- Осколок из ноги вытаскивают, - тихо пояснил Ефим подошедшему Михаилу, кивнув на раненого, лицо которого было закрыто плащ-палаткой. Двое держали его за руки и за ноги, а третий чистил рану. Осколок весь в запекшейся крови уже лежал на траве. "Хирург" присыпал стрептоцидом рану, которая начиналась выше колена. И начал бинтовать. Марли хватило только на первый слой. Дальше пришлось заматывать изорванной нижней рубашкой, которая, вероятно, бы когда-то белой.
- Рваная рана, вот что плохо, - закончив свое дело и рукавом вытирая лоб, сказал "хирург". Приветливо кивнув Михаилу, он добавил: - Командир хотел тебя видеть. Но сейчас он, наверное, без сознания.
Открыли лицо раненого. Михаил вздрогнул. Подбежал. Да так и упал на колени, припав к бледному, заросшему щетиной, но такому знакомому лицу полковника Стародуба.
Нежно, почти не прикасаясь, Михаил обнял того, кого считал утраченным навеки. Потом порывисто встал и поочередно перецеловал всех незнакомых ему, но ставших сразу близкими бойцов.
- Где вы его нашли? - спросил он радостно.
- Это он нас нашел, а не мы его, - ответил "хирург".
Снова прострочил пулемет, ближе, чем прежде.
- На носилки! Пошли! - скомандовал Михаил. - Пулеметчики! Один вперед, второй позади. Автомат - со мною. Остальные по бокам. Ефим, Саша - в разведку. Идите все время впереди в полукилометре. Если нарветесь на засаду, старайтесь уходить без выстрелов.
- Да, ввязываться в бой нам теперь невыгодно, - заметил "хирург". - Только бы оторваться.
Но оторваться отряду от фашистов не удалось. Видно, слишком важным был пущенный под откос эшелон и неутолима ярость фашистов.
Уходя из-под обстрела, который теперь приближался круто загнутой подковой, отряд Михаила Черного вышел из большого леса и углублялся в поросшее кустарником болото.
Без собаки немцы шли вслепую. Но к ним, судя по густоте огня, все время прибывали новые силы. Линия облавы расширялась, постепенно затягивая в петлю всю окрестность.
Теперь у партизан был только один путь, вперед, по болоту. А оно, как на зло, становилось все более топким. Кустарник редел и наконец совсем кончился. Перед остановившимся отрядом открылась широкая, до самого горизонта, чистая болотистая равнина. Лишь кое-где на ней зеленели островки, поросшие лозняком или ольшаником.
- Топь, - упавшим голосом определил вологодец. - Непроходимая смертная зыбь.
- Еще раз скажи про смерть, и я тебя расстреляю, чертов паникер! - зло бросил Михаил и, приказав отряду сделать привал, пошел с Ефимом по берегу трясины.
А стрельба позади становилась гуще, сильней. Слышались уже отдельные зычные выкрики немецких командиров.
"Видно, они-то знают местность. У них карта. Вот и загнали нас в трясину", - думал Михаил, зорко рассматривая болото.
- Кладка! - обрадованно воскликнул Ефим и указал Михаилу на полузатопленные в черной жиже ольховые жерди, сложенные одна за другой в виде узкой тропки, ведущей в середину трясины, к большому острову, поросшему седым лозняком.
- Тропинка косарей, - догадался Ефим.
- Как же они оттуда сено носят по этим жердочкам? - не поверил Михаил.
- На санях возят, зимой, когда болото промерзнет.
- Вообще-то похоже, - согласился Михаил. - Но если мы заберемся на тот остров, то уж оттуда нам возврата не будет.
- Зато и фашиста ни одного не пропустим к себе, пока будем живы.
- Пока будем живы… - тихо, печально, однако с какой-то угрозой в голосе повторил Михаил. - Правильно, Ефим. Окопаемся. И будем эту тропку держать на мушке.
- Да можно и тропу-то убрать. Кто пойдет последним, потянет за собой жердь, передаст впереди идущим. И так всю дорогу унесем с собою на остров. А новую пусть попробуют построить, пока у нас есть патроны.
Глядя на спасительную тропку, Михаил прищурил левый глаз и тихо процедил:
- Они-то могут и не делать такой кладки, с воздуха достанут. Поставят миномет и смешают этот островок с грязью.
- А что ж делать? - развел руками Ефим.
- Да что ж, идти на остров, - прислушиваясь к выстрелам, теперь уже совсем близким, ответил Михаил. Ты иди, проверь эту кладку до самого островка, а я приведу отряд. Если что не так, выйди навстречу.
