Оглушенный ударом металлической двери, Мансур с трудом поднял голову. Он попытался отползти за машину, и это ему удалось. Послышались пистолетные выстрелы. Аскеров догадался, что в атаку пошли милиционеры, те трое, которые оказались в шашлычной. Но триумфа им добиться не удалось - все тот же черный джип стремительно удалялся по дороге.
Мансур, прикладывая платок к рассеченному до крови виску, присел на подножку "УАЗа" с той стороны, где была оторвана дверь. Гущин включил зажигание и удивился тому, что, несмотря на попадание снаряда, машина работает. Теперь ему нужно был пристроить отстреленную дверцу в салон. Глядишь, починят и приделают на место.
Капитан пошел в шашлычную. Назар утешал едва не плачущего Ильяса. Ведь такие убытки принесли ему эти бандиты. Ремонт обойдется недешево.
- С вами все в порядке, Назар? - поинтересовался Аскеров.
- Со мной - да. А вот что ты с человеком сделал? Это тоже из-за тебя.
Мансур улыбнулся, увидев перед собой прежнего - боевитого, всех поучающего Назара. Жив курилка.
- Вы поедете с нами или на своей машине?
- Конечно, на своей. - Назар вплотную подошел к капитану и добавил тихо, убежденно, только для себя и Мансура: - Я их теперь не боюсь. Я их совсем не боюсь.
В аккуратном, пропитанном пряными запахами специй доме Аюб-хана царило унылое настроение. Так было всегда, когда в плохом расположении духа находился сам хозяин. Стоило ему расстроиться, и он уже мог ничего не говорить об этом - все женщины в доме: жена, сестра, уборщица и повариха, - каким-то седьмым чувством моментально узнавали об этом и вели себя тише воды, ниже травы. Когда Аюб-хан огорчен, его раздражает все подряд, в такие моменты лучше не попадаться ему на глаза.
Фархад тоже прекрасно знал эту особенность местного богача. Но ему на это наплевать. Не он зависит от Аюб-хана, наоборот - тот от него. Так что может раздражаться и психовать при ком угодно. Фархад же в случае чего быстро поставит его на место.
Услышав от Фархада плохую весть, Аюб-хан растерялся. Опять не вышло, уже второй раз. Какой-то этот Аскеров заколдованный, ничто его не берет.
- Интересно, где сейчас этот чертов капитан? - пробормотал Аюб-хан, боязливо поглядывая на окна. - Он может прийти сюда. Назар проболтается, и тогда он может прийти сюда.
Они сидели в гостиной. Хозяин расположился на подушках на своем любимом диване, Фархад сидел на низеньком пуфике рядом со столиком и беспрерывно отхлебывал из пиалы чай. Они чем-то были похожи, Аюб-хан и Фархад: оба высокие, лупоглазые, с короткими стрижками, курчавыми бородками. Только хозяину за пятьдесят, а его гость почти в два раза моложе. Среди моджахедов Фархад пользуется авторитетом, на его счету много дерзких нападений на машины и дома неверных.
- Ты не того боишься, Аюб, - сказал гость, в очередной раз отхлебывая зеленый чай.
- Кого мне еще бояться?
- Ты забыл, что стало с Хакимом? А ведь он был старым другом Надир-шаха.
- Хаким-то тут при чем? Я сделал все, что вам надо.
- Это ты можешь мне рассказывать. А эмир возьмет и скажет шаху, что ты виноват.
- Почему так, Фархад? Что плохого я сделал эмиру?
- Ничего. Только чья-то голова должна покатиться. Нельзя оставлять все как есть. За любую неудачу нужно расплачиваться.
Фархад произнес эти слова как истину в последней инстанции. Он совершенно спокойно предлагал богачу принять правила игры и смириться с ними. Аюб-хан с тоской понял, что отныне его судьба находится всецело в чужих руках. Ему остается только молчать и слушать.
- Я не сказал, что покатится твоя голова, - продолжал Фархад. - Но твоя на очереди - вторая.
- А чья первая?
- Какой же ты чурбан! Конечно, Аскерова. У нас нет другого выхода: если мы не смогли купить пограничника, мы должны убить его. Каким угодно образом. Шах приказал.
