- Значит, разведке не доверяешь? - то ли спросил, то ли уточнил Гонецкий.
- Доверяю. Только у меня за речкой есть своя агентура. Поэтому я знаю, что Сафар-Чулук подчиняется Надир-шаху. Он его ширма. На самом деле - вся провинция в руках одного человека. Так что проблемы будут у меня, а не у одиннадцатой заставы.
Полковник невесело подумал, насколько Мансур близок к истине. Только он еще даже не подозревает, какого рода проблемы поджидают его.
- Проблемы у тебя уже начались. Я, в общем-то, потому тебя и вызвал.
По тону, каким это было сказано, капитан с легкой тревогой ждал продолжения. Однако полковник не успел ничего сказать, как дверь приоткрылась и в кабинет заглянул особист Адамов:
- Разрешите присутствовать, товарищ полковник?
- Заходи, Борис Борисович, присаживайся.
Майор вошел с папочкой в руках и уселся напротив Аскерова. Вчера он после долгого перерыва постригся и, как всегда в подобных случаях, выглядел моложе своего возраста. Мансур заметил, что оба они - и полковник, и майор - ведут себя весьма странно, словно готовятся выполнять тягостную для него миссию.
- Вот такое у нас, прямо скажем, заковыристое дело… - произнес Алексей Григорьевич и взглядом призвал на помощь Адамова.
- Хотите, чтобы я начал, Алексей Григорьевич?
- Да, давай лучше ты.
Аскеров с напряжением ожидал, что сейчас последует. Неизвестность - хуже всего. Он даже представить себе не может, какой сюрприз ему уготован, но, судя по всему, не из приятных.
- Тут такая проблема возникла… - сказал особист. - Мы тебя, Мансур, давно знаем и ценим давно. И никогда претензий к тебе не было. Ну, кроме отдельных моментов.
Он повернулся за поддержкой к начальнику штаба, но полковник досадливо отмахнулся, не желая вспоминать "отдельные моменты": мол, ерунда все это, говорить не о чем. Адамов же насупился и посуровел. Он постепенно входил в роль дознавателя. Процедил чуть ли не по слогам:
- А вот сейчас уже не ерунда. Сейчас разбираться надо.
И он рассказал Аскерову про те сенсационные сведения, которые принес с того берега журналист Стольников. По словам особиста, получалось, что мирные афганцы, не имеющие отношения к боевикам, настолько хорошо отнеслись к скрывавшемуся от моджахедов российскому журналисту, что сомневаться в их искренности и добром отношении к нашей стране вообще и к пограничникам в частности не приходится.
Огорошенному Мансуру приходилось вжиться в свое новое положение - человека, подозреваемого в предательстве. Это было выше его сил.
Начальник штаба и особист, потупившись, молчали, словно родственники на похоронах.
- Алексей Григорьевич, вы же только что говорили со мной как с начальником заставы… - обратился капитан к Гонецкому.
- Говорил и буду говорить. Наверняка тут получилась какая-то накладка или провокация. Однако ты нас тоже пойми: мы обязаны реагировать на подобные, пусть даже самые нелепые сигналы. Ты же сам пограничник, знаешь специфику нашей службы. Пожалуйста, отнесись к этому как к необходимой формальности.
Адамов сказал:
- Данные анализировали, ты уж поверь, капитан, не на нашем уровне. Вывод такой, что информация объективная.
- Как вы это докажете?
- Что - мы? Расследование докажет.
- Или опровергнет, - убежденно добавил полковник, давая понять присутствующим, что он всецело находится на стороне Мансура. А тот спросил:
- У меня будет обыск?
- Да, - подтвердил майор. - А что делать? Мы и с офицерами побеседуем. Не допрашивать их будем, а побеседуем, как положено.
Мансур выглядел по-настоящему подавленным:
- Что мне сейчас делать?
Полковник задумался, покручивая ус. Потом сказал:
- Официально ты будешь считаться в отпуске. Заставу пока примет твой заместитель, Клейменов.
- А могу ли я, учитывая военную опасность, остаться на заставе?
