В тот вечер она делала еще другие намеки и смотрела на моих приятелей и на меня так странно. Фрица Хаманна и меня она, в конце концов, отвела в сторону и серьезно сказала: – Ты и ты не капут на войне. Потом она указала на мое лицо, на грудь и на обе руки и добавила: – Ты много много бум-бум! Наша недоверчивая ухмылка потом заставила ее застесняться, и она смущенная убежала за дверь. Теперь эта беседа возникла в моей голове, и я невольно дотронулся до правой щеки, которой Катя касалась тогда, и на которой царапина от русского штыка уже давно зажила. Тогда я вспомнил, что тогда вечером с нами были также Фриц Кошински, Вилли Краузе и погибший мотопехотинец Ханке. Было ли все это просто случайностью, или у Кати действительно было что-то вроде предчувствия? Если и Фриц Хаманн ничего не говорит, я тоже лучше об этом промолчу.
Виерт снова возвращает меня в действительность, когда он сердито рычит: – Вот же дерьмо! Теперь я все же действительно забыл свою трубку в избе. На всякий случай он еще раз перерывает все свои карманы.
"Профессор", ухмыляясь, поднимает вверх трубку с изогнутым мундштуком и махает ею прямо перед носом Виерта. – А это не она? – спрашивает он с притворной интонацией святоши.
– Конечно! – говорит удивленно Виерт и хочет ее схватить.
"Профессор" резко одергивает руку. – Э, не так быстро! Стоит две самокрутки.
– Что, сразу две? Да ты с ума сошел!
– Конечно, это чтобы ты в следующий раз был повнимательнее.
Виерт передает "Профессору" свою банку с табаком и листиками бумаги и получает взамен свою трубку. "Профессор", насколько это ему удается на трясущейся машине, сворачивает две сигареты, почти такие же толстые, как настоящие маленькие сигары.
Во время этого занятия он спрашивает Виерта: – А ты вообще знаешь, где я нашел твою трубку?
– Конечно! На подоконнике, куда я всегда ее кладу.
– Как бы не так, мой дорогой. Я ее только что нашел в снегу перед нашим грузовиком.
– Да ты просто хочешь получить еще одну сигарету, потому что я должен быть вдвое более благодарным тебе.
– Чепуха. У твоей травы так или иначе вкус вишневых листьев. Но зато снова видно, что ты тоже втюрился в Катю, – коварно ухмыляется "Профессор". – Почему? – Виерт делает удивленное лицо. – Да не надо прикидываться таким удивленным, – дразнит его "Профессор" и ухмыляется в нашу сторону. – Ведь когда ты забирался в кузов, твоя трубка еще была у тебя во рту. А когда потом прибежала Катя, то от большой радости трубка выпала у тебя из пасти. – Брось, выдумщик, я еще пока не страдаю от потери памяти, – при этих словах Виерт стучит себя пальцем по лбу.
– Нет, я тоже так не думаю, если ты от чего-то и страдаешь, то скорее от мук любви, не так ли? – Засранец! – Виерт, наконец, понял, что "Профессор" его разыграл. Он поспешно закуривает свою трубку и выпускает большое облако дыма.
Мы, естественно, знали, что Виерт относится к Кате с такой же симпатией как мы все, не больше, и что "Профессор" устроил с ним свою маленькую игру, которая всегда развлекала нас. Теперь это также немного смягчает наше подавленное настроение. Только у Пауля Адама задумчивое лицо. Он, пожалуй, все еще думает о Кате. За это время я уже узнал, что его чувства к ней больше, чем простая симпатия – и они основываются на взаимности. Но лучше я об этом промолчу, и не буду совать свой нос в чужие дела.
Между тем мы объезжаем ответвления оврага и с напряжением вслушиваемся в шум боя, который становится все ближе. Это ущелье мы уже знаем, как свои пять пальцев. Окопы на его склонах мы в большинстве случаев копали сами. Они уже размещены там очень плотно, почти как пчелиные соты. Теперь они частично занесены снегом. Но и на открытой поверхности, которую мы сейчас проезжаем, окоп за окопом. Узнать их можно только по легким холмикам, которые выделяются на ровной снежной площади.
