече "Висла". Поступите в распоряжение командира десанта. С приветом.
Вернер
"Ну, вот! - подумал я, прочитав текст. - За что боролись, на то и напоролись… Впрочем, этого следовало ожидать - немцы наверняка не отказались от реализации плана, порученного моей (теперь уже уничтоженной) группе. Что же, поживем - увидим…"
Я собрал рацию, потом немного подумал и посветил фонариком вокруг себя: метрах в десяти, на самой опушке, я увидел поваленное старое дерево с вывернутыми и торчащими из земли корнями. Туда, в углубление между корней, я и засунул чемодан с рацией, хорошенько замаскировав и запомнив это место. Вокруг, на всякий случай, посыпал спецсредством от собак. Потом пошел собирать сучья и ветки для костров.
ГЛАВА 10
Запасной аэродром "Соколовка"
10 октября 1944 г.
Смоленская область.
Унтершарфюрер СС Питер Крафт.
Недаром перед заброской его мучили самые дурные предчувствия - похоже, к вечеру первого дня пребывания в смоленских лесах они начали сбываться. Впрочем, если все пойдет по плану, то первые же сутки в русском тылу станут и последними: завтра они должны вернуться обратно. Но это при благоприятном исходе операции - а если нет?! Тем более с момента десантирования прошло всего четырнадцать часов, а за этот относительно небольшой промежуток времени случились уже два крупных "прокола". Хотя поначалу все шло как нельзя лучше…
По прихоти судьбы в район десантирования группу Минкина - Крафта доставил тот же транспортный "Юнкерс", что и четверо суток назад диверсантов Крота. Командир экипажа майор Юргенс обратил особое внимание на явное усиление плотности зенитного огня русских средств ПВО - как при перелете через линию фронта, так и на дальних подступах к Москве, уже над Смоленской областью. Ветеран двухсотой эскадрильи люфтваффе, обеспечивающий разведывательно-диверсионные полеты по выброске агентов в дальний тыл противника, Юргенс не мог не отметить возросшую активность германских спецслужб именно на данном направлении - кратчайшем к Москве. За последние три недели только на территорию Смоленской области было выброшено на парашютах около десятка небольших групп агентов, причем часть из них наверняка в качестве отвлекающего маневра. "Возможно, я ошибаюсь, но в этих местах готовится какая-то крупная диверсионно-террористическая операция, - размышлял майор. - И, судя по плотности заградительного зенитного огня, это заметили и русские…"
Тем не менее десантирование группы Минкина прошло, как говорится, "без сучка без задоринки": унтершарфюрер Крафт даже суеверно перекрестился, оказавшись на земле. "Может, не все так плохо, как я представлял себе "дома"?" - подумал он, привычными движениями бывалого десантника подтягивая за стропы купол парашюта.
Встречающий группу на земле агент Крот всегда вызывал у Крафта некоторое подобие симпатии - насколько вообще он был способен симпатизировать русским. По крайней мере, майор Скорцени отзывался об агентурных качествах Крота достаточно высоко. Сейчас этот русский сноровисто тушил сигнальные костры: последний из трех он раскидал и погасил после того, как вокруг собрались все шесть парашютистов. Они хорошо знали Крота - вместе обучались на специальных курсах Скорцени, - поэтому здоровались с ним за руку, как со старым знакомым. Называли друг друга строго по агентурным кличкам. Командир группы Минкин, он же Дрозд, приказал уничтожить следы костров и спрятать парашюты: их закопали в неглубокую яму, вырытую саперными лопатками - сверху замаскировали опавшей листвой.
Двадцатидвухлетний Крафт, несмотря на молодость, был здесь самым опытным бойцом: начиная с высадки на остров Крит весной сорокового, он уже пятый год бессменно находился на полях сражений Второй мировой. Его ровесники, бывшие красноармейцы Лещенко, Артемов и Лазаренко - агенты Рыба, Музыкант и Апостол, не имели такого богатого фронтового опыта, но прошли неплохую подготовку по диверсионному делу у самого Скорцени. Командир Дрозд, плотный тридцатилетний мужчина среднего роста, участвовал во многих ответственных операциях германских спецслужб - за что трижды награждался медалью "За храбрость". И, наконец, Старыгин, он же Телеграфист - кличку получил в соответствии со своими блестящими навыками работы на ключе радиопередатчика… Да еще Крот - похвальный отзыв о нем штурмбаннфюрера Скорцени говорил сам за себя. Таким образом, Крафт по праву считал эту группу сильным боевым подразделением, способным выполнить поставленную перед ними задачу. Тем более к вечеру их силы должны были удвоиться после соединения с группой Валеева - Преглера.
