…Вот вернется он с первого своего задания, подорвет этот самый "тигр" или как его там, и никому ничего не скажет. Вернется и спать ляжет. А на следующий день по батальону только и разговору - кто ж это "тигра" подорвал? А он молчит, ни звука. Тугиев? Нет. Сержант Кошубаров? Нет. Может, сам лейтенант Ляшко? Тоже нет. Кто же тогда? А все дело в том, что из батальонных никто и не видел, как он подорвал, видали стрелки только. Вот они и скажут своему командиру, а тот своему, и так далее, до самого верха, - боец, мол, Богорад из восемьдесят восьмого "тигра" подорвал. И вот генерал вызывает его… Нет, из-за этого генерал не станет к себе вызывать, просто благодарность в батальон пришлет: за то-то и за то-то объявляю, мол, благодарность бойцу Богораду Леониду Семеновичу. И капитан тут как покраснеет, хлыстиком начнет по сапогу бить и опросит: "Что же это ты молчал, Богорад?" И тут ему Ленька ответит: "А чего мне было говорить, когда меня из батальона отчислить хотят и дерьмом считают". А капитан ему…
В этом месте Ленька споткнулся обо что-то и со всего маху налетел на впередиидущего.
- Ты що, сказывся, чи що? Очи повылазили?
Ленька ничего не ответил, отошел в сторону, но нить рассказа была уже порвана, и что ответил ему капитан, так и осталось неизвестным.
В расположении успели только быстро, на ходу поужинать и сразу двинулись в путь. До батареи было километра четыре или пять, и Ляшко надеялся до рассвета успеть заминировать хотя бы основные направления. Но на фронте не всегда получается так, как хочешь. Ляшко решил сэкономить во времени, и пошли не дорогой, а лесом - один из самых ненадежных способов, когда торопишься, - в результате к батарее пришли, когда стало совсем уже светло. Мины, отправленные на четырех повозках, давно уже ждали их на месте. Начальник штаба полка, рыжий, потный, вконец задерганный майор Сутырин, неистовствовал.
- Вы бы еще через неделю пришли, мать вашу за ногу! Разбаловались там на своих КП и НП для начальства, а как на передовую - так калачом не заманишь.
Ляшко почесывал двумя пальцами небритый подбородок - этого человека трудно было вывести из себя, - спокойно слушал майора и, когда тот сделал паузу, чтобы набрать воздуху в легкие, спросил:
- Кто мне покажет танкоопасные направления?
Майор опять взвился:
- Ему еще направления показывай! Вот, вот, вот - везде направления! - Он тыкал пальцем во все стороны. - Они с минуты на минуту танки могут бросить! Что мы будем тогда делать? Я вас спрашиваю - что мы будем делать? Ну, чего же вы молчите?
Ляшко прекрасно понимал состояние майора. Сам он воевал с первого дня войны, побывал во всех возможных переделках, видал на своем веку не одного начальника, сейчас даже сочувствовал несчастному начальнику штаба - он его знал еще по Сталинграду - и спокойно, не вступая в ненужные споры, ждал, когда тот наконец изольет свою душу. Но майор за пять минут до этого получил выговор от начальника штаба дивизии за поздно присланное донесение и еще долго поносил бы и Ляшко, и его роту, и его батальон, и вообще всех саперов, если бы, на счастье Ляшко, не подошел к ним инженер полка Богаткин. Немолодой уже, с седеющими висками и перевязанной левой рукой, незаметно подошел и стал рядом, подмигнув Ляшко, - они тоже были старые знакомые. Майор сразу перекинулся на него.
- Вот, инженер, явились твои хваленые саперы!
Что хочешь, то и делай с ними. Надоело мне все это. В лесу, видишь ли, прохлаждались, пока мы за пушки эти чертовы здесь воюем.
Инженер устало улыбнулся:
- К телефону тебя зовут. Сорок первый.
- Дежурного там, что ли, нет? Все Сутырин, за всех Сутырин.
- Ну ладно, ладно, иди уж.
Майор выругался и побежал в землянку.
Инженер опять улыбнулся:
- Замотали старика, ей-богу. А так - душа-парень. Ты сколько людей привел?
- Да всю роту. Приказали роту.
- Многовато, конечно, но ничего, скорей справимся. Где люди?
- Вон яблоки уже трясут.
