В эти первые апрельские дни на левом берегу Нам - Юма развивалась такая ситуация, которая хотя и оставляла французам некоторые шансы, но, в конечном счете, обозначила Народной армии путь к победе. На системе укреплений"Доминик" пали все форты, кроме холма С-1. На нем упорно сражались французские солдаты, удерживающие связь с центром. Они готовились к контратаке, вроде той, которая уже была осуществлена с "Элиан", опорного пункта, расположенного южнее "Доминик". Там пехотинцы Народной армии в первую ночь наступления на две трети захватили и самое главное укрепление, холм А-1. Но уже к утру, 31 марта, французы массированно использовали танки и артиллерию, и им удалось восстановить свой контроль над обгоревшими укреплениями. Народная армия перегруппировала свои части и провела повторную атаку в ночь на 1 апреля. В ходе ее она снова отвоевала все старые позиции на холме. Но это положение продлилось лишь несколько часов, потому что французы, для которых холм А-1 имел особую важность, ибо с его вершины артиллерия Вьетминя смогла бы обстреливать центральные укрепления прямой наводкой, буквально зубами вгрызались в каждый метр земли. Им снова удалось отбить около трети холма.
Народная армия в свою очередь перешла в наступление ночью с 1 на 2 апреля. Шли напряженные ближние бои, в ходе которых Народная армия, понимая намерения противника, постоянно меняла направления главных ударов.
Для французов это означало потери значительного числа своего личного состава и расход боеприпасов, которых и так уже не хватало. Потому 2 апреля им пришлось оставить укрепление"Франсуаз", находившееся западнее центра обороны, чтобы перебросить с него освободившиеся войска на левый берег. Так как расположенные к северу от"Франсуаз" укрепления "Югетт", окружавшие главную взлетную полосу, блокировали подходы к центру с севера, тоже частично уже находились в руках Народной армии, для защиты фланга у французов остались только пункты "Жюнон"/Клодин", расположенные дальше на юг.
На левом берегу перемещения войск сначала были в пользу французов. Им удалось укрепиться на половине холмаА-1, хотя между этим укреплением и берегом реки по - прежнему действовали части Народной армии.
За это время с неба к французам прибыло пополнение. Раз за разом самолеты сбрасывали солдат - всего два батальона парашютистов и добровольцев, набранных в разных подразделениях, были высажены прямо над центром Дьенбьенфу. Там они нашли хаос из траншей и блиндажей, в которых было трудно ориентироваться.
Полковник де Кастри в эти дни все реже показывался из своего бункера. Настроение у него было удручающим из за массовых потерь и становившегося все более безысходным положения. Вместо него полковник Пьер Ланглэ, агрессивно - наступательный дух которого значительно подупал, организовывал сопротивление. Де Кастри предоставил ему свободу действий, не передавая командование официально, для чего ему понадобилось бы запросить разрешение Наварра.
Помимо удержания двух последних позиций на левом берегу Ланглэ своими постоянными мольбами о помощи добился от Ханоя отправки все большего количества самолетов, сбрасывавших бомбы и напалм на горные цепи на западе. Тем не менее, подавить действующую там тяжелую артиллерию вьетнамцев и нанести серьезный ущерб их тылам. Потери были велики, но подразделения повсюду, где это было возможно, прятались в глубоких пещерах в скалах. Для французских и американских летчиков небо над Дьенбьенфу становилось с каждым днем все опасней, потому что Народная армия стягивала на захваченные позиции много легких зенитных пушек и начала применять их уже в самом котле долины. Это внесло хаос даже в поставки грузов с помощью парашютов. Самолеты не могли уже подлетать, как раньше, с северного или северо - восточного направления на высоте, пригодной для точного сброса грузов, потому что попадали под сильный зенитный огонь, ведущийся с захваченного вьетнамцами форта"Югетт". Потому они выбирали другие маршруты и шли на большой высоте, что снижало точность сброса грузов.