- Как раз, учитывая опасность… - начал было Адамов, однако полковник решительно прервал его, сказав Мансуру:
- Под мою ответственность - можешь.
Такой выпад начальника штаба не понравился майору, тем не менее он сделал хорошую мину при плохой игре, фальшиво сказав:
- В конце концов, ничего не найдем, и опять все будет нормально.
- Нормально уже никогда не будет, - не слишком доброжелательно ответил Мансур осипшим от волнения голосом.
- Да ладно тебе, капитан! - с наигранной бодростью воскликнул полковник. - Не раскисай. Где наша не пропадала! Поверь, мне сейчас не лучше, чем тебе. И Борису Борисовичу тоже несладко.
Адамов кивнул:
- Да уж. Поверь, никто тебе зла не желает.
Его слова прозвучали не столь искренне, как у полковника.
- Откуда же оно тогда берется, зло? - посмотрел на майора Мансур.
- Об этом ты Аллаха спроси, - хохотнул тот. - Ты же у нас, капитан, мусульманин. Причем единственный.
"Куда же могли деться эти двое?" - недоумевал Ратников. Пограничники уже битый час прочесывали окрестность и пока безрезультатно. Даже намека нет на какое-либо присутствие посторонних.
Чтобы сбить инерцию невезения, лейтенант устроил привал. Пусть ребята подкрепятся и чуток отдохнут. Собаку тоже покормить нужно. Лейтенант решил посоветоваться по поводу дальнейшего маршрута с опытным Рахимовым, и тот безапелляционно заявил:
- За этой горой встретим спецназ. Или даже раньше, если они быстро идут.
- А куда же эти двое делись?
На этот вопрос у сержанта тоже были два варианта ответа:
- В щель какую-нибудь заползли. Или проскочили. Бывает.
- Но ведь душман сказал, что они только что прошли.
- У "духа" уже не спросишь. Мало ли что он там сболтнул. Если начальство прикажет искать сутки - сутки и будем искать.
Лейтенант кивнул на боковую тропу, уходящую к вершинам скалистой гряды.
- А эта тропа куда ведет? Может, там поискать?
- Жердев объяснял, что это тропа в никуда. Там скалы над дорогой. Спуститься вообще нельзя.
- Альпинисты везде спускаются. Вдруг они из той породы?
- Этого мало. Там не только люди, есть и машины. С воздуха тоже заметить могут.
Словно подтверждая его слова, неподалеку над вершинами пролетел вертолет. Подошел Раимджанов с овчаркой. Услышав окончание разговора лейтенанта и сержанта, он предложил пойти по загадочной тропе с Шерифом. Если там были чужаки, собака почует.
Ратникову предложение понравилось. Договорились, что он и Раимджанов с собакой пойдут вверх по "тропе в никуда". А Рахимов с двумя бойцами отправится нижней тропой.
Из штаба погранотряда Мансур вышел, как сомнамбула. Пошел прямо, натолкнулся на какого-то старика, чуть не сбил беднягу с ног. Тот принялся возмущенно выговаривать, но капитан, даже не извинившись, пошел дальше. Вскоре нос к носу столкнулся с Касьяном. Тот был в курсе аскеровских неприятностей. Он посочувствовал Мансуру, однако, и честь мундира защитил:
- А ты чего ожидал? Чего-нибудь другого? Нет, брат. Контрразведка обязана подозревать всех и каждого, невзирая на заслуги. Служба такая.
- Спасибо, друг, ты очень меня утешил.
- Да будет тебе известно, Мансур, у контрразведчиков нет друзей. И они никого не утешают.
- Вот те раз! Может, мне вообще с тобой не разговаривать?
- Я тебя призываю думать, а не психовать и не обижаться, - сказал Касьян, хотя сам заметно обиделся на начальника заставы. Правда, тот был в таком состоянии, когда не замечают ни хулы ни хвалы. Он продолжал наскакивать на особиста:
- А сами вы думать не хотите?.. Неужели не понятно, что это дезинформация чистой воды?
Касьян вскинул брови, которые сошлись "домиком" у него над переносицей:
- Как раз понятно, что это не дезинформация. "Духи" работают более грубо и убедительно. Как в случае с Мюллером. Подкинули бы тебе наркоту. Нашелся бы свидетель, который где-то с кем-то тебя видел, и пиши пропало.