Однако здесь их ожидало первое разочарование, можно сказать, крупный "прокол" - в четыре утра обе группы должны были произвести радиообмен, но он не состоялся. К этому времени диверсанты Дрозда стремительным марш-броском удалились уже на значительное расстояние от места выброски и устроили первый небольшой привал в хвойном лесу.
- Николай, готовь рацию - через пять минут сеанс связи с "центром", - распорядился Дрозд. - Остальным отдыхать, привал двадцать минут! Можно курить.
Пока Телеграфист настраивался на нужную частоту, сам командир отошел в сторону - покурить и, видимо, о чем-то переговорить наедине с Крафтом - вскоре он подозвал к себе и Крота. Остальные молча расположились прямо на траве. Ближе к утру поднялся ветер, который раскачивал верхушки высоких елей. Но внизу было тихо, а на небе, не затянутом тучами, мерцали далекие звезды. Даже в окружающей природе, казалось бы, нейтральной, Крафту чудилась некая враждебность. "А вдруг нас здесь бросят на произвол судьбы, не пришлют самолет - что тогда?" - лезли в голову тревожные мысли.
- Товарищ майор, возьмите радиограмму! - обратился к Дрозду (тот, как и Крафт, был в форме майора НКВД) радист, записавший на небольшом листке из блокнота ряды цифр. Командир взял шифровку и через несколько минут зачитал стоящим рядом Крафту и Кроту расшифрованный им с помощью специальной таблицы текст:
Дрозду
Группа Султана в обусловленное время на связь не вышла. Пробуйте двусторонний радиообмен на запасной частоте. Дальнейшие действия согласно плану. Не падайте духом.
Вернер
- Шайзе! - не выдержал немец и, в нарушение правил поведения в русском тылу, негромко выругался на родном языке - что, кстати, в переводе означало "дерьмо".
- Майор Петерс! - одернул его Дрозд, который на правах старшего не преминул поддеть бывшего инструктора. - Никаких "иностранных" выражений! В крайнем случае, только на латышском - на "родном" языке, так сказать.
Минкин слыл острым на язык даже в подобной непростой ситуации в его фразах нет-нет да и проскальзывал весьма язвительный "военно-полевой" (как он выражался) юмор.
Однако Крафт не принял такого легкомысленного, по его мнению, настроя - взволнованно заговорил, отчего его русский язык приобрел еще больший акцент:
- Ваш постоянный глупый шутка сейчас неуместен, товарищ командир, - надеюсь, теперь мой фраза правилен. Так вот: ты обязан выполнять приказ любой цена - даже в одиночку, без поддержка группа Валеефф - Султан!
- Не надо меня учить, Крафт! - Дрозд намеренно назвал заместителя немецкой фамилией, как бы давая понять, кто здесь старший и, следовательно, кому позволено некоторое отклонение от правил - в отличие от подчиненных. Петерс чуть покраснел - в темноте это было незаметно, и со злобой подумал: "Проклятый русский! Во Фридентале я бы не так с тобой разговаривал!" Он уже хотел сказать что-то резкое, но тут вмешался Крот:
- Не время для споров! Надо попробовать связаться с резервной группой напрямую и при любом результате двигаться дальше!
Унтершарфюрер знал, что Яковлев имеет воинское звание "фельдфебель", а это на две ступени выше его унтер-офицерского чина. У него, как у истинного немецкого солдата, безоговорочно сработал рефлекс "чинопочитания" - хотя формально Крот не был его командиром, Петерс тут же прикусил язык.
- Николай! Попробуй связаться с группой Султана - сейчас как раз время радиообмена! - негромко подал команду Дрозд. - Частота 5.200!
- Слушаюсь! - откликнулся Телеграфист и снова склонился над рацией.
Но резервная группа, которая должна была десантироваться час назад примерно в шестидесяти километрах севернее, упорно молчала. Командир собрал десантников и поставил боевую задачу - двигаться лесом в направлении населенного пункта Соколовка, что в пятидесяти километрах.
- Товарищ майор! - обратился к Минкину Апостол. - А там что? Что за операция?
- Узнаете на месте! - резко оборвал его Дрозд. - А пока - никаких лишних вопросов!
Строго говоря, о предстоящем захвате аэродрома знали трое: Минкин и Крафт - как руководители абвергруппы, еще Яковлев - в силу того, что перед его уничтоженным отрядом стояла та же задача.