Лавиной стрельбы, трескотни, окриков и посвистов приближалась к болоту немецкая облава.
- Как на волков идут - с шумом и гамом! - заметил вологодец.
- Это они нас отпугивают, чтоб самим не напороться на засаду, - ответил ему автоматчик из нового отряда, оказавшийся его земляком, высокий, очень спокойный боец Ваня Торопов. - В лесу они воевать не любят.
- Но вот же идут! - грустно возразил Ермачок.
Раздалась команда: "Вперед!" И отряд направился по кладке в глубь болота. Впереди теперь только двое самых сильных бойцов несли носилки с раненым. Михаил пристроился на полпути о бок кладки, стоя на специально захваченной из лесу валежине. Он держал винтовку наизготовку и зорко осматривал опушку, с которой только что ушли. Если вдруг высунется из лесу немец, его надо снять одним выстрелом. Перестрелки сейчас, пока отряд на переходе к острову, затевать никак нельзя. Враги могут перестрелять во мгновение ока партизан, растянувшихся цепочкой и не имеющих возможности залечь.
Последними шли двое - северяне Василий и Ваня. Пройдя первую кладку, они с огромным трудом вытащили ее из черного, засасывающего болотного месива и передали вперед. Тяжелая, облепленная скользкой болотиной, разбухшая лесина пошла по рукам к острову и была брошена в болото лишь на полпути. За ней - вторая, третья… Важно было разобрать кладку хотя бы до половины пути.
Солнце склонилось над орущим, стреляющим лесом, когда партизаны выбрались на остров и стали располагаться для обороны.
Случай с собакой пошел немцам впрок. Из леса они не высовывались, хотя чувствовалось, что приблизились к болоту вплотную. Наступил вечер. Стрельба на немецкой стороне смолкала. Вспыхнули костры, уточнявшие для партизан линию вражеского кольца.
Немного в стороне от кладки среди старых порубок ольшаника партизаны окопались и установили пулемет. Отсюда будет видно, если немцы попытаются восстановить кладку. А пока пулемет работает, врагам к острову пробраться не удастся. Остальные бойцы окопались вдоль острова. И только раненый был унесен на противоположный конец острова, подальше от прямого вражеского огня.
На рассвете Михаилу доложили, что Стародуб очнулся и просит Михаила к себе. Михаил пошел к раненому командиру.
Стародуб лежал в густом лозняке на мягкой подстилке из травы и смотрел в холодное зеленеющее небо. Когда он увидел склонившегося над ним Михаила, он улыбнулся.
- Миша. Наконец-то!
- Товарищ командир, лежите молча, вам нельзя говорить, - остановил его Михаил.
- Немцы притихли? - спросил Стародуб и, когда Михаил кивнул, он уверенно сказал: - Больше они палить не будут, по крайней мере один день, а постараются выманить из мышеловки всякими хитростями.
Ночью ребята пытались пробраться в глубь болот, к следующему острову. Не удалось. Зыбь непроходимая. Кладки не держатся, - спокойно ответил Михаил, однако в голосе его Стародуб уловил обреченность. У нас есть два вологодца, знающих болота, они плетут какие-то лыжи и на четвереньках хотят пробраться к дальнему острову. Говорят, за тем островом чувствуется близость речки. По речке мы вплавь ушли бы.
- Ну когда сделают лыжи, пусть покажут мне. А пока что слушай, как меня похоронили… Тебе это важно знать, потому что там очень надежное село. Хорошие там люди. На них можно крепко опереться.
- Если выберемся отсюда… - заметил Михаил.
- Спартак был в худшем положении и то вырвался.
- Это когда их на горе окружили и они лестницы делали из виноградной лозы?
- Да… Найдем и мы такие лестницы… Что-нибудь придумаем, если лыжи не выручат. Ну так слушай…
РЕБЯТАМ ПОВЕЗЛО
ДРУГ ЗА ДРУГА
Раньше Миша неохотно гонял свою буренку на пастбище. А теперь, когда началась война и Красная Армия ушла на восток, теперь совсем другое дело. В лесу и на полянах, вдали от села, где недавно прошли бои, осталось много интересного. Каждый день пастушки находили что-нибудь новое, уж не говоря о патронах, которыми набивали торбы и пачками бросали в костры, пугая матерей и стариков напоминанием недавних перестрелок. Пятиклассники Миша, Коля и Яша держались в стороне от других мальчишек. Их дружба скреплена была не только школой, а еще больше тем, что отцы вместе ушли на фронт.