– Очень интересно, на какую позицию нас отвезут на этот раз? – говорит Вальди.
Фриц Хаманн, который незадолго до этого высунул голову из-под тента и посмотрел по направлению движения, говорит: – Похоже, будто мы едем к горным стрелкам.
Затем нас внезапно обстреливают из пехотных орудий, и мы возвращаемся в овраг. Когда мы там спешиваемся, в нашу сторону уже с шумом летят минометные мины, и одна из них попадает в грузовик. Снаряды танковых пушек и противотанковых орудий разрезают воздух и взрываются на позициях нашего танкового батальона. Наши танки стреляют в ответ, подбивают несколько танков и останавливают вражескую атаку. Когда мы переходим в контратаку, нам навстречу бегут отступающие войска с позиций. Они в панике и тащат с собой своих раненых. Какой-то унтер-офицер сообщает нашему "Оберу", что враг после мощного обстрела атаковал их позиции большим количеством танков с посаженной на них пехотой. У них много погибших и раненых.
При поддержке нашего тяжелого оружия и двадцати танков мы медленно наступаем. Сначала атака идет быстро. Потом мы попадаем в зону обстрела тяжелого оружия. На открытой поверхности почти негде укрыться, и у нас снова большие потери, прежде всего, в легких отделениях, в пехоте. Тем не менее, нам удается снова отвоевать шоссе и отбросить противника далеко на юг. В темноте мы, согласно приказу, снова немного отходим назад и занимаем линию обороны, где уже есть одиночные окопы, которые нам нужно лишь освободить от снега и немного углубить. Это значит, что позиции на главной линии обороны снова выпрямлены.
Ночь была очень беспокойной. Сначала враг из тяжелого оружия обстреливал уже покинутые позиции перед нами. Когда он это заметил, то перенес огонь дальше. Несколько позже, когда начал идти небольшой снег, советские войска внезапно оказались перед нашими позициями. В свете наших сигнальных ракет мы увидели, как они приближаются к нам в своих белых маскхалатах. Но у них не было никакого шанса добраться до наших позиций. Мы отбили атаку, нанеся им большие потери, и все еще слышим крики о помощи их тяжелораненых. Никто не может им помочь.
Теперь русские сидят перед нами в окопах и нервничают. Время от времени они запускают осветительные ракеты. Они взлетают в темное ночное небо, и когда они падают, они еще пару секунд мерцают на снегу и отбрасывают вокруг себя вздрагивающие тени. Это похоже на взмах крыльев умирающих птиц. В воздухе теперь скользит только лишь несколько редких снежинок. Кажется, что у нас снова наступило небольшое затишье. Кто-то сзади подходит к нашей дыре и спрашивает: – Первое звено?
– Да, в чем дело? – спрашиваю я. По голосу я узнал Биттнера.
– Вам уже принесли еду?
– Нет! – говорю я.
– Вот свинство! Где же они так долго? – ругается Биттнер. – Это правда, – говорит также Пауль Адам. "Профессор" уже давно должен был вернуться. Но грузовик с провиантом пока не уехал. Можно даже слышать грохот котелков.
Правильно, теперь я тоже замечаю, что они ушли уже полчаса назад, причем на дорогу им понадобилось бы самое большее пятнадцать минут. Для получения еды мы всегда ходим по очереди. Сегодня был черед "Профессора" и переведенного к нам из другого эскадрона ефрейтора Крамера.
Какая-то тень появляется из темноты. Когда он становится на колени в окопе передо мной, я узнаю Вальди, который разместился через три окопа слева от нас. Он спрашивает, кто пошел за едой. Пауль отвечает ему. – Где же их носит? Другие уже двадцать минут назад вернулись, – говорит Вальди больше озабоченно, чем сердито.
Фриц Хаманн, который теперь тоже стоит на коленях в моем окопе, замечает: – Надо надеяться, что "Профессор" не заблудился в снежной пустыне. Он даже на свету плохо видит, не говоря уже о темноте.