Аюб-хан недовольно покосился на застывшего возле дверей телохранителя и раздраженно прогнал его. Когда тот вышел, он доверительно спросил афганца:
- Что мне нужно делать?
- Твоя задача очень сложная, - сказал Фархад таким напыщенным тоном, что стало ясно: он шутит. - Нужно, чтобы ты не кудахтал, не пачкал штаны, а сидел на месте и спокойно пил чай. Ты это можешь?
- Пить чай? Да, могу. Могу чай пить, могу кофе.
- Да хоть молоко, на здоровье. Главное, чтобы Аскеров сделал то, чего ты больше всего боишься, - пришел сюда. Тебе даже и приглашать его не нужно, без тебя пригласят.
Аюб-хан обмер.
- Убить начальника заставы при свидетелях?
- Во-первых, его отстранили, он больше не начальник. Во-вторых, свидетелей не будет. Во всяком случае, лишних.
Аюб-хан, оглядев гостиную, похолодел при мысли о том, что здесь, среди этой красоты и уюта, прольется кровь. Неужели его жилище осквернят? Пусть придумают что-нибудь другое. В конце концов, он достаточно много делает для афганцев, и они могли бы не обращаться с ним, как с собакой.
- Фархад, дорогой, только не в моем доме, умоляю! Не убивайте в моем доме!..
- Ковры испортить боишься? - усмехнулся тот. - Отмоются.
- Какой-никакой, Мансур - все-таки человек. Он здесь молился.
- А ты здесь в партию вступал, да? - спросил Фархад и потом уже серьезней добавил: - Да не дрожи ты так, в самом деле. Как получится, еще не знаю. Может, и в доме, может, в километре от него. Зависит от обстоятельств. Мы тебе не враги. И себе тоже.
С этими словами он закрутил в тонкий лаваш чанах и зелень, перешел на диван и, развалившись на подушках, принялся с аппетитом жевать.
Аюб-хан придвинулся к нему и почти интимным шепотом спросил:
- Слушай, Фархад, вдруг Аскеров сделает не так, как ты желаешь? Может, мне уехать по-быстрому? Он сюда сунется, а меня нет. Мы его обманули!
Аюб-хан издал некое подобие смеха, однако, заметив брезгливый взгляд афганца, сразу осекся.
- Эмир все рассчитал. Каждое движение Аскеров сделает так, как нам надо. Знаешь почему? - Фархад понизил голос. - Потому что эмир привлек нашего человека. Среди пограничников есть наш человек. Он нам и подставит Мансура.
В это время раздался стук в дверь и в гостиную заглянул один из телохранителей хозяина.
- Прошу прощения, Аюб-хан. Возле дома давно ходит человек. Он нам не нравится.
- А чем именно?
- Несколько раз прошел туда-сюда, смотрит на окна.
- Ну так сами разберитесь, - сказал Фархад, стряхивая с бороды крошки. - Большие уже. За что вам деньги платят?
Аюб-хан кивком подтвердил правильность слов гостя - мол, делайте. Телохранитель вышел и, прихватив напарника, направился на улицу. Когда они вышли, Хуршет, именно он показался им подозрительным, наклонившись, разглядывал следы протекторов. Услышав звук открываемой металлической двери в воротах, он повернулся, чтобы уйти, однако был остановлен зовом телохранителя:
- Учитель, остановись на минутку.
- Вы меня? - обернулся Хуршет.
- Тебя, тебя. Кроме тебя, здесь учителей нет.
Один телохранитель вплотную приблизился к нему. Его напарник контролировал взглядом улицу, чтобы не помешали посторонние.
- Кажется, ты потерял свою школу.
- Почему? Я просто шел…
- Да нет же, потерял. Ты уже все глаза проглядел, разыскивая ее в доме Аюб-хана. Заходи, заходи. Тебе же интересно.
- Мы тебе все покажем, - прогудел второй телохранитель с такой угрозой, что у Хуршета подогнулись ноги.
- Извините, спасибо, я спешу, - пролепетал он.
- Иди сюда, кому я сказал! - решительно направился к нему охранник, но остановился, услышав, что кто-то обратился к Хуршету:
- Здорово, учитель!