Из за этого тонны боеприпасов, оснащения и провизии опускались прямо на позиции Народной армии. Солдаты собирали грузы и доставляли их по ночам на срочно организованные распределительные пункты.
Гастон Жанвилль каждую ночь обращался к соотечественникам по мегафону. Он говорил, что лучше всего будет, если они прекратят сопротивление, тем более что предназначенные для них 105 -мм снаряды уже давно попадают в руки Народной армии. - Приходите к нам, пока мы с благодарностью не пошлем эти снаряды к вам назад!
Перебежчики сообщали, что его и других агитаторов теперь слышно лучше, потому что патронов к пулеметам осталось так мало, то огонь ведется только по хорошо видимым целям. Но большинство французов все равно боится Вьетминя. Они думают, что их тут запытают до смерти, из мести за бесчисленные карательные экспедиции против мирного населения, которые французские войска проводили во Вьетнаме с первых дней войны.
Однажды де Кастри выяснил, что подразделения Народной армии спокойно занимаются теперь подготовкой к дальнейшим атакам на территории между левым берегом Нам - Юма и бывшими укреплениями "Доминик", потому что оставшиеся в "Доминик" очаги сопротивления могут лишь обороняться и неспособны на контратаки. Он настоял на том, чтобы перерезать путь к отходу пробившимся вплоть до речного берега подразделениям Вьетминя.
- Нас может спасти только атака! - заклинал он скептически настроенных офицеров своего штаба. Подполковник Ланглэ был единственным, кто выразил сомнения, когда услышал, что для контратаки нужно собрать войска, в частности, с последних еще существующих фортов "Югетт". Он заметил, что это означает практическую сдачу оборонительной системы и позволяет Вьетминю с севера - с направления уже лишенной в этом случае защиты ВПП - прорваться в центр крепости. Но де Кастри высокомерно стал его поучать, говоря, что на севере, мол, у противника нет достаточно сил, потому атака оттуда исключена. Так как Ланглэ не хотел открыто возражать своему начальнику, и он, в конце концов, поддержал идею контратаки.
Ночью на 9 апреля жесткие звуки сигнальных рожков подняли французских солдат из окопов. Атака их напоролась на сопротивление противника, который хоть и был удивлен внезапностью, но не потерял голову. Главнокомандующий Народной армией приказал обороняться гибко с основной целью - вывести из строя как можно больше вражеских солдат. Удержание или захват территории были лишь на втором месте. Четыре дня и ночи бои шли с переменным успехом. Каждый отход вьетнамцев возбуждал у французов новые надежды. Но лишь до новой контратаки Вьетминя. Эта операция стоила жизни около тысячи французских солдат. А результатом для них был лишь шанс сидеть на части холма С-1, все время нагибая голову. Действия Народной армии западнее вершины, со стороны реки, продолжались без помех. Здесь уже готовился последний этап наступления - прыжок к центру.
Все это время продолжался беспрерывный обстрел центральных укреплений. Там уже можно было все в большей степени использовать и минометы. Крепость, занимавшая раньше всю долину, ужалась до клочка площадью не больше двух квадратных километров, полностью изолированного от баз снабжения, недостаточно укрепленного, занятого все еще десятью тысячами солдат, из которых уже больше половины было небоеспособны из за ранений. Оставшаяся часть в значительной мере была деморализована. Свирепствовали болезни - от простуд из за переохлаждения до поноса и лихорадки. На наступательные действия этот гарнизон уже не был способен. Ни де Кастри, ни его заместитель Ланглэ, ни все еще склонные к показной решительности командиры новоприбывших парашютистов не сомневались в приближении конца. Курсировали слухи об отправке войск из Лаоса для прорыва блокады, поговаривали и о вмешательстве американцев, даже об атомной бомбе. Но все это не могло поднять боевой дух.
В этой ситуации Наварр из Сайгона обратился в Париж, в министерство обороны, с просьбой повысить де Кастри до звания бригадного генерала.