Сегодня три друга проснулись раньше обычного - они решили забрать в свое стадо коров тех хозяек, мужья которых защищали Родину, а дома не было пастухов. Надо было пораньше обойти все такие дворы и предупредить о том, где будет собираться стадо.
Женщины насовали в торбы пастушков хлеба, сухарей, бутылок с молоком. А те, у кого держалась еще мука, дали по ватрушке или пирожку.
Ребята погнали коров, провожаемые добрыми напутствиями солдаток.
За селом Миша вытащил из-за пазухи красноармейскую пилотку со звездочкой и лихо нахлобучил на голову. К серой домотканой рубашке приколол значок "Юный ворошиловский стрелок", а через плечо повесил бинокль. Коля и Яша тоже надели пилотки, но у них не было значков, и оба в душе завидовали другу. Со значком да биноклем он казался им похожим на легендарного полководца гражданской войны. Осталось только подрасти да усы отпустить. Миша это знал и старался быть всегда подтянутым, как и подобает истинному полководцу. Он даже дома перешел "на военное положение" - спал только на жесткой постели, по утрам обливался холодной водой, ел три раза в день. (Раньше он ел, как говорила мать, один раз в день - с утра до вечера без перерыва.) И самое главное, он теперь при каждой возможности старался быть смелым…
Чтобы скорее войти в лес, ребята погнали коров напрямик, через нескошенный, осыпавшийся ячмень.
Захлестав росою штаны до самого пояса, мальчишки углубились в недра старого бора. На солнечной полянке, окруженной с трех сторон речушкой, коровы разбрелись по траве, а пастушки сели завтракать.
Договорились так: один остается возле стада, а двое до обеда рыщут по лесу в поисках трофеев. Потом смена. Чтоб никому не было обидно, бросили жребий. Первому пришлось пасти Яше. А Миша и Коля отправились в ту часть леса, которая не была еще ими исследована. Часа через два они набрели на большую немецкую пушку. Конец ствола ее, направленного на восток, был разворочен, словно пасть кровожадного зверя после схватки с бесстрашным охотником. Это сходство особенно усиливала ржавчина, похожая на запекшуюся кровь.
Не найдя здесь ничего подходящего, друзья отправились дальше.
Пошел сплошной сосняк. Деревья стояли гуще, стройнее. Чаще стали попадаться холмики с песчаными лысинами. За каждым из них ребята надеялись найти что-нибудь новое. Но ничего нового не попадалось, и "исследователи" продолжали свой путь, уходя все дальше от стада.
- Я здесь никогда не бывал, - тихо признался Коля.
- Тут и отец твой не хаживал, не только ты, - ответил Миша, настороженно всматриваясь в густую заросль молодого ельничка.
- Отец-то, положим, был…
- Коль, глянь!
- Что там?
- Вроде бы как дом.
- Может, вернемся? - глотая слюну, прошептал Коля. - Вдруг немцы?
- У, дурень! - храбро направляясь вперед, сказал Миша. - Говорил же тот летчик, что немцы леса боятся, как черт ладана.
"Будь что будет, только бы не фрицы!" - решил холя и пошел за другом.
- Чудаки же мы! - вдруг громко воскликнул Миша, разглядев на пригорке штабеля дров, которые принял было за постройку.
Коля обогнал друга и первым выбежал на холмик.
Но тут же присел, словно пришибленный. В его побелевшем лице, в широко раскрытых глазах товарищ прочел дикий ужас и тоже опустился на землю.
- Что там? - пересохшими губами не скоро спросил Миша.
- Тсс! - подняв руку и грозно сдвинув брови, предупредил Коля и подал знак отступать.
Уползая за другом на четвереньках, Миша настойчиво добивался разъяснения происшедшего. Но ответ получил только тогда, когда страшное место осталось далеко позади.
- Там… в окопе… под черной елкой… - с трудом переводя дыхание, рассказывал Коля, - сидит кто-то и винтовку в руках держит.
Миша постоял в нерешительности, потом сказал:
- Давай залезем на дерево и в бинокль рассмотрим.
- Правильно! - обрадовался Коля. - Хорошо, что ты не забыл его.
Вскоре друзья сидели на верхушке развесистой сосны и поочередно рассматривали то, что их так напугало. Возле обгоревшей ели, в черном окопе, сидел человек с винтовкой, поставленной между коленей вверх штыком.
- Коль, а как он сидел раньше?
- Точно так же.
- Не может быть!
- Чтоб мне с места не сойти!
- Ох и трусы мы с тобой, Колька! - громко воскликнул Миша, опуская правую ногу, чтобы слезать с дерева. - А еще пионеры! Ведь это неживой солдат, да еще и наш, советский! Видишь звездочку на пилотке?