- Запрети. Комендантский уже двух солдат из-за яблок потерял. Жара, воды не хватает, вот и трясут с утра до вечера.
- А это не из-за яблок? - кивнул на перевязанную руку Ляшко.
- Чепуха. Пулей задело. Снайперы у них неопытные, не сталинградские.
Где-то совсем недалеко раздался щелк миномета, и почти сразу же несколько мин разорвалось в саду. С деревьев посыпались яблоки. Бойцы бросились подбирать. Ленька инстинктивно прижался к земле, но, увидев, как солдаты, ни на что не обращая внимания, ползают по саду и собирают яблоки, тоже, чтобы не отстать от них и не показаться трусом, набил себе карманы мелкими, совершенно еще зелеными "кислицами", как их тут называли.
- Отставить яблоки! - крикнул издали Ляшко и направился к бойцам.
Вместе с ним шел инженер и еще какой-то сержант.
- Петренко, бери свой взвод и пойдешь вот с сержантом, - сказал Ляшко и, увидев Леньку, добавил - Ну, Богорад, с праздником тебя святого крещения.
- Не подкачаем, товарищ лейтенант! - Ленька почувствовал, как у него начинает пересыхать во рту.
Ляшко вынул из бокового кармана громадные, как у паровозного машиниста, часы.
- К пяти ноль-ноль чтоб было все готово, Петренко. Ясно?
6
Надолго запомнилось Леньке это утро - раннее июльское утро с только-только выглянувшим из-за яблоневого сада краешком солнца, с дрожащими на травинках росинками, с пробежавшей у самых его ног полевой мышью, обернувшейся, посмотревшей на него и юркнувшей в только ей одной известную и больше никому на всем земном шаре норку. Запомнил толстую яблоню, на которой уже кто-то вырезал ножом "Б.Р.С. июль 43", и как сержант скручивал последнюю, обязательную перед каждым заданием цигарку, и как у него слегка тряслись пальцы и он рассыпал махорку и стал подбирать ее с земли. Потом просвистела над головой пуля, и Ленька наклонился, а сидевший рядом с ним боец Антонов засмеялся и сказал: "Рано кланяешься, Ленька". Свистнула не пуля, а птица - есть такая сволочная птичка, которая свистит, как пуля. Потом Петренко сказал: "Подъем", - и все, кряхтя, поднялись и пошли, и Касаткин забыл, конечно, свою лопату и с полдороги должен был за ней возвращаться. Шли сначала по саду, потом спустились в маленький овражек, или "ложок", как называли его бойцы-сибиряки, и довольно долго двигались по дну ложка. Впереди - Петренко, командир взвода, рослый, плечистый, с широким рябым лицом, за ним - Антонов обычной своей косолапой, медвежьей походкой, придерживая рукой приклад винтовки, чтобы не стучал о лопату. За Антоновым - Ленька; шел и смотрел на его красный свежеподстриженный затылок и удивлялся, когда он, холера, успел подстричься, вчера ведь еще лохматый ходил. Потом вышли из ложка и оказались в кустарнике. Прошли немного по кустарнику, дошли до его опушки, и Петренко сказал: "Ложись!" Все легли: направо от Леньки - Антонов, налево - долговязый Сучков, который сразу же вынул из кармана хлеб и стал жевать.
"Хорошо, что Антонов рядом, - подумал Ленька, - он-то уж собаку на минах съел, парень стреляный-перестрелянный". А Антонов глянул уголком глаза на Леньку - тот чистил щепочкой винты на автомате - и в свою очередь подумал: "Пока ничего, не очень дрейфит". Потом Ленька засунул щепочку в пилотку и, подперев голову руками, от нечего делать стал рассматривать впередилежащую лужайку.
- На бинокль, - толкнул его в бок Антонов, - на фрицев посмотри.
Ленька взял, вдавил в окуляры глаза и стал водить слева направо. Лесок, сосенки, лужайка, опять лесок, опять сосенки.
- Ну, нашел?
- Не…
- А ты прямо против себя смотри.
Ленька посмотрел прямо и увидел - прямо перед самым носом! - двух бегущих солдат. Один отстал, сел на корточки, потом встал и побежал следом за первым. Даже винтовки видно, и что без гимнастерок оба, и что рукава рубах засучены. Ленька стал еще водить и нашел еще одного. Он сидел на дереве, вроде как на площадке, и тоже смотрел в бинокль.