- Это все, что ты мне советуешь?
- Пока ты не начал думать, то да. Ты все же исходи из того, что это не деза. Проанализируй ситуацию. Отдели объективную информацию от условной.
- Что это значит? - не понял Мансур.
- То и значит. Предатель на заставе есть? Есть. Это объективно.
- А то, что он мусульманин?
- Вот это условно, тут и говорить нечего. На лбу ни у кого не написано, мусульманин или буддист. И еще: у этого капитана мусульманина якобы есть какие-то "старые грехи". До них еще докопаться нужно. Да и грехи разные бывают. Может, он просто рыбу без чешуи ел.
Уловив логику особиста, начальник заставы впервые за время беседы улыбнулся.
- Верно, Коран это запрещает. Я тебя понял. Буду думать.
Они приближались к КПП, когда еще издали заметили быстро идущую Лейлу, и Касьян сказал:
- Кажется, к тебе идут. Только особенно не задерживайся, скоро едем.
Он вошел в помещение КПП, а Мансур поспешил навстречу Лейле. Девушка, не стесняясь, поцеловала его и прижалась к плечу. Аскеров слегка смутился. Никогда раньше Лейла так открыто не бросалась в его объятия. Подобное выражение чувств на нее не похоже. Между тем возбужденное состояние девушки объяснялось не только ссорой с отцом. Когда она выбежала из дома и шла по улице, ей показалось, что за ней на приличном расстоянии следуют двое неприметно одетых мужчин. Девушка нарочно свернула в переулок и, через какое-то время обернувшись, вновь увидела тех двоих мужчин. Причем они находились немного ближе к ней, чем раньше. Увидев Мансура, она буквально бегом ринулась к нему. Сейчас она опять оглянулась и убедилась, что позади почти пустая улочка. Преследователи исчезли.
- Ты чего такая взволнованная? - спросил Аскеров. - Что-нибудь случилось?
- Все, теперь уже точно все. Больше я домой не вернусь. Я ушла совсем. Иначе нельзя.
- Погоди, милая, не кипятись.
- Я спокойна и все решила.
В это время гулко стукнула дверь КПП, и капитан оглянулся. Он увидел, что из проходной вышли два особиста. Касьян с жаром что-то доказывал Адамову. Борис Борисович слушал и бросал недовольные взгляды на Аскерова, из-за чего капитан начал нервничать. Лейла же продолжала говорить - негромко, но энергично, с надрывом, едва сдерживая слезы. Наконец Мансур встрепенулся и участливо спросил ее:
- Наверное, ты поругалась с отцом?
- Ты совсем не слышишь, что я говорю. Не поругалась, я ушла совсем. Сказала все, что о нем думаю, и ушла.
Аскеров спиной чувствовал нетерпеливые взгляды офицеров. Он сказал:
- Извини, Лейлочка, сейчас не очень удобно говорить. Я очень занят.
- Ты всегда занят, я понимаю. Я никогда не мешала твоим делам, но сейчас послушай меня две минуты, пожалуйста. Мне скоро двадцать лет, я взрослый человек, и больше никто не будет за меня ничего решать. Теперь все зависит только от меня… и от тебя тоже…
Мансур прекрасно знал характер любимой. Если Лейлу понесло, она уже не воспримет никаких доводов или возражений. Остается набраться терпения и слушать ее.
- Так что же ты решила?
- Мы уедем на один день. И все. И никто больше нам не нужен.
Она, притихнув, ждала, что Мансур сам скажет, что они поедут и поженятся, и в этом нет никаких сомнений, и она большая умница, если на такое решилась. Однако он вместо этого с огорченным видом спросил:
- А как же отец? Что с ним будет?
- Он нас простит. Сперва поругается, обидится, а потом простит, я его знаю.
- Давай встретимся завтра и поговорим.
Лейла бросила взгляд на стоящих в стороне офицеров. Один из них раздраженно поглядывал на часы.