Это вызвало бурные споры в министерстве, в ходе которых многие, рассматривавшие положение в Дьенбьенфу как безвыходное, выступили против этого предложения. Какой смысл оказывать такую услугу противнику, который в ближайшем времени захватит остатки крепости - подарить ему пленного генерала? Триумф вьетнамцев из за этого будет еще большим. Но с этим не согласились те, кто против голоса рассудка поддерживали миф о непобедимости французской армии и считали повышение де Кастри моральным стимулом для сражающихся солдат, защищавших честь Франции до победы. Они настояли на своем, и Коньи пришлось разыграть эту комичную пьеску.
15 апреля командующий войсками в Тонкине связался с комендантом крепости, который лишь частично очнулся от своей летаргии. Он сообщил де Кастри о его повышении и со с трудом скрываемой иронией добавил: - Вам доставит дополнительную радость тот факт, что вы и ваши войска в сегодняшнем приказе по французской армии названы ярким примером мужества и героизма…
Два погона с двумя звездами были вместе с напитками и сигаретами упакованы в контейнер и ночью сброшены над крепостью. Они попали на территорию, контролируемую Вьетминем. Потому французским штабным офицерам пришлось самим изготовить в командном бункере погоны из покрашенной ткани, жести и картона, которые торжественно вручили коменданту. Празднование прошло без особой радости. Коньяка больше не было и пришлось довольствоваться разбавленным "виногелем". Курили давно покрывшиеся плесенью сигареты сайгонского производства, фирм "Котаб" и "Мелия", которых тоже оставалось совсем мало. Когда неподалеку от командного пункта взрывался снаряд Народной армии, господа офицеры непроизвольно пригибались. С потолка блиндажа в жестяные кружки с кислым праздничным напитком сыпались кусочки земли.
- Ты еще можешь стоять, моя девочка? - спросил в операционной полевого лазарета профессор Тунг у медсестры Ба, стоявшей рядом с пинцетом и марлей. Он видел, как она кивнула, но он все еще сомневался, потому что они стояли тут уже шесть часов и прооперировали за это время три тяжелых ранения в голову.
Тунг давно заметил, как серьезна и надежна медсестра Ба. У нее было умение и, самое главное, спокойные руки. Потом, думал он, ей стоит пойти учиться. Из нее вышел бы хороший врач. Потом - когда "потом"? Работа в полевом лазарете была одной из самых сложных, которую мог бы себе представить Тунг.
За последние дни потеплело. Приближалось лето, здесь в горах, где весна всегда остается коротким эпизодом между дождями и жарой. Если в сезон дождей помехой были тараканы и пауки, заползавшие в операционную в поисках сухого местечка - иногда их удаляли прямо с раны, то теперь и медикам и раненым доставляли адские муки комары и мошки. Стоило врачу во время операции сделать инстинктивное движение ногой, чтобы отогнать надоедливого комара, как из руки у него мог выскользнуть скальпель, он мог потерять артерию, а в тех условиях, в которых доводилось оперировать, от этого могла зависеть судьба пациента. В наступившей после дождей влажной жаре расплодившиеся насекомые буквально бесились от желания ужалить, которое еще более возбуждали запахи крови и гноя, висящие над лазаретом подобно облаку.
Но укусы были не единственной проблемой. Насекомые вызывали долговременные воспаления, нагноения, потому что мухи с удовольствием откладывали яйца в еще не обработанные раны или под неплотные перевязки из креповой бумаги, которой пользовались ввиду нехватки других перевязочных материалов. Профессор Тунг экспериментировал с разными травами и мазями, чтобы справиться с проблемой насекомых.