- О, смотри, смотри, наблюдатель!
- Чего орешь? Обрадовался… - Антонов отобрал бинокль.
Ленька посмотрел без бинокля и ничего не мог разобрать. Вот чертова штука! Сидит фриц на дереве и тоже, вероятно, видит Леньку. Вот скажет сейчас кому-нибудь, и по ним огонь откроют. Но тут же успокоился: солнце светило из-за спины, и фрицы не могли их рассмотреть…
Подполз Петренко. Показал ему, Антонову и Сучкову, докуда вести первый ряд. Подтащили мины, стали копать ямки. Немцы не стреляли, грунт хороший, дело шло быстро. Ленька копал ямки - раз, два, три, и ямка готова, - Антонов клал мину. Сучков прикрывал ее дерном и присыпал ветками. "Давай, давай, Сучков, не отставай - пять штук только осталось".
И вдруг как началось… Как стало рваться со всех сторон! И снаряды, и мины, и черт его знает что еще. Ленька, еле успел отскочить в окопчик - хорошо еще, выкопал их здесь кто-то, - уткнулся мордой в землю и так сидел, скрючившись, закрыв глаза, стиснув зубы, и считал только: раз, два, три, четыре, пять, шесть… Потом и считать перестал.
Очнулся Ленька оттого, что его кто-то сапогом тыкал в спину. Посмотрел вверх, а что - никак не поймешь. Вылез из окопчика. В двух шагах от него Сучков лежит, ноги раскинул, голову руками обхватил.
И чего он так по-глупому разлегся? Немного дальше лежит Антонов, и спина у него дрожит. Повернулся на секунду, лицо красное, губы сжаты, рукой только махнул - ложись, мол, - и опять отвернулся. Ленька подбежал к Антонову, лег рядом с ним и только сейчас увидел, что тот стреляет. Впереди по полю прямо на них бежали немцы - человек десять или двадцать, а может, и больше. Ленька прижал автомат к щеке и пустил очередь, потом вторую, третью. Немцы бежали и кричали и, кажется, стреляли, потом стали падать, потом начали рваться мины, и они побежали назад.
- А-а-а-а! - закричал неожиданно для самого себя Ленька и вскочил.
Антонов больно ударил его прикладом ППШ по ноге:
- Ложись, дура!
Ленька плюхнулся на живот, а Антонов опять ударил его, на этот раз по голове, чуть выше уха.
- Чего дерешься? - огрызнулся Ленька.
- Молчи, пока живой. Патроны есть еще?
Ленька пощупал рукой висевший на поясе в мешочке запасной диск, снял его и положил рядом. Искоса посмотрел на Антонова, потом на Сучкова. Тот все так же лежал, раскинув ноги и обхватив голову руками. "Отвоевался", - мелькнуло в мозгу у Леньки, и он отвернулся. Откуда-то справа доносилась еще стрельба, потом и там утихло.
- Сорвалось пока. - Антонов отложил автомат и посмотрел на Леньку. - Ну как?
- Да ничего, - Ленька попытался улыбнуться.
Антонов состроил вдруг гримасу.
- Э, брат, да тебя уже того… Что это у тебя под ухом?
Ленька пощупал - липкое. Посмотрел на руку - красное. Кровь…
Но тут Петренко крикнул: "Кончай ряды, пока тихо", и они с Антоновым стали укладывать оставшиеся мины.
К шести утра рота успела поставить пять минных полей - на одно больше, чем хотел того начштаба Сутырин, из них два - взвод Петренко. Антонов с Ленькой были на первом месте - вдвоем они поставили шестьдесят четыре мины. Ленька чувствовал себя героем. Голова его была перевязана, я на вопросы бойцов он с пренебрежительным видом отвечал: "Да так, ерунда, царапина". Лейтенант Ляшко сказал ему: "Был бы у меня фотоаппарат, сфотографировал бы тебя - вид у тебя больно геройский". А инженер с седыми висками, узнав, что Ленька новичок и уже столько мин поставил, сказал: "Давай догоняй старичков, чтоб не зазнавались". И Ленька сиял и краснел и из скромности говорил, что это все Антонов - без него он все равно что нуль без палочки, - и жалел, ох как жалел, что не было тут капитана Орлика…
И только смерть Сучкова, молчаливого долговязого Сучкова, не давала ему насладиться триумфом. Они не были друзьями - он и Сучков, - более того, Сучков был единственным, с кем Ленька повздорил в батальоне, и Леньку всегда злило, что Сучков без конца жевал хлеб и на земляных работах каждые пять минут устраивал перекур, но это был первый - первый убитый немцами человек, которого он знал. Недавно только разговаривали, и Сучков у него еще газетки для курева попросил, и он ему дал, а тот сказал "хорошая, не рвется", а вот сейчас лежит он, руки вытянул, глаза закрыл, и бойцы ему могилу копают. И когда на него, завернутого в плащ-палатку, упали первые комья земли, Ленька почувствовал, как к горлу его что-то подкатило, и он часто-часто заморгал глазами.