Девушка поняла, что они ждут Мансура, и смотрела на них, как на досадную помеху. Но отпустить капитана было выше ее сил.
- Нет сейчас, я до завтра не доживу.
- Лейлочка, я не могу сейчас нормально с тобой говорить. Меня люди ждут.
- Скажи только: да или нет, это же так просто.
- Ты любимая и единственная, и больше всего на свете я хочу быть рядом с тобой.
- Так за чем дело стало?
- Ты хочешь ответа прямо сейчас? Я никогда не убегаю и никого не предаю. Мне тоже не нравится этот обычай, но, если его уважает твой отец, мне тоже придется его уважать.
- Так, да? А меня… меня ты уважаешь?
- Я каждый день буду молить его изменить решение. Он не злой, отец любит тебя, рано или поздно мы убедим его…
Лейла истерически хохотнула.
- Убедим, когда я буду старухой? Не поздновато?
- Тебе девятнадцать, а выглядишь ты намного моложе своего возраста. Так что время есть.
Мансур попытался все свести к шутке, однако этот номер у него не прошел, поскольку Лейла была настроена слишком серьезно. Она резко отстранилась от него.
- Я не хочу поздно! Не хочу! А тебе все равно, потому что я для тебя ничего не значу! Получается, ты не хочешь оскорбить отца, а меня оскорбить можно? Учти, я сама пришла к тебе, все видят, как я унижаюсь, как позорю себя…
- Хорошо. Я приеду завтра. И мы все обсудим.
- Не надо. Уже поздно. Свои правила ты любишь больше меня. Все, будь здоров, товарищ командир!
Она повернулась и стремительно пошла прочь. Мансур хотел побежать за ней следом, но дорогу перегородил потерявший терпение Адамов. Стоявший за ним Касьян жестами и мимикой показывал Аскерову, чтобы тот не лез на рожон, вел себя благоразумней.
- Простите, что помешали, товарищ капитан, - не без желчи произнес Борис Борисович. - Нам пора ехать, а то до темноты не успеем обернуться. Нам предстоит пара формальностей - досмотр ваших личных вещей и служебной документации.
Мансур вытянулся по стойке "смирно".
- Я готов.
Лейла видела издали, как Мансур с двумя офицерами направлялся к машине. По тому, как они шли - Аскеров в середине, двое других по бокам - можно было подумать, что он арестован. Именно это и подумала Лейла и тут же подумала о том, что она осталась совсем одна. С отцом поругалась, Мансур уехал. Ей стало до того больно, что она села на первую попавшуюся лавочку и тихонько заплакала. Ну почему так получается: вчера у тебя было все, а сегодня нет ничего. Неужели она не заслуживает нормальной жизни без потерь и огорчений?
Она не сразу заметила, что возле нее остановилась случайно проходившая мимо Катерина. Та стояла и молчала, ждала, когда же девушка ее увидит. Наконец Лейла подняла голову.
- Так, так. Привет, - сказала Катерина. - Не помешаю?
Девушка покачала головой и подвинулась. Катерина уселась рядом, закурила, посмотрела на Лейлу.
- Тебе не предлагаю, все равно откажешься. Не так воспитана. А мы люди простые, нет у нас таких хороших традиций, чтобы женщина не курила.
- Я думала, меня никто не видит, - сказала Лейла.
- Никто. Это я случайно проходила. Кстати, сама тут иногда сижу, тихонько пью свою тоску-печаль. И такое бывает. У вас-то что произошло? Милые бранятся, только тешатся? Или кое-что посерьезнее?
- Я его ненавижу.
- Понятно. Значит, теперь у вас настоящие отношения. Все как у больших.
- Вы смеетесь надо мной?
- Отнюдь. Я над собой смеюсь. Только работу в городке получила, и уезжать собралась.
- Ну, вам-то, наверное, безразлично. Ваш Костя куда угодно за вами поедет.
- Да, в этом смысле повезло. Ничего особенного в жизни не видела. Везде одно и то же. И вдруг встретила человека. Настоящего. И все у него, как в сказке, то есть по-настоящему. Воюет - так воюет. Любит - так любит. А если скажет "навсегда", значит, на всю оставшуюся жизнь.