– Не делай из мухи слона, ведь с ним еще и Крамер, – успокаиваю я. Но про себя я думаю о том, что я однажды тоже чуть не заблудился, когда на короткое время ходил к унтер-офицеру Беренду из легкого взвода, и только с большим трудом нашел обратный путь. Легкий взвод примыкал к нам справа и образовывал правый фланг. Еще дальше справа было широкое свободное пространство, так называемая нейтральная полоса. Как-то я попал туда и видел вокруг себя одну лишь белую поверхность. Только осветительная ракета у Ивана показала мне снова правильную дорогу. Как легко можно там заблудиться, если фронт спокоен и небо затянуто плотными облаками, как сейчас.
Между тем прошло еще пятнадцать минут, и солдаты из соседних взводов тоже не видели обоих наших и ничего не слышали о них. У нас усиливается подозрение, что они блуждают где-нибудь перед нами или даже справа от нас на нейтральной полосе. – Может, выстрелить трассирующими? – предлагает Пауль.
– Лучше не надо, – возражает Вальди с полным основанием. – Если они перед нами, то мы можем попасть в них. Кроме того, Иван тоже будет палить.
Не успел Вальди произнести это, как с русских позиций в небо взлетают осветительные ракеты. В то же мгновение там начинается фейерверк. Пулеметные очереди и винтовочные выстрелы прерывают передышку на фронте.
Что случилось? Вальди и Фриц Хаманн вскакивают и стремительно несутся в свои окопы. Пауль срывает брезент со станкового пулемета, и я уже стою за ним и снимаю фиксатор с направляющей. Несмотря на холод, ствол мягко поворачивается на направляющей туда-сюда. У нас в небо взлетают несколько осветительных ракет и освещают ровную снежную площадь перед нами. Ничего! Никакого движения не видно. Стрельба медленно стихает.
Что произошло? У русских сдали нервы? Иногда у нас тоже так бывает. Достаточно только, чтобы кто-то один ночью выстрелил, как тут же начинают палить и другие, и взлетают осветительные ракеты. Все снова спокойно, тем не менее, мы бодрствуем и напряженно прислушиваемся до поздней ночи. Проходит почти полчаса, когда Пауль говорит мне, что слышал слабый треск на снегу перед нами.
Неожиданно негромкий голос из соседних окопов прерывает наше напряженное слушание. – Ну, Хайнц, запускай уже хлопушку, – говорит кто-то. В ночное небо с шипением взлетает ракета и лопается вверху с глухим щелчком. Вслед за тем множество маленьких огней спускаются на землю и освещают предполье. Не бросились ли там в снег несколько фигур?
– Запускай еще одну! – говорит тот же голос. После этого еще одна ракета взлетает вверх. В ее свете мы отчетливо видим несколько фигур в белых маскхалатах, которые падают на землю и сливаются со снегом. Я вставляю пулеметную ленту и опускаю ствол на атакующих... – Стойте, стойте, не стреляйте, не стреляйте! – внезапно доносится спереди срывающийся голос. Вальди кричит: – "Профессор"! Крамер! Это вы? Вместо ответа две фигуры в белых камуфляжах бегут к нам. Вслед им сверкают выстрелы, и очередь из русского автомата летит за бегущими. Теперь ситуация ясна! Я нажимаю на спусковой крючок и выпускаю несколько прицельных очередей туда, где видел вспышки выстрелов. Автомат тут же замолкает. "Профессор" и Крамер уже исчезли в наших окопах. В свете последующих ракет мы видим, как русские лежат на земле. Один из наших "Хиви" из легкого взвода кричит им что-то по-русски. Кто-то отвечает. Когда они медленно встают, двое наших солдат идут к ним и приводят их к нам на позицию. Это была разведывательная группа в составе шестнадцати человек. Четверо из них мертвы и еще несколько легко ранены.