7
Задание было выполнено, минные поля поставлены, можно было идти домой. Но майор Сутырин, панически боявшийся танков, - а они все не шли и не шли, а он их все ждал и ждал, - упросил Ляшко оставить один взвод до вечера.
- Ты понимаешь, - говорил он уже совсем другим тоном, чем утром, просительным, заискивающим, - дорога у меня тут одна паршивая еще есть. Если пустят танки, то обязательно по ней, вот увидишь. А сейчас светло, никак к ней не подступиться. Оставь ребят до вечера, они вмиг все сделают. А я им за это, - он щелкнул себя пальцем по шее, - на сон грядущий выдам по маленькой.
Ляшко, как и утром, почесывал подбородок и, тяжело вздыхая, дразнил майора.
- Права не имею, товарищ майор. Все прекрасно понимаю, но не имею права. Приказано всем без исключения после выполнения задания в расположение вернуться.
Майор обнимал Ляшко за спину - он был на голову ниже его и до плеч не мог дотянуться - и не отставал.
- Ну, не мсти мне, не мсти мне, Ляшко. Я утром погорячился, сам понимаю, но надо же быть человеком. Я б и своих послал, да их, сам знаешь, как кот наплакал, и в разгоне все, по батальонам. А у тебя ж орлы, одно слово - орлы, повернуться не успеем, как все сделают. А я их обедом и ужином накормлю, по две порции дам! - И он просительно заглядывал в глаза Ляшко. - Ну как? Договорились? А? Ну не мучь меня.
Кончилось тем, что майор уговорил все-таки Ляшко, дав клятвенное обещание, что к двадцати четырем часам первый взвод будет на месте.
Второй и третий взводы уже ушли. Первый расположился в немецких артиллерийских землянках и завалился спать. Один только Ленька, возбужденный происшествиями сегодняшнего дня, не мог заснуть. Приставал сначала к Антонову с различными вопросами, потом к Петренко, они что-то бурчали ему в ответ невразумительное, наконец просто обложили матом, и Ленька стал слоняться по батарее, щупая и ковыряя пушки, пока его и оттуда не погнали. Забрался в сад, наелся кислых яблок до оскомины и бурчания в животе и прибился наконец к полковым разведчикам - удалым хлопцам в пестрых шароварах, расстегнутых гимнастерках и с кинжалами за поясом. Ночью они ходили в разведку, задержали на дороге заблудившийся немецкий грузовик, привели "языка" - шофера и притащили два чемодана трофеев. Сейчас, устроившись в одной из землянок, дулись в очко на трофейные часы и прочее барахло. Ленька поставил единственную свою ценность, перочинный ножик с двенадцатью предметами, и через час выиграл двое часов - одни с черным, другие с желтеньким циферблатом, - самописку в зеленых разводах и бритвенный прибор в беленькой пластмассовой коробочке. Потом разведчики угостили его коньяком, и кончилось все тем, что он у них заснул, не заметив даже как.
Проснулся, когда стало уже темнеть, Разведчики ушли на какое-то свое задание, и в землянке был только старшина, перебиравший взводное имущество. Ленька с перепугу, что все проспал, побежал к своим, а там набросился на него Петренко:
- Где тебя носило? Всю батарею обыскали, весь сад, с ног сбились… И уже наклюкался где-то. А ну, дохни.
Ленька дохнул.
- Так и есть. Без году неделя в батарее, а уже номера выкидывает. Это что тебе - запасной полк, что ли, или боевая единица? Капитан пришел, где Богорад, спрашивает, а что я ему отвечу?