Такое сочетание положительных качеств в одном человеке показалось Лейле совершенно невероятным, и она с уважением отдала должное избраннику Катерины:
- Счастливая вы, если Костя правда такой.
- Правда. - Катерина, не докурив, бросила сигарету в консервную банку под лавочкой и встала, собираясь уходить. - Правда. Только с небольшой поправкой: его не Костя зовут. - Она внимательно посмотрела на Лейлу и добавила: - Но тебе бояться нечего. Я точно уеду.
Только теперь до девушки дошло, о чем говорила Катерина, и она посмотрела на нее совсем по-другому: как на неудачливую, но все-таки соперницу. Пожала плечами.
- Я и не боюсь.
Катерина опять села на лавочку и страстным шепотом спросила:
- Ты хоть знаешь, как любят? Все это, милая, очень сложно. Одно дело - встречаться с нравящимся человеком, когда нет большой ответственности. Погуляли, не понравилось - безболезненно расстались. И совсем другое, когда прочно связана с ним. Тут уж приходится думать, чего он от тебя ждет, на что ты сама способна. Ты, например, знаешь, что ему в жизни нужно? Какая у него заветная цель, знаешь?
Лейла на мгновение растерялась, поскольку, в самом деле, ничего этого она не знала. Но признаться сопернице было выше ее сил, и она с ноткой вызова в голосе ответила:
- Знаю.
Неожиданно Катерина почти по-матерински улыбнулась:
- Что ж. Тогда будь счастлива.
Катерина встала и направилась в сторону общежития. Обернувшись на ходу, сделала прощальный жест.
Словно извиняясь, Лейла сказала вслед:
- Катя!.. Вам тоже… счастливо…
Но это было сказано слишком тихо, и та, которой были адресованы ее слова, их не расслышала.
Несмотря на то что в кабинете Аскерова было еще достаточно светло, майор первым делом включил верхний свет. Сначала он попросил открыть сейф, просмотрел все находившиеся там документы. Затем принялся изучать содержимое письменного стола. Какие-то бумаги он передавал для просмотра Касьяну. Тот листал их, с неодобрением косясь на сидевшего в углу Мансура. Вот, мол, какой ерундой приходится заниматься по твоей милости.
В раскрытую дверь заглянул Клейменов и жестом попросил Мансура выйти в коридор. Капитан отпрашиваться не стал, не обязан же он присутствовать при обыске. Если им угодно - пусть подбрасывают компромат. Это, кстати, и при нем легко сделать.
- Когда этот цирк кончится? - вполголоса спросил Константин. - Чего они тут найти хотят?
- Понятия не имею. Наверное, платежную ведомость Надир-шаха.
Оба невесело рассмеялись.
- Удружил ты мне, командир. Самое время.
- Не по своей инициативе, дружок. Но ведь для тебя лучше - ты же хотел заставу принять.
- Уже не хочу. Я перевода ждал со дня на день, - сказал Клейменов, и в его голосе проскользнуло глухое раздражение.
- Еще подождешь, что теперь делать. А мне про перевод даже не сказал. С какой стати, Костя, тебе это приспичило?
- Не могу я тут оставаться. Еще чего доброго жену и сына потеряю.
- Почему вдруг?
- А то ты сам не знаешь?
Мансур мысленно перебрал возможные причины и ни на одной не смог остановиться. Все казались весьма пустячными.
- Чего-то я не соображу, - признался он, и Клейменов понял, что командир действительно не уловил его намеков.
- Ладно, - тряхнул головой Константин. - Тебе сейчас не до этого. Поговорим о другом. Там Ратников опять экстремальные игры затеял. Разделил свою группу, сам пошел с Раимджановым прочесывать восточный сектор хребта. В режиме радиомолчания. Помяни мою душу, навернется генеральский сын со скалы…
- Раимджанов - толковый парень. Не даст пропасть.
- Этот охотник за павлинами?! Ой ли. Приказ уже отдали по связи - отбой операции. А Ратников до сих пор не отвечает. В индейцев играет, блин.
- Да брось ты переживать, все будет нормально.