- А пилотка съехала на глаза, и он ее не поправляет. Значит, правда неживой.
С быстротою кошек опустились на землю и, обгоняя друг друга, помчались к черному дереву.
Вершина холма за штабелями дров была скрыта окопами, среди которых валялись обгоревшие немецкие мундиры, консервные банки, множество разных бумаг.
Мальчишки долго стояли возле погибшего воина. Призрак смерти, казалось, еще бродил между обожженными, окаменевшими деревьями. Невольно представлялась картина недавнего боя. Ребята долго обменивались предположениями, почему красноармеец умер в такой позе. Наконец решили, что немцы пальнули из огнемета, у него сразу захватило дух и он умер, сидя в окопе.
- Командир отделения. Пехотинец, - знающе заметил Коля.
- Конечно, не летчик! - ответил Миша.
- Нам его не вытащить из окопа, - огорченно сознался Коля. - Мертвые всегда тяжелые.
- А зачем его тащить куда-то? Окопчик глубокий, похороним в нем по-военному, - предложил Миша. - Вон у него и лопаточка.
Быстро обложили труп дощечками из-под патронных ящиков, которые здесь валялись на каждом шагу, и засыпали землей.
Пока Миша обкладывал дерном могилу, Коля нашел под кучей слежавшейся бумаги кусочек кумача, вероятно обрывок лозунга. Вырезал складышком маленький флажок и, прикрепив его к палочке из сухой ветки, воткнул в середину холмика. Лесной ветерок подхватил конец флажка, и он затрепетал, как огонек.
- Пусть это будет ему временным памятником, - сказал Миша. - Потом сделаем лучше.
- Давай надпись сделаем! - придумал Коля.
- А какую ты придумаешь надпись? - развел руками не очень богатый на выдумки Миша. - Ни фамилии, ничего не знаем.
- Я уже придумал. Найди только мне уголек. А я подберу подходящую дощечку…
Лишь закончив похороны воина-героя, друзья спохватились, что солнце уже совсем низко, и припустили во все лопатки к Яшке. Возле ручья, попавшегося на пути, остановились передохнуть и напиться. В карманах у них было по кусочку хлеба и луковица. Все это время они так и не вспомнили о еде. Каждый окунул свой кусок в воду и ждал, пока хлеб размокнет. Они сидели на корточках возле прохладного, глухо булькавшего ручейка и прислушивались к дремучей тишине лесной чащобы. И вдруг оба настороженно оглянулись. Показалось, что кто-то застонал.
- Ребятки, помоги-ите!
Мишка испуганно посмотрел в глаза друга. Колька, широко раскрыв рот, посмотрел в глаза Мишки.
- Мальчишки, сюда!
- В ольшанике! - наконец прорезался голос у Мишки.
- Раненый! - догадался Коля. - Везет нам сегодня!
Найти в лесу раненого и оказать ему помощь было заветной мечтой многих мальчишек прифронтовых деревень.
- Хлеб не ешь! Понесем ему! - прошептал Коля. - Вдруг он голодный?
Зажав в пригоршнях разбухший в воде хлеб, мальчишки побежали на зов неизвестного.
В зарослях ольхи они увидели военного, беспомощно лежавшего на спине с перебинтованной ногой.
- Дяденька, с самолета упали? - вскрикнул Миша.
- Нет, в бою был ранен. Товарищ притащил меня сюда и ушел в село за едой, но, видно, попался сам. Второй день нету. Погиб где-то. Из-за меня.
- Дяденька, а вы поешьте хлеба, потом у вас силы прибавится и все расскажете, - предложил Коля, протягивая свой хлеб.
- Хотите, мы перетащим вас в свой тайный дот? Там сухо, и дождь не попадает, - предложил Миша.
- Вы ж не поднимете меня. А сам я теперь не могу даже ползти. Нога совсем отяжелела. Видно, заражение крови.
У Кольки от последних слов глаза покраснели. Он вскочил.
- Заражение крови! Это знаешь как страшно! - воскликнул он, глядя в лицо друга, тоже перепуганное и беспомощное. - Бежим скажем Софье Ивановне.
- Правильно! Она и ночью пойдет, не побоится, - обрадовался Миша счастливой догадке.
- Кто это? - спросил раненый.
- Наша фельдшерица. Ее муж в Красной Армии, а она тут живет, прячется от немцев. Полицаи ее пока не трогают, потому что им она тоже нужна, - сказал Колька, и оба стремглав помчались в глубь леса, где уже слышался нетерпеливый крик заждавшегося Яшки.