Это был сержант Самоделко. Они были едва знакомы, Хуршет знал пограничника только в лицо. Тем не менее сейчас он обрадовался ему, как закадычному другу. При нем-то телохранители Аюб-хана не очень разгуляются. Он протянул руку подтянутому, в парадной форме сержанту:
- Привет! В отпуск, что ли, собрался?
- Хуже - из отпуска. Транспорт жду на заставу. - Он с легкой насмешкой поклонился телохранителям: - Салам, правоверные!
Оба здоровяка синхронно поклонились ему, и Самоделко начал по-дружески болтать с Хуршетом, не обращая внимания на следящих за ними аюбовских телохранителей.
- Я сейчас к Лейле в магазин заглянул, а там, оказывается, ремонт идет.
- Теперь это не шариповский магазин. Назар продал его.
- Уй, блин! С чего это он? Без Лейлы скучно будет, - огорчился сержант и, заметив, что телохранители вернулись к воротам, тихо сказал: - Расслабься, свинтили мамонты в берлогу. Пойдем и мы отсюда. Тебя как зовут-то?
Они отошли от дома Аюб-хана.
- Получается, ты меня не знаешь, - сказал Хуршет. - Ты же назвал меня учителем.
- Это аюбовский мордоворот назвал, а я слышал.
Рассмеявшись, Хуршет благодарно протянул руку:
- Большое спасибо, сержант. Выручил ты меня из беды. Будем знакомы.
- Будем. - Они пожали друг другу руки. - Виктор Самоделко. А за помощь вон ему спасибо скажи. Он забеспокоился.
Сержант кивнул на Амира, стоявшего у дверей магазина, недавно принадлежавшего Назару. Тот с опаской поглядывал на окна дома Аюб-хана. Когда сержант и учитель подошли к нему, Амир увлек их в магазин, явно опасаясь нежеланных свидетелей. Прикрыв дверь, он начал строго выговаривать Хуршету:
- Ты куда полез, учитель? Тебе что - жить надоело?! Затащат за ворота, и все - нет тебя, по частям вынесут. Ты Аллаха благодари. И сержанта.
- А правда, Хуршет, что ты искал там? Чего это мамонты на тебя наехали?
Учитель оторопело поглядел на него: как можно задавать подобный вопрос? Ясно же, что он искал. И тут вспомнил, что сержант только что вернулся из отпуска и не знает, какие события произошли тут за последние дни.
- Виктор, я же не сказал тебе самого главного: Лейлу похитили.
Катерина и Константин Клейменовы стояли на вертолетной площадке и чувствовали себя крайне неловко. Всем хорошо известно, что они муж и жена, а прощаются, как чужие. Изображать же супружескую привязанность они неспособны. Было неприятно оказаться в таком дурацком положении. Поэтому в глубине души капитан обрадовался, когда на площадке появился Адамов и, извинившись, подозвал его к себе.
Особист был хмур и озабочен. Он с утра разыскивал Аскерова и не мог его найти. Мансур под страшным секретом говорил, что, возможно, напал на след Лейлы и сегодня попытается ее освободить. Сказать это майору Клейменов не мог. Он сделал вид, что ничего не знает, и спросил того о причинах беспокойства.
- На заставе Мансура нет, он куда-то поехал, - ответил Борис Борисович. - А по дороге на Курган-Тюбе прямо с гор стрелял снайпер. Слава богу, никто не пострадал. Но милиционеры говорят, что утром Аскерова видели в том районе.
Клейменов вздохнул, опустив голову, словно не желая показывать, огорчен он или, наоборот, рад за Мансура.
- Как только он появится, не отпускай его от себя, капитан. Вместе дуйте на заставу, и пусть он не вылезает оттуда. Положение серьезное. Похоже, что охотятся именно на него. - Майор бросил быстрый взгляд на топтавшуюся в стороне Катерину. - Ладно, прощайтесь, не буду мешать.
Он повернулся, чтобы уйти, но Клейменов, собравшись с духом, остановил его:
- Товарищ майор, разрешите вопрос? Разве покушение не доказывает невиновность Аскерова?
- Нет, не доказывает. Никак не доказывает, - резко ответил Адамов. То ли он не хотел оправдания Мансура, то ли не терпел, когда несведущие люди лезли со своими предположениями.