Я подкрадываюсь к окопу "Профессора". Несколько других солдат тоже уже там. "Профессор" рассказывает, что в темноте они слишком далеко отклонились вправо и заблудились на нейтральной полосе. – Сам черт не нашел бы дорогу ночью в этой снежной пустыне, – все еще ругается он. – Там все выглядит одинаковым как саван мертвеца. Он рассказывает, что они внезапно услышали шум перед собой и подумали, что, все же, добрались до наших позиций. И тут их как громом поразило, когда перед ними оказался какой-то русский и обратился к ним с какими-то словами. "Профессору" удалось еще стукнуть русского по голове котелком, а потом тут же начался этот фейерверк, который мы услышали. – Мы бежали со всех ног, – включается в разговор Крамер. Но мне по дороге пришлось бросить мой котелок с едой, вы уж простите.
– А, да ладно уж, – рычит Вальди. – Мы с голоду не умрем. Но как же вы оказались между русскими разведчиками?
– Да мы и сами не знаем, – говорит "Профессор". – Это было уже настоящее безумие. Когда русские стали стрелять нам вслед, мы, естественно, побежали в противоположном направлении к нашим позициям. Потом нам пришлось еще раз крепко испугаться, когда мы внезапно снова оказались среди русских, которые о чем-то негромко переговаривались между собой. Сначала я подумал, что мы ходим кругами, пока мы не заметили, что они осторожно подкрадывались вперед. Они в темноте приняли нас за своих. Когда я тогда закричал вам, и мы побежали, они, наверное, очень удивились. Что было потом, вы уже и сами знаете.
– Ну, вы и мастера попадать в истории, – не может сдержаться Виерт и добавляет: – А теперь наш прекрасный суп с макаронами тоже оказался у Ивана. Ну да, это мы переживем. Виерт смеется. Он хлопает "Профессора" по плечу. Я снова прокрадываюсь назад в свой окоп и рассказываю об услышанном Паулю. Он обращает мое внимание на то, что где-то перед нами, похоже, находится танк. Он якобы отчетливо слышал шум мотора. Но после этого он снова удалился. Чуть позже я тоже его слышу. Шум доносится справа, там, где, собственно, нейтральная полоса. Он иногда усиливается, а потом снова становится тише. Как будто танк поворачивает то туда, то сюда. – Может быть, он заблудился на этой белой поверхности? – говорит Пауль. Вполне возможно!
Шум мотора становится громче. Танк приближается. Иногда он снова и снова останавливается, и выключает двигатель. Его экипаж вслушивается в темноту. На белой поверхности ничего не видно. Я это знаю, они ждут знак, чтобы сориентироваться. Потом со стороны русских взлетает осветительная ракета. Танк останавливается! После этого кажется, будто его экипаж принял решение. Он подъезжает к нашим позициям. Очевидно, он принял фронт с той стороны за наши позиции. Потом начинает идти снег. Из-за этого видимость и для него, и для нас становится еще хуже.
Шум мотора становится отчетливее. Он все время приближается, и вот он уже перед нами. Но мы ничего не видим. Снег такой густой, что похож на белый занавес из тюля, и он бьет нас в лицо. Мы вытираем снег из глаз, чтобы лучше видеть. Танк выключает мотор. Экипаж, должно быть, открыл башенный люк, так как мы слышим их приглушенный разговор. Что они будут делать? Они совсем близко перед нашим одиночным окопом. Пауль и я пришли к единому мнению. Если он ворвется к нам на позицию, то мы пропустим его, так как у нас здесь ничего нет, чем мы могли бы его подбить. Почти сразу за нами в отделении управления эскадрона у них всегда есть магнитные кумулятивные мины. Кроме того, меньше чем в сотне метров за нами стоят две противотанковые пушки. Мы только должны и дальше вести себя спокойно, иначе они начнут стрелять и немедленно узнают, где мы находимся. Затем двигатель снова начинает работать. Гусеницы слегка скрипят и шуршат по снегу. Медленно, со скоростью пешехода, танк едет вперед. На фоне снежного занавеса проявляются контуры Т-34. Мощный и внушающий страх, он уже давно знаком мне, но все равно вновь и вновь воздействует на меня устрашающе. Все же, здесь в темноте мы в безопасности, пока он нас не заметил. Мы видим, как стальной гигант проходит мимо почти совсем близко от нас и приближается к позициям легкого взвода справа. Смрад его выхлопных газов душит нас, и Пауль подает мне одну из своих тряпок, которые он постоянно носит при себе, и которую мы теперь прижимаем к носу. – Надо надеяться, что ребята из легкого взвода тоже не станут нервничать и будут вести себя спокойно, – говорю я Паулю, когда танк снова останавливается почти перед их позициями.