Он был человеком, мастерски владевшим искусством современной хирургии и изучавший ее до этой битвы в институте в районе Туйен - Кванг, который давно был освобожден. Но очень подвижный и физически и духовно мужчина за изучением современной медицины не забывал, что во многих областях страны есть знатоки традиционной медицины, умевшие успешно лечить многие болезни с помощью экстрактов трав, травяных чаев и самодельных мазей. Тунг не разделял презрение многих образованных докторов к этим старинным рецептам. многие из них превосходно подходили для дополнения обычных современных методов, особенно в той ситуации, в которой находился Вьетнам, где еще не хватало ни образованных врачей, ни фармацевтических фабрик, производивших сульфамид или антибиотики. Потому здесь еще долгое время можно было опираться на старинные методы лечения.
Пока профессор обрабатывал прострелянную кость бедра раненого сапера, высасывал осколки и сшивал вены, он пробурчал под марлевой повязкой: - Я точно знаю, что люди в этой местности знают растение, отгоняющее москитов. Они засовывают его под свои матрацы, там, где спят. Это один из папоротников, но папоротников тут десятки тысяч видов. Какой именно? Я буду искать до конца жизни и не найду!
В ярости он притопывал левой ногой. Но на москита, присосавшегося к его голой ноге, это не действовало. Ругаясь, Тунг продолжал работать.
Могу ли я потребовать посадить под стол девушку с мухобойкой? Ей нужно будет бить лишь тогда, если одно из этих созданий усядется на мою кожу. Непроизвольно он засмеялся. Ба удивленно взглянула на него. Он только что был в ярости. Я сделала что то не так? Она быстро научилась помогать профессору при операциях, хотя в самом начале ей было трудно понять, что он имел в виду, когда, к примеру, просил подать ему какой то инструмент. Здесь не было нормального курса обучения, как в больницах в других, мирных странах. Здесь знания получали из первых рук, перенимая опыт во время борьбы за человеческую жизнь вместе с профессором или одним из других, более молодых врачей.
Когда Ба во время своей первой ампутации держала руку солдата, которую Тунг отпиливал выше локтя пилой с мелкими зубчиками, она смогла удержаться и не смотреть в эту сторону. Но как только в ее руках оказалась отпиленная рука, оказавшаяся внезапно отделенной от туловища, она упала в обморок.
Ба пришла в себя, когда профессор держал у нее под носом тряпочку, смоченную камфарой. Он ее так долго успокаивал, пока она не преодолела шок, а когда потом она стыдилась того. что произошло, профессор утешал: - Не нужно воспринимать это как трагедию, девочка! Каждому из нас было тяжело, особенно вначале, но и потом: каждый следующий раз. Как ты думаешь. сколько врачей, работающих здесь день и ночь, падали в обморок на первой своей операции! Мы все ведь только люди.
Теперь, еще до того, как он закончил операцию, он попросил продолжить другого врача. Затем он выскочил из хижины, где размещалась операционная, исчез в лесу и вернулся лишь после довольно продолжительного времени, когда раненого уже отнесли в хижину для лежачих больных. Лицо Тунга было желтым. Застарелая малярия, мучившая его время от времени. Но в этот раз он страдал еще и от жестокой диареи, о которой он втайне подозревал, что она одного происхождения с дизентерией, которой заболело за последние дни уже очень много людей.
Он утомленно уселся на ящике и перелистывал свой блокнот, в котором перечислялись самые разные традиционные лекарственные средства. Многие из них уже были в лазарете. Тунг выискивал мешочки с травами, тер их, нюхал, пока не нашел, что искал. Он высыпал горстку в горшок, залил сверху горячей водой, всегда кипевшей в котелках над огнем, и дал вареву настояться.
- Ба! - позвал он. Когда она вошла, он с кислой улыбкой сообщил, что снова чувствует себя прекрасно. Девушка ему не поверила. Большинство работавших под его началом в лазарете врачей учились у Тунга и знали его как храброго человека, который никогда не щадил себя. Они давно знали и о причине его поспешного бегства к лесу и уже говорили об этом.
- Вы больны, профессор? - спросила Ба.
К ее удивлению он посмотрел на нее с улыбкой и ответил: - Конечно, я болен, девочка. Мы тут все больны. Или ты видишь хоть одного, кто мог бы сказать о себе, что он абсолютно здоров?