Когда майор ушел, Клейменов вернулся к жене.
- Что там еще стряслось?
- С ним все нормально. У него, как у кота, семь жизней.
- Костя, я даже ничего не спросила, - растерянно произнесла Катерина.
- А и не надо! - с вызовом ответил муж. - По глазам вижу: "С ним все в порядке? Жив он или нет?.." Вот со мной не все в порядке. Я - не жив.
Клейменова буквально колотило от горечи, он с трудом сдерживался, чтобы не впасть в истерику. Рядом курили пилоты. Неподалеку остановились четверо военнослужащих с чемоданами и рюкзаками. Капитан машинально здоровался с ними, стараясь ничем не выдать свое состояние.
- Костя, прекрати, - певуче сказала Катерина. - Договорились же: спокойно прощаемся, отношений не выясняем.
- Не выясняем, хорошо, согласен. - Он взглянул ей в лицо. - Там Егору, в подарках, в моей старой кобуре, лежит письмо от меня. Так уж постарайся не потерять.
- Я могу знать, что ты написал сыну? Или это совершенно секретно?
- Не беспокойся - ничего плохого про тебя. Вообще ничего про тебя.
- Я скажу, чтобы он обязательно написал ответ.
- Это уж как сам. Надеюсь, скоро вся эта кутерьма утихнет, военная опасность закончится. Тогда получу перевод и приеду. Так и передай ему.
Пилот-балагур начал поторапливать пассажиров, с улыбкой покрикивая: "Веселей, веселей, господа! Производим посадочку, занимайте места согласно купленным билетам".
- Мне пора, - вздохнула Катерина.
- Подожди, Катя. Знаешь…
- Только не надо, Костя, не говори ничего. Подождем, подумаем, все само собой как-то сложится. Верю.
- Я не хочу "как-то", - с усилием выговорил Клейменов. - Это глупо звучит, но я… не хуже его. Может, не лучше, но и не хуже. Просто у меня жизнь не так сложилась.
Катерина нежно провела рукой по его щеке. Запоздалая попытка прикоснуться. То, чего он никак не хотел, - жалость захлестнула ее.
- Не надо, Катя, не надо, люди смотрят. Не сложилась жизнь. А тут он появился…
- Ты бы хоть раньше сказал о своих сомнениях. Хоть намекнул бы. Я ведь не могла догадаться. Не думала, что ты такой глупенький. - Катерина обняла мужа, и он, ни на кого не обращая внимания, припал к ней, обнял, прижал к себе и уткнулся лицом в ее волосы, чтобы окружающие не заметили слез. А она с надрывом шептала: - Глупыш мой, глупыш. Но и я глупая. Я давно видела - ты смеешься, шутишь, а глаза мертвые. Мне страшно было.
- Дождись меня. Просто дождись, и все.
Она уже и простила все, и сдалась, и во всем уступила. В объятиях друг друга им показалось, что все вернулось, что они опять навсегда вместе.
- Ты глупостей не натворишь, Костенька?
- Нет. Никому тебя не отдам.
- Поклянись, что не сделаешь глупостей. Ни себе, ни ему ничего не сделаешь…
Сказала и тут же поняла, что совершила ошибку. Клейменов отстранился от нее и посмотрел в беспокойное лицо. Ему не понравился такой настойчивый тон. Она знает, что говорит. Знает, за кого боится, за кого просит. Капитан похолодел от ненависти - к себе больше, чем к ней. Он уже возненавидел свое слюнтяйское признание, слезы.
Катерина еще удерживала руку на его плече.
- Убери руку, - отрывисто произнес он.
Ей показалось, что вот-вот муж разразится руганью, и она отдернула руку с его плеча. Его взгляд становился страшным. Катерина совершила ошибку, избежать которой было так трудно. Теперь уже ничем не поможешь, и все-таки она попыталась смягчить ситуацию:
- Что с тобой? Ты не понял меня.
- Господь не велел клясться, - сказал капитан, не глядя на жену. Он взял ее чемоданчик и сумку и понес к вертолету. Отдал пилоту, который погрузил их в глубь салона.
- Ты не понял меня, - повторила Катерина.