Ленька стоял, вытянув руки по швам, и молчал. И нужно ж ему было к этим лихим разведчикам попадать - занесла нечистая сила! - как раз когда капитан пришел. Не везет, ну просто не везет!
- А, нашелся, бродяга, - раздалось вдруг у него за спиной. Ленька вздрогнул, узнав голос капитана. - Где пропадал?
- Разведчики здесь рядом. К ним вот заскочил, - самым, каким только умел, невинным тоном ответил Ленька.
- Водку хлестал с ними, а?
Ленька почувствовал, что краснеет.
- Ну чего стесняешься? Угощали водкой?
- Коньяком… - еле слышно ответил Ленька.
Землянка чуть не развалилась от хохота.
- Это что ж, чтоб голова не болела? - Капитан указал на Ленькин бинт и присел на снарядный ящик. - Напиться есть у кого? Только не коньяку.
Несколько рук протянулось к капитану.
- Яблочки вот хорошие, кисленькие.
Петренко хлопнул по одной из рук так, что яблоки разлетелись в разные стороны.
- Отставить! И выкинуть их все к чертовой матери! И так все желудки порасстраивали. Палкой из кустов не выгонишь. Майборода, принеси-ка воды, там, около пушки, бачок стоит.
Капитан встал.
- Ладно. Шутки в сторону. Сколько у тебя людей, Петренко?
- Со мной десять.
- Оставишь себе шестерых, хватит по уши, а мне дашь Антонова, Тугиева и… - капитан обвел глазами землянку, поочередно останавливаясь на каждом, - ну и… - остановился на Леньке. - Здорово тебе в голову заехало?
- Да какое там здорово… Просто…
- Ясно. Зрение хорошее?
- Ничего.
- И ночью хорошо видишь?
- Вижу…
- Значит, этих троих - Антонова, Тугиева, Богорада - я беру с собой. А остальных веди на задание. Ох, уж этот мне Сутырин - всю жизнь мечтал с ним воевать. Только чтоб к двенадцати все уже на месте были.
- А мы и за час управимся. - Петренко встал. - Дома еще ужинать будем.
- Ну все. Собирай людей. А вы трое - за мной!
Капитан вылез из землянки, осмотрелся и направился к яблоням. Солнце уже село, и в воздухе пахло сыростью. Группа солдат, устроившись под пушкой, вполголоса пела какую-то украинскую песню. На пушке сохли кальсоны и рубашки. Откуда-то очень издалека доносилась гармошка.
- "Тиха украинская ночь, прозрачно небо, звезды блещут…" Садись, ребята. Закуривай. - Капитан сел под яблоню, ту самую, где было выцарапано "Б.Р.С.", и вытащил пачку "Казбека". Антонов даже языком щелкнул:
- Откуда это у вас, товарищ капитан?
- А ты не спрашивай, закуривай. Подарили люди добрые.
Антонов подмигнул Леньке: знаем, мол, что это за люди.
- А штуку эту придется тебе чем-нибудь замотать. - Капитан указал на Ленькин бинт.
- Можно и вообще скинуть.
- Не скинуть, а замотать, я сказал. В темноте, как фонарь, светит. К немцам сейчас пойдем. Прямо в логово ихнее. Ты вот вблизи их никогда не видал. Надо ж посмотреть, правда?
- Надо, - без особой уверенности ответил Ленька.
Капитан улыбнулся.
- Ну, не к самим немцам, но, в общем, поближе к ним. Завтра предполагается операция маленькая, ну и нам с вами надо на двух участках проверить, нету ли полей минных. И провернуться должны как можно быстрее, чтоб вторая рота успела сделать проходы. Бурлин придет сюда к двенадцати - значит, в нашем распоряжении три, максимум четыре часа. Ясно?
- Ясно, - ответил Антонов. - А далеко идти?
- Сейчас узнаешь. Возьмешь Тугиева, я - Богорада. Твой участок - дорога на Голую Долину, мой - левее, где разрыв между рощами. От передовой до немцев - метров триста: значит, до мин - метров двести-двести пятьдесят. За три часа должны успеть. Каждому взять по две гранаты РГД и проверить автоматы. Финки тоже с собой взять. На все это даю пятнадцать минут. Сбор здесь, у яблони. Шагом марш!