- Говорят многие.
Он не хотел больше говорить об этом. Взглянув в горшок, он понял, что настой уже готов. Из ящика для грузов Тунг вынул бутылочку темно - коричневой настойки опиума и капнул пару капель в горшок. Такая опиумная тинктура была сегодня в большинстве деревень самым распространенным лекарством против распространявшихся часто по непонятным причинам эпидемий диареи. Он выпил смесь одним глотком, передернулся, скривил лицо и пробормотал что то о чертовой настойке. Но потом повернулся к Ба и попросил пройти с ним: - У меня тут есть для тебя работа. Кто то должен каждые четыре часа контролировать моих мух! А когда я провожу операцию, ты должна будешь это делать!
Его"мухи" были культурами, с которыми он экспериментировал. Они находились в одной из покрытых травой хижин, где хранились лекарства. Это была дюжина плоских стеклянных мисочек с крышками, в которых профессор держал мух и других насекомых, которые тут должны были принести потомство. А в маленьких бутылочках профессор держал экстракты разных трав. Тунг регулярно капал в специально промаркированные мисочки определенные экстракты, чтобы знать, какое растение повлияет на откладку насекомыми яиц. Он искал средство, чтобы сократить число инфекций, вызываемых насекомыми и их личинками. Тунг чувствовал, что он близок к цели. Осматривая мисочки, он снова подметил. что большая желтая муха, принадлежащая к самым быстро размножающимся видам насекомых в его коллекции, все еще не отложила яйца.
- Посмотри, - обратил он внимание девушки, - мы найдем средство!
Он взял бутылочку, взял оттуда пипеткой крохотное количество жидкости и осторожно капнул ее в мисочку с ярко - желтой мухой внутри.
- Ты будешь делать тоже самое каждые четыре часа, - поручил он Ба. - Тебе легче на пару минут отлучиться с операции, чем мне. И смотри, чтобы муха не улетела! Кстати, экстракт этот состоит в основном из долго варившейся коры хинного дерева. Горький как желчь и очень сконцентрированный, но безвредный для ран. Только для мух. По моему наблюдению, он лишает их способности размножаться. Интересно, не так ли? Если это продолжится еще два дня, мы победили!
Он пошел поспать пару часов. Вдали, за горами, грохотал огонь артиллерии. Раз за разом со стороны дороги, идущей через лес неподалеку от лазарета, раздавались крики начальников транспортных колонн: - Тиен лен!
Профессор хорошо спал. К концу дня прибыли первые транспорты с ранеными, и Тунг готовился к работе. Ба, которая уже была в операционной, он со смехом поприветствовал: - Ну, как поживают наши мухи?
- Желтая до сих пор не отложила яйца, - ответила девушка. Тунг довольно улыбнулся. Он был знаменит своим юмором, и каждый знал его манеру шутить порой над самыми серьезными вещами. Сейчас он тоном триумфатора сказал: - Вот видишь, девочка, какова жизнь. Когда мы здесь победим, то никто ведь не скажет о том, что, в конечном счете, победа была одержана, потому что мы выяснили, как можно предотвратить размножение мух!
Первый пациент, попавший на стол к профессору, был сапером с осколочным ранением черепа. Сильный мужчина молча смотрел на профессора, осматривающего его голову.
- Гм, сынок, - успокаивал его Тунг, - похоже, что с тобой придется поработать. Ну что ж, ты выполнил свой долг, теперь мы выполним свой. Не бойся, мы справимся.
Два часа работал Тунг, не покладая рук. Он вскрыл череп, вынул осколок, затем высосал самодельным инструментом все проникшие в голову чужеродные тела. Это длилось долго. Наконец, он был удовлетворен. Сквозь мокрую марлевую повязку он проворчал: - Что бы сталось с тобой, мальчик мой, если бы ты не попал в руки именно ко мне, неудавшемуся изобретателю!