- Мягкой посадки, - ответил он. Она с помощью пилота забралась в салон вертолета. Оглянулась - муж удалялся быстрыми шагами. Она смотрела вслед, не решаясь его окликнуть.
Когда затрещал двигатель вертолета, Клейменов в растерянности остановился. Вся злая энергия сама по себе выходила из него. Он обхватил голову руками и с отчаянием шептал: "Что делать? Что делать?" Спрашивал и не находил ответа.
Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, они впятером собрались на пустыре в окрестностях поселка. Шарипов привел своих сторонников - Хуршета и Амира. Вместе с Мансуром пришел и рвущийся в бой сержант Самоделко. Назар темпераментно и многословно изложил свой план освобождения дочери. Суть его заключалась в простом нападении на дом, которое он громко именовал штурмом. Финал операции, по его словам, выглядел так:
- В это время мы с Мансуром входим со стороны сада, я знаю, где там перелезть, и бьем морду самому Аюбу. Когда рядом нет холуев, он трус, это любой скажет! А их нет, потому их в это время молотят сержант и Хуршет. Они оба ребята хорошие, только еще мальчишки, поэтому Амир, настоящий мужчина, им поможет.
Самоделко слушал его, снисходительно ухмыляясь и переглядываясь с капитаном, мол, чего возьмешь с этих штатских, никакого понятия о тактике и стратегии.
"Настоящий мужчина", покуривая, немного в стороне от всех, с виноватой улыбкой резонно заметил:
- А если ее там нет?
Назар, осекшись, не понял Амира.
- То есть как это - нет? Куда ж она делась?
- Ну, мало ли… Мы врываемся, колотим почем зря, молотим, а Лейлы там нет.
Однако Шарипов отвергал все домыслы, кроме собственных, упорно повторяя:
- Нет, она там. Куда ей деться?
- Вообще-то черный джип точно туда приезжал, - подтвердил Самоделко. - Я этот след запомнил.
- Ты только не обижайся, Назар, - сказал "настоящий мужчина", - лично я никуда морды бить не пойду. Я бы с удовольствием, но ты уедешь отсюда, Мансур уедет, а у меня тут семья, бизнес, мне тут жить дальше. Я вас всех люблю и уважаю, но не пойду, прости. Сам понять должен.
Мигом растеряв воинственный пыл, Назар в замешательстве посмотрел на Хуршета.
- Я пойду с вами, Назар, куда угодно пойду.
- Спасибо, сынок. - Он повернулся к Самоделко. - А ты как, сержант?
- А мое дело телячье, - задорно ответил тот. - У меня командир есть. Если он скажет, я тоже куда угодно пойду, и еще дальше. Во всяком случае, руки чешутся.
Теперь все взгляды устремились на задумавшегося Мансура. Некоторое время он молчал, машинально пощипывая усы, потом сказал:
- Теперь меня послушайте. У нас нет законных оснований входить в чужой дом…
Шарипов, вспыхнув, перебил его:
- Как это - нет?! А моя дочь?!
- Подождите, Назар. Законных оснований нет. Тем более что пограничники - это не милиция. Поэтому то, что вы предлагаете, - типичное уголовное преступление.
- А что они делают - не преступление?! - опять не сдержался Шарипов, но, перехватив укоризненный взгляд Мансура, стушевался: - Все, молчу, молчу, говори.
- При желании Аюб-хан даже может вызвать милицию, и нас всех арестуют. А мы и возразить ничего не сможем, потому что вы, Назар, не заявили о похищении, что, кстати, обязательно нужно было сделать. - Он жестом остановил попытку Назара возразить. - Знаю, знаю: милиция не связывается с такими, как Аюб-хан. Это в какой-то мере вас оправдывает. Кроме того, Амир прав: Лейлы там вполне может и не быть.
- Что же нам - вообще ничего не делать? - спросил учитель. - Так и сидеть сложа руки?
- Нет, почему же. Кое-что нужно предпринять, даже необходимо. Только следует действовать не так… - У Мансура чуть не вырвалось "глупо", - прямолинейно. Во-первых, все гражданские из такого налета исключаются. Вы меня поняли?
- Кроме меня, - не удержавшись, вставил Назар.
- И меня, - добавил учитель.
- Повторяю: все гражданские, и вы в том числе. Больше это не обсуждается.