– Русские все еще не знают, где они оказались и куда им ехать, – шепчет мне Пауль.
Снова голоса доносятся из темноты. Они беседуют. Потом слышно, как будто бы один или двое из них спрыгнули в снег. Вслед за тем шумы, как будто бы они бьют ногой о ногу и похлопывают себя руками. – Им холодно! – шепчет Пауль. – Похоже на то.
В этот момент тишину прерывает металлический щелчок, который доносится из правого соседнего окопа. Голоса русских мгновенно умолкли. Будем надеяться, что кто-то из молодых вояк не совершит ошибку и не выстрелит в русских, думаю я. Один из них определенно еще в танке и сразу начнет стрелять. Пару секунд все тихо. Не слышны ни голоса, ни какие-то другие звуки. Но потом мы слышим легкое шарканье их ног. Они снова залезают в танк? Затем слабый щелчок разрывает напряженную тишину, и я вижу, как маленькое остроконечное пламя вспыхивает из правого соседнего окопа. В следующую секунду происходит взрыв, и яркий огонь взметается в ночное небо. В тот же момент Т-34 оказывается в море огня, который ярко освещает все кругом. В свете огня двое русских бегут по снегу и исчезают в темноте. На позиции царит возбуждение. – Что произошло? Как вы подбили танк? – спрашивают все одновременно. Молодой мотопехотинец, который всего несколько дней назад попал к нам, вылезает из окопа, и преисполненный гордости объявляет: – Я взорвал его винтовочной гранатой.
Мы не можем в это поверить. Винтовочная, она же ружейная граната не подходит для борьбы с танками. Ее воздействие не сильнее, чем у ручной гранаты, и она, самое большее, только поцарапала бы танк.
Но молодой солдат, полный гордости, показывает нам так называемую ружейную мортирку, насадку к его винтовке, с помощью которой он выстрелил маленькую гранату. Товарищ, который был с ним в окопе, раскрывает тайну: – Я думаю, что он случайно попал как раз в топливный бак. Естественно, в противном случае ничего бы не получилось.
"Профессор", который стоит у меня за спиной, говорит с яростью: – Этого не может быть. Такое безумие! Это могло бы очень плохо закончиться для нас всех. Как только можно стрелять снежком по танку? Это больше твоя удача, чем ум, что ты как раз попал в бочку за башней. Его унтер-офицер тоже соответствующим образом наставляет его и объясняет, насколько легкомысленным был его поступок. Многие из нас легко могли бы погибнуть, если бы его винтовочная граната не попала бы случайно в наружный топливный бак, о существовании которого молодой вояка даже не знал, так как в темноте и метели он вообще мало что мог видеть. Потом он также признался, что он, собственно, хотел этой гранатой только уничтожить тех русских, которые слезли с танка. Тем не менее, после этого он получил право носить нарукавную нашивку с изображением танка, которой награждали всех солдат, уничтоживших танк в ближнем бою.
Но так как танк горел прямо перед нашими позициями, у этой истории был еще плохой эпилог. От взрывов танковых снарядов двое солдат получили ранения, и полностью был уничтожен один пулемет. Это был фейерверк как при артобстреле. Наконец, взрывающиеся снаряды снесли башню и отбросили ее на несколько метров на наши позиции. Мы как раз еще успели спрятаться глубоко в нашу дыру, когда стальное поворотное кольцо башни прожужжало по воздуху и чуть не раздавило наш пулемет. Оно упало всего в одном метре рядом с нашим одиночным окопом и глубоко зарылось в снег. Только к утру остальное горючее танка тоже выгорело, и мы снова смогли спокойно дышать. Только лишь большое черное пятно около обломков свидетельствовало о том, что один легкомысленный солдат смог подбить Т-34 винтовочной гранатой.