- Еще десять минут передохнем - и вперед! - приказал Дрозд.
Однако, когда пришло время отправляться дальше, обнаружился еще один "прокол" - да какой! Исчез радист Старыгин! Никто ничего не понимал: рация оставалась на месте, сам Телеграфист тоже, казалось - вот только что находился рядом! И вдруг - как сквозь землю провалился! Минут двадцать пытались искать его в ночном глухом лесу в радиусе двухсот-трехсот метров, но это ничего не дало.
В подавленном настроении отряд двинулся дальше - рацию понес Крафт. "Проклятие! - размышлял он, продираясь сквозь кустарник вслед за командиром. - Не зря меня мучили дурные предчувствия!" Потом унтер-офицер беззвучно зашевелил губами - возможно, начал молиться своему немецкому богу в надежде, что где-то там, наверху, его услышат и помогут выбраться живым из этой чужой и враждебной страны…
Полковник Громов.
Запасной аэродром, расположенный примерно в ста восьмидесяти километрах от Смоленска и обозначенный на штабных картах как Соколовка - по названию расположенного поблизости небольшого поселка торфоразработчиков, - назвать аэродромом в полном смысле этого слова было, конечно, нельзя. Даже с приставкой "запасной" он подпадал под понятие "аэродром" с очень большой натяжкой. По существу, это было огромное поле с двумя полуразвалившимися ангарами по бокам и какими-то деревянными постройками, напоминающими обычные сараи для хранения дров или хозяйственного инвентаря. В одном из таких "сараев", оборудованном печкой-буржуйкой и официально именуемом "караульным помещением", круглосуточно несли службу пятеро солдат во главе с сержантом из состава войск НКВД по охране тыла. К октябрю 44-го этот аэродром "подскока" утратил свое былое значение, а всего лишь полгода назад за одни только сутки транзитом он пропускал по нескольку десятков боевых самолетов. Это были "Илы", "Яки", "Лавочкины" - собранные на авиазаводах Урала и Сибири и совершающие перелет на фронт. Кроме того, здесь приземлялись для дозаправки американские истребители "Аэрокобра", которые советские летчики через Аляску и Дальний Восток перегоняли по союзническим поставкам из США. Затем, в связи с изменившейся стратегической обстановкой и продвижением советско-германского фронта далеко на запад, маршруты перелетов изменились, и аэродром "Соколовка" оказался в стороне от основных авиатрасс. Тем не менее он продолжал числиться в качестве резервного и поддерживался в "рабочем состоянии" - включая наличие авиационного топлива в зарытых в землю цистернах - и при этом, естественно, охранялся…
С двенадцати дня полковник Громов находился в приподнято-возбужденном состоянии: произошло событие из разряда тех почти невероятных удач, которые в работе контрразведки случаются крайне редко. В военном госпитале он лично допрашивал диверсанта из группы Крота по фамилии Калныньш, когда его попросили подойти к телефону в кабинете дежурного врача. Кстати, сюда полковник прибыл в надежде выяснить какие-то новые детали по яковлевской группе - чтобы еще раз попытаться проанализировать вероятные цели ее заброски. И вдруг - неожиданно, такая удача! Дежурный по оперативно-разыскному отделу контрразведки сообщил, что с Громовым срочно хочет переговорить Горобец, и переключил его на кабинет подполковника. Тот взволнованным голосом доложил, что в их отдел недавно позвонил начальник Кармановского райотдела НКВД с важнейшей новостью: к ним явился с повинной человек в форме советского военнослужащего, утверждающий, что он агент-парашютист абвера. Якобы выброшен сегодня ночью в составе немецкой диверсионной группы из шести человек - еще один агент, седьмой, встречал их на земле.
- Что он сообщил о цели заброски? - нетерпеливо спросил Громов.
Дежурный врач, пожилой подполковник медицинской службы, оставил его в кабинете одного, и можно было говорить вполне свободно, не опасаясь "посторонних ушей".
- О задании командир им не сообщил, но назвал населенный пункт, куда они должны выдвинуться сегодня к исходу дня: Соколовка!
- Та самая, рядом с запасным аэродромом?
- Именно, товарищ полковник!
- Так… Юрий Иванович, слушай меня внимательно: немецкого агента необходимо срочно доставить в Смоленск. Ты меня понял?
- Я уже распорядился, Василий Петрович: энкавэдэшники доставят его примерно через час - прямиком ко мне в отдел.
- Отлично! Жди - я тоже к тебе выезжаю, прямо сейчас! Предварительно кое-что обсудим.